Читать книгу Тьма бывает и в полдень (сборник) - Илья Деревянко - Страница 7

Начальник Н-ского отделения милиции майор Петухов Юрий Семенович в мрачной задумчивости сидел у себя в кабинете. Жизнь, еще недавно улыбавшаяся ему на все лады, казалась сейчас мерзкой, бессмысленной. Меланхолия майора объяснялась просто. Скажите на милость, кому понравится лишиться главного источника дохода? Витя Крот, являвшийся последнее время для Юрия Семеновича поистине золотой жилой, вдруг рехнулся и отправился с повинной в Комитет (так по старой памяти майор называл Министерство безопасности). Бригада Крота тут же распалась, поскольку рехнулся он действительно в полном смысле слова. Едва зайдя в камеру в «Матросской тишине», Крот, крупный авторитет в преступном мире, ринулся к опущенному чушку, сидящему возле параши, и на глазах у всех сделал ему минет. Затем уселся на парашу сам и громогласно завопил:

– Я пидор, ребята, добровольный и старательный! Трахните меня, трахните!!!

По известным каналам эта невероятная новость тем же вечером разнеслась по всей преступной Москве. Приближенные Крота, которые могли принять на себя руководство бригадой, а следовательно, по-прежнему кормить Юрия Семеновича, в великом конфузе подались прочь из города. Вслед им неслись ехидные смешки конкурентов из других группировок.

– Под пидором ходили, ха-ха-ха, а сами-то вы случайно не того?!

Рядовые «шестерки», с которых, как говорится, взятки гладки, разбрелись кто куда.

В силу причин вышеизложенных настроение у Юрия Семеновича было отвратительное, и он терзался бесплодными размышлениями: «Как жить дальше, где снискать хлеб насущный?»

Свою милицейскую зарплату он, разумеется, всерьез не воспринимал.

Неожиданно дверь распахнулась, и в кабинет ввалился Николай Николаевич Севрюгин собственной персоной. Непрерывно трогая распухший нос, он твердил как попугай: «Сажать, сажать гада!» Майор Петухов, обладавший сверхъестественным чутьем, замер в сладостном предвкушении крупной взятки.

Он знал Севрюгина давно, еще когда тот был райкомовским деятелем, поэтому не опасался провокации со стороны соответствующих органов, занимающихся борьбой с коррупцией среди милицейских чинов.

– Присаживайтесь, Николай Николаевич, присаживайтесь, – замурлыкал майор, вставая из-за стола и заботливо предлагая Севрюгину стул.

– Сажать, сажать! – продолжал как заведенный бормотать бизнесмен и вдруг всхлипнул: – Но только надолго!!!

– Ну, ну, успокойтесь, дорогой, расскажите все по порядку!

– Н-да, – протянул Петухов, выслушав сбивчивый рассказ Севрюгина и моментально уяснив суть дела. – Надолго-то оно не получится, обыкновенное мелкое хулиганство, получит условно. К тому же, уважаемый Николай Николаевич, он тоже может на вас в суд подать за попытку изнасилования и избиение его жены. Так что скорее он вас упечет!

– Но что же делать? – залепетал перепуганный бизнесмен. – Что же делать, Юрий Семенович, ведь мы друг друга не первый год знаем!

– Безвыходных положений не бывает, – многозначительно прищурился майор, – особенно для людей уважаемых, обеспеченных! – Последнее слово он произнес с ударением.

Тут наконец Севрюгин сообразил, откуда ветер дует, и безропотно извлек из кармана пачку денег.

– Это задаток, – пояснил он. – Потом получите в два раза больше.

Майор Петухов рассеянно, как бы между прочим, сунул пачку в карман и придвинул к себе чистый лист бумаги.

– Значит, говорите, он вымогал у вас крупную сумму денег, сопровождая это жестокими побоями, – тут майор вооружился авторучкой. – Так и запишем! А свидетель, Семен Климов, надеюсь подтвердит факт вымогательства? Отлично, отлично!!!

Через два часа Андрей услышал звонок в дверь. Лена только-только успокоилась и, перестав наконец плакать, задремала, поэтому незваные гости были совсем некстати, но звонок продолжал надрываться, властно, требовательно. Чертыхнувшись, Андрей наконец открыл, и в квартиру вломились четверо милиционеров, вооруженных автоматами.

