Читать книгу Слушая других. Психотерапевтические истории - Илья Александрович Сушенцев - Страница 4

Тане было 33 года, но внешне она выглядела значительно моложе. Дело было отчасти в субтильном телосложении и мягких чертах лица, но в большей степени – «подростковом» выборе одежды. Розовые серёжки «Hello Kitty» странно выглядели на фоне ассиметричной стрижки с агрессивно выбритым виском. На правой ладони по одной букве на пальце готическим шрифтом было вытатуировано «EVIL». Ногти покрашены в разные цвета. Всё это сильно бросалось в глаза и, по всей видимости, вызывало весьма неоднозначную реакцию у окружающих людей.

Таня несколько раз откладывала и переносила нашу встречу, находя различные оправдания. Порой она просто по-честному забывала, но чаще Мироздание проворачивалось вокруг Тани, чтобы создать всевозможные непредвидимые обстоятельства на её пути к психотерапевту. В доме внезапно начинали течь все имеющиеся краны и трубы; дедлайны на заказы абсолютно внезапно сокращались; похороны родственников начинали происходить с пугающей частотой. В итоге Таня появилась в самое неудобное для меня время и в самый неудобный день.

Предположение о её характерологии – краеугольном камне стратегии в психотерапии – начали появляться сразу. Но необходимо было подтверждение догадок, ведь до этого я общался с ней только по телефону, и у меня не было полной информации о личности пациента.

После взаимных приветствий и необходимых формальностей Таня залезла в кресло с ногами и спросила:

– Так что там с моим беспокойством?

– Расскажите более подробно, как это происходит с вами, – по опыту я догадывался, что именно Таня расскажет мне, жалобы тревожных пациентов похожи и даже их мысли по этому поводу предсказуемы.

– Ладненько, – Таня наморщила лоб. – Это случается, когда я с кем-то общаюсь. Я начинаю говорить очень быстро и сбивчиво, мне хочется побыстрее закончить разговор, сбежать домой, вымыть язык с мылом и всегда слушаться маму.

– Итак, вы чувствуете тревогу, когда общаетесь. Это бывает в разговоре со всеми людьми?

– Ну, нет. – Таня задумалась. – Чаще с незнакомцами или при устройстве на работу.

– Минутку, – я почувствовал, что потихоньку начинаю запутываться. – То есть вам тревожно, когда вы общаетесь с незнакомыми людьми?

– Ну, да, а вам было бы не тревожно? – Таня начала активно жестикулировать, помогая себе в рассказе. – Подходит такой на улице, а передние зубы все стальные, весь в наколках, башка вся в шрамах и молвит человеческим голосом: «Закурить, девица, есть?»

Она замолчала, смотря вопросительно на меня, я сделал жест, предлагая ей продолжить, так как не понимал, какой реакции она от меня ждет.

– Ну, доктор, – она обиженно нахмурилась, – а вот вы бы как себя повели?

– Я бы… – начал я, но тут же остановился, так как понял, что она приглашает меня к какой-то странной психологической игре.

– Вооот! – Таня подняла указательный палец вверх. – И я тоже кирпичами бы обложилась.

Я с минуту растерянно поморгал, глядя в сторону.

– Так, а что там с тревогой во время трудоустройства? – спросил я, наконец, собравшись с мыслями.

– О, доктор, это вообще отдельная тема! – Таня закинула ногу на ногу и поудобней устроилась в кресле.

– Вот вы устраивались когда-нибудь на работу? – спросила она.

Вместо ответа я развёл руками, предлагая ей самой догадаться.

– Ну, да, вы правы, вопрос глупый, – она улыбнулась. – Я вот на многих работах успела побывать и везде при собеседовании задают просто идиотские вопросы!

– И вы тревожитесь в этот момент? – я попытался вернуть беседу на начальную тему.

– Тревожусь? Что? О чём вы, доктор?

