Читать книгу Побег из ада. Исповедь паникера - Игорь Светин - Страница 5

Как не странно, но моя жизнь шла к этому поединку с самого своего начала, даже скорее до ее начала. Потому что своему рождению я был обязан смерти, которая стоит там напротив, за барьером нашей сегодняшней дуэли. И считает меня своим должником.

Она забрала мою сестру за десять месяцев до того дня когда я появился на свет.

В тот злополучный день 2 ноября 1959 года мама была в институте на сессии в Минске, а отец после работы вез своей любимой дочке большую белую куклу, о которой она так мечтала. Бабушкин дом стоял на перекрестке дорог без какой либо ограды и когда моя сестра побежала за мячом улетевшим на дорогу из за угла выскочил грузовик и краем борта ударил ее прямо в висок. Ей было четыре с половиной года. Как оказалось потом водитель тоже спешил к своей дочке. Мой отец не успел на полчаса. А сестру так и похоронили с этой куклой. Какая то вселенская трагедия сделала в одно мгновение несчастными многих людей. А мне этот несчастный случай подарил жизнь в которой я очень рано начал осознавать, что я в ней не званный гость.

Через месяц, когда по воле своего отца в составе ста пятидесяти миллионов хвостатых собратьев я летел на встречу с яйцеклеткой своей будущей матери, с бешеной скоростью по сантиметру в час, я еще не знал что оказался здесь случайно. А что может знать частичка материи которую и под микроскопом трудно разглядеть. Но я бежал по неведомым законам природы, отдаваясь ее промыслу с неосознанным желанием победить.

И я победил. В то время у меня еще не было глаз. Но если бы они у меня были , как говорят ученые, я смог бы увидеть что в эту прозрачную и упругую оболочку вместе с мной пытался проникнуть не я один а еще целая дюжина таких как я. Все мы стучали своими маленькими головками в дверь жизни но почему-то она открылась только для меня одного. С очередным моим ударом, она плавно вобрала меня в себя, и сразу превратилась в то что было снаружи, не оставив шансов убежать обратно. Я наверное тогда впервые почувствовал себя одиноким. Почему я? А где все?

Попадая за дверь жизни, жизнь одноклеточного создания заканчивается. Я еще не знал тогда, что мое желание победить как привело меня в эту жизнь, так и останется для меня тем крестом, который я пронесу по жизни, до этого дня.

Станет он для меня сегодня последним или нет пока неизвестно.

Когда мой эгоистичный ген, превратил меня из маленького головастика в человеческую оболочку он надеялся , что я пронесу его дальше и передам следующим поколениям. Об этом я еще тоже не знал, иначе с удовольствием разделил бы с ним его оптимизм.

Ученые говорят, что человек начинает помнить свою жизнь начиная с трех лет. Видимо правильно распорядилась природа если выбрала такой срок. Ведь до этого времени мы совершенно беспомощны и уязвимы и не чувствуем даже своего инстинкта самосохранения. Мы держимся за мамину юбку, зная что только она нас может уберечь от всех ужасов этого огромного мира. Когда нам хорошо и этот мир исполняет наши желания мы смеемся, когда нет, нам становится плохо , что бывает значительно чаще и мы начинаем орать. Какой был бы ужас если бы мы это все помнили.

Первая память об этом мире у меня была память о боли и страхе. Это случилось когда мне было четыре с половиной года, как и моей погибшей сестре. Видимо судьба отмерила нам с ней один и тот же срок жизни, чтобы отправить к богу наши еще невинные души.

В тот майский день мы пришли с мамой к ее подруге перебирать картошку. Мне объяснили что если у перезимовавшей картофелины убрать выросшие за зиму хвостики, а потом посадить в землю то по осени она может превратится во много картошек. У нас в Белоруссии это было основная еда и взрослые относились к этому процессу очень серьезно и поэтому я могу понять мою маму что она не заметила как я вышел на улицу.

Я огляделся по сторонам и увидел напротив керосиновую лавку.

Мы часто ходили туда с родителями для того, чтобы заправить наш керогаз. Это такое устройство на котором мама готовила нам еду. Ни газовых, и электрических плит в нашей глухой провинции тогда еще не было. Мне очень нравился запах этого керосина. И я всегда шел туда как на праздник.

И поэтому в тот день я быстро перебежал дорогу, забежал в лавку и начал вдыхать в себя этот прекрасный аромат. Когда у меня закружилась голова я выскочил на улицу и увидел, что где то вдалеке по дороге едет колонна велосипедистов. Они были так далеко, что у меня не было никакого сомнения, что я успею перебежать эту маленькую дорогу и вернуться к маме. Но видимо керосиновый угар сделал свое дело и у меня нарушилась пространственная ориентация. Когда я сделал первый шаг то сразу стал виновником большой велосипедной аварии. Я мгновенно оказался в основании огромной кучи из велосипедистов и их железный коней. Помню страшную боль во всем своем маленьком теле, скрежет металла, вижу порванные цепи, вылетающие из погнутых колес спицы. Помню как я пытаюсь пролезть через велосипедную раму, которая была передо мной. Сколько я пролежал в основании этой кучи уже не помню. Помню только ощущение нехватки воздуха. Я отделался тогда сотрясением мозга и открытым переломом ноги, шрам от которого напоминал о себе лет двадцать. Когда он у меня прошел, со мной и случилось то , что меня заставило все это рассказывать самому себе.

