Читать книгу Ученица Лесника - Игорь Ривер - Страница 7

– …кашель так со мной так с тех пор и остался. То ли он у меня уже был тогда, в концлагере, то ли от учителя достался, вместе с судьбой. Вот и приходится… Выкуришь парочку – полегчает.

Лесь выбил трубку, достал уже знакомый Ирине кисет и снова набил ее.

– Вылечить нельзя?

– Ты знаешь, что такое рычаг? “Дайте мне точку опоры и я сдвину землю” – это про нас и есть. Точка опоры – ты сам. Весь мир может знающий сдвинуть, но только не себя.

– Кто-нибудь другой может.

– Не может, рыжая. Мы часть этого мира. Его ось, если хочешь. Изменишь себя – и мир начнет вращаться по-другому. Поэтому себя менять сложнее всего.

– А как же тогда спортсмены? Они тренируются, становятся сильнее.

– Это другое. Они только внешне меняются, все на это направлено. Но смотри сама: даже так, даже если меняешься только внешне, все равно у тебя и поклонники появляются, и последователи, а потом ты и сам учить начинаешь. След за тобой остается и след глубокий. То есть даже так человек может за собой других людей вести. А такому, как я, меняться – страшное дело. Тебе бы понравилось, если бы здесь, вокруг нас, была пустыня и кактусы? Хотя кактус – тоже растение полезное, но пусть лучше здесь у нас растет то, что растет.

– Расскажи.

– Это показывать надо. Что толку рассказывать, если человек сам не видел? Пойдем на обход – тогда. Хотя…

Он приподнялся и взял с окна лежавшую на подоконнике сухую травку. Потер ее в пальцах. Терпкий, сильный запах ударил в нос, Ирина чихнула.

– Болиголов, – сказал Лесь. – Еще багульником называют.

– И что с ним делают?

– Кто?

– В каком смысле “кто”? – удивилась Ирина. – Люди конечно.

Лесь улыбнулся.

– Люди… Кроме людей есть еще пчелы, лоси, кабаны, бобры, Солнце, Луна, нечисть разная. И каждый с ним что-то делает. Ну а он что-то делает с ними. Мир немножко сложнее, чем тебе казался. Ведь вроде бы травка простая, болотная. Растет на торфе. И вдруг на тебе: кому он только не нужен… Ты про вересковый мед слышала?

– “Из вереска напиток забыт давным-давно…”

– Да, это самое и есть.

– Из него делали?

– Не из него. Но это тоже вереск и свойства у него те же самые. Если пчелы с болиголова мед соберут, то он получается особенным. Видения может вызвать, или приступ злобы Отсюда и все рассказы о том, как в старину медом допьяна напаивали. Берсерки тоже такой мед ценили.

– Надо же…

– Крупинка знаний, крупинка силы. Но просто узнать что-то мало. Нужно понять. Попробуй послушать его, попросить рассказать о себе. Сама ему о себе расскажи. Может быть, он и отзовется, как знать? Сам тебе объяснит, для чего он и чем помочь может. Я ведь и сотой доли не знаю о нем. А еще можно у местных жителей спросить.

– Тут же болото. Здесь что, люди живут?

– Я не про людей говорил. Послушай-ка сказку…

…

Балда – это такой кузнечный молот. Тяжелая, здоровенная железяка. Махать ею – ума много не нужно, зато нужно немеряно силы и выносливости. Вот Емелю за силу, к которой Бог не добавил при рождении ума, Балдой на деревне и звали. Отец пытался его пристроить. В кузню деревенскую ходил, управителю помещичьему кланялся, но никому его сын не был нужен. Так и мазнул рукой.

“Подвигами” своими Балда был прославлен на всю округу. Лошадь, было дело, на себе таскал, подковы гнул… Его кузнец и выгнал за то, что он с подначки разогнул все, что были в кузне, лошадь же перепугалась и стала беситься. Дурак – он и есть дурак, хоть и не юродивый, но даже землю пахать не годился. Идет за плугом, идет, а потом встанет и давай на птичек смотреть. Выпить, опять же, любил. Пьяным становился буен и гонял корчмаря по деревне. В общем одно слово: Балда.

А потом Емеля влюбился. В поповскую дочку, девку на выданье. Парень загрустил. Отец заметил, что с сыном не так что-то, вызнал, посмеялся, да мало того: язык за зубами не удержал. Вскоре о его кручине знала вся деревня. Посыпались шуточки, а хуже всего пришлось поповне. Ее совсем задразнили, все спрашивали: скоро ли ей за дурака замуж идти? Девке это надоело и она высказала Балде все, как есть, прямо при людях. И убежала. А Балда взял в сарае веревку подлиннее и пошел в лес, вешаться.

Он выбрал на берегу реки подходящий вяз, растущий на обрыве и закинул на ветку веревку. Потянул, прикинул, не прогнется ли та, скрутил петлю.

– Что, паря, жизнь не мила, раз любовь подвела?

Он обернулся. Сзади стоял незнакомый старик с суковатой палкой в руках и, несмотря на начало осени, в теплой шубе. Балда тоже стоял и смотрел на него. Вешаться при свидетелях было как-то стыдно.