– Ну… – я почувствовал себя крайне глупо. – Эээ, что вы ощущаете при этих глупых вопросах на собеседовании?

– Да я злюсь на хер! – Таня воскликнула крайне эмоционально, но беззлобно.

– Из-за вопросов?

– А вы бы не злились, если бы вас спросили, как вы работаете со своими слабостями? Вот как бы вы ответили? А, доктор?

Таня с хитрым прищуром уставилась на меня.

– Я бы ответил, что предпочитаю работать над своими сильными качествами, – абсолютно серьезно соврал я, включившись в игру, чтобы посмотреть к чему это может привести.

– Пять баллов, доктор, хороший ответ, – Таня зааплодировала.

Я откинулся на спинку стула и выдохнул, мне был необходим тайм-аут, так как я ощутил в себе нарастающее раздражение.

Похоже, что эти неприятные для меня чувства и были итогом – расплатой – данной психологической игры.

Мне потребовалось некоторое внутреннее усилие, чтобы не переключиться на «нетерапевтическое» взаимодействие.

Я решил подвести небольшой мысленной итог, так как первый контакт с Таней оставил противоречивое впечатление и был полон не очевидной информацией.

Итак, на мои вопросы Таня прямо отвечать не будет. Каждое стандартное уточнение превращается в целый мини-спектакль с жестикуляцией и примерами из жизни. Это могло быть патогномоничным симптомом,2 но также это усложняло процесс психотерапии. Гнев, который я ощущал, также был диагностичным (так как объективных причин злиться на Таню у меня не было). Но и здесь все было не просто – моя реакция была скорее двойной: часть меня искренне забавляло её поведение и рассказы о себе, другую часть злило «неконструктивное» и саботирующее поведение.

И было кое-что ещё – моя ошибка, мешающая беседе – мне следовало бы уже перестать решать за Таню, что она чувствует. То есть перестать всё время спрашивать её про абстрактную «тревогу», в то время как Таня говорит про некое «беспокойство». Я цокнул языком, пристыдив себя.

– Хорошо, когда ещё вы… беспокоитесь?

– Ммм… – Таня запустила пятерню в свои волосы. – Бывает, когда дома одна… Да, тогда прям очень сильно…

– Хорошо, а чего вы боитесь?

– Да, в общем-то, ничего, – ответила она серьёзно.

– Но о чём вы тревожитесь?

– Да ни о чём же!

– Но… – я бесшумно открыл и закрыл рот, удержавшись от попытки в третий раз задать тот же самый вопрос.

Я ущипнул себя за переносицу и потёр глаза. Похоже, что я вновь называл чувства клиентки вместо неё самой. Пора бы уже прекращать так делать.

– А что с вами происходит дома, когда вы беспокоитесь? – осторожно спросил я.

– О, я пытаюсь делать то, что запланировала, – уверено ответила Таня.

– Пытаетесь?

– Ну, знаете, это не всегда получается… – она замялась.

– И тогда?

– Ну, и тогда я начинаю метаться по квартире!

Я почувствовал, что нахожусь на верном пути, однако не хватало какой-то части информации. Было кое-что ещё, помимо моих внутренних реакций, её внешнего вида и способа общаться. Что-то, что, как мне казалось, мешало получить «верный» ответ на вопрос. При этой мысли я мысленно поругал себя. Понятное дело, что не существует «верных» ответов клиента на вопросы психотерапевта. Да есть «ожидаемые» и «типичные» реплики, но если строить общение на этом, то есть риск так и не встретиться с личностью клиента.

– Доктор, с вами всё в порядке? – озабоченно спросила Таня, видя, что я уже некоторое время сижу с задумчивым лицом и кусаю губу.