Если относиться к этому событию как ко второму моему дню рождению, то оно было более драматичным и эффектным. В какие-то годы через наш маленький городок пронеслась такая большая велогонка и откуда она могла взяться в 1965 году в какой-то белорусской глуши. Хотя ничего удивительного. Эта был велопробег посвященный 20-летию Победы.

Вторая память была памятью разочарования. В шесть лет я совершил первую коммерческую сделку. Из какой-то сказки я узнал, что если закопать на волшебном поле даже небольшую денежку, то на нем может вырасти большое дерево с золотыми монетами. Наша семья жила бедно и поэтому когда я продал своему приятелю за рубль фотоаппарат своего отца, которым он никогда не пользовался, и закопал в огороде целую горсть монет, оставшуюся после покупки сырка за 12 копеек, я думал что делаю доброе дело для своей семьи. Если из маленькой картошки здесь вырастает целый куст то наверняка из этой горсти блестящих монет вырастет целое дерево денег и родители смогут купить себе даже телевизор.

Удары ремня отца, наверное ни такие уж сильные, разлучали меня со сказками и детской наивностью и делали взрослым. Быть взрослым это значит быть полезным, честным и ответственным человеком, независимо от возраста. Я был потом горд собой когда приносил домой сдачу до последней копейки из магазина или с рынка. Детская непосредственность и желание быть полезным создавало для меня конкурентное преимущество в рыночных отношениях. Масло и творог я всегда умудрялся покупать минимум с 20 процентной скидкой.

Моей третьей детской памятью была встреча со смертью. Может эта встреча стала для меня роковой? Принято говорить что все мы родом из детства. Эта обыденная фраза как напоминание для людей, чтобы они не забывали о своей душевной святости когда их душа была чиста и безгрешна и они не выбирали между добром и злом, а мечтали только о мороженном и шоколадке.

Я тоже об этом мечтал, и однажды меня подвело детское любопытство.

Мне очень захотелось сладкого. Обычно несколько раз в месяц после зарплаты, перед сном мама приносила мне конфетку. Это были самые счастливые минуты моего беззаботного детства.

Уснуть со сладким привкусом на губах, залог цветного сна, в котором можно было полетать, даже не зная, что ты просто растешь.

Я уже был первоклашкой и придя из школы я решил поискать конфеты. Я забрался на стул и открыл верхнюю дверцу шкафа. От туда выпала серая сумка и рассыпала своё содержимое на полу. Это были семейные фотографии.

Это фронтовые снимки отца, он еще молодой в военной форме, а это дед с бабушкой. А это что такое, маму обнимает какой-то незнакомый дядя. Это не правильно маму может обнимать только папа и я. Детские ручонки неистово рвут память о семейном пикнике в честь моего рождения.

А это что такое, в какой-то черной коробке лежит красивая кукла с бантом и с ней другая поменьше

а рядам стоит вся наша родня и все грустные, мама, папа, дед, бабушка и брат. Сердце ребенка начало стучать быстрее, чувствуя неладное. Я долго вертел эту фотографию в руках. И почему-то боялся ее, но чувствовал с ней какую-то непонятную связь. Потом я спрятал ее под подушку. А когда пришла мама с работы и нагнулась надо мной чтобы пожелать спокойной ночи я показал ей эту фотографию и спросил:

– Мама, кто это!

Лицо молодой женщины, прикоснувшееся к щеке своего ребенка, превратилось на мгновение в скорбное лицо старухи пережившей своих детей.

– Это твоя сестра сынок, она просто уснула.

– Но моя сестра спит вон там в своей коляске. И почему вы не фотографируете меня, когда я сплю?

– Бывает так, что человек спит а его никто не видит. Ты вырастешь и все узнаешь.

– Но я не хочу спать. И я не хочу быть невидимым. Я хочу чтобы ты всегда меня видела.

И я хочу всегда видеть тебя, видеть солнце и видеть себя.

« Солнечный круг, небо вокруг

Это рисунок мальчишки

нарисовал он на листке

И подписал в уголке

Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет небо, пусть всегда будет мама, пусть всегда буду я!»

Проговаривая про себя эти слова октябрятского гимна, я глотал слезы и пытался уснуть.

Нежная рука матери гладила мою голову, а на лицо падали горячие капли материнских слез.

Как же я сразу не догадался, ведь эти черные коробки только большие я уже не раз видел. Их перевозили машины по улицам нашего маленького городка и в них лежали спящие люди. Машины ехали очень медленно, с открытыми бортами. И за ними шли грустные люди, многие из которых плакали. А духовой оркестр играл такую музыку от которой хотелось заплакать самому.

В эту ночь мне приснился кошмарный сон. Огромный котлован и внутри него много испуганных людей. Они бегают, бьют друг друга и что-то кричат, но я их не слышу. Я прижимаюсь к стене и натыкаюсь на деревянную лестницу. Становлюсь на ее ступеньку и смотрю вверх. Лестница такая длинная, что конца ее не видно он теряется где-то в очень далекой темноте. Становится страшно, но еще страшнее оставаться здесь.

