Читать книгу Морщинки от улыбки - Игорь Владимирович Пахтеев - Страница 9

О российских дорогах и бездорожье за несколько веков русской письменности были написаны многочисленные матерные частушки, грустные песни, философские стихи, а также многотомные уголовные дела. Каждый километр наших дорог покрыт не только асфальтом и солёным потом рабочих, но и толстым слоем украденных бюджетных денег, разбитых бамперов, пробитых колёс и вырванных шаровых. А если сложить всю энергию эмоций и матюгов автомобилистов, то можно вскипятить не один котёл воды, в которой будут вариться большие и маленькие начальники и чиновники от дорожного строительства. Все их разговоры и рапорты о новых технологиях или «чудо наноасфальте», способном твердеть, даже если его положить в лужу или при 20-градусном морозе, до сих пор сводились к банальному воровству из дорожного фонда. Как едко, но метко заметил кто-то из КВНщиков: «Хороший асфальт на дороге не валяется».

Сколько же судеб и жизней разбилось и покалечилось на дорогах нашей великой, но не очень ухоженной страны. Потери сравнимы только с военными. Однако, до победного салюта ещё очень далеко. И награды вряд ли найдут своих героев.

* * *

По заснеженной трассе придерживаясь проторенной колеи – русской зимней дорожной разметки – шёл старенький жигулёнок. По современным понятиям скорость в 60 км/час нельзя выразить как-то иначе, чем словом «шёл». Заднеприводная классика не придаёт уверенности при любой попытке выскочить из колеи, а возраст машины и чувство самосохранения водителя окончательно определяют безопасную скорость движения.

За рулём сидел Алексей Медведев, – простой парень из небольшого российского городка. Всё, что он успел сделать за свои двадцать лет – это окончить школу и отслужить в армии. А что не успел – так это жениться и заработать на свою машину. Поэтому и сидел за рулём отцовской «шестёрки».

Дорога после плавного поворота вышла на дамбу, сдерживающую более двадцати пяти кубических километров льда и воды одного из крупнейших водохранилищ России. Обочины превратились в обрывистые склоны многометровой глубины, а ветер, почувствовав свободу, с удвоенной силой стал бросать снежную позёмку в ветровое стекло.

Чтобы заглушить натужный звук мотора, Алексей прибавил громкость магнитолы. Крис Норман хрипловатым голосом пел песню о девушке, которая ведёт себя как незнакомка и поэтому легко может потерять любовь такого душевного английского парня с гитарой. Знание английского «со словарём» позволяло Лёшке легко фантазировать о смысле песни. И он, ритмично отстукивая пальцами по рулю, видел перед собой не эту заносчивую незнакомку, а почему-то вспоминал последние метры десятикилометрового марш-броска с полной выкладкой на последних учениях его службы. Казалось, ещё шаг – и он сдохнет на той пыльной дороге. Плюнуть бы на всё – и упасть навзничь в придорожную траву, – не война ведь! Но вместо слюны в пересохшем рту песок, а рядом – двадцать таких же, как он внуков деда Васи. И цель одна – дойти и выполнить приказ. И только потом можешь лечь и сдохнуть на обочине. Но не как герой, – а как слабак.

После такого «пикника на обочине» любой тенор будет хрипеть не слабее Джигурды.

В левом зеркале бортовая «Газель» замигала поворотником и пошла на обгон. Заказ – как приказ надо выполнять строго в обозначенное время. И погодные условия – это слабая отмазка для заказчика. Время – деньги. А деньги – смысл жизни бизнесмена.

Снежный вихрь, поднятый «Газелью» на несколько секунд скрыл её от Алексея. А потом, вдруг, всё исчезло. И «Газель» тоже. Алексей затормозил и остановился, включив аварийку.

Грузовик лежал вверх колёсами внизу у основания дамбы. Падая, он нагрёб на себя целую кучу снега, которая полностью скрыла кабину. Алексей быстро достал из багажника раздвижную лопату, которую всегда возил в зимний сезон, надел перчатки и то ли скатился, то ли съехал по склону вниз.

– Эй! Есть кто живой?! Отзовись!

В ответ где-то из-под толщи снега раздался приглушенный звук.

