Читать книгу Обманувший дьявола - Игорь Ягупов - Страница 3

Придя на службу, Андрей долго сидел, уставив пустой взгляд в монитор. О работе думать не то чтобы не хотелось, а просто не моглось. Его слегка подташнивало. Может быть, от выкуренных натощак сигарет? Но ведь он потом позавтракал? Или это уже не считается? Наверное, от этого самого завтрака его и тошнило. Что за дрянь ему приходится есть. Нет, права бабушка: надо жениться. Вернее, была права. Но слово «была» как-то не вязалось к той, которая приходила к нему чуть ли не каждой ночью. Хотя теперь она не вспоминала о его женитьбе. Куда больше ее интересовала возможность свести счеты с Провом. Андрей хихикнул. День и огромный, полный народу офис добавили ему уверенности в себе. Но он тут же вспомнил о ночном видении, и его затошнило сильнее.

Стараясь отогнать от себя воспоминания о кошмаре, он снова стал думать о женитьбе. Нет, только не на Юльке. Она готовит еще хуже него. И сама не прочь пошарить у него в холодильнике. Как с голодного края. Нет, ему бы хорошую хозяйку в дом. Чтобы у нее все в руках горело. «Ярким пламенем», – почему-то тут же добавил он мысленно. Это сразу вернуло его к тому мертвенно бледному свету, который заливал комнату, когда зловещее нечто готово было навалиться на него во сне. Нет, он больше не мог этого выносить.

Напряженно оглянувшись по сторонам – не заметил ли кто чего необычного в его поведении? – он почти тайком сунул в карман пиджака мятую пачку сигарет и выскользнул в коридор.

На этаже шел ремонт, поэтому полутемный и без того узкий коридор был уставлен с одного боку старыми столами вперемешку с канцелярскими шкафами, щедро забрызганными побелкой. По другой его стороне шли двери бесчисленных кабинетов. Они открывались наружу. И, открывшись, перегораживали все оставшееся от шкафов и столов пространство.

Андрей скользнул вдоль коридора, стараясь не быть сшибленным внезапно распахнувшейся дверью и одновременно не испачкаться побелкой, которая с доверчивостью ребенка цеплялась за вашу одежду при малейшем прикосновении к шкафам.

Курилка находилась в самом конце коридора, возле аварийной лестницы и лифта. Из нее несло таким табачным перегаром, что слепой, наверное, смог бы найти ее по одному только запаху. Приотворив скрипучую дверь, Андрей бочком протиснулся внутрь. В облаках синего дыма на поставленных вдоль стен стульях сидело несколько человек.

– Привет, – буркнул Андрей.

Впрочем, ему никто не ответил. Он был здесь своим человеком, почти родным, на которого поэтому не обращают внимания – не из пренебрежения к нему, а исключительно из-за признания его частью семьи. Примостившись на стуле, Андрей достал из пачки сигарету и задумчиво стал разминать ее руками. Он не спешил. Возвращаться в кабинет ему не хотелось. А оттого он всячески старался растянуть перекур. Разговор в курилке, где в данный момент подобралась исключительно мужская компания, как водится, шел о женщинах.

– Вот, говорят, есть приличные женщины, – наклонившись на стуле вперед и пренебрежительно вертя рукой с зажженной сигаретой, которая описывала в воздухе дымные круги, как подбитый вражеский истребитель, рассуждал Генка из топливного отдела, – а есть неприличные, те, которых называют, скажу литературно, падшими. А я позлю себе усомниться: где разница? Кто ее измерял? Я о степени падения.

С этими словами Генка поднял голову и театральным вопросительным взглядом обвел слушателей.

– Кто проводит грань между приличной и неприличной женщиной? – продолжил он. – Кто это определяет? А я вам скажу: сами же бабы и определяют. Исключительно они. А как? Да очень просто. Себя они считают приличными, а всех остальных неприличными. А в чем разница? А нет ее. Вот мне моя бывшая пеняла: «Как ты мог? Я порядочная женщина! Я вышла за тебя по любви. А ты связался с какой-то проституткой!»  Хорошо, давайте разбираться. Допустим, я дарю девушке цветы, шикарный букет за сто долларов. Потом иду с ней в ресторан. Это еще пару сотен. Может, больше, если с фанатизмом. Итого: три или четыре сотни. После этого я еще должен ее упрашивать, обвешиваясь всякими эвфемизмами, лечь со мной в кровать. И она при этом чуть ли не делает мне одолжение. Но секс с ней почему-то считается бесплатным и называется любовью. И сама она называет себя приличной и порядочной женщиной. А если я приду в ресторан и такой же девице просто заплачу двести баксов за секс, то это уже не любовь, а проституция. И сама эта девица – падшая ниже плинтуса. А я говорю: «В чем разница? Где она?» Если ты такая приличная, так заплати за себя сама в ресторане. А если ты содержанка, то какая ж ты приличная?

