Читать книгу Каштан. Избранная лирика - Илья Бровтман - Страница 30

В момент рожденья акушерка нам,

Умело пуповину обрезает.

Но с тёплым сердцем наших милых мам,

Незримо что-то нас соединяет.

Дает нам пищу многие года,

И наполняет наше тело кровью.

И эта связь не рвётся никогда,

Теплом нас, одаряя и любовью.

А что мы матерям взамен даём?

Что мы по пуповине возвращаем?

Невзгоды, грусть, печаль свою несём.

Мы кровь свою и душу очищаем.

Но это понимаем лишь тогда,

Когда протянем пуповину к детям.

Когда зажжётся сердце как звезда,

И путь в ночи кому-нибудь осветит.

И если на себе мы круг замкнём,

То нас любая неудача минет.

Лишь на краю могилы мы поймём,

Что связь веков течет по пуповине.

Светила в небе желтая луна,

Я в сумерках сидел с тобою рядом.

Нам пела песни ранняя весна,

К твоим устам я прижимался взглядом.

Луна, стыдясь невольной наготы,

Прикрылась золотыми облаками.

Я опьянел от нежной теплоты,

И до тебя дотронулся губами.

Амуры закружились возле нас,

И в миг свои тетивы натянули,

С твоих прекрасных и невинных глаз,

Мои уста на губы соскользнули.

В моих объятьях трепетала ты,

Сердец колокола в набатом били.

Шуршали придорожные листы,

Амуры свои стрелы запустили.

Они в сердца неистово впились.

Пронзило сердце сладкая истома.

Мы в поцелуе искреннем слились,

Не видя молний и не слыша грома.

В пылу любви стеснение позабыв,

Луна свои откинула одежды.

И в эту ночь, любовь нам, подарив,

Вселила в нас и веру и надежду.

Вдруг озарила комнату луна,

И вырвала нас из объятья ночки.

Ты предо мной лежишь, обнажена,

Обласкана, до самых ноготочков.

Ты крепко спала в этот сладкий час.

Тобою любовался в лунном свете.

Весна кончалась, отдавая нас,

Мечтам о золотом и знойном лете.

Не просто жить в стране глухих,

Тем более, грустней поэту.

Про Солнышко читаешь стих,

А людям наплевать на это.

И, кажется, весь мир оглох,

Под колпаком понятий мнимых.

Не слышат стоны царь и Бог.

Мы слышим лишь себя любимых.

Своих детей не слышит мать,

А матерям не внемлют дети.

Умеем лишь хотеть и брать,

Но так легко покончить с этим.

Будь чуть умнее глухарей.

И выбрось в мусорку бируши.

Услышь сердца других людей,

И мир тебе откроет уши.

По стеклу стекают слёзы,

Небо плачет в октябре.

Одинокая берёза

Загрустила во дворе.

Листья лёгкие как птица

Мягким пухом и пером,

Будут под ноги ложиться

Позолоченным ковром.

Тень от кроны на крылечко

Проберётся на заре.

Вот ещё одно колечко

Появилось на коре.

Злой судьбы суровый ветер

Может листья унести.

Отгони печаль о лете,

И о вёснах не грусти.

Ты не думай про морозы.

Осень – жизни не конец.

Пусть ложатся на берёзу

Много радостных колец.

Кто любит нас тому так больно,

Когда на раны сыплем  соль.

Мы матерям своим невольно,

Рождаясь, причиняем боль.

Свою любимую игрушку

Случалось  невзначай сломать.

Забавной плюшевой зверушке

За чем-то  лапу оторвать.

Любимых иногда ломаем,

Пытаясь  взять их под каблук.

А после с грустью замечаем,

Что  всё поломано вокруг.

Нам душ своих совсем не жалко.

Всё лучшее идёт на слом.

Мы сами превращаем в свалку

Свои  сердца и отчий дом.

По горам и по долинам

Где-то рядышком подчас

Ходит наша половина,

И найти мечтает нас.

Повезёт тому, кто встретит,

И поймёт, хоть раз узрев,

Что другой такой на свете

Не найти средь сотен дев.

Без неё свеча – огарок.

Даже Херувим бескрыл.

Толщей лет, приветив старость,

Почитай совсем не жил.

От венчания, до тризны

Повстречавшись, как в раю

Проживёте по две жизни:

– жизнь её и жизнь свою.

Прекрасен нежный первоцвет.

И аромат цветов вдыхая,

Мы собираем их в букет,

Порой с корнями вырывая.

Потом цинично сапогом

Букеты топчем. Нет нам дела,

Что каждый мог бы стать плодом,

А плод мы тоже рвём неспелый.