Алексей стал активно откапывать правую дверь «Газели». Морозный снег был не липкий, но его так плотно спрессовало, что понадобилось, наверно минут пять, чтобы освободить достаточную площадь для частичного осмотра и оценки ситуации. Картина, представшая перед ним, не предвещала ничего хорошего. Стало понятно – без помощи спасателей здесь не обойтись. Крыша «Газели» сплющилась и как кепка грузина нависла над капотом. Все стёкла выдавило, измятые двери заклинило, весь салон забит снегом.

Многие ли из нас знают телефон службы спасения? Нет, не тот разрекламированный номер 112, по которому бесстрастный автоответчик предлагает нажать ту или иную кнопочку для соединения с полицией, скорой или пожарной. А тот номер, где находятся суровые мужики, способные вытащить попавшего в беду хоть со дна морского, хоть с горной вершины. Думаю, что совсем не многие. Алексей был тем немногим, в чьём телефоне был сохранён номер МЧС.

На вызов было потрачено ещё три минуты драгоценного времени. Помощь обещали прислать минут через 20. Наверху изредка слышался звук проезжавших мимо машин, но никто не останавливался. Это не говорило о бессердечности людей, – просто крутизна склона не позволяла проезжавшим увидеть всё происходящее внизу.

Алексей продолжил уже руками выковыривать снег из измятой кабины. Время от времени оттуда доносился стон человека.

Вдруг, вместо белого снега появился уже окрашенный свежей кровью. Затем Алексею удалось немного освободить уже саму кровоточащую руку и верхнюю часть тела, зажатого между крышей, сиденьем и рулевой колонкой шофёра. Раненный немного пошевелиться и, вдохнув свежего воздуха, наконец, смог что-то членораздельно сказать:

– Парень, не бросай меня. Не дай сдохнуть.

Алексей взглянул наверх и понял, что подняться на дорогу по крутому склону и рыхлому снегу, чтобы взять из своей машины аптечку, понадобиться слишком много времени. Надо обходиться подручными средствами.

Кровь была тёмная, – значит венозная. Это уже хорошо. Но течёт довольно сильно, – значит, рану надо чем-то зажать. Ничего лучшего не придумав, Алексей лёг на снег, просунул свою руку в кабину и прижал ладонью место кровотечения. Шофёр опять застонал. Чувствовалось, что он теряет сознание.

– Эй, мужик! Ты не отключайся. Нельзя. Давай держись.

– Плохо мне…

– Сейчас подъедут спасатели, – помогут. А ты говори, говори со мной. Нельзя отключаться.

– Я понимаю… Проклятая выбоина… Под снегом её не было видно… Машину кинуло…

Из-под пальцев Алексея хоть уже и не так сильно, но продолжала сочиться кровь раненого. Холод от земли начал постепенно проникать сквозь куртку, но менять позу и отпускать рану было нельзя. Потеря двух литров крови из пяти может уже оказаться опасной для жизни человека.

Шофёр опять замолчал. Его дыхание стало слабеть.

– Мужик! Не спать! Нельзя! Говори со мной!

– О чём?.. В голове всё плывёт… Мысли путаются…

– Тебя как зовут?

– Михаил…

– А я – Лёха… Давай, Миша, будем с тобой что-нибудь петь. Но только ты не отключайся.

Почему Алексей предложить именно петь, он и сам не мог объяснить. Школьные уроки пения были для него самыми нелюбимыми. Учительница была пожилая, и не из красавиц. Работу свою не любила, потому что когда-то мечтала о славе. А жизнь сложилась иначе – и ей пришлось многие годы учить юных оболтусов распевать «Катюшу» и «Ой, мороз, мороз…»

Но сейчас ситуация требовала от Алексея немедленного реагирования, и тут уже было не до любви. И он затянул первые пришедшие в голову строки:

– Эх, дороги…

Пыль да туман,

Холода, тревоги

Да степной бурьян…

Михаил вслед за Лёхой стал шёпотом повторять слова песни, которая вполне могла бы стать гимном всех, кто ездил по российским просторам.

Допев до четвёртой строки, Алексей вдруг понял, что совершенно не помнит продолжения песни. Но всё было так в тему и так хорошо эти простые слова ложились на слабое дыхание Михаила, что из снежной ямы снова и снова стало раздаваться на два голоса:

– Эх, дороги…

Пыль да туман,

Холода, тревоги

Да степной бурьян…

А где-то далеко, в начале дамбы, уже послышались сирены машин скорой помощи и спасателей.