– Ну в ресторане-то уж можно за нее заплатить. Если, конечно, она там устриц жрать не станет тазиками, – буркнул кто-то, кого Андрей не разглядел в сизом дыму.

– Да не про ресторан же речь, – огрызнулся непонятый и оттого обиженный Генка. – Ресторан – это для примера. Если бы один только ресторан. Ей то шубу новую подавай, то телефон. Она же не может ходить с таким мобильником-дебильником, как у меня. Ей нужен продвинутый. А зачем? Она же ничего с ним не умеет делать. Но ей почему-то без него никак. И так во всем. А если ты тратишь больше, чем зарабатываешь, значит, ты кто? Содержанка! Так в чем же тогда твое преимущество перед проституткой? Если и она за деньги, и ты за деньги? Вот что возмущает до глубины души. И ведь дай ей при этом в морду – не душе, понятно, а жене, – так она тут же полицию вызовет, ибо личность. А куда девается ее личность, когда она нагло живет за мою наличность?

Генка сделал паузу, чтобы подчеркнуть трагизм своего вопроса. Он недавно развелся. Жена застукала его в весьма пикантной ситуации. Правда, отнюдь не с падшей женщиной, а с коллегой по работе. Впрочем, Генкина супруга не проводила между этими двумя категориями четкой разделительной черты. Так или иначе, но рассматриваемые сегодня вопросы для оратора представляли живой и практический, а отнюдь не книжный интерес.

– Теперь рассмотрим другой аспект, собственно секс, – продолжил он, нарушив задумчивое молчание, воцарившееся в курилке.

Андрей уже одурел от виртуозности, с которой его коллега щедрыми мазками крыл черной краской всю слабую половину человечества. Впрочем, его формулы, подводящие под общий знаменатель жен, любовниц и привокзальных девок, почти полностью вытеснили из него неприятные мысли о ночном кошмаре. А потому, окончательно размяв сигарету, он высек из почти пустой зажигалки жалкий дрожащий огонек и наконец-то закурил.

После первой же затяжки Андрей понял, что сигарета, что называется, не пошла впрок. Мучавшая его с утра тошнота резко усилилась. А горло точно сжали чьи-то цепкие пальцы. Рвотный позыв был настолько силен, что Андрею, чтобы скрыть его, пришлось надсадно закашляться. При этом он согнулся на своем стуле в три погибели, а перед глазами его поплыли желто-зеленые пятна.

– Тебе пора бросать травиться, старик, – великодушно заметил ему Генка. – Нельзя так себя загонять. А то сердечко-то не каменное. Ты учти.

Андрей виновато улыбнулся и выпрямился, откинувшись на спинку стула. Он судорожно сделал несколько глубоких вдохов и прижал свободную от сигареты левую руку к груди. «Может, и правда, сердце барахлит? – подумал он. – И все эти ночные явления лишь следствие недуга? Надо бы сходить, провериться. К кардиологу».

– Так вот, я про секс, – продолжил тем временем Генка. – Я читал, что среднестатистическая женщина может иметь десять-двенадцать половых актов в день без всякого ущерба для ее здоровья. Даже как бы в удовольствие. А мы? – он победным взглядом обвел аудиторию. – Только, мужики, я вас умоляю, не надо врать! Один, максимум два раза. Чувствуете зазорчик?

– Мне ей солдат прикажешь приглашать из соседней части, что ли? – подал голос Виктор из финансового отдела. – Пусть лучше побегает вокруг микрорайона или от пола поотжимается. Энергия-то и пропадет.

– А я не об этом, не об этом, – закачал перед его носом вздернутым указательным пальцем Генка. – Ты лови мою мысль. Вот, скажем, каждому из нас время от времени нужно снять копию с какой-нибудь бумажки. С паспорта, например, или с газетной вырезки. Так ведь?

Виктор равнодушно развел руками в знак согласия.