Я понимаю, что мое спасение там наверху и начинаю медленно подниматься . Вдруг кто-то хватает меня за ногу и начинает тащить вниз. Испугавшись я ускоряю свой бег наверх. Мой подъем продолжался так долго, что начало казаться, что это вовсе не сон и мне захотелось как можно быстрее проснуться. Но я чувствовал что , единственной надеждой возвращения меня в мою привычную детскую жизнь была эта злополучная лестница. И пускай не слушаются ноги и деревенеют руки но мне нужно ползти наверх. Внизу люди из черных коробок, а наверху жизнь. И каким бы не был тяжелым мой путь я должен его пройти. Ползи если хочешь выжить.

Наконец я увидел долгожданный свет. Преодолеваю последние ступеньки и поднимаю свою голову над землей и осматриваюсь по сторонам. И вдруг замечаю прямо перед собой огромное дуло старинной пушки. Оно было такое огромное, что я легко мог в нем поместиться. И я даже не успел испугаться когда из него вылетело большое ядро и снесло напрочь мне голову и уже без нее я полетел вниз.

Я мгновенно проснулся весь потный от страха и долго не мог уснуть. Пытался как мог по детски разобраться со всем свалившимся сегодня на мою детскую голову в прямом и переносном смысле. И как мог себя успокаивал. Да я умру как моя сестра и эти уснувшие люди. Но это же будет так не скоро может в году так двухтысячном. Эти четыре цифры 2000 казались мне таким бесконечным будущим что я успокоился и уснул.

Но скорее всего мое детское сознание все таки не справилось с произошедшим. Видимо потрясение от ужаса свалившегося на меня понимания, что я когда то усну навсегда оказалось таким несвоевременным, внезапным, огромным, таким красочным и драматичным, что мое детское не окрепшее и впечатлительное сознание не смогло разрешить эту проблему. И для того чтобы мне как то помочь оно забросило эти мои переживания в свои подвалы. В подвалы подсознания, в которых мой страх на время потерялся. Я его не чувствовал и поэтому вскоре забыл. И конечно я даже представить себе не мог в тот день какую жизнь он мне уготовил.

Я рос умным, любознательным и отчаянным пареньком. Мне все давалось очень легко. Лучший ученик в классе, победитель математических олимпиад, чемпион школы , района и области по шахматам. Очень рано я начал писать стихи. Их даже публиковали в нашей районной газете. Короче местное дарование да и только. Я был очень дружелюбным парнем и дружил с ребятами которые были старше меня на несколько лет. В детстве это было большим достижением. Я так любил жизнь, что открывал в ней страницу за страницей и никак не мог начитаться.

И даже не замечал , что где-то во мне глубоко глубоко спрятался испуганный пацаненок и он растет вместе со мной. И поэтому я не мог даже представить, что когда он вырастет таким как и я большим он перестанет помещаться в моей голове и вырвется наружу в совершенно неожиданное для меня время, и в еще более неожиданном месте и застанет меня врасплох. И что самое ужасное заставит меня жить той своей жизнью, которой он жил находясь очень долго в своей собственной тюрьме, которая называлась – мое Я. И у него все это время был только один сокамерник – его страх.

Если бы я мог увидеть в этой неизвестности свалившейся на меня огромной глыбой себя испуганного ребенка может мне и не пришлось бы долгие годы откапывать себя как динозавра превратившегося за много лет в какую-то окаменелость. Когда лопатой, когда зубилом, а когда кисточкой.

Пришло какое то прозрение. Хотя чему удивляться, ведь именно для этого я все это пишу.

Человек оказывается может жить в своей внутренней тюрьме. Но даже в ней он может мечтать и создавать свое будущее.

Но к сожалению, когда маленький человек встречается с какой-то неразрешимой для него проблемой он просто не может найти их причины в себе. Проще переложить их на кого-то другого или на несправедливость этого мира. Разве может представить ребенок , что самым главным для себя врагом может стать именно он. Даже его враг может быть совсем и ни враг. Но просто так сложились его внутренние обстоятельства, которые он не может принять как свои.

Когда прошло много лет и уже молодым человеком я столкнулся с проблемой, с которой не смог справиться, и в поиске ее причин я стал винить во всем своих родителей. Со временем мое воображение так разыгралось что сложило все в логическую цепочку.

Родился как замещение погибшей сестры, которую мои родители очень сильно любили.

А я родился мальчиком, родители были разочарованы и я рос нелюбимым ребенком не познавшим родительской ласки. У мамы свои ученики, я видел ее редко. У отца постоянные посиделки со своими друзьями фронтовиками. А меня как будто и нет. Может быть я во всем виноват? И любовь родителей надо заслужить? И я очень старался. Вся моя детская жизнь и ее достижения были направлены только на одно- на завоевание родительской любви.

Всегда и во всем я старался быть лучшим, чтобы они мной гордились. А они словно не замечали этого, относились к моим достижениям как к чему-то само собой разумеющемуся и редко хвалили. А когда я впервые встретился лицом к лицу со смертью в своем кошмарном сне где были мои родители? Поэтому надо как можно быстрее с ними расстаться не обременяя их ни чем и как можно реже встречаться.

С этим бредом я прожил много лет и даже делился им со многими людьми рассказывая им о своем трудном детстве. А затем на долгие годы превратил свои детские обиды в поведенческий паттерн в отношении своих родителей. Редко писал и навещал на короткое время, не чувствуя никакой близости. Ужас да и только.

