Читать книгу Живым не дамся смерти 1/2 - Игорь Сотников - Страница 5

Подрядчик

Архитектура зданий так собой совокупно различным предназначениям и целеполаганиям представлена, чтобы, во-первых, она глаз радовала не одних только их создателей (таким образом, достигается и решается эстетическая цель решения проблем поиска красоты собственного облагораживания), а во-вторых, она позволяет решить бытовые вопросы, связанные с жизнедеятельностью человека. Где в самых приземлённых, бытового уровня случаях, архитектурные сооружения, здания, служат основным пристанищем и прибежищем для человека, где он дневнует и ночует, раз эта часть пространства, обставленная стенами, является его домом, ну и в случаях более высокого порядка, когда общественное стоит в приоритете и выше частного, то в такого рода направленности зданиях размещается, как минимум и как максимум, какой-нибудь муниципалитет по решению вставших перед человечеством задач.

И в вот в такое, общечеловеческого значения здание, в чиновничьем обиходе называемого муниципалитет, день из дня прибывают на не очень крепко и бывает что растерянно вступающих ногах просители помощи у тех, кто наделён общественным признанием и кому делегированы властные полномочия обществом, где в параллель им крепко на ступени этих мраморных лестниц вступают уже сами слуги народа, кто облечён всем этим выбором народа в их сторону и по этой в том числе причине их шаг так крепок и полновесен. Ведь он несёт в себе и отражает волю столького народа, как минимум, избирателей этого представителя народа, и это значит, что шаг представителя народа не может быть просто шаркающим блеянием по ступеням, а он должен звучать громогласно, звучно и монументально.

И вот что-то подобное, если соединить с тем отзвуком тревожной тяжести, которая отдаётся в душах и сердцах людей параноидального и драматизирующего всё склада ума, сейчас отдавалось со стороны лестничного подъёма, который вёл в самое центровое место здания муниципалитета – в приёмную главы муниципалитета, Васисуалия Брехоткина. И кто первый обратил внимание на этот отступ от главного правила, регулирующего местные взаимоотношения – самый монументальный и твёрдый шаг выходит из под ног мэра Васисуалия, то это была его секретарь Алла, находящаяся на первом фланге встречи с просителями, кем все люди тут буквально являются, если смотреть на жизнь без всех этих иллюзий, в приёмной.

И хороший секретарь, а Алла была именно такой, отличается от какого другого тем, что он уже на подходе своим сердцем предчувствует и предвидит то, что с собой несёт очередной проситель. И ей даже смотреть на человека не надо, ей достаточно услышать шум вступления на мраморный пол шага просителя, чтобы прояснить для себя, что и насколько сильно ему помощи от Васисаулия надо. И это всё притом, что сюда люди попадают не все подряд, а только избранные самим Васисуалием, и лишние люди сюда не попадают даже в часы приёма Васисуалия народа по личным вопросам. В чём большую и немаловажную роль играет служба безопасности на входе в здание муниципалитета, которая умеет просеивать и отсеивать лишних людей, кто сам не знает, чего хочет, и тем самым хочет потратить время в пустую столь занятых и живущих не для себя людей.

И, наверное, только знание и мысль о том, что никакая левая падла, сюда не проскочит через пункт охраны, не позволили раньше ненужного времени всполошиться Алле, когда она услышала со стороны дверей, ведущих к ней в приёмную, этот отдающийся до самых печёнок шаг какой-то странной тревоги в сердце и неустройства в душе.

– Они кабы кого не впустили. – Попыталась себя успокоить этой уверенностью Алла, всё же несколько нервно посматривая в сторону открытых дверей. Где она себя вдруг ловит на своей не полностью уверенности и желании поискать, если что защиты у сидящих тут в приёмной людей-просителей и зависимых полностью от неё людей. И что удивительно, то их здесь наличие и при этом в не малом количестве, – у Васисуалия намечалось заседание с подрядчиками, – не так уж успокаивало Аллу, прямо чувствующую на интуитивном уровне, что её это никак не спасёт от того, кто там отбивает свой ход в её сторону.