– И сколько таких бумажек у тебя наберется? – почему-то весьма довольный продолжил Генка. – Один, два, может быть, три листочка в месяц? Ты будешь для этого покупать высокоскоростной ксерокс? Нет. Зачем? Он будет простаивать. Тебе легче заплатить и сделать копии в копировальной конторе. Правильно?

– Ну, – кивнул Виктор.

– Так же и в сексе, – радостно подхватил Генка. – Зачем тебе одному содержать собственную женщину, которая запросто может обслужить шесть, а то и восемь мужиков? Она же будет у тебя простаивать. Не лучше ли обслуживаться у проституток? Образно говоря, это та же копировальная контора. В первом случае ты платишь исключительно за клонированные бумажки, и смена порошка в копире не твоя проблема. Во втором – оплачиваешь непосредственно половой акт и не думаешь, как изловчиться и вывезти ее летом на море. Логично?

– Кого вывезти, ксерокс? Зачем ему море? – удивился все-то же голос, владелец которого был скрыт от Андрея в клубах дыма.

– Дурак ты, – обиделся Генка. – Вам уж тут разжевываешь, как маленьким. Окольцованные, блин. Задавленные бытом. Я же больше никогда… – он уже готов был задохнуться праведным гневом, когда вспомнил об Андрее. – Вот, у нас Андрюшка один только и не женат. Молодец. В правильном направлении мыслит.

– Ксерит помаленьку, – хихикнул кто-то, – листочек там, листочек здесь.

– Да я тоже собираюсь жениться, – процедил Андрей, отчаянно борясь с не отпускающей его тошнотой.

– На ком? – фыркнул Генка, вошедший в полемический раж и не знающий, по-видимому, как остановиться.

– Ты ее не знаешь, – огрызнулся Андрей.

– Да это ерунда, – хмыкнул Генка. – Знаешь одну – считай, что знаешь всех. Могу сказать заранее: она будет размораживать пельмени перед варкой, ненавидеть стирку и чураться уборки, как вампир дневного света. Но самое скверное… – глаза Генки при этих словах даже округлились от ужаса, – самое скверное заключается в том, что в кровати ты получишь жалкую любительницу. Это ж они сами считают себя неотразимыми. Они, которые ни одной другой бабы за работой никогда не видели! Мне моя, помню, все время орала в день получки: «Да я на панели больше заработаю, чем ты у себя в конторе!» «Нет, милая, – отвечал я ей всякий раз, – ты чертовски ошибаешься. За твой секс тебе самой пришлось бы доплачивать клиенту. Не видела ты, как надо это делать». Была б моя воля, я бы каждую девушку провел через показательные сеансы проституток. Чтобы поприсутствовали, посмотрели, за что другим деньги-то платят…

– Ладно, пошли работать, – Виктор поднялся и увлек за собой разгорячившегося Генку, – а то тебя начальство сейчас поимеет в позе миссионера.

– Запомни: любовь – это плохой секс за очень большие деньги, – назидательно бросил Генка Андрею, проходя мимо него, – не поддавайся, брат.

Остальная компания, лишившись буйного вожака, тоже снялась с места и вышла. Андрей остался в курилке один. Дурацкие разговоры добавили к его тошноте головную боль. Так и не куренная сигарета бесполезно истлела у него в руке.

Андрей затушил окурок в пепельнице, стоящей на небольшом столике справа от его стула, и потянулся в карман за мятой пачкой. Нет, если уж он пришел сюда покурить, то он это сделает. И никакая Генкина глупая болтовня его не остановит. Нашелся пророк из курилки. Меньше надо было гулять на сторону. А то мастер советы раздавать: «Бросай курить – у тебя сердце. Не женись – будет пельмени размораживать!»

Подумаешь – сердце! Нет, о сердце, конечно, нужно думать. Когда с ним проблемы. Но у него их нет. И быть не может. Какой из Генки кардиолог. Затошнило? И что с того? Сразу сердце? При беременности тоже тошнит. Так, может, он теперь беременный? А женитьба вообще не его дело…

Андрей высек из зажигалки еще одну порцию огня и закурил. Затем тяжело откинулся на спинку стула и сделал несколько нарочито глубоких затяжек, как будто самому себе доказывая, что его сердце исправно. Новый приступ тошноты заставил его согнуться в три погибели. А свет в курилке начал меркнуть. Сначала Андрей решил, что это темнеет у него в глазах. Но когда он с усилием поднял внезапно неимоверно потяжелевшую голову, то к своему ужасу увидел, что единственная лампочка на потолке гаснет.

