Читать книгу Слова Солнца - Игорь Северянин - Страница 31

Живи, Живое! Под солнца бубны

Смелее, люди, в свой полонез!

Как плодоносны, как златотрубны

Снопы ржаные моих поэз!

В них водопадят Любовь и Нега,

И Наслажденье, и Красота!

Все жертвы мира во имя Эго![36]

Живи, Живое! – поют уста.

Во всей вселенной нас только двое,

И эти двое – всегда одно:

Я и Желанье! Живи, Живое!

Тебе бессмертье предрешено!

Ради шутки, ради смеха

Я хотел бы жить всегда!

Но ответило мне эхо:

«Да!»

Повтори… еще… сначала…

Кто бессмертен, как мечты?

Снова эхо отвечало:

«Ты!»

Итак вы снова в Дылицы?

Ну, что же, в добрый час.

Счастливица! счастливица!

Я радуюсь за Вас!

Запасшись всякой всячиной,

Садитесь вы в купэ,

Забыв уже за Гатчиной

О шуме и толпе.

И сердце вновь олетено,

Кипит, как Редерер…

И вот – Елизаветино![37]

И вот – дебаркадер![38]

Вдали столичной пошлости

Сияя так светло,

На рослой серой лошади

Вы едете в село.

Уже кивает мельница

Вам ласковый привет,

Вы снова – карусельница,

Ребенок и поэт.

У дачи бродит курочка

И рядом с ней петух…

Ликует шумно Шурочка

Среди веселых рюх…

Поймать стараясь зяблика,

Шалун бежит к лесам.

Я узнаю в нем Дьяблика,

Который – зяблик сам…

Вам сердце окудесила

Проказница-Весна.

Бежите в поле весело –

Одна! одна! одна!

Впивая радость рьяную,

Бросаетесь в траву,

Снегурочкой-Тианою

Мечтая наяву.

Как сладко этой девочке

Шепнуть: «Тоске капут», –

А в парке пляшут белочки,

И ландыши цветут.

Пускай же сердце выльется

В бокал любви полней!

О Дылица! О Дылица! –

Страна Мечты моей.

Князь взял тебя из дворницкой. В шелка

Одел дитя, удобное для «жмурок»…

Он для тебя не вышел из полка,

А поиграл и бросил, как окурок.

Он роскошью тебя очаровал

И одурманил слабый ум ликером.

И возвратилась ты в родной подвал,

Не осудив любовника укором.

Пришел поэт. Он стал тебе внимать

И взял к себе в убогую мансарду,

Но у него была старуха-мать,

Язвившая за прежнюю кокарду.

И ты ушла вторично в свой вертеп,

А нищий скальд[39] «сошел с тоски в могилу».

Ты не могла трудом добыть свой хлеб,

Но жить в подвале стало не под силу.

И ты пошла на улицу, склонясь

Пред «роком злым», с раскрытым

прейскурантом.

И у тебя в мечте остался – князь

С душой того, кто грел тебя талантом.

Цветы лилово-голубые,

Всего в четыре лепестка,

В чьих крестиках мои былые

Любовь, отвага и тоска!

Ах, так же вы благоухали

Тогда, давно, в далеком, там,

Зовя в непознанные дали

По опадающим цветам!

И, слушая благоуханья,

Вдыхая цветовую речь,

Я шел на брань завоеванья

С сиренью, заменившей меч…

А вы цвели и увядали…

По опадающим по вам

Я шел в лазоревые дали –

В цветы, в цветах и по цветам!

Со мною были молодые

Мечты и смелая тоска,

И вы, лилово-голубые

Кресты в четыре лепестка!

Бежит, дрожит на жгучем побережье

Волна, полна пленительных былин.

Везде песок, на нем следы медвежьи.

Центральный месяц – снова властелин.

И ни души. Весь мир – от солнца! – вымер. Но все поет – и море, и песок.

Оно печет, небесный князь Владимир[40],

И облако седи́т его висок.

С зайчатами зажмурилась зайчиха,

И к чайке чиж спешит песочком вскачь.

В душе трезвон. На побережье тихо.

И слабый бодр, и истомлен силач.

Солнце Землю целовало –

Сладко жмурилась Земля.

Солнце Землю баловало,

Сыпля злато на поля.

Солнце ласково играло

В простодушной похвальбе.

И Земля его избрала

В полюбовники себе.

И доколе будет длиться

Их немудрая любовь,

Будет мир в цветы рядиться,

В зелень вешнюю лугов!

Тебе, Евгения[41], мне счастье давшая,

Несу горячее свое раскаянье…

Прими, любившая, прими, страдавшая,

Пойми тоску мою, пойми отчаянье.

Вся жизнь изломана, вся жизнь истерзана.

В ошибке юности – проклятье вечное…

Мечта иссушена, крыло подрезано,

Я не сберег тебя, – и жизнь – увечная…

Прости скорбящего, прости зовущего,

Быть может – слабого, быть может – гения…

Не надо прошлого: в нем нет грядущего, –

В грядущем – прошлое… Прости, Евгения!