– Да кто ж это может быть? – эмоционально задалась про себя вопросом Алла, и забыв обо всём, кроме как смотреть в сторону дверей и домысливать про себя ответ на этот свой вопрос. И в голову ничего не идёт другого, кроме как предположить, что это какой-то новый подрядчик, кто местных и вообще общих правил посещения муниципалитета не знает, – ни в коем случае нельзя быть выше по своей тональности хозяина местного муниципалитета, – вот он и отражает, таким образом, свою невоспитанность и недальновидность. И, пожалуй, это объяснение Аллой сейчас до неё доносящегося хода шагов было вполне резонно. И Алла даже слегка успокаивается, положив на стол всё это время держащиеся ею бумаги. А вот сесть на стул она так и не успела или не сумела, вдруг обнаружив появление в дверях носителя этой своей тревожной для неё самостоятельности.

При этом его появление в дверях сопровождалось всё той же тревожной подоплёкой его неизведанности познания для Аллы, кто, казалось ей до сего момента, всё и всех типов людей повидала и насквозь всех видит. Где сперва из-за угла дверного проёма донёсся всё тот же шаговый отзвук, заставивший Аллу вновь одёрнуться от себя и что главное, за что она себя не простит, она обратилась взглядом помощи к тем людям, кто всегда перед ней заискивал (а теперь, получается, что она такая же как и они). Но там ни одна падла на неё не смотрит и не реагирует на происходящее, продолжая заниматься только самим собой. Уснули что ли, сволочи!

И за всем этим, на что было потрачено одно лишь мгновение, Алла пропускает появление носителя этой поступи по твою душу возмездия, как ей сейчас же почему-то навеялось в голове, вот он уже прямо в неё своим взглядом вцепившегося и тем самым ей не дающего сообразить, как на него реагировать, раз она кроме его тёмных глаз ничего вокруг не видит, погрузивших в их темноту, и не имея возможности для себя сделать даже самых поверхностных умозаключений.

А между тем этот посетитель уже стоит буквально рядом с Аллой, никогда не встречающей стоя посетителей и он не милостиво, с заискиванием смотрит исподлобья на Аллу, спеша ей разъяснить своё здесь появление, – меня-с вызывали, – а он с какой-то прямо самонадеянностью и борзотой начинает не только одну Аллу подвергать сомнению своим осмотром с анализом, а он после того, как прикинул на её счёт самые разные пакостные мысли и мнения, начал её подвергать ещё большему унижению и ущербности тем, что сразу в ней не обнаружил самый достойный объект для своего обращения и принялся изучать окружающий её интерьер, глядя подчас сквозь Аллу на что-нибудь сзади неё.

И возможно вот такой к себе бесконечно нахальный и дерзкий подход со стороны этого высочайшей степени наглеца во всех смыслах прилагательного к этому слова, и в чём-то страшного типа, заставил собраться с силами Аллу, и она, больше не желая терпеть этого надругательства над собой, самым жестоким с точки зрения просящего элемента, чиновнически-формальным тоном голоса, задаётся вопросом к этому типу. – Вам назначено?

И надо отдать должное умению Аллы ставить на место наглецов, её заложенное в это вопросительное обращение негодование достигло своей цели. И этот дерзкий тип, как только его ушей достигли эти слова, тут же одёрнулся от всего того, что его сейчас занимало, и он чуть ли не с изумлением уставился на Аллу, пытаясь, судя по его внешнему выражению, осмыслить ею сказанное. И этим сейчас также занимались уже все люди в этой приёмной. Уже не могли мимо себя пропустить всё сейчас происходящее люди в приёмной, с открытыми ртами уставившиеся на такую разгорячённую Аллу, которую, как только посмел и всё-таки смог вывести в такое гневное состояние этот тип.