Отвратительно и несуразно было то, что она не потухла внезапно, как бывает, когда перегорит спираль или кто-то отключит свет. И даже не лопнула с оглушительным взрывом, как порой случается с лампочками. Нет, она медленно угасала, словно кто-то подкручивал колесико реостата. Из ослепительного снопа желтого света, висящего, как солнце в легком утреннем мареве, в клубах табачного дыма, она превратилась в оранжевый шарик. Потом в нем, как тлеющий окурок, показалась остывающая спираль.

Андрей затряс головой. Он хотел встать, но ноги не слушались его. Еще мгновение, и он, как утром в постели, уже не мог пошевелить ни рукой, ни даже пальцем. Но тогда это был сон. Сейчас он оказался во власти кошмара наяву. Он словно потерял свое тело, отстранился от него. И только тошнота осталась у него из физических ощущений.

Позвать на помощь? Он не знал, повинуется ли ему его голос. Может быть. Но в каком виде он предстанет перед сослуживцами, если ни с того ни с сего заорет в курилке: «На помощь! На помощь!» Что он им скажет? Сердце прихватило? «С сердцем, миленький, так не орут, – укорит его Виталий Степанович, начальник отдела, – с сердцем лежат себе тихонько и помирают, никого не отвлекая от работы».

Да и далось ему сегодня это сердце. Сколько можно? Но если не сваливать все на несчастную мышцу, придется признать, что он, взрослый мужик, белым днем, в набитом людьми офисном здании испугался, когда в комнате погас свет? Да и комната-то с окном.

Впрочем, от окна в курилке было мало толку. Оно выходило в узкий простенок. Метрах в двух-трех от него высился глухой торец соседнего здания – обшарпанная кирпичная кладка. Сейчас, глубокой осенью, в туман и непогоду наличием окна можно было пренебречь.

И все же потухшая лампочка никак не оправдала бы его призывов к спасению. Может, в сети просто упало напряжение. А лампочка цела и невредима. Завхоз Светлана Викторовна зорко следит за освещением. Она не простит ему паники, поднятой из-за исправной лампочки.

Мысль о том, что его, ведущего инженера-программиста, будут отчитывать за поклеп на лампочку, была настолько дурацкой, что Андрей мысленно хихикнул. Не о том он думает. Наверное, он просто сходит с ума. Очень похоже. И нечего приплетать сюда благородный инфаркт. Нет, у него какая-нибудь шизофрения, вульгарная, как уличная девка. При шизофрении как раз и требуют спасения от погаснувшей лампочки. А еще бегают по коридорам и кусают коллег. Наверное, это у него еще впереди.

Как ни странно, но мысли о шизофрении несколько успокоили Андрея. Все еще не владея своим неуклюжим и тяжелым, точно борцовский манекен, телом, он скосил взгляд в угол, где была дверь, в надежде на то, что никотиновый голод приведет в курилку новую порцию страждущих.

Бабушка стояла в самом углу. Ее по-стариковски хрупкая фигурка словно соткалась из сгустившегося табачного дыма. По-видимому, лампочка – у Андрея уже не было сил взглянуть наверх –  уже полностью погасла. И в полумраке комнаты лицо бабушки слабо светилось, как будто натертое фосфором. Впрочем, Андрею сначала пришел на ум не фосфор, а осциллограф. Легче, правда, от этого не было.

Он почувствовал, как все его тело пробивает озноб. При этом по лицу его заструились влажные ниточки горячего пота. Так, наверное, чувствует себя снеговик, которого окатили ведром кипятка. Андрей несколько раз судорожно вздохнул и, превозмогая вновь накатившую на него тошноту, прошептал:

– Бабушка, почему? Я чем-то тебя обидел?

Он не был уверен, что он это произнес. Возможно, слова прозвучали лишь  в его голове. А он при этом только беспомощно раскрывал рот. Но даже этот его выдох, обращенный в сторону его незваной гостьи, заставил ее лицо прийти в движение. Оно заколыхалось, как повисший в воздухе дым, застигнутый врасплох легким порывом ветра. Словно в столбняке Андрей следил за этой трансформацией. В голове его при этом возникла мысль: а не дунуть ли со всей силы? Может, кошмар и рассеется?

Он уже готов был реализовать свой план, когда, вглядевшись внимательно в лицо бабушки, понял, что ее губы шевелятся, выговаривая слова. Но Андрей никак не мог их разобрать. Он вжался в спинку стула, изо всех сил при этом напрягая слух. И в мертвенной тишине курилки до него донесся шепот.

