Читать книгу Стать нижней - Игорь Унин - Страница 7

У Тани, назовём её так, сексуальность проснулась в самом невинном детском возрасте. Ещё в детском саду она в три годика норовила потрогать себя между ног. Делала это и сидя, и лёжа, и даже стоя. Особенно часто, когда в детском саду начинался тихий час. Её волновало, что дети раздеваются до трусиков. Её интересовали как мальчики, так и девочки. И, не понимая, что нельзя публично, теребила себя, стоя в трусиках около кровати. Воспитательницы отводили её в сторону, говорили, что так неприлично. Били по рукам. Била по рукам и мать, а отец смотрел и только ухмылялся: «Ну, мать, ещё лет двенадцать, тогда держись!»

Когда ей исполнилось четыре с половиной, она всё поняла и публичные действия прекратила. Стала их тщательно скрывать, оставаясь одна в ванной и ложась в постель перед сном. Когда, уже девятилетняя, была в лагере, это заметила другая девочка и намылилась к ней в «подружки». Показала несколько движений, рассказала, как можно ещё. Потом у неё было с одноклассницей. Они делали уроки, когда родителей не было дома. Почти каждый день.

Вообще, женщины очень не любят рассказывать про своё самоудовлетворение мужчинам. По крайней мере почти все, с кем я общался.

Танин первый сексуальный опыт в институте был неудачным. Родители у однокурсника уехали. Ей позвонили, пообещав, что позвали в компанию просто так, «вписки» не будет. Один парень ей понравился, и она ему тоже. Алкоголь, покурить. Женский смех, скабрёзные шуточки. Танцы в темноте, где без пары был только один тот, который и понравился. Сжимания, прижимания. Разве надо подробно описывать? В ванной, куда он её завёл, она дала ему возможность жадно поцеловать, но не позволила расстегнуть джинсы. Но потом…

Наверняка ей что-то подмешали. Она так считает. Всё поплыло, захотелось свернуться калачиком на кухонном диване. Её там и оставили все, потушили свет. Таня поняла, что пришёл он, но не оказала никакого сопротивления, когда ей расстегнули и стащили вниз джинсы. Не сопротивлялась совсем и когда сняли трусы и раздвинули ноги. В голове была мысль, что всё равно это должно произойти когда-то, и, по её меркам, девятнадцать лет – уже даже несколько поздновато.

Что значит – быть девственной? Иметь пресловутый кусочек плоти? Но в нём тоже дырочки – куда-то должна выливаться вся эта ежемесячная гадость (слово, употреблённое ею и переданное Юриком). Дырочки-то разные. Бывает, иногда их несколько, только тоненький карандашик лезет. А у неё что есть девственность, что нет. Прямо посерёдке большое отверстие было, палец влезал. А может, сама и подрастянула, потихоньку.

Когда тот самый первый мальчик с именем Толя в неё вошёл, она не испытала боли разрыва. Только неясная, едва уловимая боль растяжения. Но и никакого удовольствия не испытала тоже. Что-то просто двигалось в ней, чувство было скорее странным. И – неприятным. Её никто не возбудил, она была сухой. Но Толик, видимо, был человек опытный. Зная, что будет сухо, смазал свою письку каким-то кремом, найденным в ванной. Она лениво думала, что надо бы ему как образованному человеку резинку надеть. Но. Хотелось ощутить именно голую кожу в своём влагалище. Настоящую кожу письки мальчика. Только вот трахался он как-то неумело и быстро. Меньше, чем через десять минут резко из неё вышел и налил лужицу на дерматине кухонного дивана. Дурачок, у неё день был незалётный. Дал бы хоть понаслаждаться этой жидкостью внутри.

Удивительно, но произошедшее не только её не шокировало, не только не возбудило, но вообще не оказало никакого влияния – что было, что нет. Так она считает.

На формирование Тани как личности сильное влияние оказала её внешность, а точнее – лицо. Фигура была не просто неплохая, а очень даже ничего, что впоследствии она поймёт и станет её подчёркивать. Лицо Тани было не то что бы очень некрасивым – оно было абсолютно неярким и незапоминающимся. Всё сглажено, ресницы и губы белёсые, губы тонкие и бледные, глаза невыразительные. Родители категорически не разрешали макияж в школу. Видимо, напрасно. Справедливости ради отметим: времена, когда на лицо для придания выразительности наносился слой штукатурки, безвозвратно ушли; в настоящее время – «перманентная косметика», небольшие операции, подтяжки. Руки виртуоза могут творить с лицом чудеса.

Таня с детства привыкла к тому, что она неяркая. Учителя не могли запомнить её фамилию, сверстники смотрели мимо. Когда стала девушкой, на ней никто не задерживал взгляд. Но Таню это почему-то не особенно задевало. Какими именно были её родители, можно только догадываться, но она всегда чётко выполняла все установки. Раз сказали, что в школу не краситься, она не красилась; даже толком и не умела.