– Гражданин Смирнов, – объявил один из них, тыча дулом автомата Андрею в живот, – вы арестованы!

– Да, но за что? – искренне изумился он. – Это какая-то ошибка!

– Проедемте в отделение, там разберемся! – ответил старший по званию, в то время как сержант сноровисто защелкнул на Андрее наручники. – Топай, топай, бандюга!

Майор Петухов решил проводить допрос лично «в виду особой важности дела» – как пояснил он подчиненным.

Сейчас, глядя на сидящего перед ним бледного, взволнованного парня, Юрий Семенович прикидывал, что убьет одним выстрелом двух зайцев: и подзаработает маленько, и «крупного преступника» разоблачит, рэкетира отпетого. Сейчас это очень кстати, поскольку в стране идет широкая кампания по борьбе с мафией и начальство регулярно требует предъявить отловленных «злодеев». Привлечь за рэкет дело непростое: нужно взять с поличным или чтобы добровольно признался, а то если пойдет в несознанку, ничего с ним не сделаешь. Отпетые урки это прекрасно знают: «Свидетели? Наговаривают, гады! Ты меня за руку поймал, начальник? Нет! Ну и отвали». Но этот-то парень не урка, что он понимает, пионер гребаный?

– Значит, вы, гражданин Смирнов, вымогали у потерпевшего Севрюгина десять миллионов! Сопровождая это побоями. Вот справка из травмпункта, вот его заявление, а вот показания свидетеля Климова. Плохи ваши дела, гражданин Смирнов, только добровольное признание, которое…

– Сколько он вам заплатил?! – вдруг перебил майора Андрей. Голос его звучал абсолютно спокойно.

Петухов опешил… и даже задохнулся от ярости.

– Да ты, да ты, гаденыш, да я тебя, шкура…

– Сам ты шкура, – спокойно ответил Андрей и, усмехнувшись, добавил: – Продажная!

– А-а-а! – завопил Петухов и, размахнувшись, ударил Андрея по лицу, вернее, собирался ударить. Рука его, попав в захват, была резко вывернута болевым приемом. Майор с размаху врезался носом в стол. В это время стоявший сзади сержант ударил Андрея прикладом автомата в затылок. Потеряв сознание, тот рухнул на пол.

Вытирая с лица кровь и глядя на лежащее у его ног тело, Юрий Семенович неожиданно сообразил, что все складывается отнюдь не так плохо. Если рэкет еще нужно доказать, то нанесение физического повреждения майору милиции при исполнении служебных обязанностей налицо. Ну уж теперь гаденыш не отвертится.

– В следственный изолятор его, – распорядился майор и принялся поспешно оформлять соответствующие документы. Затем набрал номер начальника изолятора, своего давнишнего приятеля.

– Здравствуй, здравствуй, Владимир Олегович, да, это я, спасибо, неплохо. На рыбалку, а как же? В ближайшие выходные! Слушай, у меня к тебе личная просьба, сейчас к тебе привезут одного субчика… Да, опасный преступник, меня избил на допросе. Да, да, на самом деле. Пристрой его в «пресхату», чтобы в рэкете сознался. Ну, спасибо, спасибо, за мной не пропадет!

В камере номер восемнадцать, которую заключенные называли «пресхатой» или «козлятней», сидели «ссученные».[5] Было их там десять особей, во главе с неким Сашей Угловым по кличке Крокодил. Это был здоровенный тип, с длинными обезьяньими руками и перебитым носом, в прошлом боксер. Сидеть Крокодилу было долго, очень долго, он вообще лишь чудом избежал расстрела. Попал он в места заключения за многочисленные изнасилования, два из которых привели к смертельному исходу. Насиловал Крокодил малолетних, преимущественно мальчиков. Оказавшись за решеткой, он мгновенно сообразил, что долго здесь не протянет, на зоне таких, как он, не жаловали. Поэтому Углов кинулся на шею «гражданину начальнику», обещая все что угодно, лишь бы отделили от остальных. «Гражданин начальник» – добрая душа, вошел в положение и определил Крокодила в «пресхату», где тот, благодаря наглости и физическим данным, быстро заделался паханом. Остальные «ссученные» были под стать своему шефу, и на зоне ни один из них не прожил бы дольше суток. В «пресхате» им жилось неплохо, начальство хорошо кормило, даже водку и наркоту подбрасывало. За это они должны были «пресовать» тех, на кого им указывали, а именно непокорных подследственных, кто не желал сознаваться, или блатных авторитетов, которые стали «гражданам начальникам» поперек горла. Методы были разнообразные, начиная со зверского избиения и кончая изнасилованием. Последнее доставляло Крокодилу особенное удовольствие. Сейчас он, облизываясь, вспоминал вчерашнюю жертву, которую они несколько раз прогнали по кругу. Какая попка была! Персик! Парень ночью разбил себе голову о стену, но на это Углову было наплевать. Он вообще не жалел никого, кроме себя. Крокодилу только что сообщили, что сейчас подбросят еще одного. Класс! Повеселимся! А вот и он!

