Читать книгу Пандемия - Илья Бирюков - Страница 5
ПАНДЕМИЯ
ПРЕДЫСТОРИЯ
ОглавлениеВозвратимся ненадолго на землю, чтобы сказать вкратце, откуда я вообще и кто.
Немного ранее до этих всех событий мне был сорок один год, и жил я с женой и почти уже взрослым ребенком в своем доме на небольшом участке земли. Участок же стоял посреди сельского поселения близ города.
Рядом тянулась неглубокая река и скребущие когтями по воде ивы. Чуть дальше – лужайки, давно заброшенные какие-то поля и глухой лес.
По отдельной и единственной дороге можно было въехать в город, относительно крупный, шумный и быстрый, где все в нашем небольшом населенном пункте рождались, учились, работали, женились, часто и умирали.
Тут же работал и я. Не буду говорить, как называется наша контора, так как все равно через пять минут забудете. Работу я свою ни любил, ни не любил, скорее, воспринимал как должное; не слишком уставал и не бездельничал, ну а вообще было всякое, как и везде.
В общем, жил я как все, не задумывался о глубоких смыслах и далеко не заглядывал, потому что думать об этом было некогда, а когда время все-таки находилось, то я предпочитал отдыхать и интеллектуально тоже. Суета и праздность притягивали меня тогда к земле намертво.
Но однажды что-то стало сдвигаться во мне или давно уже сдвинулось, а я только сейчас увидел это. Когда это началось? Уже и сам не помню. Но я помню, как осознал, что я стою на краю и мосты уже горят.
Весной это было. Вместо умершего последнего снега через какое-то время в огородах высыпал уже вишневый снег. И запах новой зелени бил в ноздри, как камфорный спирт. Природа создавала свою очередную коллекцию жизни, и последним писком моды были сочные краски и возрождение.
Я затронул внутри странное тягостное чувство, которое разрасталось. То, что я всегда считал разумным, вдруг, под другим углом, окрашивалось оттенками пошлости и суетливости. Отвращение от своей мелочности, которую я обнаружил в себе, стало овладевать мной. Всплески чего-то рокового и бушующего мелькали постоянно передо мной, и я ощущал безвыходность и страх.
Я как мог пытался сохранять свой мир, но другая сторона во мне усиливалась, и я чувствовал, что не смогу ее одолеть. Казалось мне, что и небо и земля стали какие-то маленькие, и я не видел простора на свете. «Может быть, есть земля, на которой я мог бы дышать во всю грудь? Или есть возможность изменить ту землю, что под ногами?» – так я спрашивал себя и не находил ответа.
Да я и не понимал, что хотел, это было какое-то неопределенное желание. Но я чувствовал, что ухожу ото всех, кто мне дорог и кого я знал. Нам теперь вдруг стало не по пути, и одиночество пропитывало меня все больше и больше. Их страшило все новое, непривычное, отличное от заведенного порядка, а я уже стал другим.
Я стал нервным и задумчивым. Стал замечать часто, что пробуждаюсь во сне от гнева и досады. Снилось мне почему-то, что жена уходила: иногда мирно и тоскливо, уходя, покоряясь какой-то неизведанной воле, а иногда, наоборот, обрушивались на меня насмешки и упреки, и она стремительно, хлопнув дверью, со злой радостью исчезала.
На досуге, пошарив по темным уголкам души, я обнаружил и выложил на свет спрятавшееся ото всех желание. Я вдруг отчетливо понял, что сны мои – только прикрытие. И под этой ширмой скрывалось разрушение старого «я», которого я боялся, но и не мог уже сопротивляться ему. Просто я хотел обвинить других в том, что сам тогда совершал. А сны – только оправдания, чтобы переложить вину.
После этого атмосфера в доме стала еще более удушливой и гнетущей. На работе ощущал я, что не на месте, а где мое место, я тоже не знал.
И вот если бы на моем месте был какой-нибудь значительный писатель, он обязательно бы в замечательных подробностях описал всю психологию этого тектонического сдвига сознания, его трагичность и комичность, в диалогах и монологах… Но я хочу почему-то просто перейти дальше.
И вот быстро и сумбурно произошло то, что произошло, и я оказался там, где оказался. Пропускаю все чадные дни, оседавшие винным мороком, странными знакомыми, нереальными идеями и пустым созерцанием. Про другое хотел сказать.
Ведь все это была присказка, а сказка, помню, началась одной ночью, когда я сидел на балконе. Но что было дальше, я уже говорил.