– Пров, – говорила ему бабушка, – внучек, найди Прова. Нет мне покоя.

«Да что же это за Пров такой? – хотелось крикнуть Андрею. – Где я его найду?» Но язык не слушался. Остатки здравого смысла яростно сопротивлялись тому, чтобы продолжать разговор с призраком. Это в кино герои охотно и как-то буднично вступают в контакт со сверхъестественным. В реальной жизни логика не оставляет места на подобные вещи. Она возводит в сознании незримый барьер от всего, что не укладывается в общепринятое представление о нормальном и естественном. Андрей скорее был готов поверить в свою болезнь, чем в то, что увиденное им происходит на самом деле.

В коридоре послышались приближающиеся шаги и женские голоса. Распахнувшись, дверь курилки словно привела в движение тубус калейдоскопа, разом изменив всю картину. Лампочка под потолком снова ярко вспыхнула. И тут же залила комнату желтым светом.

– Найди Прова, найди, внучек, – шепнуло видение и растворилось в дымном воздухе.

Жмурясь после недавнего полумрака, Андрей старался рассмотреть вошедших. Какие-то девицы. Кажется, из планового. Он знал их в лицо, но не помнил по именам.

– А что вы тут сидите, как мышка? – спросила Андрея одна из них.

– Вам плохо? – добавила другая, внимательно вглядываясь в его позеленевшее лицо.

– Да нет, мне здорово, – клацая зубами от пробирающего его озноба, пробормотал Андрей.

– Обкурился, бедняга, – хихикнула первая девица, вертя в руках сигарету. –  Правильно говорят, что никотин – это яд.

– Здесь так накурено, – не поддержав веселого настроения подруги, продолжила та, что интересовалась его здоровьем, наклоняясь к нему. –  Вы весь мокрый. Может быть, вызвать скорую?

– Нет, нет, не надо, – закачал головой Андрей, – я в порядке, уже в порядке, мне лучше…

– Как хотите, – прошептала девица, придвинувшись к нему еще ближе.

Андрей невольно поймал взгляд ее зеленых и словно бы фосфоресцирующих глаз. А в самой глубине черных зрачков почудился ему все более разгорающийся красноватый отблеск. Словно язык пламени поднимался из бездонного колодца. Сглотнув слюну, Андрей отстранился от нависшей над ним девицы с такой силой, что его стул с душераздирающим скрежетом поехал по полу.

– Вам точно помощь не нужна? Или вас ПРОВодить? – спросила дьяволица, скаля клыки.

– Не надо меня Прова… провожать, – тяжело дыша, ответил Андрей, сползая со стула на пол.

– Да ему плохо, Жанка! – его новая мучительница обернулась к своей товарке. – Помоги. Бери его под другую руку. А то упадет ведь.

Девушки вновь усадили его поглубже на сиденье стула. Та, что с зелеными пылающими глазами, выбежала на минуту и, вернувшись, приложила мокрый носовой платок к пылающему лбу Андрея. В висках у него застучало. Он со страхом вновь поднял взгляд на девицу. Но уже не увидел в ней ничего необычного. Она смотрела на него с явным участием.

– Вам надо выйти отсюда, – подхватила ее подруга. – Дойдете сами?

– Ага, дойду, – кивнул Андрей и встал на ноги.

– Я сказала не «дойдете», а «найдете»! – низким голосом произнесла девица, приступая к нему. – Найдешь Прова? Найдешь?

Не помня себя Андрей выскочил из курилки и помчался по коридору.

– Найдешь? Найдешь? – звучало ему вслед.

Добравшись до своего рабочего места, он бессильно опустился в кресло. Его кабинет казался ему теперь просто замечательным. Именно благодаря своей огромности и многолюдности. То, за что он раньше ругал начальство, усадившее целый отдел в помещение, по размерам сравнимое с залом ожидания какого-нибудь провинциального вокзальчика, теперь умиляло его до глубины души.

Впрочем, его беспокойный взгляд тут же незаметно прошелся по сослуживцам. Еще один сюрприз он бы сейчас не перенес. Зеленый огонек, замеченный в чьих-нибудь глазах, заставил бы его броситься бежать отсюда не разбирая дороги. Однако его больное воображение, похоже, решило дать ему отдых.