Таня была застенчивой. Когда в школе задавали стихотворение, она никогда не могла прочесть его без запинок, как бы хорошо ни знала. Сама поза у доски, когда на неё смотрели тридцать человек, была для неё невыносимой; она сбивалась и частила, стараясь, чтобы всё поскорее закончилось – неважно, с каким результатом. Вся её гиперсексуальность никому в глаза не бросалась. Всё было тихо и скрытно. Она была серой мышкой. Между прочим, именно мышам вменяется в привычку есть кактусы, плача и страдая от их иголок.

Где-то в старшем школьном возрасте увлеклась порнографией; установить «Тор» помогла подружка. Она же поделилась ссылками «на то, что интересно». Но Таня не интересовалась «неистовой любовью лесбиянок», если перефразировать Мигеля Отеро Сильву, и быстро перешла к совершенно другим категориям на рекомендованных сайтах. Ей нравились грубые гетеросексуальные сцены.

Она рассматривала тела брутальных самцов, которые совершенно плевали на партнёрш по ремеслу и всячески жёстко удовлетворяли с ними свою похоть. Она возбуждалась, только когда видела такой «хард». Чем безжалостнее действовал мужчина, тем большее впечатление на Таню производил порноролик. Ей нравились те, кто совершенно не пытался ни ласкать, ни возбуждать. Сцены, в которых самцы тупо удовлетворяли своё желание, приводили её в восхищение.

Вид ритмично работающих ягодиц порноактёра завораживал, она сидела в кресле, сжавшись, с переплетёнными ногами, все её мышцы были напряжены, дыхание прерывисто. Она фиксировала взглядом какую-нибудь одну мышцу тела (но не ту, о которой интерактивный читатель, возможно, подумал) и наблюдала за её движением.

Тане было практически безралично, как выглядят лица порноактёров. Если она не видела правильно работающих тел, тут же искала другой клип. Чем энергозатратнее работали мышцы бёдер, спины, плеч – тем это больше завораживало Таню. Она полностью отдавалась процессу созерцания. Особенно ей нравилось, когда мужики от усердия потели и их влажная кожа начинала бликовать при подсветке. Игра света на потных телах вызывала восторг. Чернокожие модели потели более явственно. Девушек, которых так безжалостно использовали, она никогда не рассматривала.

У них во дворе жил негр-студент, учился в «Лумумбарии». Он часто выходил на балкон, летом любил погреться на солнышке. Тане было отлично видно, но она всё равно брала папин бинокль и рассматривала украдкой его между ног, поскольку сидел он в трусах. А один раз вышел – даже не верится! – в набедренной повязке. Нет, она против межрасового секса. Она хотела поймать его эрекцию. И поймала! Он, видимо, говорил по телефону со своей подружкой. И не только возбудился, но даже и обозначал через ткань действие.

Ещё подростком она где-то вычитала, что с древних времён для граничащего с болью сексуального разогрева использовали очищенный имбирь. Выбрала в магазине самый крупный корень и выстругала из него нечто фаллической формы. Но сунуть в вагину по понятной причине тогда не могла и поэтому запихнула в анус. Выдержала не больше минуты, а потом, чуть ли не визжа, побежала в ванную. Никогда эту глупость больше не повторяла, но почему-то воспоминание об ужасном эксперименте возбуждало. Иногда для тектонических сдвигов в сознании не нужен собственный опыт, вполне достаточно шокирующей картины опыта чужого.

Студенткой она подрабатывала летом в одной компании быстрого питания. Она показала расторопность и аккуратность, постигла все нехитрые наборы повторяющихся каденций для персонала как в кухне, так и на кассе – и довела их до автоматизма. Умение отключать голову от посторонних мыслей существенно влияет на производительность. Таня была образцом полной рациональности движений. На успехи Тани в освоении нехитрой профессии обратили внимание, выдвинули на внутрифирменный конкурс мастерства, хотя она не была штатным сотрудником. Несмотря на то что призового места не заняла, ей предложили сразу же после института пройти обучение на тренера. Обещали бурный карьерный рост.

Родители не возражали: опыт тренера в самом начале карьеры может понадобиться и для более приличных, по их мнению, мест. Но Таня на работе задержалась. Текучка в компании фастфуда была постоянной, мало кто воспринимал работу в общепите как призвание, и тренеры были востребованы. Из-за природной зажатости Таня при общении старалась держать дистанцию со своими учениками, тем более что многие были старше неё. Она одевалась строго, старалась говорить без эмоций в голосе и максимально формализовать общение с учениками.

Таня сама не может объяснить, почему одна из девушек привлекла её внимание, что-то было у девушки во взгляде. Чаще всего взгляды у слушателей тупо-равнодушные, сытые и ленивые. Они в большинстве своём уже натерпелись на школьной скамье и теперь испытывали лёгкое раздражение при обучении, как им казалось, достаточно простому ремеслу. А у той девушки в глазах был смысл. Она с таким рвением пыталась всё запомнить, так ловила каждое слово, что Таня как-то незаметно познакомилась с ней поближе.