Не слышен нам цветочный стон.

Мы не готовы к ожиданию,

Пока раскроется бутон,

Даря нам счастье созерцания.

Мне жизнь преподала урок:

– нектар цветочный пить приятно,

Но как бы не был сладок сок —

Плоды сочнее многократно.

По жизни, как по каменным ступеням

Неторопливой поступью идём.

Промчалось лето, и уже осенним,

Слезится небо золотым дождём.

Что это – слёзы счастья, или горя?

Непросто разглядеть издалека.

Жизнь широка и глубока, как море,

Длинна, как полноводная река.

А мы идём по мокрому граниту.

То вверх, то вниз – наш грешный мир таков.

Но никогда богиню Афродиту

Мы не заменим на других богов.

Нам без неё не жить на этом свете.

Хоть падает на лоб седая прядь.

Пока дуэтом мы поём о лете

Нас осенью непросто напугать.

Тонкий луч скользил по лбу,

По бровям и по ресницам.

Ты вошла в мою судьбу,

Как подстреленная птица.

Я лечил твоё крыло,

Распахнув Амурам сердце.

Что-то тёплое вошло,

В не захлопнутую дверцу.

Только тесно в клетке нам,

Хоть дают пшено и воду.

Слёзы лились по щекам —

Ты стремилась на свободу.

Двери я не запирал,

Но тебя душила клетка.

Снился бал и карнавал,

Снилось небо, снилась ветка.

Над землёй парит душа.

Ты теперь уже другая,

И всё так же хороша.

Только клеть твоя пустая.

Обращаем сердце в прах,

Мы в мечтах о Синей птице.

И витаем в облаках

Не довольствуясь синицей.

Покрылось небо тучами уныло.

Слезился за окошком месяц март.

Ты так мне сильно голову вскружила,

Что не помог ни бром, ни авокард.

Налилось сердце сладкими мечтами,

Наполнив грудь, дыханье затруднив.

Прикосновенье нежными устами,

Напомнило, что я любим и жив.

Тут словно в небе расступились тучи.

Взлетели наши взоры к небесам.

И мартовского солнца робкий лучик,

Скользнул по непослушным волосам.

Наполнив душу радостью до края,

Еще мгновенье, у зимы украв,

Весна, в права уверенно вступая,

Дарила аромат душистых трав.

Душистыми назвали их не даром —

У первых трав, конечно, есть душа.

Июльским не иссушенная жаром,

Как девушка – невинна и свежа.

Журча, стекая ласковым потоком,

Ты как травинка проросла во мне.

Горящий шар вздымался на востоке,

Назло холодной ночи и зиме.

Я дарю тебе надежду,

Веру в солнечное лето.

Ветерок пьянящий, нежный,

Сноп чарующего света.

Шёпот волн у ног любимой,

Что играет и ласкает.

Сладость слов произносимых,

От которых дух сперает.

Я хочу тебе в подарок,

Поднести все краски мира.

Что бы на тебя загаром,

Солнце падало игриво.

И тогда, прогнав невзгоды,

О болезнях забывая,

Окунешься в моря волны,

Брызги, в небо поднимая.

И никто тебя от счастья,

Отлучить уже не сможет.

Словно первое причастье —

Вера и любовь все может.

Я готов бетон, поцеловать,

На котором лайнер приземлился.

Снизошла земная благодать,

И как будто мне Христос явился.

В этот раз предстал он предо мной,

В голубом, цветастом нежном платье.

Обратился любящей женой,

Заключил  в горячие  объятья.

Я к устам твоим прильну любя,

И к щеке твоей приникну весь я.

Как я рад, что вновь моя семья,

Снизошла ко мне из поднебесья.

Предновогодняя пора,

Забудем про беду.

Двенадцать братьев у костра.

Я в гости к ним приду.

Я попрошу их в эту ночь,

От робости краснея:

– Вы не откажетесь помочь,

Несчастному еврею?

Пусть снова к нам придет весна,

Пора мечтаний нежных.

Пусть все пробудится от сна,

И расцветет подснежник.

Я в тебя как в зеркало смотрю

И другого зеркала не надо.

В нем я вижу вешнюю зарю,

Счастье, нежность, верность и отраду.

В нем я вижу синеву небес,

Яркость Солнца и морскую негу.

Пахнущий озоном летний лес,

Белизну ноябрьского снега.

На себя всегда со стороны,

Я смотрю любимыми глазами.

Чувствую дыхание весны

Терпкими и влажными устами.

Пусть оно сверкает как звезда,

Как искра, как золотая рыбка.

Пусть на этом зеркале всегда,

Вижу я лишь счастье и улыбку.