Не заметив в коллегах ничего подозрительного, Андрей немного успокоился. Нет, ему ни в коем случае нельзя было поддаваться своей болезни. Или это была не болезнь? Глюки среди бела дня и на трезвую голову? Ни с того ни с сего? Притом, что ни один из его родственников, по крайней мере, насколько он знал, никогда не попадал в психушку?

Но тогда что это было? Может быть, обратиться к экзорцисту? От столь нелепой мысли ему самому стало смешно. Если он и не нашел решения своей проблемы, то хотя бы смог поднять себе настроение. Вспомнив девиц в курилке, Андрей вновь вернулся к мысли об изгнании бесов. Но где этого экзорциста возьмешь? Настоящего-то? Объявлений в газетах о ворожбе и прочих оккультных услугах полно. Он, конечно, не интересовался, но наверняка найдутся среди них и те, что предлагают услуги по изгнанию дьявола. Да вот только веры им нет никакой.

Слово «вера» невольно натолкнула его на мысль о церкви. Может быть, просто сходить к священнику? Так ведь засмеет батюшка. Скажет: «Пить надо меньше». А ведь не пьет он. По крайней мере, до чертиков. Но как докажешь? И не колется. Вот в чем штука.

Может, бабушкину могилу окропить святой водой? Галлюцинации-то начались именно с нее, со старушки. Главное, воды побольше. Чем больше воды – тем больше в ней святости. Окатить из ведра. Из брандспойта. Подогнать цистерну и…

Мысли в голове Андрея понеслись вскачь. Надо написать бабушкиной сестре в Таганрог. Пусть баба Валя все сделает. Не из цистерны, конечно. Этого она не оценит. Да и дорого. Впрочем, деньги он ей переведет. Минутное дело. В любом банке. Но она не поймет. Не в смысле перевода, а в смысле полива могилы из шланга. Летом еще можно было бы сказать, что надо для цветов. Чтобы лучше росли. А сейчас, глубокой осенью? Как он ей объяснит? Каток для ангелов нужно залить? Или что? Нет, не из цистерны. Просто попросить окропить могилку из бутылочки. Но только тщательно. Это обязательно надо написать: тщательно! И подчеркнуть два раза. А зачем письмом-то? Можно же позвонить. Сегодня. Сейчас же. Нет, не сейчас. Из дома. Не будет же он перед всем отделом давать бабке инструкции по поливу могилы? Никуда не годится. Надо подождать, пока он вернется домой…

Придумав способ избавиться от кошмаров, Андрей успокоено откинулся на спинку кресла, чтобы обдумать детали. Обдумывание, однако, дало неожиданные результаты. Чем больше размышлял он о том, как объяснить бабушке Вале свою просьбу, тем более понимал ущербность плана, еще четверть часа назад казавшегося ему таким замечательным.

Что он скажет старушке? Что ее сестра является ему по ночам? Да, кстати, и не только по ночам, а и в течение рабочего дня. Да еще в компании подозрительных девиц? В курилке? Баба Валя не знает, что он вообще курит. Тему с курением можно, конечно, обойти. Сказать, что бабушка с двумя дьяволицами застукала его в коридоре… Но и это будет звучать, как полный бред! Не коридор. Помещение в данном случае роли не играет. А сам факт. Не поверит ему бабка. Решит, что у него крыша съехала. Или как там старики говорят? Душевный недуг. А если и поверит? Такими рассказами кого хочешь испугать можно. Даже молодого и здорового. Он сам тому пример. А бабка старенькая. Не ровен час, отдаст богу душу от его откровений. И будут они ему являться вдвоем…

Представив это, Андрей невольно хмыкнул. Как ни мерзко было у него на душе, как ни подкрадывалась к горлу проклятая тошнота, но мысль о двух сестричках с того света показалась ему забавной.

– Нет, это не выход, не выход, – прошептал сам себе Андрей, прижав к губам ладонь.

Надо было придумать что-то другое. Можно, конечно, съездить в Таганрог самому… Тогда ничего не придется никому объяснять. Но решит ли окропление могилы его проблему? В глубине души он чувствовал, что его проблема – не бабушка. В конце концов он пришел к следующему выводу: либо у него просто-напросто (если, конечно выражение «просто-напросто» уместно в таком случае) шизофрения или еще какое-то умственное расстройство, либо ему, как ни дико это звучит, нужно найти того самого таинственного Прова. От последней мысли тошнота его еще более усилилась. Кажется, он этого Прова уже возненавидел.