И хотя слова Аллы достигли своей цели, – она сумела одёрнуть этого наглеца от того, что здесь неуместно делать, – всё-таки она ожидала увидеть несколько иной итог своей выволочки, а не этого стоящего в глазах этого типа беспредельного изумления и удивления.

– Как вы сказали. – Обращается к Алле этот наглец таким тоном голоса, что от него начинает сглатываться и ему не хочется перечить, а вот идти навстречу, то к этому прямо вынуждают нотки проникновения, звучащие в этом голосе. – Не могли бы повторить.

– Если вы с первого раза не понимаете, то повторюсь. – Отбивая зубами слова, а сама при этом с холодной ненавистью глядя на это ничтожество перед собой, говорит Алла. – Вам, спрашиваю, назначено? – И как всем в приёмной понимается, то этому типу по его определению, априори тож, не может быть назначена аудиенция у Васисуалия. Такой человеческий типаж не входит в список людского сообщества для Васисуалия, и тогда возникает один лишь вопрос: «Как он был допущен охраной до приёмной?». А вот этот вопрос, опять назревший в голове Аллы, заставляет бросить её взгляд в сторону пульта селектора. Что немедленно перехватывается взглядом незнакомца, кто единственный в приёмной не понял заключавшегося в этом вопросе к нему Аллы её посыла. А вот почему он его не понял, то уж точно не из-за своей непроходимой дремучести и тупости, раз он сумел перехватить этот взгляд Аллы и его значение.

И незнакомец, перехватив и зафиксировав своей тёмной энергетикой взгляд Аллы на себе, язвительной усмешкой реагирует на эти её безуспешные попытки выяснить суть происходящего, давая ей понять, что какой уже смысл выяснять, что там, внизу, с охраной случилось, если он уже здесь, – поотрывал им головы к чёрту и всё, – и предлагает всё же остановиться на том, что она сейчас ему так удивительно для него предложила рассмотреть.

– Что и говорить, удивлён. – С язвительностью в устах говорит незнакомец. – Никогда не слышал, что мне назначают приём. Призывают да, а вот так императивно, то это что-то новое. И мне даже интересно теперь посмотреть на этого моего назначенца. – На этих словах незнакомец замолкает и вопросительно, явно чего-то ожидая от Аллы, смотрит на неё. А Алла, как и все остальные люди в приёмной, вообще ничего не поняли из сказанного сейчас незнакомцем, если не принимать эти его слова, как панегирик собственной исключительности и самостоятельности от внешних обстоятельства в лице вот таких падлюг, как Васисуалий, кровопийц и эксплуататоров не одного честного и ко всему снисходительного народа, а что важно для этого незнакомца, то для его предпринимательского духа, который всеми законными и незаконными способами пытаются ограничить и ограбить вот такие люди от власти, как Васисуалий.

И тогда много что проясняется про этого типа, вот такой вселенской дерзости и наглости. Он представитель так называемого класса вольного духа, предпринимателей, у кого всегда есть зуб на власть предержащих, кого они на дух не переносят и только терпят. Вот почему у него нет никакого почтения и уважения к Васисуалию, считающемуся людьми-предпринимателями самым главным паразитом и нахлебником. И кого прибить мало, но попробовать можно. Для чего, собственно, этот, до чего же решительный тип, и здесь.

А вот у Аллы в отличие от всех тут находящихся в приёмной людей, кто по своей сути есть приходящий элемент, морская пена, взгляды на этого типа совершенно другие и в них нет места вот такой допустимости бытия, которое категорически неприемлемо для Васисуалия, человека исключительной порядочности и достоинства, и по этой в том числе причине у него столько неприятелей и завистников, к числу которых, всего вероятней, относится и этот дерзновенный незнакомец, однозначно метящий на место Васисуалия. Кого он и решил взять нахрапом и на измор своего плоского и провокационного юмора. Но Аллу не проймёшь на это всё, и она укажет подобающее место этому нахалу.