Многие психоаналитики поддерживали меня и закрепляли мои заблуждения. Они стали такими прочными, что несколько лет назад я убедился в этом до слез, скорее до истерики.

Я приехал на очередной семинар по системному НЛП к Питеру Врицу в какой то подмосковный пансионат под Серпуховым на пике своего очередного отчаянья ,по ужасным пробкам и чувствовал себя снятым с дыбы. И поэтому смотрел на своих коллег с не очень добрыми мыслями. Ну эти понятно- коучи и психологи приехали к мэтру, а эти небось бизнесмены, на клубничку потянуло. Но а этот тип что здесь делает, мой взгляд упал на какого то неухоженного лысого мужичка с дурацкой улыбкой. Когда ты себя считаешь самым несчастным немудрено носить такие мысли в своей голове.

На первом дне семинара мы проходили возрастной регресс, надо было вернуться в детство. Для разогрева у нас была танцевальная терапия. Интересная штука под различные ритмы. Питер был мастером в своем деле и смог совместить традиционную европейскую психологию с восточными практиками. Получался забавный коктейль. Поэтому редко наши семинары заканчивались без какого то инсайта т.е. внутреннего прозрения какого нибудь семинариста. Это сродни тому, как родиться заново. Ты рождаешься с криками с воплями а остальные наблюдают за этим зрелищем. В церкви этот процесс называется изгнанием бесов. Я это видел уже не раз но представить себя в роли очередного новорожденного или одержимого мне не очень хотелось.

Танец состоял из четырех ритмов. И вот где то на третьем, кажется это было экспрессия или стаккато.

Помню полный сумбур в голове и какая-то внезапно нахлынувшая жалость к самому себе и вдруг неожиданно из глаз градом потекли слезы. Мне стало так неудобно и больше всего на свете мне не хотелось это делать при свидетелях. Ведь меня окружали люди о которых я так плохо подумал. Я приоткрыл глаза, посмотрел по сторонам не видит ли кто моей слабости. И вдруг вижу на меня смотрит тот мужичок, который мне не понравился больше всех. Но в его глазах я вдруг увидел всю доброту мира и они словно подбадривая меня говорили: Все в порядке, держись парень, мы с тобой! Мне стало ужасно стыдно и одновременно очень легко и спокойно.

На основную часть регресса требовалось два добровольца. Конечно одним из них был я. Мы легли на пол. Питер через переводчика начинает говорить:

– Вы маленький ребенок и вы видите своих родителей.

– Я отчетливо вижу вдалеке своих маму и отца.

– Подойдите к ним, поговорите с ними и обнимите.

– Я подхожу , но обнять не могу. Пытаюсь себя заставить но ничего не получается. Начинаю психовать. Но как же так , ты не можешь сделать то что вполне естественно для любого нормального человека. Ведь ты уже не ребенок. У тебя уже есть свои дети. Смотрю отец поворачивается и уходит.

– Я вскакиваю сильно бью рукой по полу, разлетаются в дребезги часы. Оглядываюсь по сторонам в поиске того что еще можно здесь разломать. Опрокидываю стол для чая со всем стоящим на нем. Потом принимаюсь за столы и стулья и бьюсь в истерике а наконец обессиленный убегаю на задние ряды и начинаю так рыдать, что не хватает даже воздуха в легких.

– Как потом оказалось, все это длилось не менее часа. Когда я пришел в себя и открыл глаза моему удивлению небыло предела. Я сидел в центре круга всей нашей группы и они все это время молча присутствовали в моей судьбе даже не подозревая что творилось у меня внутри, но зная что это очень важное для меня. С тех пор я стал осторожнее в отношении своих первых впечатлений о людях.

– Я не мог себе даже представить, что когда нибудь стану участником подобного реалити-шоу. И что я из него вынес? Как мне тогда казалось ничего полезного. Только лишний раз укрепился в убеждении, что в моих бедах виноваты родители. Я и раньше это знал, и какой в этом инсайт и стоило ли так рыдать. Пусть Питер занесет это в свой профессиональный актив а мне нужно подумать что со всем этим делать дальше.

– Наверное я превратился в старика Плюшкина, и давно несу на себе мешок всякого хлама в котором и потерялся сам. И ноги уже подкашиваются и выбросить жалко. И притом я еще стал законченным эгоистом, циником и мизантропом, если позволяю себе так плохо думать о людях, которые готовы если не разделить то хотя бы поучаствовать в моей судьбе.

–

– Через год отец ушел. Ушел по настоящему навсегда. А не так как на том семинаре не дождавшись пока я его обниму.

– Мама потом рассказала что накануне своей смерти, отец долго лежал в бреду и считал до десяти по польски, пропуская цифру четыре. Видимо его сознание впало в детство и пыталось говорить на своем детском языке. Во время его детства часть Беларуси, на которой он родился, была польской территорией и он учился в польской школе. Во время войны воевал в войске Польском. В 18 лет был ранен в ногу в боях за Варшаву. Всю жизнь хромал и давно позабыл язык своего детства.

– Но детство не забыло его в этот самый трагический для него день, пытаясь ему помочь. Он так и умер 4.04.2004 г, не сумев преодолеть эти три четверки.

