Читать книгу Виолончель - Игорь Викторович Братченко - Страница 5

Философия новой жизни

Оглавление

ПРЕДВЕЧЕРНЕЕ ВРЕМЯ.

НАБЕРЕЖНАЯ ВОЛГИ.


Бодро скатившись по асфальтированному околоподъездному пандусу, кресло Егора устремилось вдоль дома – мимо подъездов, скамеек и клумб, мимо детских игровых площадок и автомобильных запруд, перекрывающих пешеходные дорожки. Егор направлял свою коляску бесцельно вперёд – просто радуясь свободе, весеннему теплу и незнакомым лицам людей. Атмосфера города обдавала подзабытыми ароматами улицы: цветов на клумбах, зелёной травы, влажной земли, яркими шлейфами женских духов и автомобильных выхлопов. Егор понял: он очень хочет увидеть реку. Её просторы, волну, отражения облаков в плавно текущих водах. Явственно почувствовал запах волжских вод и их прохладную свежесть. Душа, закованная в стенах квартиры, рвалась к воде, к свободе и вневремению, к воде, уносящей все наши печали и дарящей радость блеском волн и отражением небес. «Издалека долго течёт река Волга…, течёт река Волга, конца и края нет…» – мелодия этой песни всё настойчивее и настойчивее зазвучала в его голове.


Маршрут менять не пришлось – неосознанно он двигался в сторону набережной Волги. Перекрёсток, переулок, а вот и улица, распахивающая вид на Волгу. Старые дома, затенённые деревьями, отдалённый шум автомобилей, и, как свет в конце тоннеля, приближающийся вид на набережную, на блеск воды и сияние неба в кружеве белых облаков.

Егор пересёк проезжую часть, нашёл место, где было возможно преодолеть бордюр, и отправился вдоль чугунных ограждений и скамеек к фонтану, белыми арочными струями и слышимым водопадом манящему к себе прогуливающихся горожан. Вокруг толкотня – бегают дети, проскальзывают скейтбордисты и велосипедисты. На набережной идёт бойкая торговля мороженым, сахарной ватой, воздушными шарами и флажками. Егор, отвыкший от суеты и шума, давящего со всех сторон, растерялся и, не понимая, как ему встроиться во всё происходящее, отъехал к чугунному ограждению набережной. Выбрав свободное место, поставил коляску чуть наискосок, заняв позицию наблюдателя. Справа – река, слева – фонтан и толчея, впереди – аллея, сливающаяся с силуэтами гуляющих людей.

Мимо текли ручейки и потоки праздной публики, над шумом и гамом весенней толчеи густо и смачно растекались редкие гудки теплоходов, стоящих невдалеке у причалов. Туристы прогулочных лайнеров легко узнавались по-летнему, каютно-палубному наряду – лёгкие тапочки, шорты, майка и, как правило, фотоаппарат. Егор всматривался в окружающий мир, ранее практически недоступный из-за плотного гастрольного графика, а после аварии… из-за потери интереса ко всему, что вне его страдающей души. Этот мир распахивался перед музыкантом, как ярмарочный балаган, как карнавал праздности и безудержного веселья. И Егор пожалел, что не находил в себе сил выйти к людям раньше. Как наверстать упущенное, как нарадоваться единению с окружающими, чтобы забыть сумрак добровольного заточения? Егор не находил ответа на свой вопрос. Ему припомнилась фраза, когда-то слышанная: «Делай, что должен, и будь, что будет». Около него остановились две девочки с одним облаком сахарной ваты – они с невероятным удовольствием отщипывали по кусочку и при этом восторженно делились впечатлениями о покатушках на речном трамвайчике и электропоезде, кружащем в районе большого фонтана. Их удовольствие и азарт от выщипывания сладкой ваты передались и ему, и он стал высматривать, где продают продукт радости. Найдя автомат для изготовления ваты, заметил возле аппарата и прилавка с игрушками и надувными шарами парня в дорогущем быстроходном инвалидном кресле-коляске. Молодой мужчина был без ног и левой руки, при этом он ловко справлялся со всем одной правой, не забывая улыбаться покупателям и втягивая их в разговор. Позитив этого человека был таким притягивающим, что, проведя некоторое время за наблюдением, Егор решил подъехать купить ваты и пообщаться с бойким одноруким продавцом. Лавируя меж прохожими, он остановился возле автомата с ватой, где хозяин прилавка в это время ловко накручивал белые нити сахара. Рассчитав юного покупателя, однорукий посмотрел на Егора.

– Хотел приобрести вату…, насмотревшись на окружающих детей, но… теперь не уверен – хочу ли, надо ли….

– Вы так всегда сомневаетесь в принятых решениях? – усмехнулся продавец. – Да и староваты Вы для баловства с сахаром, а то…, если хотите, могу продать надувной шарик или вон ту свистелку-дуделку, – посмеиваясь, однорукий показал куда-то на прилавке.

– А Вы продавец или хозяин торговой точки?

