Читать книгу Ноктюрн двух морей - Илья Бровтман - Страница 3

Снова лютый февраль не скупится на белые хлопья,

Королевские доки накрыло искристым ковром.

Говорят, что бураны метут повсеместно в Европе,

Как бы гавань Чатемскую лёд не сковал серебром.

Хорошо в этот вечер смотреть на поленья в камине,

Ожидая, когда к нам вернётся с работы отец,

И мечтать, как опустятся руки в ладони мужчины,

И в фате белоснежной направишься с ним под венец.

Ты читала письмо, что из Индии пишет Ивонна?

Как каталась она на огромном смиренном слоне.

Там тепло круглый год, правда, грязно и очень зловонно.

Я так часто гуляю по джунглям индийским во сне.

Расскажи, а тебе что-то снится ночами, сестрица?

Я так часто сквозь дрёму кружусь на балу как волчок.

Я не давно во сне побывала в Австрийской столице,

И всю ночь для меня заливался волшебный смычок.

Я была на прекрасной одной музыкальной премьере,

А на сцене Отелло в измене жену обвинял.

В Императорской ложе сидела я рядом с Сальери,

И казалось, что мавр сжимает в объятьях меня.

Я бы тоже наверно могла задушить за измены.

От симфоний Сальери я б тоже утратила речь.

Только нынче войска Бонапарта стоят возле Вены,

И кровавым минором не скерцо звучит, а картечь.

Вместо скрипок и флейт всюду слышится лай аркебузов.

Сиротливо от грохота пушек притих клавесин.

Невозможно понять этих злых кровожадных французов,

О свободе и братстве глаголют под лязг гильотин.

Но ещё отольются сторицей им слёзы Бурбонов,

И кровавые реки на улицах всех городов.

Сколько было убито невинных маркизов, баронов,

И поругана честь матерей, дочерей их и вдов.

Я надеюсь, не ляжет на плечи Британии кара.

Лягушатники могут заразу и нам принести.

Хватит Лорда-протектора с нас и несчастного Карла.

Пусть не знают ступни королей эшафотный настил.

В устье Темзы, надеюсь, не смогут войти их линкоры,

Их фрегаты Горация Нельсона пустят на дно.

Пусть бы Арес смиренно отдался во власть Терпсихоры.

Должен быть он в плену у Евтерпы с Эрато давно.

Только музы способны спасти англичан от раздоров,

Заглушить канонаду способен один клавесин.

Слышу топот отцовских шагов в глубине коридора.

Слышу, слышу сестра, только, кажется он не один.

Да, я тоже две пары тяжёлых шагов различаю,

По походке я слышу, что это моряк молодой.

Вероятно, папа́ пригласил собеседника к чаю.

Мы в домашней одежде сидим у камина с тобой.

Ты не сносен папа́, этим глупым мужчинам не ясно,

Что не гоже в домашней одежде садиться за стол.

Полно сетовать вам, вы и в этих нарядах прекрасны,

Посмотрите-ка лучше, кого я к нам в гости привёл.

Я его пригласил в нарушение ханжеских правил.

Он приплыл из далёкой таёжной страны медведей.

Это Русский моряк, капитан и зовут его Павел.

Разрешите Чичагов представить моих дочерей.

Я богатый отец, сыновья – капитаны на флоте,

Двое старших с мужьями набобами в дальних краях.

Это дочь Беатрис в замечательном синем капоте,

А Элизабет в розовом – радость и гордость моя.

Приглашаю за стол, угощу вас напитком индийским.

Чай вкусней и полезней, чем бренди, коньяк и вино.

Впрочем, Вы так прекрасно владеете речью английской,

И понятно, что с нашей страною знакомы давно.

Да, я был здесь не раз, мне известны английские нравы,

В этих чудных краях я морскую науку познал.

Потому я британцем себя ощущаю по праву.

Я по крови моряк, мой отец на Руси адмирал.

Я корнями в России, а ветви души в Альбионе.

Бог даёт пару глаз, что бы мы не блуждали во мгле.

Чтоб в объятьях сжимать человеку нужны две ладони,

Две ноги, чтоб прочней и надёжней стоять на земле.

Если в сердце твоём умещаются обе Отчизны,

И любить их обеих не в силах никто помешать,

Вам позволил Создатель прожить на земле пару жизней,

И становится вдвое богаче и шире душа.

Значит в сердце у Вас, больше нету свободного места

Для жены и детей, для страданий мечтаний и грёз?

Никогда никого не назвать Вам своею невестой?

Мне так просто ответить на каверзный этот вопрос.

Если сердце богато, в нём многое может вместиться:

Стих и музыка, парус и флот, океан мировой.

Мы способны любить и одаривать можем сторицей

И супругу с детьми, и родителей, братьев с сестрой.

Мне по нраву не только кантата морского прибоя,

Звук симфоний, звучащих всегда в парусах кораблей,

Но и шелесты арфы, и звуки скрипичного строя,

Соловьиные трели поющих кларнетов и флейт.

Я считал, что в России царит деревенская скука,

И от диких медведей не спрятаться даже в домах.

В Петербурге немало любителей сладостных звуков,

Даже храм Мельпомены построен на Невских брегах.

Россияне имеют, что чтить, что любить, чем гордиться.

Ломоносов, Державин, Фонвизин, Радищев, Крылов.

Есть артисты, писатели и музыканты в столице,

И немало умнейших, вполне просвещенных голов.

Велика и богата Россия, а также могуча,

Перед нею ни Турок, ни Швед устоять не сумел.

Россияне роптать не привыкли на горькую участь,

Наш солдат простодушен, однако до крайности смел.