– Сейчас даже самому себе стыдно признаться в том, что смерть своего отца я пережил совершенно спокойно без эмоций. Как уход из жизни совершенно постороннего для меня человека. Неужели мой эгоцентризм был возведен на такой пьедестал, что смерть человека подарившего мне жизнь даже не выдавила из меня ни одной слезинки.

– Впрочем жизнь которой я живу трудно назвать жизнью. Иначе я не писал бы все это смотря на эти таблетки и билет на самолет, а просто бы жил и не задумывался о том чем закончится этот день. Хотя конечно я лукавлю. Если бы передо мной стоял выбор: не родиться или проживать ту жизнь, которая мне досталась, конечно я выбрал бы пусть такую, но жизнь. Потому что сегодня я был под крылом своего ангела, своей любви, которая мне и помогла добраться сюда, на похороны своего отца.

–

– В тот день я постоял немного для приличия у гроба отца и даже прикоснулся губами к черной ленточке у него на лбу. А потом ушел в свою детскую комнату и сразу укрылся саваном своего личного страха смерти, в который неистово стучали мои панические атаки и только рука жены напоминала мне о том что я еще жив. А она, мой визави была там за соседней дверью.

– За окном был апрель, а мне было 44 года. Те три четверки, которые отец унес с собой. А я их смог пережить.

– Может это какой то мистический знак или подсказка подумалось мне когда я пытался уснуть?

– На утро я все таки смог собраться. Организовал и похороны и поминки. Все прошло чинно и благородно, короче все как у людей.

– Накануне своего отъезда я просматривал наш семейные альбом с которого предварительно сдул изрядный слой пыли и вдруг нашел свой портрет, себя шестилетнего.

– Я помнил о его существовании, но никогда не пытался его отыскать, глубоко зарывшись в своих взрослых проблемах. Какое там детство с настоящим бы справиться.

– Но тут меня неожиданно словно молния ударила в мой закостенелый и рациональный мозг. В нем образовалось какая то трещина откуда наружу вылез третий глаз, смотревший на этот мир под другим углом. Правда при этом наступило ощущение раздвоения личности, но мне к этому не привыкать я часто разговаривал с самим собой.

– Я увидел жизнерадостного и счастливого мальчугана смотрящего на меня таким пристальным и внимательным взглядом, как будто он проникал в глубь меня и что то там пытался найти и подсказать.

– На голове после летней стрижки под ноль уже начали пробиваться волоски. Ведь был сентябрь, как сейчас помню, накануне моего шестилетия.

– Как я выпрашивал у своих родителей эти 3 рубля на эту цветную фотографию.

– 3 рубля в то время могли создать огромную дыру в нашем небольшом семейной бюджете, поэтому родители долго не соглашались. Тогда я нашел компромисс, пусть это будет подарком мне на день рождение. И родители сдались и наконец согласились.

– Каким я был счастливым, когда нес в своем кармане в детский садик эти три рубля, чтобы отдать их заезжему фотографу, и остаться навсегда в своей памяти самым счастливым человеком на свете.

– Да , а ведь малый был прав. Такого счастливого человека мне еще не приходилось видеть. И тем более я никогда не находил его в своем отражении в зеркале.

– Высокий лоб признак не погодам ума. И конечно этот завораживающий взгляд.

– А эта улыбка, краешками губ как у Джоконды. И даже лопоухость ему к лицу. И эта красивая матроска с галстуком.

– Неужели он, то есть я. Пусть будет мы. Интуитивно чувствовали, что наступит когда то тот день, когда мой счастливый взгляд меня ребенка, смотрящий на меня взрослого с такой искренностью, может растопить лед обид и лжи и откроет нам какую то правду, которая позволит нам дальше жить уже со своей истинной правдой, во имя следующих поколений не позволив им наступить на наши проржавевшие грабли. Пускай они найдут свои поновее и не такие прочные, чтобы не оставить на их головах так долго не заживающие шишки.

– Что же рассказал мне этот взгляд?

– Он сказал: Посмотри на меня. Разве можно было меня не любить или я похож на недолюбленного ребенка. Меня любили родители и я любил их. И я помню, как сильные руки отца подбрасывали меня до потолка. Как мы с ним ходили на рыбалку и по грибы. А летом уезжали на целый месяц в деревню к дедушке. А однажды под новый год под елкой я нашел настоящие коньки. И счастливее меня не было человека на земле, хотя во втором классе я уже не верил в Деда мороза. И как мы с мамой каждый месяц с ее коллегами ездили в г. Вильнюс, на старом автобусе, за разными вкусностями. Я все это помню. Я помню как с ранних лет, я старался быть нужным своей семье и приносить ей пользу. Как с шести лет ходил в магазин и на рынок за продуктами. Бродил с друзьями , а иногда и один по нашим белорусским лесам в поиске грибов и ягод. И считал себя настоящим добытчиком. А не тем ребенком, который пытался завоевать любовь своих родителей. Мне просто нравилось доставлять им радость от моих очередных детских побед. А ты так долго жил в плену заблуждений, что когда-то надорвался в погоне за своими достижениями, чтобы завоевать их любовь.