– Чего остановился? – спросил старикашка.

– А ты чего?

– Я стою, смотрю. Нельзя, что ли, поглядеть, как ты душу свою загубишь?

– Нельзя. Иди себе, куда шел.

– Так я сюда и шел. А тут ты, веревку в речке мочишь, да воду мою мутишь.

Парень не знал, что делать. Злым он не был и просто подойти к старику, развернуть его, да попотчевать на дорогу пинком под зад, ему даже в голову не пришло. Он мял в руках веревку и смотрел на старика. Тот покачал головой и сказал:

– Не дело затеял, сам понимаешь. Вижу я беду твою… Что же сделать-то с нею? Помочь тебе разве?

– Как?

– Как, спрашиваешь, помочь? Надо подумать… А если помогу, то что мне будет?

– Нету у меня ничего.

– Как так нету? – старик прищурился. – А веревка?

– Веревка есть.

– Вот ее и отдашь. Только давиться я тебе на ней не разрешу.

– Да я уж того… и сам передумал.

– Это правильно. Я бы, может, и не стал бы тебе, дураку, мешать, да очень уж меня ее родитель обидел однажды. Чем – тебе о том знать не нужно, но рассчитаться с ним ты мне поможешь.

– Я того…

– Не бойся. Убивать я тебя заставлять не буду, да и обида не из тех. Слушай меня внимательно. Сейчас иди домой и живи, как ни в чем не бывало. На носу зима. Поповна попьет холодной воды, да и заболеет. А когда сляжет – ты к попу пойдешь, скажешь, что можешь ее вылечить и попросишь за то дать ему в лоб три щелчка. Как согласится он – приходи на этот бережок и за веревку подергай. Я услышу.

Балда поглядел на веревку, а когда снова повернулся к старику, того уже не было. Почудился, что ли? Или то леший был? Бабка сказывала, что не в каждой речке водяной хозяин. Есть и те, которые под лешим. Он решил подождать зимы.

Зимой сбылось по сказанному. В ноябре поповская дочь простыла, слегла, да так, что и до Рождества не думали, что доживет. Балда понял, что пришло время. Прибежал к попу и сказал, что сможет вылечить. Поп ему не поверил, но утопающий и за соломинку хватается. Согласился он. Лечи, хуже не будет. А когда дурак сказал, что за три щелбана в лоб поповский сделает – даже засмеялся, хотя было ему вовсе не смешно. Балда-дурак, что с него возьмешь?

Балда – бегом в лес. Веревка так и висела на дереве, одним концом на ветке, а второй врос в лед. Подошел он к ней, дернул три раза и смотрит в лед, как будто оттуда кто-то вылезти должен.

– Ну что, паря? Прибежал?

– Прибежал, дед. Давай свое снадобье, как обещал.

– Насчет щелчков с попом сговорился?

– Сговорился.

– Ну тогда держи! – и подает ему горшочек малый, пергаментом завязанный. – Мед это болотный, да не простой. Если здоровый его попробует – заболеет, а если больной – на ноги поднимется. Девчонке – одну большую ложку на полный котелок воды намешай и давайте пить по два глотка в час. Как выпьет все – поднимется на ноги. А теперь беги назад, да не оглядывайся. Оглянешься – ничего не получится.

Он давай оттуда ноги! Какое там “оглядываться”? Как заяц пролетел до деревни, еле дыхание перевел. Сразу к попу. “Вот он, зимний мед!”

Через три дня поповна на ноги поднялась. Пришел черед расплаты. Балда попу напомнил про щелчки, тот смеется. Говорит:

– Зачем? Возьми барана, или там козу за службу. Или денег дам тебе.

Но Балда уперся. “Хочу щелчки!” – да и только. Поп, чтобы не позориться, его в церкви после службы оставил.

– Щелкай, – говорит.

Ну Балда и дал щеблана! Аж колокол сверху звоном отозвался. У попа глаза в кучу сошлись, на лбу шишка выскочила, а парень ему уже второй раз собирается вдарить. Тут поп заорал:

– Не бей!

– Опять заболеет, коли не расплатишься.

Что попу делать, куда деваться? Говорит он:

– Отдам за тебя дочь, только не бей!

Тогда Балда оставшиеся два раза ему легонько щелкнул.

Попова дочь, за него тоже пошла охотно. Вылечил ведь, значит талант знахаря открылся. Дело полезное. С тех пор в деревне его звали не иначе, как Емельяном и людей он болотным медом лечил от простуды и от кашля. Но сам как был дураком, так и остался. Дети у него, правда, умные были. В мать удались.

…

– Вот такая история… – Лесь снова раскурил свою трубку. – Мне ее водяной местный рассказал. Давно уже дело было.

– Но зачем он Балде помог?

– Как зачем? Попу отомстил. Чем-то тот водянику насолил, а у того память крепкая.

– Болотный мед… Вересковый мед…Но это ведь Пушкина сказка, “О попе и работнике его Балде”?

– Так ведь и зеленый не мне первому ее рассказал.