У девушки, как оказалось, была печальная история. Она была родом из одной южной области. Отец бросил семью, и мать с ребёнком на руках по житейской неопытности оказалась в крайне сложных жилищных условиях и без денег. Тогда она нанялась с проживанием к фермеру, который имел в аренде довольно большие сельскохозяйственные угодья и сам искал таких работниц, которых можно из-за безвыходности их положения нещадно эксплуатировать. Фермер занимался овощеводством и выращиванием свиней; работа в хлеву и на полях требовалась постоянная.

Хозяин эксплуатировал своих рабынь не только по прямому назначению, но и сексуально. Сразу безоговорочно давал это понять. Тех, кто не соглашался, не брал. Подходил к работающим несколько раз в день и говорил кому-нибудь: «Пошли». И те шли. Получасовой, а то и больше, перерыв в работе да ещё и угощенье. У него был оборудован угол в гараже; вести работниц в свой дом он брезговал.

Однажды настала очередь и этой девушки, фермер долго к ней приглядывался и размышлял, но, видимо, убедился, что безопасно. То, чему она подверглась в гараже, было не просто изнасилованием в обычной или извращённой форме, но сопровождалось также «иными действиями сексуального характера». А именно простейшими садистскими элементами, оставляющими следы, в частности, на мягком месте, и не имеющими характера дозированной игры.

Она не только рассказала Тане все подробности того, что с ней произошло, но и весьма убедительно передала свои ощущения от насилия. Таня пришла в ужас от рассказа: одно дело – смотреть постановочные сцены, где всё если не столь желаемо, то по крайней мере добровольно плюс соответствующим образом оплачивается, и совсем другое – столкнуться с человеком, которому в реальности пришлось жить в подобном кошмаре. Таня хотела помочь, у неё был родственник в правоохранительных органах, но девушка сказала: освободят рабынь, и они станут нищими или пойдут в рабство куда-то ещё. И даже высказала неожиданную мысль: а может, женщин даже устраивает насилие со стороны хозяина? Они ведь совсем не красавицы, а их работодатель совсем не разборчив и недалеко ушёл от племенного бычка. Типа, баба – она и есть баба, любая хороша. Ну а к побоям привыкаешь. Некоторым и привыкать не надо – все женщины трудной судьбы.

Жестоко изнасилованная девушка всё рассказала матери. И мать, хотя всю жизнь была забитой и к собственной судьбе равнодушной, решилась помочь. Она позвонила дальней родственнице в Подмосковье, та дала телеграмму о смерти отца девочки, и женщина упросила их хозяина отпустить юную рабыню на похороны. А дочка уехала и не вернулась. Родственники оставили у себя жить.

Беглянка очень хотела учиться и чего-то достигнуть, чтобы забрать мать к себе. Таня отдавала себе отчёт, что при работе в фастфуде такое нереально. Только если с замужеством повезёт, девочка довольно симпатичная. Но шоком для Тани стало неожиданное заявление той девушки: «А вы знаете, мне не то что бы понравилось, категорически не хочу повторения, но воспоминания меня возбуждают. Вот если найти себе в Москве парня, чтобы вполовину моложе, чем тот фермер, который согласится, чтоб было что-то похожее, но не так жестоко, я бы согласилась».

При словах «воспоминания возбуждают» Таня вспомнила дурацкий опыт с имбирём. Она сочла возможным купить себе примитивный искусственный фаллос, раз больше не девственна. Но представляла себе не какого-то абстрактного и единственного, а совсем другие картинки. Ей захотелось насилия и грубости. Просто захотелось – и всё. В её фантазиях были и киноартисты, и прыщавые подростки, и голодные до женского тела солдаты. Хотела сразу нескольких, чтобы никто с ней не считался. Она была готова к насилию.

А тут вдруг её изнасиловали реально. Двое парней, примерно чуть за тридцать. Не Кавказ, но, по её мнению, не москвичи.

…Таня возвращалась от подруги, у которой сильно напилась. В автобусе стало тошнить. Было поздно, холодно – октябрь. Она вышла и осталась сидеть одна на незнакомой остановке, ожидая, что станет легче. Недалеко была железная дорога, слышались проходящие поезда. Она сидела около четверти часа, и никто на остановку за это время не пришёл.

Причина изнасилования (если только речь идёт не о маньяке) не столько аморальные и криминальные наклонности, которые, конечно, тоже должны присутствовать, а неожиданно возникшие благоприятные обстоятельства. Ощущение, что риск в данном конкретном случае минимален. Плюс какой-то триггер. Чаще всего – деталь в облике будущей жертвы. Облегающие леггинсы, беговые шорты, короткая юбка. Мы знаем теперь о преступниках, которые насиловали своих жертв за бантик в косе или цоканье каблучков по асфальту. Смотрите «Следствие вели…» с Леонидом Каневским.

Есть сексуальные атрибуты, признаваемые большинством. Черные кожаные штаны, к примеру. На Тане как раз были такие. А сверху – короткая чёрная куртка на свитер. Она покупала узкие кожаные лосины без всякой задней мысли, но фигуру они облегали на ура. Снизу – застёжки на молнии вдоль голени. Таня тогда надела лосины исключительно по погоде.