– Ммм… – она застигла меня врасплох. – Я думаю…

Она многозначительно покивала и с интересом стала наблюдать за мной дальше. Я улыбнулся – она умела подколоть собеседника. Также стоило учесть, что свои переживания она описывала в первую очередь через действия и поступки. Проговорить, что она чувствует – было для неё трудной задачей. Однако, похоже, что ещё большей трудностью было описать свои мысли. Предположение о характерологии, а значит и понимание Таниных проблем, обретало всё более чёткие формы у меня в голове. Необходимо было проверить гипотезу, сменив общий тон и стиль общения.

Я смотрел сквозь Таню, строя в голове следующую фразу.

– Нет, доктор, серьёзно, я за вас переживаю, – в её голосе прозвучала усмешка. – Вы так губу себе сгрызёте.

– «My kill-hand called E.V. I. L. Wears a wedding band that’s G. O. O. D»?3 – неожиданно спросил я, указывая на татуировку.

– О? – Таня улыбнулась. – Доктор слушает Ника Кэйва?

– Нет, оригинал мне нравится меньше, чем кавер от Джонни Кэша.4

– Мсье знает толк в извращениях, – она многозначительно закивала.

Таня поддержала заданную тему. Я улыбнулся, кажется, мои предположения о её личности казались верными: она была пассивно – агрессивной.

– Таня, вернёмся к вашим страданиям в домашней обстановке, – сказал я, придерживаясь выбранного тона общения, сделав его более добродушно-ироничным.

– Таки да?

– Когда вы находитесь дома и стараетесь, а то и в поте лица пытаетесь делать «то, что запланировано», – я с пародировал её интонации, изобразив кавычки движениями пальцев в воздухе, – а потом вдруг, откуда ни возьмись, кровь-кишки и вы мечетесь по всей квартире… Так вот, между «пытаетесь» и «мечетесь», что именно вы чувствуете?

– Доктор, чего это вы сегодня руками размахалися? Магические пассы?

– Легилименс!5 – я взмахнул карандашом. – Так что вы чувствуете?

– Я чувствую… – начала Таня достаточно уверенно, но в замешательстве остановилась. Похоже, что догадка поразила её.

Я сделал приглашающий жест и Таня продолжила:

– Я чувствую злость, – скорее спросила, чем уверенно сказал она.

– А на кого вы злитесь?

– Вы, доктор, умеете задавать вопросы, – сказала она вместо ответа.

– Ой, – я смущенно отмахнулся. – Этому я научился у кащенитов…6 Ну, так всё же, на кого вы злитесь?

– Ох, доктор, но почему вы задаёте вопросы, ответы на которые знаете сами? Ответьте уже за меня.

– Не могу – супервизор запрещает.

Таня покивала и сказала:

– Да, я злюсь на себя, – она вздохнула. – Это странно: сама себе всё планирую и потом сама себе же вставляю палки в колёса и нахожу сотню причин не делать, что задумано!

– И начинаете суетиться из-за этого?

– Да, мечусь по квартире, хватаюсь за разные дела… Постепенно чувствую, как сердце бьётся всё сильнее и сильнее, вся страшно потею, а в груди растёт странный и непонятный комок, – она поморщилась.

Судя по тому, как Таня быстро остановилась и не успела «погасить» интонацию, она оборвала себя на чем-то. Губы презрительно сжались, она сглотнула. Похоже, что было нечто такое, о чём она не рассказывала из-за того, что сильно осуждала это или стыдилась.

Я не знал, стоит ли мне уточнять и говорить, что я вижу: она о чём-то не договаривает. Мало кому может понравиться, когда кто-то самонадеянно делает вид, что «видит насквозь». Кроме того, если она хочет что-то скрыть, то это её право. Но с другой стороны Таня пришла с проблемой ко мне и, если она что-то показывает, то возможно это тоже часть той самой проблемы, и ей кажется, что я могу помочь с этим?

– Доктор, вы опять подвисли, – Таня вновь подловила меня на длинной паузе.