– А Вы из налоговой или просто праздно катающийся и задающий странные вопросы? Минутку… – Продавец уже переключился на семью, выбирающую игрушку ребёнку. Едва он успел рассчитать семью с покупкой, как возле автомата для изготовления сладкой ваты возникла маленькая очередь из желающих насладиться вкусом детства. Егор наблюдал за ловким и общительным продавцом и не замечал и тени неловкости – будто он и не видел разницы меж собой и ходящими вокруг. Ничуть не смущаясь, продавец подшучивал и над своею однорукою неловкостью, и над нетерпеливостью покупателей ваты, и над покупателями, перебирающими игрушки на его прилавке, за их нерешительность в выборе. Егор подумал, что только ради знакомства с таким человеком стоило выбраться из квартиры. Судьба будто нарочно сегодня показывает ему разные грани одного общего бытия.

– Ну, что, и Вам ваты? – Продавец вновь обратил своё внимание на Егора. – Руслан, – представился он, протягивая руку для рукопожатия. Рука поигрывала хорошо развитым бицепсом, и рукопожатие было крепким.

– Я – Егор. Пожалуй, нет – не надо ваты. Передумалось. Если позволите, я побуду рядом, понаблюдаю, как человек, оказавшийся в более худшей ситуации, чем я, фонтанирует энергией и жизнелюбием.

– Понаблюдайте, Егор. Но если бы я наматывал сопли на кулак, кому было бы от этого хорошо? А так у меня прибавка к моей мизерной пенсии и пусть маленький, но свой бизнес, гарантирующий стабильность и, хотя бы, видимость достатка. Есть семья – дети, любимая. Так что – всё, как у людей…, меня окружающих. Да и в худшей или лучшей – это относительность суждений. Всё переменчиво в жизни, дружище, никогда нельзя сказать наверняка, что завтра будет лучше, чем вчера.

– Вы это выбираете себе или ребёнку? Если ребёнку, то посмотрите-ка сюда. – Переключился он на покупательницу. – Да. Вот она….

– Руслан… я сейчас вернусь! Мне кажется, жену увидел.

Егор сорвался с места вслед ускользающему силуэту супруги. Покрутившись немного на причале меж туристами белых лайнеров и гуляющими горожанами и так и не найдя Элеоноры, решил ехать обратно – индикатор зарядки показал на два деления меньше. Вернувшись к Руслану, разговаривающему с девушкой, начавшей помогать ему с сахарной ватой, Егор напряжённо посматривал по сторонам.

– Ну, что, Егор, догнал или привиделось?

– Вероятно, привиделось, Руслан.

– Егор, мы не можем всё и всех контролировать. Тем более, зачастую мы не можем влиять и на свою судьбу. Просто живи и радуйся, что жив. Кто-то на моём месте навсегда остался там, где столкнула судьба с миной. В твоём случае также, наверняка, могло быть хуже. Отпусти жену, знаешь же – «насильно мил не будешь», и найди ту, которая будет тебя любить таким, какой ты есть сегодня и будешь, может быть, завтра. «Вчера» уже прошло, Егор. Посмотри на горизонт. Солнце приближается к кромке деревьев и скоро закончится и это «сегодня». Радуйся, что ты жив, радуйся, что ты видишь и слышишь этот мир – ведь кому-то уже не досталось такой возможности. Всё познаётся лишь в сравнении. Поверь мне. Я был в таком аду, что тебе и не приснится в самом страшном сне. Но я здесь. Живу и радуюсь. И благодарю свою судьбу и всевышнего за этот шанс. Хотя первое время… было очень нелегко и, каюсь, пил беспробудно. И если бы не друзья и любовь, вера в меня, то, возможно, я бы упустил данный мне шанс и гнил бы уже на кладбище. Тебя судьба сегодня привела к нам. И это не случайно. Да, Наташка? – улыбаясь, Руслан обратился к своей помощнице.

– Да, Руслан, – улыбнулась девушка Руслану и, полуобернувшись к Егору, помахала ему приветливо ручкой. – Привет, Егор.

– Привет, Наташа. Руслан, думаю, мне пора – аккумуляторы могут сесть….

– У меня в бардачке этой красотки-коляски, – Руслан, похлопал свою коляску рукой, как хлопают коня, – есть зарядник. Уверен, он и к твоей подойдёт.

– Нет. Спасибо. На сегодня хватит прогулок и общения. Уже и солнце прячется за деревья. Поеду домой. А что за коляска у тебя? Мощная, похоже.

– Ну, как знаешь. Не кисни. Приходи. А коляска – Майра оптимус. Хороша! Немцы производят. Они, как всегда – на высоте. Ну, пока, дружище.

– Пока, Руслан. До свидания, Наташа.

– Пока-пока, Егор.


Он осторожно отъезжает от новых друзей, толпа гуляющих медленно, с неохотой уступает ему дорогу. «Лиц не видно, только – ноги, руки и тела…».


– И всё-таки подожди. – Руслан останавливает Егора. – Мне нужно отдохнуть немножко. Пойдём попьём чайку, перекусим и потом отвезём тебя домой. Наташа, Дима при колёсах сегодня?

– Да, Руслан. Он где-то здесь болтается, сейчас подойдёт. Идите, идите, мы без тебя справимся!