Те двое – единственные подошедшие на остановку минут за пятнадцать Таниного пребывания – расценили иначе. Видимо, их привлекли блики света от уличного фонаря на кожаных штанах. И они, скорее всего, подумали, что столкнулись с девушкой ну если не с низкой социальной ответственностью, то по крайней мере достаточно лёгкого поведения.

«Смотри, тёлка совсем плохая».

«Я так не нажрусь!»

«Эй, как себя чувствуешь?»

«Не тряси её, с лавочки пизданётся».

«Слышь, тебе в таком виде ехать никуда не надо».

«Ладно, давай поможем. Пойдём-ка, пройдёмся». За остановкой – гаражи.

«Не на-а-адо. Отстаньте!» – Таня сопротивлялась, но достаточно вяло.

«Да ты не брыкайся! А ну, встала! Ну!»

«Слышь, оставь её. Она сейчас блеванёт».

Но он не отстал. Почти волоком повёл в сторону гаражей. Второй был более ссыкунявый.

«Перестань, Паша. Увидит кто. Она ж сейчас заорёт!»

Но пьяная Таня почему-то не орала и дала оттащить себя за гаражи. Только здесь ей пришла мысль о возможных последствиях, и она стала осознанно вырываться. Но тот, кто её решительно волок, показал нож-выкидушку. Рана от ножа хуже венерических болезней, особенно если на лице. Можно крикнуть в надежде, что на остановку придут люди. Или выйдут из автобуса. До остановки метров пятьдесят.

Уже поздний вечер. По эту сторону – гаражи, насыпь и железнодорожные пути. Но по ту сторону – дома. Там жизнь. Если истошно заорать, то, возможно, её насиловать и не станут; ссыкунявый сразу сбежит. Пырнут ли ножом? Неизвестно. Скорее всего, нет. Ведь опасно. Если кто услышит и за неё впишется, хотя это маловероятно в нашей жизни, даже царапина может привести к заяве в органы. А так опасения, что она заявит, минимальны. Вообще ничтожны. Кроме того, если она заорёт, изнасиловать вряд ли удастся. Так что демонстрация ножа – больше стимул, чтоб замолчала, а не прямая угроза. Но вероятность того, что они ненормальные и порежут, всё же есть.

Поэтому она стала сразу смирной. Успокоилась. И тут же сквозь пелену опьянения неожиданно проявилась похоть. «А пусть бы даже и так. Кто узнает?» И она сама поразилась своей циничной покорности. Тело взвилось. Оно захотело. «Лишь бы не СПИД. Всё остальное лечится».

Её поставили около просвета между гаражами и заставили наклониться, просунув голову между двумя железными стенками. В просвет только голова и входила. Чтобы туда блевала, если приспичит, их не забрызгала. Видимо, по той же причине мысль о минете им тоже в голову не пришла. Но, очевидно, была ещё одна причина туда её поставить: наблюдать в процессе через щель, не идёт ли кто от остановки. Мой домысел: Юрику это и в голову не пришло.

Хорошо, что у неё руки в перчатках. Держаться голыми руками за холодное железо двух соседних гаражей она б не выдержала. Ей расстёгивали кожаные штаны. И тут она собрала в кулак свой разум, тем более что начала трезветь. «Ребят, а можно штаны до конца не снимать? А то ведь холодно!»

«Смотри ты! Заговорила. А что нам за это хорошего будет?» – поинтересовался тот, который Паша. Он же её и раздевал. Товарищ, который пожиже, просто стоял на стрёме.

«А что вы хотите?»

«Стоять смирно. Ни звука чтоб! Не трепыхаться. И подмахивать со всех сил», – заржал Паша.

«Хорошо, – быстро ответила Таня. Кожаные штаны уже были спущены до колен. – И ещё просьба. У тебя же есть нож? Разрежь, пожалуйста, колготки вместе с трусами, чтоб удобно было вам. Но просто чтоб отверстие было, не снимай».

«Тебе не жалко колготок?»

«Мне жалко себя. Холод на улице, боюсь простудить почки и придатки. Вы же быстро не закончите».

«Ха-ха. Быстро не собираемся. По два разика минимум. Хорошо, только усвой: второй раз – в очко. Так чтоб знала и готовилась».

Таня внутренне содрогнулась. Её бил озноб, стало по-настоящему плохо. Насчёт анала был шок. Всё возбуждение сразу ушло. Попка-то реально девственная. Но теперь куда уж деться! Штаны спущены, трусы с колготками разрезаны. «И зачем пожидилась на такси», – отпечаталось в сознании.

Однако трахать её начали не сразу. Выяснилось, что она значительно ниже их, а Паша не пожелал сильно сгибать ноги. В итоге второй нашёл за гаражами короткие широкие доски, на которые Таня встала, чтобы насильнику было удобно.