– Так вы подрядчик? – Делает новую попытку унять норов незнакомца Алла. И он опять потрясён, убит и недоразумён ею сказанным. И на этот раз с не сдерживаемой в себе экспрессией и эмоциональностью. Так он, сперва вытянувшись в своём лице, пытается как бы нащупать в себе те основы, которые могут для себя принять это выдвинутое в его сторону предположение Аллы, и видимо не найдя всего этого и в общем не справившись с этой поставленной задачей, отпускает в себе всю свою концентрацию духа и воли, и выплеснув из себя первую эмоцию: «Вот это да! Я ещё и подрядчик!», начинает закатываться от смеха. Да так завораживающе общее сознание людей в приёмной, что все буквально в себе замерли, не имея возможности сдвинуться с места, ведя прямую трансляцию для своего сознания с места событий.

А посмотреть на самом деле было на что. И этот незнакомец не кабы как, как конь неистово ржал и тем самым смущал дух скромности интеллигентных людей, никогда себе на людях не позволяющих такое открытое выражение своих весёлых и в чём-то хамских чувств, раз смеющемуся так на тебя вырывающимися брызгами изо рта наплевать и он так раззявил хлебало в твою сторону, что есть немалая вероятность того, что он тебя заглотит, а этот тип всё это делал с первостепенной и беспрецедентной самонадеянностью и наглостью, так и указывающей всем, кто его сейчас видел, что только ему так позволено ржать над всеми и в том числе над каждым из вас ничтожеств, и для этого у него есть все на то основания и полномочия.

А если кто с этим попытается не согласиться из-за своего недалёкого ума, то его первого он сейчас с лестницы спустит или в окно выбросит. И на такую возможность по желанию этого страшного даже в своём смехе незнакомца указывают его огромные и загребущие даже по самым высоким кингсайзовским размерам ручищи, которыми он во время изрыгания своего смеха из жерла своего горла хватает воздух вокруг себя, а когда этого для него кажется недостаточным, то он ими бьёт по стойке, за которой стоит Алла без лица на своём потерянном лице, и под каждым его ударом по стойке осаживается в коленях.

– Ну, ты и скажешь! – после очередного выплеска из себя смешливой энергии, вроде как задержавшись рукой за стойкой, бросает эту фразу в сторону, ни живой, ни мёртвой, а очень сейчас беззащитной Аллы этот страшный незнакомец, кому никто в укор не ставит его бесконечно немыслимое и беспардонное поведение, заставившее даже Аллу приткнуться и выглядеть не как живой. Но видимо борзота и хамство в этом месте всегда над всем берут верх и никто даже не пытается рыпнуться в сторону этого наглеца, чтобы переломить эту вопиющую тенденцию определения главного движущего нарратива во властных коридорах.

О чём, скорей всего, был очень в курсе этот незнакомец, вот он и продолжал использовать все эти знания в личных целях, нагружая Аллу новыми сложностями.

– Значит, подрядчик. – Повторяет эту мысль Аллы о себе незнакомец, кому видимо сильно понравилось это слово, вот он его и начинает затирать до дыр, используя через слово. – А мне знаешь, нравится. И вот скажи, как мне обрисовать направление моей деятельности, какого рода подрядами я занимаюсь? – задаётся определённо риторическими вопросами незнакомец, о ком теперь одно точно известно, он сам себе на уме личность, и если он что-то говорит или спрашивает, то не от не знания предмета рассмотрения, а ему нужно увидеть реакцию людей на свои слова. Чтобы уже от неё отталкиваться в деле своего рассмешения, чего он больше всего жаждет в жизни не себя, а других людей.

Но на этот раз ему не удалось добиться нужной реакции от Аллы. И не потому, что Алла сумела адаптироваться ко всему тому, что в себе демонстрировал этот дерзкий тип, а всё дело было проще – на селекторе вдруг загорелась красная лампочка, и она перевела всё внимание Аллы и незнакомца на себя. Где Алла и незнакомец при этом также видят, что это моргание лампочки было замечено друг другом и теперь Алла в своих действиях должна отталкиваться от этого наблюдения за ней незнакомца. А вот это и ставит её в тупик и бездействие по той причине, что незнакомец представляет для неё непредсказуемость и опасность.

