Читать книгу Дураки и прочие Легенды - Игорь Станиславович Буторин - Страница 4

– Выбирайте!

Тетка в замусляканном халате широким театральным жестом указала на кудло под обеденным столом. Там вошкались несколько черных комочков непрестанно скуля и наползая друг на друга.

– Этот, – показал я на самый активных шерстяной комок.

Представительница клуба, дебелая дама со съеденной помадой на губах, подняла щенка и констатировала: «Сучка. Кличку надо давать, чтобы начиналась на букву „А“».

– Магдалина, – согласился я.

– На букву «А»! – не унималась дама.

– Магдалина будет, – миролюбиво, но твердо заметил я.

Представительница клуба взяла картонный щенячий паспорт, и вывела в череде родословных хитросплетений месяц назад народившегося американского кокер-спаниеля кличку – «А’Магдалина».

Магда и дрессура, или если хотите, воспитание не пересекались нигде и никак. Она четко знала свою кличку, знала кухню – это то место, где можно попрошайничать и знала команду «гулять». Все остальное ей было неинтересно.

Правда она еще четко чувствовала интонации. Если строго произнести ее имя, она понимала, что накосячила, но не понимала где. За непослушание она получала обидные шлепки сложенной в трубочку газетой, и терзаемая обидой шла на свое место. Однако еще не дойдя до подстилки, напрочь забывала обиду и продолжала косячить дальше.

Ее постоянно выгоняли из кухни, где она сидела немым укором и тиранила всех взглядом никогда некормленого ребенка. Моя мать, знавшая не понаслышке что такое голод, выдержать этих взглядов не могла и кормила ее снова и снова. А Магда ела, нет она просто жрала все что ей давали.

Иногда я изгонял ее из кухни на ее место в коридоре. Дальше начинался балет – раненный Спартак. Собака еле передвигала лапы, часто и шумно сглатывая обиду и оглядываясь – а вдруг передумали. Потом обрушивалась со страшным грохотом на пол, но так чтобы видеть дверь на кухню. Далее она возёкалась, вздыхала и снова ворочалась, иногда изрыгая чуть слышные стоны. Так она переживала вселенскую несправедливость к собственной персоне. Это продолжалось минут пять, после чего она вдруг снова оказывалась посередине кухни. Весь ее вид говорил: «Да я тут вообще не при делах! Я лежала у себя на месте, даже непонятно, кто меня сюда перетащил. Я, вообще уже спала. Это все происки врагов. Хозяин, они хотят нас поссорить!».

Спать она хотела на кровати рядом со мной. Понятно, что это ей не разрешалось, потому что на улице это был мощный пылесос, который умудрялся собрать на свою длинную шесть всю пыль, почки, веточки и окурки.

В отместку на эти запреты Магда ночью делала лужу посреди коридора.

Компромисс все же был найден. Укладываясь спать, я спускал руку на пол, собака водружала свою шкодную мордочку на мою ладонь и уютно спала, храпя, как испанская портовая прачка… пока я во сне не убирал ладонь. Тогда Магда шла в коридор, делала свое мокрое дело и возвращалась к дивану, храпеть дальше. Потому что это враги хотят поссорить ее с хозяином.

Магдалина не была собакой-дурой. Просто у нее был такой до крайней степени шкодный характер и необузданная энергия. С ней можно было разговаривать, и она слушала тебя очень внимательно и, казалось, все понимала. Когда тебе грустно, она уютно укладывалась на колени и заглядывала в глаза, как бы говоря: «Не переживай, пройдет и это!»

Все команды она конечно же знала, но выполняла их, сохраняя чувство собственного достоинства, и порой очень своеобразно. Например, она могла несколько раз подряд приносить тебе апорт, но потом ей это надоедало, и она устремлялась гонять голубей или промерять глубину какой-нибудь лужи. Если же хозяин отворачивался, то Магда неслась в свое собачье эльдорадо – помойку. Для нее это было, что-то типа Детского мира для ребенка – там ей все было интересно и там находилось все то, без чего она просто не могла жить дальше. Она обязательно находила очередную вонючку и азартно убегала от меня, то есть от того, который собирался отобрать ее сокровище.

Когда я приходил с работы, то здесь начинался «Танец с саблями» Хачатуряна. Ее хвостик-обрубыш колебался с частотой гамма-излучения. Она крутилась волчком, приседала, извиваясь как уж, скулила и писалась на ходу. Радости не было предела. Пожалуй, за более чем пятьдесят лет, никто так не радовался моему появлению, как это искренне делала Магда.