С первых толчков Паши её зацепило. Непонятно, что раскрепостило – то ли алкоголь, то ли экстремальность ситуации. Фрикции вызвали удар в мозг – и похоти, и радости. Вот уж действительно неожиданность. Что у того Паши был за член? Ведь даже лица не рассмотрела, да и скрывал он, как мог, своё лицо в темноте. Она кусала губы, подавляя крик, но не могла не стонать. И – «подмахивала», стараясь поймать ритм. С одной стороны, хотела, чтобы это продолжилось подольше, а с другой – понимала, что в её положении – пьяная, стоящая упёршись руками, с откляченной задницей – она долго не выдержит. А впереди ведь ещё и второй, а потом ещё минимум два анала.

Паша трахал минут двадцать. Зато его товарищ, торопливо овладевший её разогретым лоном и заскользивший по смазке из спермы, кончил минуты за четыре. Он, видимо, все двадцать минут ожидания себя подготавливал. Таня даже не успела понять, трахает он или нет. Это добавило оптимизма.

«Мальчики, вы меня чем-нибудь помажете? Ведь больно насухо».

«А у нас ничего нет, – язвительно сказал Паша. – Мы же не планировали сегодня такую крошку встретить. Давалка классная!»

«Посмотрите, у меня там, в кармане куртки есть гигиеническая помада для губ. Бесцветная, чтоб не обветрить. Помажьте, а? Можете всю истратить».

«Просьба дамы – закон», – поёрничал Паша. Но помаду применил.

Но всё равно было адски больно, когда Паша пытался насадить её попку на свой инструмент. Она вскрикнула и удостоилась шипящего: «Молчи, сука!» Попка была узкой, а половой орган Паши, выплеснувший струю в её лоно, был объёмным, но недостаточно твёрдым. Слишком мало времени дал ему товарищ на передых. Повозившись немного, он сказал в своё оправдание: «Да ну её. Не входит».

«Отпустите меня, мальчики! – взмолилась Таня. – У меня ноги уже подгибаются».

Ссыкунявый напарник Паши тут же забормотал: «Да отпусти ты её, Паша. Видишь, она никакая уже». Паша не хотел. Он ещё жадно засунул в Таню пальцы, поковырялся в том месте, которым смог овладеть. «Бля, сука. Узкая же. Не имеет её никто». Таня почему-то догадалась, что он не прочь ещё разок так же, раз анал не получился, но брезгует входить в неё опять, потому, что там отметился «ссыкунявый».

«Хочешь, я телефон оставлю?» – предложила Таня.

«Щас! Позвонишь тебе, ты сразу и сдашь с поличным! Мы учёные». Он ещё подумал немного. «Дуем наверх, через пути. А она пусть сама выбирается». И они быстро исчезли в темноте. Таня, собрав все силы, чтобы не выдать того, что с ней произошло, подтянула штаны и, пошатываясь, направилась к остановке.

Все остальные подробности о её мыслях и переживаниях, высказанные Юрику и переданные мне, опущу. Важны, на мой взгляд, только два момента: Таня стопроцентно убеждена, что насильников спровоцировали именно кожаные штаны. Оденься она менее броско, её бы не тронули. Я привёл Юрику пример из «Момента истины» Богомолова. Там молодая любовница немецкого диверсанта специально не мылась и ходила в плохой грязной одежде, чтобы её не домогались немцы. Просто первый пример, который мне тогда на ум пришёл, а так всё это очевидно.

А второй момент… Ну, понравилось ей это изнасилование. Если б ей тот Паша позвонил. Нет, конечно бы не встретилась. Или всё же да? Она же даже не могла увидеть его лица, но атас как он её пронял!

Интересный с точки зрения психологии факт: на следующий год в то же самое октябрьское время, надев те же кожаные штаны, Таня поехала на ту самую остановку! Пошла, осмотрела гаражи, где всё произошло. Там до тех пор валялись доски, на которых она стояла. Только преступники всегда возвращаются на место преступления? Как в анекдоте: «Ну что за парк у нас! Вчера пошла – изнасиловали. Сегодня пошла – изнасиловали. Завтра опять пойду!» В общем, поняла она, что не надо кривить душой: хочется экстрима. Стала интересоваться темой изнасилования и БДСМ.

Между прочим Таня «сходила» замуж. Да и сейчас формально замужем, хотя с супругом уже давно не живёт. Но сказала про него так: «Абсолютно ничего интересного и полностью асексуально. Для него секс как поход в туалет. Ни разу меня не завёл. А так – футбол, пиво и рыбалка». А вот кожа как фетишный элемент одежды отпечаталась в мозгу, стала спутницей.

Однажды Таня была в профилактории от одного предприятия в Орловской области. Река Ока. Лето, жарко. Путёвку приобрела в Москве через турфирму. Можно было поехать с подружкой, две прямо навязывались. Но твёрдо решила поехать одна. Миф о паре красавцев, которых они обязательно встретят в Орловской области, оказался всего лишь мифом. Таня внутренне была готова к тому, что если кто-то, отличный от крокодила, заинтересуется ею, она пригласит в свой одиночный номер «на чай». И встретит его в особых шортах и с распущенными волосами.