– Я взрослый мужик начал оправдываться перед этим пацаном. Ты многое наверно позабыл. Ты остался в этой фотографии и замер в том времени. И конечно ты позабыл что в своем детстве ты очень редко видел маму. И тебя гладила по твоей детской головке, обнимала и держала на коленях другая женщина, которую ты называл просто Нюрой и которая дарила тебе всю свою нерастраченную любовь. Она была всегда рядом, когда мамы не было . А это было довольно часто. Я уже и не помню как она появилось в нашей семье. Знаю что она родилась где то в Сибири и в детстве упала с лошади и всю жизнь была хромоногой. Когда она шла то каждый ее шаг давался с трудом и наверное причинял большую боль. Несмотря на это она ухаживала за какой то старушкой у которой жила и всю жизнь работала дворником в коммунальной службе нашего маленького городка. И с самого раннего утра весной и летом, осенью и зимой она убирала листья или снег, или долбила лед, и посыпала его песком, чтобы наши жители идя с утра на работу не поскользнулись и не сломали себе ногу. А после обеда, когда я приходил из садика или школы она всегда меня ждала.

– Она была моей няней, хотя и не брала денег с моих родителей. Она была необразованной женщиной, никогда не читала книг и не знала красивых слов. Она просто сидела и смотрела на меня таким взглядом в котором была только любовь. И я купался в этом взгляде как в каком то волшебном облаке. Иногда думал, ну почему мама на меня так не смотрит. Позже я понял, что так может смотреть женщина, в своем воображении, на нерожденного ей ребенка, но подаренного ей судьбой в моем лице, позволяющим ей его любить. И больше ничего от меня она не требовала. Мне кажется это Нюра научила меня любить.

– Когда ты чувствуешь что ты для кого то самый дорогой человек то конечно же ты чувствуешь себя счастливым. Но настоящее счастье это любить самому. Понимание этого пришло намного позже. Но даже тогда своим детским умишком я понимал что на любовь надо отвечать взаимностью. И я никогда не стеснялся идя с друзьями в школу, увидев Нюру за ее каждодневным трудом, помочь ей дотащить ведро с песком и ее инструменты.

– Ты позабыл как однажды, в очередной наш приезд с отцом к деду я тащил своего отца очень пьяненького после семейной вечеринки домой к деду по каменистой брусчатке. У него после войны остался осколок в ноге и он всегда хромал и когда он падал я всегда пытался его удержать и был очень горд, что мне это удавалась. Хотя мои ноги скользили на этих камнях и я чувствовал себя очень неуверенно, вдруг упаду. Но я тащил своего отца около километра надрываясь из последних сил, но даже в мыслях я не мог допустить, чтобы его оставить здесь на дороге. Мне было тогда лет десять а отцу столько сколько мне сейчас. Мы все таки дошли.

– Спали мы вместе на одной кровати и отец очень быстро захрапел и дышал на меня порами выпитого. А я никак ни мог уснуть. Прочитал накануне книгу про шпионов, которые ночью через открытое окно запускали отравляющий газ. И я всю ночь прислушивался к каждому шороху за окном, чтобы не прозевать попытку врагов отравить моего отца, ведь он у меня герой-фронтовик.

– На утро , когда отец открыл глаза, он пристально посмотрел на меня хмельными глазами и с досадой произнес:

– Ну какой же ты у меня получился – одни уши торчат и нос. Лучше бы он попросил меня принести ему бутылку пива.

– Я выскочил из кровати на ходу глотая слезы и убежал в сад, потом сел на берегу реки возле лодки, окунул ноги в воду и просто плакал над своей нелегкой детской судьбой. Я даже не обижался на эти обидные слова отца, после моего героического поступка, который он даже не помнил. Я обижался на самого себя за то что не оправдал его ожиданий, закрепляя в себе комплекс неполноценности. Это был сложный день в моей жизни. Я знал, что изменить я себя не смогу, чтобы понравиться отцу. Но ведь как то надо дальше жить. И если ты ему не нравишься значит придется научится жить без него. Вот так я его потерял.

– Да и он меня особо не искал. Но детские обиды, эгоизм и жестокость никогда не сравняться со своими взрослыми аналогами. Знать бы это тогда.

– Как не странно, но тот день и это место для меня впоследствии стало местом силы. В самые трудные и непростые моменты жизни, обычно перед сном, я возвращался туда и смотрел на себя со стороны на себя маленького сидящего на мокром берегу реки у просмоленной лодки рядом с баней по черному. Я всегда ощущал эти волшебные запахи детства и красоту этого места. Но я всегда видел этого ребенка со спины, и никогда он не поворачивался ко мне лицом. Но каждый раз я уходил от туда более сильным. Тайна этого дня никогда не покидала меня, и чем то заряжала, как подсевшую батарейку. И я всегда мечтал, что он все-таки когда нибудь ко мне повернется и что то обязательно измениться в моей жизни. Изменится обязательно к лучшему.

– А помнишь нашего деда Юзефа.

– Он был статным, высоким стариком, с аккуратной щетиной и желтоватым лицом. Скорее всего у него была механическая желтуха, по причине синдрома Жильбера. Это повышенный уровень билирубин в крови. Этот ген как оказалось передался и мне. Просто я еще не стар и поэтому пока не желтый.

