Читать книгу Жизнь замечательных нелюдей - Илья Игоревич Наумов - Страница 4

И эта шапка смешная с бубенчиком засела в память, и пуховик несуразный. И нос, вечно красный с мороза, и все это, конечно, только если холодно, а у нас такое практически всегда, хотя прошлым летом, мы слышали, кто-то даже купался. Шансы увидеться хотя бы раз за день не бралась оценивать ближайшая букмекерская контора, во-первых, потому что до нее было в районе пары тысяч километров, во-вторых, потому что до Гриши и пятого трамвая мало кому было дело, а в-третьих, потому что кондуктору он действительно попадался на глаза каждые сутки. Скорее «Реал» проиграет «Амкару» на «Бернабеу».

На пятом можно доехать до университета, а кому-то до единственного завода, и некоторым даже до садов, которые были на конечной, причем там еще нужно было протопать прилично, а если народу мало, то и неприлично тоже сойдет.

Сам же Гриша садился на начальной и до вуза, но это с утра, а в области середины дня, как правило, из пункта У тащился уже обратно домой.

Сам же кондуктор, а вообще женского пола, но слово не очень красивое, как ни странно, тоже пускался с первой остановки, однако добирался до конца пути, и потом даже ехал в противоположную сторону, и несколько раз повторял упражнение из исходной позиции. На этом маршруте работала только Нина Семеновна, имени которой мы, честно говоря, не знаем, но, есть вероятность, что звали женщину именно так. Гришу она запомнила. Но не сразу.

История надула щеки и не рассказывает, кто из них первым забрался в пятый трамвай. Оба провели там по вечности, оба знали, что на табличке с правилами проезда кто-то маркером наскрипел непечатное слово, а чуть позже другой вандал размазал эту жуть, страшно представить, обслюнявленным пальцем, хотя на месте преступления не застали ни Гриша, ни местный шериф билетов и валидаторов. Оба где-то, кажется, полгода назад сидели в пустеющем трамвае и ждали, пока специальные люди разнимут страстный поцелуй несуразной пары, в которой он был вроде бы японцем, а она оказалась малышкой, переборщившей с тенями. Оба созерцали из своих громадных окон горящий универсам, а Екатерина Павловна, хотя это хуже подходит, даже произнесла реплику, только она была, пожалуй, весьма мелкомысленна, и толком никто не запомнил.

Все уже поняли, что отношения были долгими и, по сути, безоблачными, ибо спустя некоторое время она перестала даже проверять у Гриши проездной, а он посчитал вежливым и правильным здороваться кивком головы. Место для него не принципиально, хотя сидеть он предпочитал на передней площадке, а стоять ближе к центральной двери, что логично, потому что она большая и основной поток вечно через нее вываливается. Вера Кузьминична застолбила себе типичное кондукторское сиденье посередине салона.

Именно здесь ее сознание однажды пронзила странная мысль, которая родилась внезапно, а разрасталась уже вполне закономерно прямо на глазах, если бы только глаза можно было развернуть в сторону головного мозга и если бы процесс взросления местных детей хоть чем-то походил на привычные человеческие метаморфозы.

Такие мысли вспыхивали нечасто, потому что, в общем и целом, она смирилась с рутиной, и понемногу обветшали и посыпались все более-менее длинные цепочки, и затупилось большинство когда-то острых и блестящих колющих идей. Нет, за это озарение Клавдии Андреевне тоже не присудили бы Нобеля, но игра перевернулась, екнуло мироощущение, а весь оставшийся день, или даже несколько дней, завалило догадками, причем кто-то подлил жидкости для розжига в огарки воображения.

Утомил. Что произошло-то?

Уже несколько дней подряд в трамвай не запрыгивал Гриша. Такое внушительное количество дней. Не поднимался и не садился. Ни то, ни другое.

Как бы не принято вторгаться в личную жизнь пассажиров, но ей было то ли тревожно, то ли интересно, а самое главное, зародился некий смысл, детское, а впрочем почему только, ожидание, сопровождаемое невероятными выдумками, безумными версиями случившегося и попытками отыскать знакомое лицо в каждой новой партии угрюмых людей, среди которых, нельзя не отметить, время от времени случались откровенно бракованные оптимисты.