Кожаные шортики приобрела, будучи в одном секс-шопе за границей. Они обошлись недёшево, больше ста пятидесяти евро. Это была и по сей день остаётся бомба. Я знаю, о чём говорю. Юрик её фотографию показывал. Заявляю ответственно. Шорты очень короткие, сзади открывают складку между бёдрами и ягодицами. Удачно только в случае, когда область ниже живота такая, как у неё. На ней эти шорты – просто верх эротики. Важно, чтоб попка была фактурной, а не плосковатой.

Её шортики – из мягкой наппы мериноса. По бокам штанин – подшитые трёхслойные отвороты, сантиметра по три. Визуально ограничивают площадь попки, которая и так достаточно маленькая и кругленькая. Внутри шорты подшиты подкладкой. Но главное – шов через промежность. Внутри – закруглённая складка ткани, чтобы не натирало жёстко. Складка сразу аккуратно врезается и в щёлку, и в анус. Стимуляция – от одного надевания. А если ещё походить. Но это – для неё. А для него – взгляд между ног. Впадинка. Блестящая тончайшая кожа повторяет форму. От одного такого вида у мужиков туманится взгляд.

Она никогда не носила публично эти шорты. Стеснялась, конечно: выйти в них просто неприлично, разве что на панель. Но, разглядывая себя в зеркало, всегда возбуждалась. Этакое аутоэротическое восприятие своего образа.

Как она боялась в детстве пронизывающих взглядов, которые рассматривают, начиная с ног! Иногда взгляды косые, когда – наглые. Она ощущала их на себе ещё девочкой. Особенно когда надевала один короткий сарафанчик. Когда поняла – испугалась и сарафанчик больше не носила. А сейчас хотела, чтоб на неё так смотрели. Но не ловила на себе жарких взглядов в то лето в Орловской области. Может, надо было лететь в более южный регион?

Таня сидела на берегу Оки с книгой. Там – лавочки, а ниже – песчаный неширокий пляж, где бесились молодые подвыпившие парни. Лет двадцать максимум. Их было пятеро. Они ржали и резали слух постоянными матерными выкриками. Игра сводилась к тому, чтоб загнать в воду самого робкого, – всегда есть такой омега-самец на потешку альфачам – и его притопить. А тот, постоянно униженный, «девотный», пытался сбежать, отбиться, прекратить издевательство над собой.

Она смотрела на их фигуры. Ну, не аполлоны, хотя один очень недурно сложен. У двоих ноги сильно волосатые, у одного задница очень плоская и ноги кривые. Но какое это имеет значение? Вот если бы встать перед ними так, как она стояла перед зеркалом.

Чёрные шорты, кожаные, те самые. Трусики под ними – маленькие и беленькие. Но они не суть, на гэнг-бэнгах нетерпеливые руки всё равно их сразу снимают, не до игры. Белая полупрозрачная блузка с завязанным чуть выше живота подолом. Чтоб был виден пирсингованный пупок на худом животе. Под блузкой чёрный лифчик, чтоб просвечивал. На ноги – привезённые из-за границы летние плетёные сапожки абрикосового цвета, отороченные мехом. Что-то есть в том, как мех контрастирует с голой ногой. Она их называет «гладиаторы с опушкой». А на руки – перчатки с обрезанными пальцами, тоже абрикосового цвета. Они называются «гловелеты».

И вот в таком виде – предстать перед ними. Нет, не перед мифическими, а перед конкретно этими, что дурачились на пляже. Расставить ноги. Посмотреть развратным взглядом. Молодые самцы обалдеют и забудут про своих девушек. Они пойдут за ней, за голодной самкой. Она будет подниматься по песчаному берегу, а их глаза будут фиксировать движения её маленького кожаного чёрного зада, поделённого глубоким швом на две аппетитные половинки…

Они – как были, в мокрых купальных шортах, а один – тот, что с хорошей фигурой – в чёрных трусах-боксерах – зайдут за ней в лесопарк. Пройдут метров двести и нападут на неё. Она не будет сопротивляться. Пусть трахают все. И тот, что с красивым торсом, и тот, что кривоногий. Может, у него красивый член и он запихнёт ей в рот. Пусть и омега-пацанчик потешится. Они его допустят, когда сами натрахаются.

Она подаст голос тогда, когда доберутся до её попки. Всё-таки слюна – плохая смазка. Вот тогда и попросит достать из кармана шорт, которые давно сняты и отброшены в сторону, тюбик с анальным гелем. И – получит удовольствие от восхищённых житейски мудрой предусмотрительностью молодых самцов, слушая их матерные комментарии. Они не узнают, что она носит гель всегда – после того случая за гаражами. Пусть её трахают два часа, три. Сколько смогут. Пусть нещадно кончают на лицо, садятся на него своими задницами. Она всё-всё примет. Но после того как они кончат по три раза (да хоть по шесть), пусть избавят её от всяких диалогов и обсуждений.

