Читать книгу Счастье и грех. Философия благотворительности - Игорь Сохань - Страница 11

Детство – это не безгрешная жизнь. Мы уже знаем эту грустную истину благодаря доктору Фрейду. Но детство по-прежнему – это святое время. «Будьте как дети» – призывал Христос (Мф. 18:3). Действительно ли нужно стремиться вернуться в детство и можно ли быть безгрешным, если жить, как живут дети?

«Жить как дети» – это очень коварный совет! Дети не боготворят куст, из которого растут. Но им запрещено оценивать корни, из которых растут. Это хамство. Детям остается одно – жить будущим. Призывать вернуться в детство – это значит создавать порочный замкнутый круг.

Призыв «жить как дети» может быть способом защиты от мира. Любимый ребенок защищен от мира опытом отца и постоянной заботой матери.

Хорошо то, что плохих детей не бывает. Все дети хорошие. Завет «жить как дети», видимо, относится к тому, что дети живут будущим и зло в них еще незрелое. Это как раз такой идеал, которому должен следовать обычный человек в современном демократическом обществе. Никто не должен грешить по крупному и нарушать уголовный и гражданский кодекс, а мелкие, «детские» грешки и шалости – это не грех.

Дети безгрешны, потому что не видят других, они любят только себя, соответственно, этического отношения к другим людям у них нет. «Приятное представление, что дети “любят” своих родителей раньше, чем кого-либо другого, еще следует причислить к многочисленным иллюзиям, которые желаемое выдают за действительное. Для ребенка в этом возрасте отец и мать являются скорее объектами его зависимости и страха, чем любви, которая по своей природе основывается на равенстве и независимости. Если мы отличаем любовь к родителям от нежной, но пассивной привязанности к ним, от “инцестуальной” привязанности и от обычного или даже трусливого подчинения, то она развивается – если дело вообще доходит до этого – только в более позднем возрасте, а не в детстве…» [14]. Стоит ли призывать: «Живите как дети»?

Церковь могла осуждать, прощать, наказывать эпитимией, или отлучением, но она видела в человеке личность. Государство относится к гражданам, как к детям: делайте, что хотите в своей детской комнате, во внутреннем мире (так называемом), однако в обществе всегда ведите себя достойно, согласно приличиям: работайте старательно, если можете, платите налоги, не нарушайте правила уличного движения, чтите уголовный кодекс, а в остальном делайте то, что желаете. В церковно-приходской школе осваивали катехизис, в современной школе уголовный кодекс не изучает никто. Церковь прощает невольный грех. Государство не прощает: незнание законов не освобождает от ответственности. Почему тогда уголовному кодексу не учат с детства? Это, казалось бы, убийственный вопрос! Вовсе нет. В государстве все люди безгрешны и живут добропорядочно. Зачем им знать, что можно делать нечто плохое? Те, кто грешны, сидят в тюрьме, там они как раз и изучают уголовный кодекс, поскольку им, как это уже очевидно, его следовало знать. Эту смешную тактику сравнения можно продолжить. В церкви никто не вешает на стены плакаты: «Не убий!», «Не прелюбодействуй!», только изредка читают вслух тексты Священного Писания. В государстве никто не читает уголовный кодекс по радио или телевизору, зато повсюду полно плакатов-предостережений: «Не влезай – убьет!», «Не ходи по шпалам!», «Не стой под краном», «Осторожно, ямы», «Осторожно, крутой поворот», «Вход воспрещен», «Тут не мусорить. Штраф 500 рублей», «Вовремя подай налоговую декларацию, иначе штраф невообразимый», «Обязательно исполни вовремя обязательную воинскую повинность, потому что все равно так или иначе эту повинность исполнишь». Государство в большинстве случаев дает указания, что делать «тут» нельзя.

Нам даже трудно представить, насколько мир изменился за последние сто-двести лет. Еще недавно Альбер Камю, анализируя радикальные процессы в истории и приводя в пример события времен Великой французской революции и то, как был обезглавлен несчастный король-священник Людовик ХVI, писал: «Суд над королем означает поворот нашей современной истории. Этот суд символизирует ее десакрализацию и развоплощение христианского Бога… Но той религии, которая казнит бывшего суверена, предстоит теперь установить новую власть: закрыв церковь, она должна была попытаться воздвигнуть собственный храм» [15]. Какой храм?! Кому он теперь нужен? Кто помнит, почему и кем был казнен этот невинный, слабый, жалкий король? Церковь, кстати, не закрыли. Их теперь великое множество. Однако той церкви, о которой говорил Камю, больше нет. Существуют различные конфессии, однако человек живет не внутри церкви, а функционирует как гражданин государства. Конечно, глядя на обезглавленный труп Людовика ХVI, каждый мог сказать: «Смотрите, а король-то голый». Наверное, через несколько сот лет, глядя на «труп» государства, тоже многие скажут: «Смотрите, это же просто голый, жалкий, бездушный социальный организм!» Однако пока церкви как живого организма любви и истины нет (о чем мечтал А.С. Хомяков), торжествует государство и невинный, детоподобный, современный человек. Все равно, какой он веры и верит ли? Будь он христианин, атеист, мусульманин, буддист или даже гностический манихей (если таковые еще остались), но тот, кто не нарушает закон, может предаваться какой угодно ереси. В прежнем церковном мире это было запрещено. В современном обществе гражданин может исповедовать любую веру, молиться кому угодно, придерживаться любых убеждений. Государство не только попустительствует, но и абсолютно безразлично к неврастеническим фантазиям и комплексам своих граждан, поскольку даже не имеет «органов осязания», чтобы заметить, кто кому молится, как постится, сколько и чем жертвует ради блага ближних. Николай I был личным цензором Пушкина, читал его творения, копался в душе поэта, пытался понять, наставить вовремя правильно поэта. Современный руководитель демократичного государства едва ли вообще читает, он способен копаться только в кошельке, а не в душе поэтов, и то не сам, а посредством фискальных органов.