– Извините, связь с сервером потерял… – я посмотрел ей в глаза и серьёзным тоном продолжил:

– Таня, вы сказали, что ругаете себя за откладывание и самосаботаж и ощущаете дискомфортные чувства в груди. Но, похоже, что есть кое-что ещё. Что-то о чём вам неудобно говорить мне и, возможно, вообще вслух признаваться.

Она опустила глаза.

– Да, чего уж тут, – сказала она после минутного раздумья. – Мне из-за всего этого так плохо бывает, что я пить начинаю. Дома всегда хороший алкоголь есть, вот я и решила анестезировать себя. Стопку, одну, другую… А мне ведь немного надо чтобы наклюкаться…

– Каковы масштабы бедствия? – мой голос звучал спокойно.

– За вечер могу вылакать бутылку… – она всхлипнула.

Ситуация прояснялась чем дальше, тем больше.

– Похоже, что вы помогаете себе, как умеете, – сказал я. – Однако это не оправдывает алкоголизм.

– Я знаю, – Таня нарочито шумно шмыгнула носом.

– Да, это ваш способ справиться с дискомфортом, но если вы собираетесь и дальше так поступать, то это в итоге может плохо для вас кончиться.

– Ой, доктор, не надо драматизировать… – Таня отмахнулась, так как я перегнул с заботливыми интонациями, обращаясь к ней.

– Драматизирую ли я? – сказал я и театрально развел руками.

– Нет, доктор серьезно, я слышала, что так часто руками дрыгать – болезнь…

– Вообще-то я предлагал вам осмотреться, – чуть более строго сказал я, – и понять, что я не драматизирую, ведь вы уже на приёме у психиатра.

– Что да, то да, Кэп.7

Таня вздохнула и посмотрела в сторону.

– Теперь я точно знаю, – сказала она, – что проблема не в том, что я беспокоюсь… Хотя на самом деле я не беспокоюсь… Ну, то есть беспокоюсь, конечно… Короче, вы поняли.

Я кивнул.

– И не в том, – продолжила она, – что я выжираю бутылку за вечер из-за этого…

– Да, – сказал я, – но нет.

– Хорошо, это проблема. Но не главная.

Она замолчала, по лицу было видно, что размышляет.

– Ладненько, доктор, – внезапно сказала она.

Мне потребовалось небольшое усилие, чтобы не иронизировать на тему её долгого раздумья, ответив на прежние подколки.

– Похоже, что дело в том, что я регулярно с чем-то борюсь и чему-то сопротивляюсь внутри себя.

Я кивнул:

– Продолжайте.

– Сама себе ставлю рамки и задачи, ведь понимаю, что без этого планирования никак, но в итоге борюсь и упираюсь.

– От этого и напряжение внутри?

– Да, и напряжение и беспокойство, и литры выпитого алкоголя.

– Ок, и что вы хотите в себе изменить? – задал я самый главный вопрос терапии.

– О, доктор! – Таня улыбнулась. – Я хочу перестать бороться и начать уже жить… Воплощать в реальности все свои идеи и задумки… Доводить до конца все планы и проекты…

– Это всё возможно, но как вы будете себе мешать в этом? – задал я второй самый главный вопрос.

– Ммм, – Таня надула пузырёк из слюней.

– Понятно, – я улыбнулся.

Её красноватые от слёз глаза с потеками туши переходили от одного предмета в кабинете к другому, взгляд ни на чем подолгу не фиксировался. Она периодически собирала губы бантиком и сдвигала их на бок. Лицо менялось, выражая разные эмоции. Кто-то мог бы сказать, что она выглядит инфантильной из-за своей живой мимики, мне и самому так показалось в начале. Но теперь я видел, что это не так, она просто была живой. В движениях и голосе не было инфантилизма, внешне Таня соответствовала своему возрасту. Даже «подростковый» стиль в одежде, хоть и пытался сбить ей несколько лет, на самом деле был по-взрослому выверен и логичен.

Нет, она не была «детской», она была бунтующей.