Я желал бы немало поведать о нашей Отчизне,

Про походы, про подвиги и про батальную сечь.

Только дамы скучают, и смотрят на нас с укоризной,

И поэтому я бы хотел их немного развлечь.

Эх, сеньоры, сеньориты

Выходите на балконы.

Мы сегодня будем сыты

Появились макароны.

Макароны, макароны,

Для печали нет резона.

Все девицы веселятся

И солидные матроны.

Если есть мука и яйца

Значит, будут макароны.

Макароны, макароны,

Для печали нет резона.

В пляс пустилась танцовщица,

Замелькали панталоны.

Повод есть повеселиться,

Повар варит макароны.

Макароны, макароны,

Для печали нет резона.

Танцевали тарантеллу

И крестьяне и бароны.

Моряки и корабелы

Уплетают макароны.

Макароны, макароны,

Для печали нет резона.

Заглушая топот танца,

Слышны бас и баритоны,

Потому, что итальянцы

Нам поют про макароны.

Макароны, макароны,

Для печали нет резона.

Смехом города и сёла

Могут рушить бастионы.

Если от вина весёлый,

Нужно кушать макароны.

Макароны, макароны,

Для печали нет резона.

Пусть сидят монахи в кельях,

Не снимая капюшоны.

А в Неаполе веселье,

Поедают макароны.

Макароны, макароны,

Для печали нет резона.

Очень любят лигурийцы,

И тосканцев миллионы

Запекать большие пиццы,

И конечно макароны.

Макароны, макароны,

Для печали нет резона.

Для девиц от грубиянов

Нету лучше обороны,

Чем бароло и чинзано,

На закуску макароны.

Макароны, макароны,

Для печали нет резона.

Нету шума, нету крика,

Но толпа неугомонна.

Все от ма́ла, до велика

Обожают макароны.

Макароны, макароны,

Для печали нет резона.

Я устала, и в танце куда-то забросила муфту.

Я не знал, что такое веселье возможно подчас.

Танец ваш разбудил, вероятно, Чатемскую бухту,

Самому с молодёжью хотелось отправиться в пляс.

Уж давно у меня не случалось такого веселья,

А по правде сказать, не бывало его никогда.

Словно выпила целый бочонок пьянящего зелья.

Я была так развязна, теперь вся горю от стыда.

Я прощенье прошу, но поверьте не стоит стыдиться.

Мы порывам душевным идти не должны вопреки.

Молодые должны иногда от души веселиться,

А снобизмом английским пусть тешат себя старики.

Я уже засиделся и ввёл ваших дочек в смущенье.

Мне пора уходить, я в другой раз ещё рассмешу.

Я прошу, капитан, приходите опять в воскресенье,

Приходите, Чичагов, и я Вас сердечно прошу.

Разрешите откланяться, был замечательный вечер,

Этот дом посещать с удовольствием буду опять.

Честь имею, прощайте, я рад был сегодняшней встрече.

Я дорогу найду, и не стоит меня провожать.

Что здесь было сейчас? Вроде пили мы чай, а не виски.

Как случилось, что в доме поднялся такой кавардак?

Мне казалось, что это сераль, а вокруг одалиски.

Вот устроил потеху весёлый российский моряк.

Это был дикий ша́баш и мы словно ведьмы плясали.

Как случилось такое не ведаю я и сама.

Словно в маске закрытой в Венеции на карнавале,

Где южане шальные инкогнито сходят с ума.

Этот танец меня раскачал как волна бригантину,

Закружил в карусели мелодий, неся в небеса.

Нас завёл этот вроде бы очень серьёзный мужчина,

Босяком мы носились по полу на всех парусах.

Это было прекраснее грёз, что во сне к нам приходят.

Что-то новое стало в душе у меня прорастать.

Как весной оживает всё сущее в нашей природе.

Ах, как жаль, не дожила до этого бедная мать.

Я бы ей рассказала, что в сердце девичьем творится,

Как в горячей душе раскрывается нежный бутон.

Так без чести и без головы остаются девицы.

Он моряк и возможно жуир, ловелас, ветрогон.

Я хочу уберечь от безумных поступков и мыслей.

Слишком быстро тебя покорил этот русский медведь.

Жизнь тебе подарил для семейного счастья Всевышний,

И легко может девушка в пламени страсти сгореть.

Может крылья обжечь мотылёк, что стремится к лучине,

А бывает, что в пламене станет обычной золой.

Так влюблённая дева, бросаясь в объятья мужчины,

Может выгореть сердцем, оставшись навеки пустой.

Ах, молчите, папа́, для чего так запугивать дочку.

Я итак от волненья утрачу, наверно, покой.

Посмотрела бы ты на свои ярко-красные щёчки,

Поняла бы моё беспокойство твоею судьбой.

Я пойду в кабинет, мне ещё нужно сделать расчёты.

От чего ты притихла сестрица? Сидишь словно мышь.

Я взволнована тоже, ты вся раскраснелась чего-то.

Неужели и правду от песен и танцев горишь.

У меня нету слов, оттого, Беатрис, я молчала

Сердце с места сорвалось и вдруг провалилось в тартар.

Если б кто-то вчера мне об этом сказал, я б не знала,

Что возможно такое. В груди разгорелся пожар.

Правда, я не в себе, ведь со мною такое впервые.

Оступилась, танцуя, и чуть не упала на пол.

Подхватили меня эти нежные руки стальные.

Он как будто стрелою Амура меня уколол.

Он меня удержал от падения сильной десницей.

Я неслась к потолку и кружилась моя голова.

Показалось, что сердце в груди передумало биться,

Стали ватными ноги, на них я держалась едва.