Теоретически, она была бы даже не против, если б они на неё помочились. Чтоб пометили её всеми выделениями тоже как свою коллективную сучку. Но даже в фантазиях есть препятствие: шорты жалко, мочой провоняют, стирать нельзя. Да, и… бутылка во влагалище, синяки и ссадины на лице, вывихнутые запястья и прочие «излишества» тоже не в тему. Пусть молча натянут свои мокрые после купания шорты и растворятся в кустах. А она не спеша оденется и, ощутив себя последней грязной потаскушкой, пойдёт одна в номер мыться. Не выйдет на ужин и на завтрак, а на следующий день рано уедет. Она не захочет больше видеть этих парней – они выполнили свою миссию.

Как хорошо было бы! Мальчики резвятся, даже не подозревая, что для них возможно такое приключение.

Но… оно невозможно. Вместо черных кожаных шорт – светлая длинная юбка, вместо наилегчайшей кисейной белой блузки – непрозрачная цветная. Благопристойный лифчик. На ногах – босоножки. А сама она сидит на лавочке и одухотворённо мечтает с книжкой в руках. Правда, всё не так целомудренно. Вы не поверите, но в сумочке действительно анальная смазка. Стыдливо перелитая в абсолютно нейтральный пластиковый тюбик. И презервативы с собой – «Sico XXL» – комплимент своим ожиданиям и предполагаемому партнёру. Под трусики она всунула-таки современный маленький вибратор с хвостиком. Ножки скрещены…

Ох, любят иные девочки «посжимать»! Ещё со школьной скамьи, во время занудного урока. Или сидя на лекции в институте. А тут – техника. Ты сожмёшь этот вытянутый маленький лимончик, точнее – болгарскую вытянутую помидоринку, вложенную неглубоко в твой конвертик, а она ответит пульсацией. А не сожмёшь – не ответит. Ещё хочется помочь пальцами, но нельзя на людях. В том, что нельзя, тоже есть своя сексуальность. Тут, когда сожмёшь, главное, не зайтись и не забыться, не выдать свою маленькую тайну. Под широкой юбкой не так заметно. Но присутствие инородного предмета в теле всё равно не даёт сосредоточиться на книжке. И как тут не сжать, когда парень с хорошей фигурой делает стойку на руках и его мокрые боксеры повторяют все рельефы. «Яйца у него большие», – думает Таня и сжимает…

А дальше я как автор отхожу в сторону. Надо же дать выход чувствам Юрика, переложив их из порнографических описаний в эротическую форму. Насколько вообще получится. Это его опыт, он о нём рассказывает, кому-то будет интересно. DS-действия конкретны. В отличие от первых двух историй, фотографии Тани я всё же видел, поэтому снабдить глаголы Юрика более приличными прилагательными и добавить оттенки красок вполне возможно. Пусть будет якобы его прямая речь. Но парочку штрихов и сравнений я добавлю.

«Скажу по секрету: Таня вообще-то некрасивая. Но вот попка и низ живота… Здесь – всё блестяще. Трусы – тридцать шесть, задница оттопыренная и тугая, ни малейшего целлюлита. Оттого и кожаные шорты великолепно сидят. Бёдра узкие. Лобок крутой. Меня как-то спросили, что такое “крутой”. Надо понимать в прямом смысле. Можно представить себе – легко – лобок плоский. А крутой – это таки совсем не то, как говорят в Одессе. А это самое дело. Маленькая и аккуратная, ничего не вылезло и не потемнело.

Я очень люблю её низ. “Низ нижней”, как я его называю. Грудь у неё некрасивая, она знает это и закрывает её от меня топом в обтяжку. Любая девушка обидится, если ей накрыть лицо подушкой, как в циничной шутке. Но только нижняя по природе воспримет как прихоть Хозяина, которую нужно выполнять. Я не закрываю Тане лицо подушкой. Просто завязываю ей глаза. Продаются такие “закрывалки”, секс без вида партнёра сейчас моден, так называемая депривация. А потом её тело можно фиксировать, в тех самых шортиках.

Я люблю её низ, как Микеланджело, который “любил” мужской торс, обломок скульптуры, сделанной кем-то задолго до него, и выставленный сейчас в зале музея Ватикана. Микеланджело ползал по нему и засыпал, обняв камень. Любитель красивых мужских тел, нам не понять…

Я люблю её низ в шортах и без. Я бы её и трахал в шортах, но, увы, невозможно. Но трусики всегда оставляю, они маленькие. Могу долго прикладывать круглую голову – даже не назовёшь это головкой – клиторного вибромассажёра. Капелька стимулятора на бугорок. А дальше – засовывать в неё различные специализированные предметы и ощущать, как она дёргается.

Больше всего ей нравится один современный немецкий электрический инструмент тёмно-красного цвета, с плоским концом на точку G. Он даёт не вибрационные, а внутренние, под силиконовой кожей, возвратно-поступательные движения, как будто мужской член двигается в своей шкурке. В России хит продаж. Не видел ещё ни одной, которой бы этот девайс не понравился. Он, правда, не дешёвый и стоит пятнашку. Я его могу вынуть и поработать некоторое время своим, от природы данным, потом опять вставить. Или вставить “анатомически правильный” – с согревающей или охлаждающей смазкой и работать им; он не на батарейках, зато здоровый.

