Читать книгу Утопическая элегия. Эпос - Игорь Тарквимада - Страница 10

Постучавшись в дверь под №1, я осторожно приоткрыл ее и заглянул в комнату.

– Здравствуйте, позвольте войти?

Не получив ответа, обернулся и посмотрел на администратора, но тот с улыбкой махнул мне головой, мол заходи, все нормально, ты ни кому ни чем не помешаешь. Я зашел. В комнате была легкая темнота. Постепенно мои глаза стали привыкать к сумраку комнаты. Я огляделся. Комната была примерно 20 квадратных метров. Убранство ее было аскетичным, хотя не лишенного скромного изящества. Я увидел стол, а за столом в кресле, слегка напоминающим небольшой трон, сидел человек. Это был мужчина. От двери, где я стоял, сложно было определить возраст этого мужчины. Но, что мне сразу бросилось в глаза, так это то, что он был совершенно белый, белые одеяния, белые волосы, белое лицо. Сидел он в пол-оборота к двери, поэтому я, вначале увидел только его профиль. Нос был с горбинкой, а верх уха слегка заострен, что придавало ему подобие эльфа. Но когда он повернулся ко мне, я от легкого шока даже немного дернулся, так как у него толи отсутствовали, толи были тоже белые ресницы и брови, а так же у него были белые зрачки. Морщин на его лице, я не заметил. В общем, его с полной ответственностью можно было принять за существо неизвестной цивилизации.

Я подошел к столу, за которым он сидел, и еще раз поздоровался. На меня смотрели глаза, создающие ощущение пустых глазниц. Но эти «пустые глазницы» словно приковали мой взгляд, и я отчетливо у себя в мозгу услышал слово: «Здравствуйте!», – хотя рот мужчины был закрыт. Вначале я подумал о чревовещании, но потом понял, что дело здесь не в чревовещании, а в передаче мыслей на расстоянии. В общем сплошная мистика. Сказать, что я был ошеломлен, значит, ничего не сказать. Он видно понял мое психологическое состояние и не стал далее тревожить мою психику. Дальнейшая беседа продолжалась путем разговорной речи.

Чтобы как-то отрешиться от мистического настроения, создающего легкий внутренний душевный дискомфорт, я стал пытаться определить возраст этого мужчины. Все – таки я попросил встречу с возрастным человеком, своего рода аксакалом, а передо мной был человек неопределенного возраста. Вся эта ситуация вводила меня в какой-то легкий психологический ступор. Из этого ступора меня вывел голос: «Присядьте, пожалуйста». Я с радостью осознал, что слова были озвучены голосом. Сев у стола, за которым сидел этот человек, я опять услышал голос: «Зачем вы пришли, что Вас интересует?».

– Здравствуйте, – произнес я еще раз, как заевшая пластинка.

– Мы уже здоровались.

Легким усилием воли я сбросил с себя оковы небольшого внутреннего оцепенения и выпалил одной фразой:

– Где я нахожусь, что здесь происходит, и почему все люди морально-сахарные? – после некоторой паузы я задал еще один вопрос. – А сколько Вам лет? – а потом добавил. – И, что это за заведение? Правда, мне сказали, что это дом Индиго, но что это такое?

Наступила небольшая пауза, которую он прервал.

– Меня зовут Кев.

Тут я понял, что сам не представился и не спросил его имени.

– Мне 147 лет, – продолжал он.

От слов о его возрасте у меня кажется, зашевелились волосы на голове и глаза стали шире лица, а еще меня немного удивила его имя, но этого он, кажется, не заметил. Я стал более пристально всматриваться в его лицо. Кожа на его лице и руках была как у младенца. Перехватив мой взгляд, он понял мое недоумение.

– Да, я вижу Вы и впрямь не местный и похоже Вы не местный не только нашей местности, но и нашего времени.

И словно не нуждаясь в моем ответе, он продолжал:

– Наши ученые научились сохранять внешний облик человека молодым довольно долго, но внутренние органы человека не поддаются омоложению и стареют естественным путем. Но иногда людям, несущим в себе некоторую информацию, будь – то история, философия или другое гуманитарное направление, предоставляется возможность получить вакцину, которая некоторым образом продлевает, так сказать, жизнь внутренних органов человека, частично омолаживая весь его организм. Эта вакцина очень дорога, так как она вырабатывается путем физико-химических действий с органами человека только, что ушедшего в «мир иной».