Вот она и стоит, застывши в одном положении, не сводя своего взгляда с этого требовательно вызова самого Васисуалия. Кто чего-то не понял, что это там, в приёмной, так шумно и кто, собственно, там себе позволяет нарушить его покой до такой степени, что его даже подрывает самолично пойти и убедиться в том, что кто-то всего лишь ошибся местом своего пребывания и так вывел из себя его, Васисуалия. Но Васисуалий крепкий хозяйственник и собственник в первую очередь своих ног, и его так просто не вывести из своего кресла градоначальника, и он до упора будет занимать это место под собой, даже в том случае, если у компетентных органов появятся неопровержимые улики и доказательства несоответствия им, коррупционером, этой занимаемой должности. И для всего этого, утверждения себя незаменимым и чуть ли бессмертным человеком, у Васисуалия есть многие основания в лице прокурора, судей и адвоката Круга, чуть ли не самого дьявола.

Так что Васисуалий, имея под собой такой крепкий тыл, хоть и был заинтригован всеми этими немыслимыми с его логической точки зрения звуками, не стал требовательно и всё немедля мне сейчас же разъясните выходить из себя и из своего кабинета, а он нажал на кнопку вызова Аллы на селекторе и… какого хрена, бл**ь, теперь бледнел, обливался потом, нервно поглядывая на двери своего кабинета, в которые в любой момент может войти тот самый (!?), и ждал ответа, не сводя одновременно своего взгляда с мигающей кнопки вызова.

Ну а с другой стороны двери практически тоже самое делала Алла, находясь в полной растерянности насчёт этого вызова. Отвечать на который подталкивают её должностные обязанности, а не отвечать подталкивают её обязанности и обязательства перед самой собой, которые легко может нарушить этот страшный тип в двух шагах от неё.

– Ответите или как? – берёт, наконец-то, слово незнакомец, кивая в сторону лампочки вызова.

– А надо? – что и говорить, а удивляет тут всех Алла этим своим ответом.

– Это вам решать. – Отвечает незнакомец. И ясно, что такой его ответ не устраивает Аллу, видящую в нём перекладывание всего груза ответственности за её решение на её же хрупкие плечи. И поэтому она не спешит, а ещё спрашивает. – И что будет означать мой ответ или не ответ?

– Только лишь ваш выбор. – И опять ничего определённого не несёт этот ответ незнакомца. Хотя этот его ответ тревожит и в чём-то страшит Аллу, у которой руки прямо опустились, не желая собственно самими собой ставить на себе крест.

Незнакомец же, видя эту нейтральную позицию Аллы в сторону проявления столь дотошной требовательности со стороны хозяина кабинета, кто там так настырен и упорен в своём требовании дозвониться до Аллы, при этом он и шага не сделает в направлении того, чтобы выяснить, а не случилось ли что-нибудь падучее с Аллой, раз она так не спешит откликнуться на его зов бесчувственной скотины, решает пойти навстречу решению этой дилеммы для всех составных участников этого события.

– Ладно, я отвечу. – Говорит незнакомец и раз, заходит за границы местных правил и установок, в буквальном смысле заходя за административную стойку, за которой помещалась Алла. Здесь он её умело поправляет: отойди в сторону, и подходит к аппарату селектора, с которого и берёт трубку для конфиденциального разговора с Васисуалием, раз Алла так настаивает на том, чтобы он принимал тут за всех решения, и прямо менторским голосом говорит в трубу: Я слушаю.