Где-то через год позвонила представительница собаководческого клуба и сообщила, что нам надо быть на выставке собак, чтобы там оценили магдено соответствие породе. Я помыл собаку шампунем, расчесал ее шерсть, а это всегда было очень трудным мероприятием, и мы отправились на выставку.

На тридцатиградусной жаре нас мурыжили часа четыре. Опытные собаководы привезли какие-то коврики и расчески, они постоянно разглаживали шерсть своих питомцев, подстригали непослушные волоски и готовились блеснуть на ринге. Мы с Магдой сидели в кустах и маялись от жары, разглядывая эту ярмарку тщеславия.

Потом мы брели на остановку. Я нес какую-то медальку и картонную грамоту, моя собака плелась за мной. На пути попалась колонка водопровода. Сначала я просто хотел напоить измученную Магду, но та, увидев лужу, так заблистала своими цыганскими глазами, а потом шепотом, но с надеждой сказала: «Гав!» Умела она гавкать шепотом.

Я, махнув рукой и скомандовал: «Давай!»

Когда мы снова, но уже оба забрызганные водой и грязью шли рядом, я сообщил Магдалине, что это была ее первая и последняя выставка. На фиг надо! Магдалина была со мной полностью согласна и снова шепотом сказала: «Гав!»

Еще раз я сказал: «На фиг надо», когда по настоянию клуба мы пытались скрестить Магду. Как оказалось, моя собака не приемлет собачий секс ни в каком виде. Больше мы на такие мероприятия не ходили, тем более, что первая попытка оказалась неудачной – кобель не особенно интересовался сучками и все время норовил овладеть штаниной хозяина.

Самый счастливый день у моей собаки случился, когда нас с работы вывезли смотреть участки под будущие дачи. Это было поле на берегу реки со скошенной травой и редкими старицами посередине. Магда была спущена с поводка. Стояло жаркое лето и первым делом собака легла в воду в одной из стариц. Потом оклемавшись, и вдруг, одурев от счастья, Магдалина включила форсаж и скрылась за горизонтом.

Вернулась она через час. Шерсть, смешанная с навозом, пылью, сеном и грязью превратилась в войлок, из пасти пахло свежими коровьими лепешками, а глаза лучились таким счастьем, что даже посмотреть на нее строгим взглядом было бы простым кощунством.

Магдалине было уже больше трех лет, когда у нее на шерстке появилась какая-то перхоть. Ветеринары посоветовали давать витамины. Однако Магде они не помогли и ей становилось хуже и хуже. Ветврачи не могли поставить диагноз.

Магда уже не так сильно радовалась при моем приходе домой. Скорее она только обозначала эту радость. Теперь она мало ела, лишь понемногу пила воду. Неохотно гуляла, даже помойка перестала вызывать интерес. Все чаще Магдалина просто укладывала свою мордочку на мои колени и так могла лежать долго и тихо. Изредка ее начинали сотрясать слабые судороги.

Мать в это время вышла на пенсию и ей приходилось наблюдать мучения собаки весь день. Помочь мы ничем не могли, как не могли помочь и ветеринары, которые так не определились с диагнозом.

Магдалина обо всем догадывалась. И теперь в трамвае, измученная судорогами она просто лежала на моих коленях с закрытыми глазами.

Ветврач, позвала свою коллегу, так как сама она это делать не могла. Магде поставили укол. Мордочку я держал на ладони, когда космос в ее глазках помутнел и они замерли.

Я шел по морозу и ревел в голос. Тело Магды лежало в сумке. Метров через тридцать от ветлечебницы меня догнал парень в белом халате. Он просил оставить собаку в морге, а я отказывался, намереваясь похоронить.

– Вы поймите, – уговаривал меня парень. – Болезнь не определена, течение было непонятное. Я сделаю вскрытие, чтобы понять и определить отчего все-таки померла ваша собака!

Спасибо, что хоть не сказал – сдохла.

И тут прозвучал главный аргумент: «Я ж тогда смогу других собак спасти, если разберусь с этим случаем».

Аспирант позвонил на следующий день. Он сообщил, что у Магды была чумка, но ее непокорный организм боролся до последнего и поэтому диагноз поставить не смогли и вообще случай ее чумки был довольно редкий.

– Правильно, что усыпили, – сказал в конце разговора врач. – Облегчили ее страдания. Она ведь сильно страдала, все внутри было поражено. Да и жить ей оставалось всего пару дней».

Собак не поминают. Зато хозяева вспоминают их всю свою жизнь.

За что?

За благородство, любовь и преданность, которую собаки нам дарят, притом вне всякой зависимости от любых обстоятельств и особенностей нашего характера.

Иначе, пожалуй, и объяснить не получится, если у вас никогда не было своей собаки.