От этих слов, плюс сумрачное состояние комнаты, я стал испытывать сильную тошноту и ощущать онемение конечностей – рук и ног. Страх с такой скоростью стал сковывать меня, что я почти перестал дышать. Произошел сильнейший спазм моих дыхательных путей, и я стал терять сознание. И только одна мысль была в моей голове: «Все, я здесь, что бы стать донором этой вакцины. Меня вели».

Видно поняв, почему я нахожусь в таком состоянии, он сказал:

– Не бойтесь.

Это слово я услышал через слуховые рецепторы своего тела и оно, как взрыв атомной бомбы, прозвучало у меня в мозгу, от чего я словно вышел из оцепенения. Я стал дышать. Скажу Вам честно, я испытал такое счастье, которое никогда не испытывал. Счастье было каким-то физическим, как будто меня выкопали из ямы, где я был закопан живьем. Да, я понимаю, что одно слово, неподкрепленное ни какими действиями трудно было принять за правду. Но, то ли очень этого хотелось, то ли оно было каким-то гипнотическим, но оно меня оживило. Я стал усиленно дышать, будто только что явился из утробы матери и это были мои первые вздохи.

– Не бойтесь и успокойтесь, – услышал я его голос еще раз. – Я Вам сейчас все объясню. Раз Вы человек ниоткуда, почти никто, то я буду звать Вас Немо. Вы позволите мне Вас так называть? – скромно улыбаясь, спросил он.

Ну что ж пусть будет так, я НЕМО.

– Ага, – прошептал я. – Да, конечно, в принципе я и есть ниоткуда и никто, зовите меня Немо, – сказал я уже более отчетливо.

Кажется, уже и сам стал верить, что я ниоткуда и никто.

– Так вот, – продолжил Кев, – возможность стать донором для вакцины надо заслужить, человек должен быть высочайшего морального уровня, чист душой и благонравен. Отбор очень жесткий в смысле морально-этических и духовных норм. Почти, как в доисторические времена, когда приносили в жертву, т.е. отправляли посланца к Богам – самых лучших мужчин и женщин. Человек сам предлагает себя, так как знает, кому пойдет его вакцина – людям, которые поддерживают высочайшую духовно-нравственную составляющую нашего общества. Тем, которые поддерживают моральный облик нашего социума. Человек приносит себя в жертву будущему своего мира. Прошедшие этот отбор объявляют об этом во всех средствах массовой информации. Их считают почти как спасителей цивилизации, и не только за то, что они добровольно приносят себя в жертву спасения людей, но и как самых духовно чистых граждан. Так, что не льстите себе надеждой, Вы не подходите – уже не скрывая улыбки закончил Кев.

Но я уже пришел в себя от пережитого шока и произнес:

– А почему Вы так решили? – с нескрываемым циничным сарказмом спросил я. – Может рожей не вышел для Вашего обЧества?

Но он не стал мне парировать на мою реплику, просто продолжал, улыбаясь, смотреть на меня, правда, улыбка его была доброй и успокаивающей, никакого пренебрежения я в ней не усмотрел, да еще его белые глаза создавали ощущение умиротворенной бесконечности.

– И так, я надеюсь в полной мере ответил на Ваши вопрос о моем возрасте? – все также улыбаясь, проговорил Кев.

К счастью, он перестал пользоваться своими телепатическими возможностями, а говорил, как нормальный человек, что также способствовало в какой-то мере устранению внутреннего дискомфорта.

– Теперь о месте Вашего пребывания. Это Индиго Дом. Своего рода дом – интернат для величайших людей нашего общества. Но только каждый в своем специализированном направлении: философии, теологии, морализации, истории и так далее, я, например, имею величайшие познания в области истории и образования нашего общества.

При этом ни тени смущения и скромности я не усмотрел на его лице и не услышал в его голосе. Но это не было самолюбованием. Это была просто констатация факта. А его взгляд словно говорил: «Так есть и сомнений здесь быть не может».

– Что ж, – сказал я, – специально придав своему голосу легкий видимый сарказм, – просветите меня о Вашем обществе, что это за Рай на Земле, – повторил я свой первый вопрос, который озвучил при встрече с этим человеком, но если честно с легкой ноткой недоверия, которая появилась у меня после всего, что я здесь услышал. Потому, что где-то в глубине души у меня стало расти сомнение, а не в сумасшедшем ли я доме.

Но Кев, словно не замечая моего сарказма, недоверия и других, я бы сказал негативных эмоций, начал свое повествование.