В камеру втолкнули молодого парня, лет двадцати пяти, среднего роста, худощавого. Ну, с этим-то несложно будет справиться!

– Знакомься, Смирнов, это твои новые друзья! – осклабился надзиратель, с лязгом захлопывая дверь.

– Привет, ребята, – как ни в чем не бывало, поздоровался он.

«Ссученные» заржали.

– Здравствуй, «Машенька», – заблажил один из них, по кличке Сика, тощий, с кривым носом штатный холуй у Крокодила. – Ну-ка сними штанишки, покажи нам свое очко!

Гнусно ухмыляясь, Сика направился к парню, но тут же, получив страшный удар ногой в грудь, с визгом влепился в противоположную стену. Остальные опешили, но по команде Крокодила вооружились табуретками, заточками и начали осторожно окружать строптивца. Что поделать! «Наша служба и опасна, и трудна!»

Повинуясь какому-то непонятному предчувствию, Станислав неожиданно для себя решил навестить Андрея. Там он застал лишь бьющуюся в истерике Лену с огромным синяком под глазом.

– Так, – Стас не стал ничего спрашивать и, настроившись мыслями на своего друга, мгновенно уяснил ситуацию. – Ты сиди здесь, никуда не выходи, я все улажу!

Пораженная Лена, решив, что сходит с ума, увидела, как он растаял в воздухе.

В «пресхате» между тем происходило следующее. Трое «ссученных», в том числе Сика, валялись без сознания. Остальные на время отступили, собираясь с силами, а Андрей, с рассеченной губой, бледный, но спокойный, прижался спиной к двери камеры, готовясь дорого продать свою шкуру.

– Ну, гнида, ты за это заплатишь! – злобно шипел Крокодил. Левый глаз его заплыл, из разбитого носа текла кровь. – Живым от нас не выйдешь!!! Я тебя…

Тут Крокодил подавился фразой. Под потолком закружился смерч, сверкнула молния, и из воздуха соткался незнакомец. Был он высок ростом, светловолос, а в страшных, безжалостных глазах бушевало зеленое пламя.

– А-бы-бы, – залепетал Крокодил, – а-бы-бы!

И вдруг взвизгнул:

– Господи помилуй!

– Нет, – усмехнулся незнакомец, – не помилует Он тебя, слишком поздно, Крокодил, ты о Нем вспомнил. Теперь у тебя другой хозяин! – Незнакомец еще раз улыбнулся, да так, что Крокодил затрясся, охваченный леденящим ужасом.

– Вешайся! – приказал незнакомец, и Углов послушно исполнил команду, использовав вместо веревки собственные подтяжки.

– А вы, – обернулся он к остальным, – перегрызите друг другу глотки!

«Ссученные» исполнили приказ в буквальном смысле слова, и спустя несколько минут все было кончено. Все девять неподвижными кулями валялись в лужах крови, только Сика еще бился в агонии. Наконец затих и он.

– Андрей, – обратился Станислав к совершенно ошалевшему другу, – ничему не удивляйся и ни о чем не спрашивай, шума не поднимай, в ближайшие два часа сюда никто не заглянет, а через полчаса я тебя… вытащу! – Тут его лицо исказилось, и Станислав исчез. Последнее, что заметил Андрей, – кровь, текущую из насквозь прокушенной губы.

Станислав вновь очутился на квартире Андрея, где Лена продолжала истерически рыдать. «Спи!» – приказал Станислав, корчась от боли, и женщина послушно уснула.

Теперь самое легкое – возмездие! А потом… Ладно, ладно, лучше пока об этом не думать.