– Он был очень трудолюбив и прижимист, но жил какой то своей обособленной жизнью и складывалось впечатление, что ему никто в этой жизни не нужен. Бабка, его дети и внуки были сами по себе а он сам по себе, словно ходил и что то про себя думал.

– С утра вставал садился на свой старый велосипед и ехал в местную чайную. Наливал 50 грамм водки в бокал пива, выпивал его медленно, растягивая удовольствие и потом ехал обратно и целый день работал у себя в саду. Ухаживал за яблонями и часто ночевал в своем шалаше, охраняя их от местных пацанов. И еще его страстью было пчеловодство. Я помню его в причудливой маске, когда он открывал свои улья.

– Я так тянулся к нему, а он меня словно не замечал. Давал мне в день приезда 15 копеек и крутись внучек как хочешь и ни в чем себе не отказывай. !5 копеек хватало на пачку мороженного в местном сельпо как на огрызок дедовской любви.

– Сейчас я даже и не вспомню, что двигало мной тогда, когда я забрался на чердак дедова амбара и увидел там целый клад в виде большого количества бутылок и банок, покрытых огромным слоем пыли.

– Воспользовавшись отсутствием деда, мы взяли его велосипед и со своей двоюродной сестрой все это богатство погрузили в мешки и увезли на пункт приема стеклотары.

– Не важно сколько мы за все это выручили и как потратили, только на следующий день дед сказал моему отцу в моем присутствии: « Ты больше этого городского жулика мне не привози».

– По прошествии многих лет, когда я уже был офицером и вспомнил за рюмочкой с отцом эту историю, и отец мне рассказал. Что дед не поднимался на этот чердак никогда, уже много лет. Когда началась война и в их поселок пришли немцы, первым делом они согнали всех евреев в большой сарай как раз напротив нашего дома и там их сожгли. Дед спас семью одного еврея, своего соседа и всю оккупацию они жили на этом чердаке.

– Дед был хорошим ветеринаром, еще в русско-японскую воевал и поэтому к нему часто обращались немцы помочь с их лошадьми. Но каждый раз когда они появлялись на его дворе он прощался со своей семьей. Вот такая история из прошлого.

–

– Но все-таки если этот день закончится для меня благоприятным исходом, в чем я пока не уверен, и когда нибудь я увижу своего внука я стану для него самым лучшим дедушкой на свете. Я знаю каким он должен быть настоящий дедушка, ведь я его так долго рисовал в своем воображении, когда мечтал быть любимым внуком. Я стану для него настоящим и преданным другом. Я буду жить его жизнью, играть в его игры, рассказывать ему разные истории и конечно буду баловать , реализуя все его детские хотелки. И кроме своего Жильбера попытаюсь передать ему что то более полезное и нужное в жизни. Но самое главное я постараюсь оставить для него память о его счастливом детстве. Может она пригодится и ему когда-то, как и мне сегодня за которую в своем детстве я заплатил целых три рубля. За фотографию лысого и ушастого паренька, который сегодня меня пытается чему то научить.

– Я держал в своих руках себя шестилетнего и слушал, что он пытался мне рассказать своим взглядом.

– Ты разве не заметил, что я уже повернулся к тебе лицом, сказал он. Я тоже очень долго ждал того дня когда ты меня найдешь. Надоело уже сидеть в твоей умной голове, но глуповатой чуть чуть.

В день отъезда я пришел на могилу отца по настоящему с ним проститься и по-настоящему заплакал. Не заставляйте своих детей часто плакать в детстве, иначе у них не останется слез, которые они должны пролить на вашу могилу, вдруг подумалось мне. Но у меня они все-таки нашлись, за которые в детстве я заплатил три рубля. Это совсем небольшая цена за слезы прощения и покаяния, к сожалению запоздалого.

Я плакал и вспоминал каким я был жестоким и мстительным по отношению к своему отцу за свои детские обиды , вознесенные на пьедестал.

Я старался избегать разговоров с отцом и часто уходил из комнаты когда мы оказывались там одни.

Я даже отказался от своей детской мечты стать историком- археологом и поступил в военное училище лишь потому что не хотел от него зависеть.

И потом приезжал в отпуск только в гражданской одежде а не в военной форме, чтобы лишить его возможности пройтись со мной по улочкам нашего городка, гордящимся своим сыном-офицером.

Да, я плакал над отцом и над собой. Над тем что не сложилось так как нам хотелось. Как должно быть по настоящему между отцом и сыном. Над тем что ты понимаешь только тогда когда что то теряешь, дорогое для тебя и ничего уже невозможно исправить, даже с помощью этой душевной росы, текущей из твоих глаз.

Как ты мог упрекать своего отца, цепляясь за его обидные слова в твой адрес, что он любит тебя меньше чем тебе кажется и меньше чем твою погибшую сестру? Как ты посмел из всего этого сделать вселенскую трагедию длинною в твою маленькую жизнь?

Ведь даже если твой отец отдал все запасы отведенной на его жизнь любви своей дочери и вся эта любовь умерла вместе с ней, неужели он в этом был виноват?

И вместо того чтобы ему помочь и быть благодарным за подаренную жизнь ты просто наслаждался ей до поры до времени и держал в кармане фигу, чтобы при случае ему показать. Хорош сынок, ничего не скажешь.