Как там отреагировал на такой ответ Васисуалий, уж точно ничего такого и даже подобного не ожидающего услышать, трудно сейчас было описать, но его попёрхнутось с кашлем, донёсшимся даже из-за дверей, и спазм лица это было самое малое, что стало его реакцией на этот ответ незнакомца, когда он ожидал услышать Аллу и сделать ей выволочку за своё долгое ожидание её ответа. После чего, скорей всего, и это так всегда случается в таких немыслимых для собственного представления случаях, с жутким предопределением и ожиданием для себя, Васисуалий хотел бы врезать кулаком по кнопке вызова, чтобы заткнуть этот голос неизвестного и известного типа одновременно (он ему по ночам приходит и мучает утверждениями о неотвратимости наказания за свои тёмные делишки), но у него нет для этого сил. Ведь тогда тот, кто приходит к нему из ночи в ночь в его разум, пойдёт в сторону дверей, чтобы зайти в них. А так у него есть время для того, чтобы убедить пришедшего отсрочить эту встречу.

И Васисуалий, еле удерживаясь на плаву, что буквально значит, что он, вцепившись в подлокотники своего кресла, не давал себе с него сползти, с трудом выговаривая слова, задался вопросом. – Кто это?

– А разве ты не знаешь. – Усмехается незнакомец, повергая в шок и трепет не только Васисуалия, но и всех людей в приёмной, даже не догадывающихся, что можно вот так разговаривать с Васисуалием, столпом обретения самостоятельности.

– Что ты от меня хочешь? – задаётся новым вопросом Васисуалий, судя по которому, ответ на замечание незнакомца был положительным.

– Знание ответа на первый твой вопрос предполагает ответ на этот твой вопрос. – Даёт многозначный ответ незнакомец. И судя по ещё сильней упавшему разумению и виду Васисуалия, то он знает ответ на первый и значит на все выходящие из него вопросы. И это знание его не то что не устраивает, а оно его буквально убивает.

– Я могу отсрочить нашу встречу? – запинаясь и сбиваясь, задаётся этим вопросом Васисуалий.

– Если у вас есть что предложить из того, что меня заинтересует. – Даёт ответ незнакомец.

– Скажите, я не знаю, что вас может заинтересовать. – Пыхтящим, проглатывающим воздух и слюни голосом говорит спешно Васисуалий.

– Не прибедняйтесь, Васисуалий, вы прекрасно знаете все алгоритмы торга. – С язвительной насмешкой говорит незнакомец.

– Я… это… неуверен. – Опять идёт одна сбивчивость звучит со стороны Васисуалия.

– А вы соберитесь и проявите силу волю к жизни. Иначе без этого никак. – Усмехается незнакомец.

– Я найду, что вы просите. – После небольшой паузы говорит Васисуалий.

– Тогда до встречи в морге. – Говорит незнакомец, в одно своё последнее слово прямо вгоняя в умственный ступор всё это слышавших людей, чуть-чуть охреневших и не меньше этого чокнувшихся от такого далёкого и одновременно прямолинейного посыла самого уважаемого тута человека незнакомцем. Кто определённо имеет вот такие основания посылать в это близкое и далёкое одновременно место, а вот насчёт его возможностей всё это осуществить, то этого никто тут проверять не хочет. Хотя и в этом есть какая-то уверенность. Так он убедительно стучал кулаком по стойке, когда тут ржал, как дьявол, что ни у кого не возникало сомнений в том, что он не только пару мух там прихлопнул, а окажись любой из них под ударом этого его кулака, то он в момент тебя прихлопнет. А это вызывает искреннее желание у людей в приёмной, – раз уж унести ноги никак сейчас незаметно не получается, – смотреть на этого типа подобострастно и быть ему полезным и ближе к тому, что он потребует от них при своём желании это потребовать.

– Подождите! – в один истеричный выкрик Васисуалий перебивает движение незнакомца в сторону окончания этого разговора.

– Что ещё? – недовольно переспрашивает Васисуалия незнакомец.

– Я же сказал, что дам, что вы просите. – Нервно говорит Васисуалий.