Это происходит уже после предварительных игр. Она уже постояла у стенки, одетая в тот самый наряд с сапожками – чулками и перчатками-гловелетами. Я её лапаю через шорты, прижимая к стене, щекой прижимаясь к её щеке. У меня есть несколько ароматов с феромонами разных афродизиаков. Считаю, что от мужика не должно разить потом, даже если он грубый доминант. Вы будете удивлены – я даже иногда делаю маникюр, отдаю тысячу рублей. Боль причинять – да, но лезть в нежные органы грязными пальцами с нестриженными ногтями… Мы в XXI веке живём. Никто не подтирает задницу капустным листом. Всё находится в развитии, надо постоянно учиться и совершенствоваться, не воображая себя продвинутым.

Поза на коленях, ручки за голову, ножки разведены. Кто её не практикует? Майка или блузка – через голову на плечи, лифчик сдвигается так, чтоб из него выпростались соски. Лифчик остался, он неудобно и даже больно пережимает грудь, только кого волнует? Для этого так и делается. Зато с сосками играет конец стека. Шорты с трусами тоже приспускаются, чтобы стек имел доступ к точке спереди и к ложбинке между круглыми половинками сзади.

А вот она уже и перегнулась через боковину дивана, трусы и шортики спущены, но ненамного, чтоб им тоже принимать участие в процессе, радовать глаз. Её аккуратные отверстия бесстыдно открыты для осмотра, этот музейный экспонат “трогать разрешено”, но в партере сегодня нет зрителей. Хотя они несколько раз и бывали, и не только смотрели.

Неспешная порка мягким, но тяжёлым ремнём из буйволовой кожи. Всё же четыре сантиметра ширины – это оптимально, можно значительно точнее управлять девайсом. А дальше…».

Но «улучшенного Юрика» дальше цитировать не буду. Интерактивный читатель домыслит сам. У Юрика опыт большой, но всё как-то очень однообразно. Я выбрал три истории, показавшиеся мне нестандартными и интересными. А так Юрик дотошен в своём изврате, он хочет максимальной реализации всех возможностей, которые даёт прогресс.

Запрос людей на секс возрастает, желания диверсифицируются и утончаются. Как насчёт электрического разрядика в точку G? Нет, мы не тянем провода от розетки. И не вытаскиваем батарейки из пульта от телевизора. Хотя в период моей юности девчонки баловались, помещая известную часть полового органа между клемм плоских батареек. Всё уже рассчитано дотошной секс-индустрией – и сила тока, и частота импульсов. Агрегат в руках, он сейчас будет введён. Да, именно кайф от секса сведёт с ума человечество. В сексе, однако, ничего принципиально нового придумать нельзя, всё когда-то уже было.

Поиск партнёра, с которым можно углубить кайф, заданный природой, становится кое для кого навязчивой идеей. Умелого партнёра. Но это не для тех, кто довольствуется тихим самоудовлетворением за компом, а ведь таких людей ужасающе много и, похоже, становится всё больше. Скоро масштабов Японии достигнем. Кое-кто махнул на свою сексуальность рукой, для кого-то эмоциональное восприятие предмета по факту оказывается ниже случки собак. Собачки хоть что-то испытывают.

Как-то прочитал в книжке по домоводству из пятидесятых годов прошлого века крамольную для того времени фразу. Просто открытым текстом было написано: «Природа постаралась сопроводить процесс размножения человека самыми приятными ощущениями». Какая смелая для того времени фраза! Граничит с развратом и аморалкой. И как всё изменилось. Где он, тот процесс размножения? Его планируют, как полёт в космос, отдельно от секса, и осуществляют целым комплексом мер после посещения консультаций и прочтения десятка брошюр. Секс идёт в чистом виде, без всяких планов «залёта». Большим разочарованием для женщины будет, если проживёшь жизнь, а самого мощного оргазма, возможность получения которого заложена в тебе природой, так и не испытаешь.

Для женщин «кончить» и «испытать настоящий оргазм» – две разные вещи. И тут – стоп. Я женских оргазмов не испытывал, а фантазировать насчёт того, как это происходит и чем сопровождается, не хочу, хотя мне и объясняли. Слепому можно долго рассказывать, как выглядит полотно «Лунная ночь на Днепре» Куинджи.

Где ты, кайф? Может, и в умелой ролевой игре. Ворота в другой мир. Немного больно, кровь приливает к тазу, обильно снабжая все эрогенные точки питательными веществами и кислородом. Ускоряются реакции в мозгу. Ты думаешь, испытываешь симпатию или даже любовь? Нет, это дофамин с норэпинефрином. Кто сказал, что тебе нравится парень или мужчина? Тебе нравится химический синтез в твоём мозгу. Не будь их, партнёр сразу своей сексуальной привлекательностью напоминал бы телеграфный столб, а понятие любви было бы недоступно для понимания по физиологическим соображениям.

У людей зрелых немного не так. Эндорфины – они более пролонгированного действия. Когда ты рассматриваешь на коже нижней результат действий продвинутого девайса, можно повторить слова одной ведущей несколько уже подзабытой передачи: «Это была лишь игра».