Севрюгин с Петуховым вместе пили водку в ресторане «София», когда в зале закружился черный вихрь. На глазах у пораженной публики он подхватил двух респектабельных господ, сидевших за отдельным, роскошно сервированным столиком, и куда-то утащил. Поднялась паника. Лишь один гражданин, сильно упившийся и по натуре философ, остался спокоен. «Так вот ты какая, белая горячка!» – задумчиво пробормотал он.

Между тем Севрюгин с Петуховым очутились на квартире Андрея, больно шлепнувшись задами об кухонный пол. Они дрожали, как в лихорадке, охваченные мистическим ужасом. Заглянув в глаза парня, сидевшего за столом и презрительно их разглядывавшего, они задрожали еще сильнее.

– Иди сюда, – услышал Петухов приказ, причем рта парень не раскрывал, слова прозвучали прямо в голове, вернее, прогремели. И послушно, едва переступая ватными ногами, двинулся вперед, прямо как кролик в пасть удава.

– Козел! – презрительно процедил парень. – Шкура продажная! Ты за деньги мать родную посадишь!

– А-ва-ва, – лепетал майор, – а-ва-ва!

– Не а-ва-ва, а ме-е! – усмехнулся парень, и Петухов против своей воли повторил:

– Ме-е-е-е!!!

– Вот молодец, ну-ка скажи: «Я козел!»

– Я козел! – отчеканил Юрий Семенович и неожиданно добавил: – Ме-е-е!!

– А у козлов должны быть рога! У тебя они есть?

Петухов хотел было ответить «нет», но, машинально схватившись за голову, с отчаянием обнаружил, что вот они, имеются!

– Что ж, они тебе очень к лицу, но, я думаю, этого мало.

Тут Юрий Семенович с ужасом увидел, что тело его обрастает шерстью, руки и ноги съеживаются в копытца. Он хотел закричать, позвать на помощь, но получилось только «ме-е-е!». Спустя несколько мгновений на месте майора стоял самый настоящий козел, голову которого украсила неизвестно откуда взявшаяся новенькая милицейская фуражка.

– Вот, совсем другое дело, – удовлетворенно сказал Станислав, – а теперь пошел вон!

Козел в фуражке с жалобным меканьем вылетел в окно.

– Ну-с, займемся тобой! – Станислав перевел взгляд на Севрюгина, и бизнесмен обмочился со страха…

На следующий день в городе произошли два странных события, одно из которых получило некоторый отклик в бульварной прессе, а другое вообще прошло незамеченным.

К дверям Н-ского отделения милиции рано утром подошел самый настоящий козел в фуражке и, жалобно мекая, пытался войти вовнутрь, чем вызвал немалое возмущение дежурного.

– Ха-ха-ха, на работу пришел!!! – потешались какие-то случайные прохожие. Мгновенно собралась изрядная толпа зевак, которая, в свою очередь, привлекла внимание штатного корреспондента одной скандальной газеты. Корреспондент немедленно описал этот случай в своей газете, а его коллега поместил в этом же номере обширную статью, преподнося читателю вышеуказанный пример как безоговорочное подтверждение теории переселения душ. Журналист, изовравшийся за свою литературную жизнь так, что уже и сам себе не верил, даже не подозревал, что впервые написал правду. Другое, не менее странное событие пресса почему-то не заметила, а именно, что известный исключительной жадностью бизнесмен Севрюгин вдруг распродал все свое имущество, вырученные деньги раздал нищим, а сам подался в бомжи. Причем, раздавая деньги, он горько плакал.

* * *

Станислав же, закончив карательные действия по отношению к Севрюгину и Петухову, некоторое время сидел в задумчивости, затем быстро написал записку, положил ее на видное место, после этого скатал из чистого носового платка кляп и забил его себе в рот…

Андрей, окончательно обалдевший от свалившихся на него за день потрясений, вдруг непостижимым образом очутился в своей квартире. Лена крепко спала, а Станислав катался по полу в жутких конвульсиях боли. Глаза его были крепко зажмурены, рот забит кляпом. В центре стола лежала записка:

«Ничему не удивляйся, врачей не вызывай, когда приду в себя, все объясню. Следы твоего уголовного дела уничтожены. Никто ничего не помнит.

Станислав».