Читать книгу Переписка художников с журналом «А-Я». 1976-1981. Том 1 - Игорь Шелковский - Страница 72

Дорогой Григорий, здравствуй!

Получил под Новый год ваши письма, настолько осторожные, что не было охоты отвечать. Потом досада прошла, но времени не было.

Вы все спрашиваете, когда вернусь? Не знаю, пока в Союзе такой режим, как сейчас, – не вернусь. Жить в клетке надоело. Здесь я свободен, будут деньги – поеду в Японию, в Америку, посмотрю мир. Здесь нет никаких препятствий.

В Союзе нам так много лгут, так много, что здесь уже в ужас приходишь. Вроде бы знал, что всё, что говорят по радио и в газетах, – враньё, но никогда не думал, что до такой степени. Но хуже всего то, что такие люди, как Фёдор Васильевич [Семёнов-Амурский], Павел [Шимес], Саша Максимов, – всему верят. Помню фразу Павла: «В Америке президентов убивают». Как будто Сталин не уничтожил всех своих соперников, а заодно и ещё 20 миллионов людей ни в чём невиновных (Фёдор Васильевич до сих пор им восхищается: «монументально держался!»). В Америке не только убивают президентов, но и снимают с должности, если они нарушили хоть в какой-то степени закон.

Сейчас единственная страна, которая держит в страхе весь мир, – это Советский Союз, её боятся, как боялись фашистской Германии в 30‐е годы. Бесконечное вооружение, раздутая армия, милитаризм, пропаганда почище геббельсовской, насилие над своими гражданами – всё очень похоже. Это самая империалистическая страна, если понимать слово в его точном смысле. Держава, империя, старающаяся силой навязать свою волю другим. Официально – никто не хочет войны, все за мир, но где гарантия, что не будет оказана «братская помощь»? А Фёдору Васильевичу и таким, как он, объяснят, что так надо, иначе на нас напали бы. И он проглотит эту ложь и будет думать и говорить, что действительно так. Потому что думать иначе ему страшно. Вот это и есть моральное разложение, когда человек всего боится, трясётся за свою шкуру всю жизнь, и искусство его идёт от этого к упадку.

Извини, что я об этом пишу. Наверное, надо бы писать совсем о другом. Но я об этом думаю, у меня всё это не выходит из головы. Я как будто всю жизнь был горбатый и сейчас лишь начинаю понемногу разгибаться. И как будто всю жизнь жил в душной и прокуренной комнате, а сейчас вышел на свежий воздух.

Я вас всех помню, люблю, хочу вам всяческого добра, хочу помочь, хотя пока не знаю как. <…>