Меня охватило какое то невообразимое чувство разочарования в самом себе. Ведь я долгое время считал, что в том, что я уже давно живу в каком то мифическом пространстве между жизнью и смертью, как будто не жив и не мертв, виноват мой отец. А он лежит здесь рядышком, два метра под землей и словно говорит мне оттуда: Ну разве может отец пожелать такого своему сыну?. И я слышу его и с ним соглашаюсь. Да папа ты не в чем не виноват. Я уж как то сам постараюсь справиться с самим собой, но уже без тебя.

Когда я возвращался домой моя старая трехрублёвая фотография ехала со мной в багажнике машины бережно упакованная. Я отдал уже много тысяч американских рублей различным специалистам в области сознания и подсознания, которые выворачивали мой мозг наизнанку, но никто мне так не помог разобраться в себе, как этот пацан, протянувший помятую советскую трешку дяде фотографу в далеком 1966 году. И его счастливый портрет лежит рядом со мной, как билет за проезд в нашу другую жизнь. В которую мы едим вместе уже без страшного греха – обиды на своего отца.

Одно плохо, что это произошло так поздно. Маховик моих проблем, которые мешают мне жить, запущен так давно, что он вращается очень быстро, и его уже не остановить прикосновением детской ручонки. Это игры для взрослых. Но ничего, малый, прорвемся. Мы уже вместе. Обещаю скучно тебе не будет.

Я ехал и думал о своей странной жизни, которая уже давно представлялась мне в виде небольшого арочного мостика между бытием и небытием. Большую часть времени я провел на его середине, и был сторонним наблюдателем, за протекающей мимо меня рекой жизни. изредка скатывался в ту или иную сторону, но по настоящему еще не познал ни ту и не другую, как какая то игрушка-неваляшка, управляемая неведомой рукой.

А тогда в детстве, в тот злополучный день с отцом я уже решил свою судьбу стать военным.

Как меня отговаривал мой старший брат не пойти по его стопам. Но он же не знал моей мотивации. Я даже паспорт не получил в 16 лет, почему-то был уверен в том что моя мечта исполнится.

И я стал курсантом Житомирского военного училища, которое закончил мой брат десять лет назад. Но уже элитного инженерного факультета, который открылся в год моего поступления. Правда и здесь не обошлось без руки судьбы в виде руки моего комбата. Когда с большим начальником они сортировали личные дела будущих курсантов, у того уже был свой список кого в командиры, кого в инженеры.

И хотя у меня был высший бал меня не было в этом списке. Коррупция была уже и тогда. Не такая как сейчас, а более примитивная. Но потом со мной учились дети директоров магазинов, областных начальников, генералов, председателей колхозов и прочие мажоры, сдавшие экзамены на тройки.

Я в то время об этом даже и не знал по каким законом устроена эта взрослая жизнь. Как и о том, что мой комбат учился с моим братом и незаметно для своего начальника ,увидев мою фамилию, переложил мою судьбу, вопреки его воли в папку своего инженерного курса. Простое движение руки, даже с небольшим риском, все равно после первого курса будут потери и Родина не досчитается нескольких бойцов по причине их профнепригодности. Нас в этой папке оказалось сто пять, а через год ровно сто. Как мы гордились своими белыми погонами, когда вокруг нас было несколько тысяч человек с желтыми погонами на плечах.

Когда спустя много лет, комбат рассказал как решилась моя судьба с помощью его руки. Я был просто ошеломлен и впервые осознал что такое судьба и как все странно в этом мире. Ведь все могло сложиться не так. У меня были бы не те друзья, не то место службы, даже не та любовь, без которой я даже не могу представить себя сегодня. Даже тот день, самый драматичный для меня, мог закончится по другому, а может его и вовсе не было бы.

У истории жизни любого человека отсутствует сослагательное наклонение если бы да кабы. Что есть то есть, другого быть не может. Плывешь по реке своей жизни, иногда останавливаешься, зацепившись за какую-то корягу на пару дней, а затем забыв об этом плывешь дальше. Прошлого уже нет есть только одно будущее.

И я вспоминаю, как шел к этому дню легкой курсантской походкой в яловых сапогах и даже не думал, что я смогу за что то зацепиться.

Находил даже приятные моменты в своих суровых армейских буднях. Прочитал как то в умной книжке простое определение жизни: жизнь это стремление к удовольствию и попытка избежать неудовольствия. Исходя из имевшихся у меня в то время ресурсов и ограниченным возможностей, я пытался следовать этой формуле и не жалел об этом. Грыз гранит военной науки, много читал, занимался спортом в котором стал училищной легендой, хотя пришел в училище тщедушным пареньком, без слез не взглянешь. Был героем и ведущим многих встреч с гражданской молодежью, по причине своей начитанности. Подрос, возмужал и даже не заметил как быстро пролетели эти пять лет.

Время учебы подходило к концу и неожиданно со мной случилось то, что я называю КАРТИНА МАСЛОМ. Этот на первый взгляд незначительный эпизод в моей курсантской биографии, я скорее всего уже давно бы позабыл, если бы он не стал началом моей мистической жизни и прологом того страшного дня, который я впоследствии ни мог не забыть и тем более изменить. Зато он изменил меня и довел до дня сегодняшнего и до того выбора, который передо мной. Один от бога, а другой от дьявола.