Читать книгу Знание в контексте - Игорь Прись - Страница 34

В рамках пост-Гетье эпистемологии (см. Часть I) происходит отход от классического определения (анализа) знания. При этом делаются попытки сохранить его ядро, корректируя определение путём введения дополнительной компоненты, Х, позволяющей исключить все виды случаев Гетье и, в частности, случаи истинных обоснованных мнений, которые не являются знанием. Поскольку с необходимостью всякое знание есть истинное мнение, компоненты «истинность» и «мнение» – необходимые компоненты любого возможного определения знания. Поэтому знание представляется либо как истинное мнение с обоснованием и дополнительным условием Х, либо просто как истинное мнение с дополнительным условием Х: знание = мнение + истинность + (обоснование) + Х.

Как было показано в Части I, все попытки проанализировать концепт знания некруговым образом, не прибегая к самому этому концепту, потерпели неудачу. Ухищрения, к которым прибегали предлагаемые теории, напоминали введение дополнительных «эпициклов» в геоцентрическую систему с целью её сохранения любой ценой. Т. Уильямсон называет традиционный анализ знания «гру (grue) – подобным». Это недвусмысленный намёк на так называемый «гру»-парадокс, сформулированный Н. Гудменом в отношении индукции. Предикат «зелёно-синий» («grue» состоит из двух первых бук слова «green» (зелёный) и слова «blue» (синий)) выражающий свойство, быть зелёным до некоторого определённого момента времени, и быть голубым после этого момента времени, не является естественным. Он не может составить конкуренцию предикату «зелёный» в процессе индуктивного вывода. Точно так же, не являются естественными предлагаемые в рамках пост-Гетье эпистемологии всё более сложные некруговые анализы знания в виде необходимых и достаточных условий. Такие анализы также противоречат принципу простоты, и их существование приводит к проблеме, аналогичной известной проблеме «переподгонки» (чрезмерной подгонки, over-fitting), возникающей в естественных науках, когда пытаются представить полученные экспериментальные данные слишком точным образом. В результате представление (кривая, уравнение и так далее) оказывается сверхчувствительным к варьирующимся неизбежным отклонениям результатов измерений величин от их истинных значений [1]). Переподгонка, таким образом, не позволяет выявить подлинную закономерность или затрудняет такое выявление.

В Части I мы показали, что в эпистемологии не просто предлагались различные теории, а имела место их эволюция. В частности, мы проследили эволюцию и постепенное совершенствование теорий, начиная с релайабилизма А. Голдмана и заканчивая эпистемологическим дизъюнктивизмом Д. Притчарда и его двухаспектной эпистемологией, комбинирующей безопасную/антирисковую эпистемологию и эпистемологию добродетелей. Важным моментом в этом развитии было возникновение эпистемологического экстернализма. Например, релайабилизм Голдмана не требует интерналистского обоснования истинного мнения для того, чтобы оно было знанием. Для наличия знания достаточно, чтобы истинное мнение было результатом надёжного когнитивного процесса, который, как правило, даёт истинное мнение. Обоснование, таким образом, оказывается экстерналистским, не доступным субъекту. Безопасная (антислучайная) эпистемология Д. Притчарда, утверждающая, что знание есть истинное безопасное мнение, – развитие релайабилизма Голдмана. Свой эпистемологический дизъюнктивизм Притчард рассматривает как нестандартный интернализм, содержащий элементы экстернализма (речь всё-таки идёт о доступных рефлексии основаниях. Но эти основания фактивны) (см. Главы 3–5 Части 4). Недавно Притчард также показал совместимость эпистемологического дизъюнктивизма и безопасной/антирисковой эпистемологии добродетелей [2] (см. Главу 5 Части 4).

Принципиальная проблема, с которой столкнулись предлагаемые теории, за исключением эпистемологического дизъюнктивизма, состояла в том, что поскольку между мнением (его обоснованием, не гарантирующим истинность мнения и знание) и фактом/истиной всегда остаётся провал, никакая попытка решить проблему Гетье при помощи введения дополнительного условия, не может быть успешной[57]. Любое, сколь угодно хорошо обоснованное мнение можно сделать ложным, а затем опять истинным, но уже так, чтобы его истинность рассматривалась как случайная. Сконструированное таким образом истинное и обоснованное мнение не будет знанием. Истинным оно будет лишь благодаря наложению друг на друга двух случайностей: случайности, в результате которой, как правило истинное, мнение оказывается ложным, и случайности, в результате которой оно всё же оказывается истинным, но случайным, искусственным образом. В то же время Д. Притчард неоднократно отмечал, что анализ знания, в том числе и его двухкомпонентный анализ, может быть содержательным, даже если в конечном итоге он круговой, то есть вводимые дополнительные условия отсылают к понятию знания [3].

На опровергаемость любого некругового анализа знания в виде «знание = мнение + истинность + Х» указывает одна из основательниц эпистемологии добродетелей Л. Загзебски [4]. В качестве альтернативы она и ряд эпистемологов предложили ту или иную разновидность эпистемологии эпистемических добродетелей/способностей, согласно которой познание предполагает подходящее применение подходящих когнитивных или интеллектуальных способностей познающего субъекта (Л. Загзебски, Дж. Греко, Э. Соса и другие)[58]. Для Соса, например, знание есть подходящее (apt) мнение. При этом знание является телеологической, а не конститутивной, подобно правилам игры, нормой для мнения, тогда как подходящесть – конститутивной нормой, то есть относящейся к самой природе мнения. Это не анализ концепта знания. В этом сходство эпистемологии добродетелей с ЭСЗ Уильямсона. Кроме того, эпистемологии добродетелей Соса, как и ЭСЗ, проводит аналогию между знанием и действием. Первичным, однако, в рамках эпистемологии добродетелей считается концепт мнения, а не знания, и нормы эпистемических добродетелей рассматриваются как более фундаментальные, чем норма знания. С точки зрения ЭСЗ, как мы увидим ниже, эти нормы вторичны.

В целом, в современной эпистемологии всё ещё остаются сильными позиции интерналистской парадигмы, а экстерналистские теории, так же, как и интерналистские, предполагают дихотомию внутреннего и внешнего, принимают мнение, а не знание, в качестве фундаментального первичного понятия, объясняют знание в терминах мнения, а не наоборот. Сама дихотомия «интернализм vs экстернализм», унаследованная от модерна, хотя во многом и полезна, заслуживает, на наш взгляд, терапевтического анализа в витгенштейновском духе. Правда, в последние годы появились гибридные версии релайаблизма и эпистемологии добродетелей, эпистемологии добродетелей и ЭСЗ и так далее (см., например, [5–6]). На наш взгляд, однако, «чистая» ЭСЗ Уильямсона более фундаментальная теория. Гибридные эпистемологические теории напоминают попытки понять квантовые явления на классическом или полуклассическом языке, которые были предприняты до появления полноправной квантовой теории в первой четверти 20 века.

ЭСЗ Уильямсона – радикально экстерналистская теория, имеющая мало общего с традиционным экстернализмом, разделяющим с интернализмом указанные выше предпосылки. Как мы увидим ниже, ЭСЗ отвергает общую для традиционных интернализма и экстернализма предпосылку о том, что факты «внешнего мира» не включаются в ментальные состояния, а сами ментальные состояния транспаренты.