Чтоб женщину любимую раздеть,

Однажды нужно силы приложить.

Достаточно хоть раз ей овладеть,

И можешь с ней, потом спокойно жить.

Ты можешь к ней являться без цветов,

Хватать, где хочешь грубо, как нахал.

Ты можешь не рассказывать ей снов,

И исполнять любовный ритуал.

Коль не умеешь – не берись любить,

Но не мешало бы тебе узнать,

Что сколько раз ты с ней захочешь быть,

Придется столько раз завоевать.

Ты прилегла, прикрывшись простыней,

Любуюсь я украдкою тобою.

Не хочется нарушить твой покой,

Я от тебя свои желанья скрою.

Под простыней не спрятаться тебе.

Я мысленно ее с тебя срываю.

Твои холмы как рок в моей судьбе,

И я на них покоится, мечтаю.

Мечтаю простынь в клочья изорвать,

А если в платье, изорву и платье.

Мечтаю обнажить тебя, распять,

И нежно обнимать твое распятье.

Как змей желаю яблоко сорвать.

Заветный плод мифического древа.

В грехах земных ты будешь утопать,

В моих мечтах, моя святая дева.

Мечтаю залюбить и растоптать,

И тело целовать твое и душу.

Могу о многом грезить и мечтать,

Но никогда покой твой не нарушу.

Ты словно лук, а я твоя стрела,

Мне без тебя и метра не прожить.

А вместе можем подстрелить орла,

И сокола на небе подстрелить.

Как сладко к луку гибкому прильнуть,

И в шелковистой тетиве забыться.

Её неторопливо натянуть,

И с резким свистом в поднебесье взвиться.

Я с легкостью врезаюсь в облака,

Забыв про расставанье и разлуку.

Вдруг путь-дорога станет, не легка.

Мне хочется лететь к земле и луку.

Пусть это продолжается века.

Пусть лук мой не ломается, а гнется,

И стрелы выпускает в облака.

Кто знал тетиву, к ней всегда вернется.

Ты словно парусник в огромном океане.

Я босиком на палубу ступлю.

Смету тебя в каюту, как цунами,

И прикоснусь к тому, что так люблю.

Порыв любви, как ветром пораженный,

Твой парус – платье вздернет к небесам.

Прижмусь невольно к мачте обнаженной,

И нежно прикоснусь к твоим глазам.

Пусть твой штурвал мне обожжёт ладони.

Сирена, словно рында прозвучит.

И шум волны померкнет в сладком стоне,

А легкий бриз мои уста простит.

Нет ничего прекрасней мачты этой,

Пусть я на шторм и качку обречён.

Я в море волн и океане света,

С моей любимой яхтой обручён.

Ты спишь, и я стараюсь не тревожить.

Твой сладкий сон нарушить не хочу.

Воспоминанья чувства могут множить.

Мне грёзы и страданья по плечу.

Ландшафт твой милый скрыт под простынею,

Но он меня волнует и манит.

Я помню, как стремился к водопою,

Который нынче не бурлит, а спит.

Вот холм, в который я люблю уткнуться.

Вот косогоры, вечно хороши.

Вот водоём, в который окунуться,

Всегда мне было праздником души.

А вот под этим кустиком любимым,

Я сладкую чернику собирал.

От аромата нежного малины,

Я сам кустом и косогором стал.

Холмы вздымались медленно и мерно,

И приглушали шум и птичий крик.

От счастья я и сам вздремнул, наверно.

И, вдруг настал, рассвета дивный миг.

Ресницы дрогнули, два серых водоема,

Открылись мне, и в дивной тишине,

Пещера губ меня сразила громом.

И заискрился жемчуг по весне.

И я припал к источнику святому,

И начал воду пить из родника.

Я погрузился в негу и истому.

Ожило Солнце, небо и река.

Предельно возрастало напряженье.

Все заиграло под моей рукой.

И в этот миг прошло землетрясенье.

Блаженство наступило и покой.

И зажурчал ручей, запели птицы.

Земля издала незаметный стон.

Медвяный пар над пропастью клубится,

Ты снова погрузилась в сладкий сон.

Ты как маленькая пчёлка,

Предо мной течёшь рекой.

Я рукой откину чёлку,

Проведу по лбу рукой.

И из губ твоих медовых,

Буду пить цветочный дар.

И твоих желаний новых,

И любви твоей нектар.

Я, мечтая о полётах,

Весь свой сок тебе отдам.

И тогда в пчелиных сотах,

Будет места мало нам.

И в тебе как воск растает,

Сладкокрылый твой кумир,

Опылит и приласкает,

И медовым станет мир.

Украшений видел много,

В золотой оправе.