– Кто бы сомневался! Не впервой же. Ну что, Егор, пойдём продолжим беседу за столом?

Егор не любил менять планы, не любил, когда его уговаривают, но он так долго был в одиночестве…


В кафе им поставили отдельный столик, быстро его накрыли и водрузили графин с жидкостью коньячного цвета. Похоже, что в этом заведении все знали Руслана, не только персонал, но и завсегдатаи кафе – со всех сторон послышалось: «Привет, Руслан», «Русик, привет».

– Руслан, через пять минут вам принесут шашлык. А пока потерпите немного…, перекусите салатом и жарким. Хорошо?

– Просто замечательно, Мариночка! Мы не торопимся. Ну что…, – Руслан берёт графин и выжидательно смотрит на Егора, – по рюмочке за знакомство? Да и кровь надо разогнать по жилам. Усмехается, глядя на гостя.

– У меня-то по малому кругу, а у тебя, слава богу, по большому. Кровь не должна застаиваться. Сам же знаешь, что бывает со стоячей водой. Она портится и превращается в болото, где потом живут лягушки и змеи. Русалок там уже точно нет…, если только ты не против встреч с кикиморами. Но с ними встречаться не советую!

Руслан засмеялся своей шутке, обнажив тридцать два белых зуба. «Голливудская улыбка». Он явно был душой любой компании, а уж девушки…, так те, наверно, просто таяли от его обаяния, голубых глаз, улыбок и шуток. И, конечно, материнский инстинкт их тянул к тому, кто нуждался, по их мнению, в заботе.


– Вот ты говоришь: несчастен…

– Я этого тебе не говорил, Руслан.

– Разве? Счастливые люди, прошу заметить, гуляют по улицам города, набережным…, сельским переулкам…, а не сидят дома, спрятавшись от всех в четырёх стенах. Надеюсь, ты зеркала дома не завесил, иногда хоть смотришь на себя?

Видя смущение Егора, Руслан вновь рассмеялся.

– Итак: ты несчастен. Но кто виновен в том, что ощущаешь себя таким? Кто, скажи, кто? Не знаешь…

– Знаю! Общество, конечно! Общество, меня отторгающее.

– Не-е-ет, ты не прав…


Егор не заметил, как за разговором выпил первую рюмку, а рука уже держала вторую. Принесли на тарелках шампуры с шашлыком и лаваш под ним. Посуда на столе задвигалась, освобождая место – объединялись блюда.

– Ты не прав, Егор. Земля, как планета, мать нам, и для неё мы все равны. Она не делает различий меж нами. Солнце, наш бог Ра, всех одинаково согревает и питает лучами своими. То есть мы с тобой для них равны. Общество… А общество – это же мы с тобой, а разве мы можем отвергать самих себя? Нет. Наберись смелости, и твоё общество примет тебя, так как здесь всё дело в самооценке. Вот ты говоришь, музыкант. Руки есть? Пальцы есть? Память на месте? Тебя же не контузило… Играть можешь? Так в чём же дело?

– Да как ты не поймёшь, Руслан! Дело в людях. В обычных людях. Кто пойдёт на мой концерт, если я в инвалидном кресле? Им… – Егор взмахнул рукой, обозначая пространство зала, – им неприятно меня видеть таким.

– Ха! А ты их спрашивал об этом? Посмотри вокруг внимательно – на тебя кто-то косится, хмурится, сторонится? Они даже не замечают тебя. Ты таким вот – лохматым, небритым и, главное, сникшим, им не интересен. Понимаешь? Не интересен! А слушатели твоих выступлений идут не на тебя поглазеть. Они идут тебя слушать. Вот, представь, что ты – поэт. И тебя парализовало и говорить ты тоже не можешь.

Руслан сделал паузу, глядя на своего собеседника, и пододвинул к нему ещё одну рюмку с налитым до краёв коньяком.

– Представил? Вот! Истинная трагедия. А у тебя пустячок! Всевышний просто сбил с тебя спесь и сделал ближе к земле. – Руслан громко захохотал, так что посетители кафе начали поворачиваться к ним, изучая весёлых собеседников.

– Помнишь сказку про Геракла и Антея? Вот…, нельзя отрываться от земли, а от народа – тем более. Не народ, не общество, а общество – это мы с тобой – не забыл? – перевернули твою машину и загнали тебя прятаться на… Какой там у тебя этаж?

– Седьмой…, – произнёс Егор, поедая с аппетитом шашлык, как дикарь, срывая ароматное мясо зубами с шампура.

– Вот…, не мы, значит! До сих пор мы вообще о тебе ничего не знали. А классической музыки мне и здесь хватает. Её всякий раз крутят на набережной – то Чайковский, то Штраус, то… Полонез Огинского, то… ещё что-нибудь. Хватит грызть мясо! Ещё по рюмочке, и мне на работу – деньги считать, а тебе… А тебя отвезут сейчас домой и сопроводят до квартиры – для пущей надёжности.

Егор посмотрел на графин, Руслан только что его поставил на стол, разлив по рюмкам – там плескались остатки влаги, лечившей больное сознание Егора. «Хорошо посидели. По рюмочке за знакомство…».

Виолончель

Подняться наверх