– А разве я тебя не понял? – вопросом на вопрос отвечает незнакомец, вгоняя Васисуалия в тупик непонимания того, что он не понял. Из чего он пытается выбраться новым вопросом. – Но тогда зачем вы обозначаете нашу встречу в морге?

– А где же я должен ещё принимать ваши вложения в вашу будущую жизнь. – Усмехается над такой наивностью Васисуалия незнакомец.

– Я всё теперь понял. – Ответил Васисуалий, догадавшись, что имел в виду незнакомец.

– Ну и чтобы вы по своей незаурядности ещё как-нибудь не начудили, я пойду вам навстречу и дам некоторые подсказки в плане осуществления вами задуманного. Всё что вам нужно вы найдёте на стойке. – Говорит незнакомец, кладя трубку аппарата селектора на прежнее место. После чего он окидывает своим вниманием лица людей в приёмной, кто, что за удивительное событие, теперь занят своим делом и никого из них не заподозришь в том, что он принимал хоть какое-то деятельное участие в качестве того же наблюдателя в этом разговоре незнакомца с Васисуалием. Все эти люди были здесь и одновременно их здесь не было.

На что незнакомец смотрит не без насмешки над такой деятельной активностью людей в своём настоящем и будущем, затем переводит взгляд принципиальности на рядом стоящую Аллу, которой итак сложно себя держать в руках и на ногах, а тут новое к ней требование со стороны чёрт знает кого и чего ему от неё надо, и она уже ничего не соображает, не видя даже саму себя в себе.

– Можешь не волноваться и не переживать так сильно, – глядя на Аллу, говорит незнакомец, – тебя, скорей всего, на прямую обойдёт судьбоносная стезя итога. Выбор всё-таки будет остановлен на ком-то другом. Ну а если тебя и коснётся всё это, то ты этого и не заметишь. – На этом незнакомец заканчивает общение и разговоры с Аллой, переходя в обратную сторону границы разделения посетителя и Аллу, эту административную стойку, здесь делает остановку, чтобы посмотреть на двери Васисуалия, которого, быть может, ещё как-то нужно поторопить, и не найдя в себе желания больше помогать Васисуалию в его скорбном деле себя утверждать на право быть дальше таким какой он есть, вынимает из кармана пиджака визитку, кладёт её на стойку и без дальнейшего сотрясания воздуха словом выходит вон из приёмной, оставляя в ней тишину нервного забвения внешне, а так-то брожение умов людей здесь находящихся, не находящих себе места от полнейшего непонимания того, что сейчас здесь было.

И как бы в них всё не будоражило в нервном исступлении и не порывалось выяснить, что тут собственно такое сейчас было, никто не решается стать тем первом лицом, кого тот тип прибьёт, как только услышит его возмущение, стоя вон там за углом, в коридоре. Вот все и молчат, ожидая и не пойми чего. Скорей второго, второго пришествия, которое, судя по всему, имеет наибольшую вероятность сюда пришествия и выведения всех этих людей из их умственного ступора.

Так что когда дверь Васисуалия лёгким скрипом подала сигнал к открытию, не нужно быть пророком, чтобы предположить крайне уверенно того, куда в одно мгновение попрятались сердца всех этих людей, чьи ноги теперь стоят на носочках из-за невозможности вступить на подошву по причине там спрятанности их тщедушных сердец.

Но Васисуалию не до них и вообще ни до кого, он не сводит своего взгляда со стойки, где им и замечается оставленная незнакомцем визитка. И Васисуалий, сам на себя не похожий, проявляя неожиданную для него прыть, в момент сокращает расстояние до стойки, выхватывает с неё визитку, тут же впивается в неё взглядом, сам фиксируется в одном положении предопределённости, которому основание даёт его высказанность в нос: «Надежда умирает последней», и как сюда вышел, таким же ходом уносится обратно себе в кабинет.

– На сегодня приём закончен. – Вдохнув в себе воздуха уверенности, говорит Алла, заставляя без всякого сожаления и вопросов покинуть приёмную всех этих подрехнувшихся людей.