Читать книгу Записки бесхозного коммерсанта - Игорь Васильевич Руденко - Страница 4

Шло время. Мор, постигший кремлевских динозавров в начале восьмидесятых, благополучно закончился – динозавры вымерли и в стране была объявлена перестройка. С ее началом что-то вдруг сломалось в отлаженной машине родного пролетарского государства: «ЧП районного масштаба» Полякова, «Покаяние» Тенгиза Абуладзе, «Огонек» Коротича и Сахаров, вернувшийся из ссылки, не вписывались в «стройную систему, сотканную из пылких и блестящих натяжек». Совок, десятилетиями господствовавший на одной шестой части суши, постепенно уходил в историю. Уход этот, к сожалению, затянулся на долгие годы, и даже сейчас находятся люди, ностальгирующие по прошлому, считающие Сталина великим вождем, а «гнилую» интеллигенцию – предателем интересов народа. Хотя если вспомнить, что интеллигенция действительно сгнила в советских лагерях, а жизнеспособное потомство оставили лишь вертухаи, становится понятным, о каком народе речь.

Наступил 1988-й год. На собрании комсомольского актива крупного оборонного завода меня, как подающего надежды молодого специалиста, спросили, что я обо всем этом думаю. Без колебаний я ответил, что комсомол почил в бозе и реанимации уже не подлежит – и меня тут же избрали секретарем комсомольской организации. Ну как избрали… они себе избрали – я их послал, и больше к этому вопросу мы не возвращались. После собрания меня, подобно декабристам, сослали на несколько месяцев в колхоз сторожить коровник – «великий» коммунистический долгострой местного значения. Не БАМ, конечно, но и сторожить – не мешки ворочать. Сунул в рюкзак термос, спальник, «Чевенгур» Платонова и отправился одним глазом следить, чтоб не спиздили чего с советской стройки, а другим – читать «антисоветчину», которую в то время только-только начинали публиковать наши журналы.

Помню, как моя девяностолетняя бабка, встречая меня на пороге с «Огоньком» в руках, вполголоса спросила:

– Неужто правда всё, что пишут тут про Ленина?

– Правда, бабушка, правда.

– Понятно…– спокойно приняла она. Больше подобных вопросов бабка не задавала, хотя вся ее долгая и нелегкая жизнь прошла «под знаменем марксизма-ленинизма». Была она заслуженной учительницей и почти полвека растолковывала детям коммунистические идеи, не забывая при этом втихаря отмечать и церковные праздники.

Вообще, в начале девяностых у обитателей совка случился жуткий когнитивный диссонанс. Всё в жизни переворачивалось с головы на ноги, и многие пытались на эти ноги встать. Другим же было привычнее разруливать вопросы, сидя на корточках. Наступали лихие девяностые. О том, что они «лихие», мы узнали потом, а пока это была пусть новая и незнакомая, но все же жизнь. Жизнь, в которой надо было как-то определяться.

Окончив школу с золотой медалью и институт с красным дипломом, я время от времени получал заманчивые предложения по поводу дальнейшего трудоустройства. Врать и воровать мне категорически не хотелось, поэтому комсомольскую и профсоюзную карьеру я отверг по идейно-нравственным соображениям. Свои надежды возлагал на аспирантуру, где в течение трех лет усердно занимался поиском красивого аналитического решения сложной задачи нелинейного программирования. Но судьба распорядилась по-иному, и отнюдь не системы интегральных уравнений стали препятствием на моем пути к вершинам науки.