Читать книгу Переписка художников с журналом «А-Я». 1982-2001. Том 2 - Игорь Шелковский - Страница 48

Дорогой Иван!

Получил твоё письмо и сразу же отвечаю на все твои вопросы. По-настоящему оформленное приглашение на тебя и Галю тебе привезёт отец Д. [Дельфин], который должен быть в Москве примерно 20 июня. Все твои и Галины данные у меня давно были. Постарайся быть в Москве в это время. Мне кажется, что есть достаточные шансы на успех этого дела. Франциско [Инфантэ], например, ездил за границу уже раза три, почему должны отказать тебе?

Твои слайды, к счастью, дошли до меня, хотя самого Дорона я так и не видел, он как-то уклонился от встречи и слайды передал через Купера. И работы и слайды очень хорошие, некоторые сейчас уже переводятся в клише. Все материалы Севы Некрасова я получил, и они лежат у меня. Единственно, что я могу сделать с ними – бережно хранить, что ещё? Возможно, когда будут время и деньги, я смогу издать маленькую книжечку с его стихами, того же формата, как Альбрехт и «Варианты отражений» (видел ли ты их?). Я написал коротенькое письмо Эрику Б. [Булатову], в котором упоминал про это и просил самого Севу отобрать то, что он считал бы нужным (объём книги – 32 стр.). До сих пор не знаю, дошла ли до Эрика эта записка.

Я уже писал в письмах к А. [Алику Сидорову] о положении всех русских издательств здесь. Издать можно всё, что угодно, если есть на это деньги. Что ж касается продажи – то рынок книг здесь предельно сужен, я имею в виду русские книги, продажа, как правило, не окупает издания. На издание книги нужно искать какие-то фонды, благотворителей, жертвователей. Многие книги, небольшие журнальчики, поэтические сборники выпускаются на деньги авторов, заработанные по их основной профессии. У поэтического сборника есть шансы быть проданным лишь в считанных (3–5) экземплярах. На издание стихов Айги его французские друзья собирали деньги по подписке, рассылая сотни писем писателям, актёрам, всяким деятелям. Мне надо бы этим же заняться для журнала, но это отдельная работа, на которую у меня просто нет времени.

Ж. [Жака Мелконяна] я не видел уже года полтора, я думаю, что ты прав в своих предположениях. Заполучить от него что-то из твоих работ мне кажется безнадёжным делом.

Виделся здесь в Париже с Борисом Г. [Гройсом], и, конечно, говорили обо всём запойно. Рассказал он мне многое о Москве, так что я теперь немножечко в курсе ваших дел. Конечно, он будет активно сотрудничать в журнале, теперь-то нам проще обо всём договариваться. И с ним, и с Наташей я сразу же почувствовал себя как с людьми близкими по духу. Кажется, процесс встраивания в новую жизнь у них проходит нормально.

Что касается журнала, его московской части, то мне хотелось бы, чтобы всё было несколько иначе, чтобы отношение к нему было более активным, чтобы все чувствовали, что это их общее дело. До сих пор шло так, что в лучшем случае кто-то что-то присылал о себе, и иногда это доходило, иногда нет. Ведь какие интересные разговоры ведут художники между собой, какие обсуждаются вопросы, проблемы. Вот это и надо публиковать, а не просто благополучно похвальные статьи. Но, конечно, всё дело в людях, способных сделать это. Иногда кажется, что в России тьма-тьмущая людей талантливых, знающих, которые могут писать глубоко и интересно, а на поверку выходит, что раз-два и обчёлся, всё те же имена. Смысл продолжать это дело будет лишь тогда, когда все будут считать, что журнал необходим.

Дали мне для публикации в журнале письма Чекрыгина Ларионову. Всё те же вопросы и проблемы, как и в теперешних письмах, – уезжать – не уезжать. И то плохо, и другое плохо. А письма написали ровно 60 лет назад, значит, за это время ничего не изменилось. Какие здесь можно дать советы, как можно решить за кого-то? Конечно, легче здесь тем, кто готов был отказаться как бы от самого себя, решиться родиться заново, чем тем, кто вёз с собой все картонные медальки, которыми был награждён в кругу друзей и почитателей там. Такой переезд – эксперимент жестокий, но о себе я не жалею, что его поставил.

Как-то в молодости я услышал фразу, которая запала мне в уши: «что не меняется – то стареет». В тамошней жизни на меня наводил ужас именно этот момент старения: идут годы, десятилетия, а ничего не меняется, всё абсолютно то же, что было. Было, есть и будет. И от тебя здесь ничего не зависит, ровным счётом ничего. Ты просто не участник этой жизни или участник призрачный, лишь в собственном самомнении. И вот, постепенно, даже то хорошее, что тебя окружает – красивые пейзажи, умные книги, хорошие друзья, – начинает терять свою привлекательность и от собственного бездействия и парализованности солнце кажется чёрным. Такие ощущения у меня тоже были. Всё-таки как-то подсознательно все последние годы там я жил надеждой на отъезд. Конечно, что ненормально – это состояние: или – или, люди уезжают в эмиграцию, как отправляются на тот свет, откуда нет возврата. Остаётся лишь писать редкие письма.

Обнимаю, всех вас целую.

Игорь