Читать книгу Армия и флот в битве за Кавказ. Совместные операции на Черноморском побережье 1942–1943 гг. - Илья Киселёв - Страница 3

Приступая к описанию боев на приморском фланге битвы за Кавказ, необходимо уделить внимание планам противоборствующих сторон в отношении этого региона, сопоставить их силы и оценить обстановку, которая сложилась к этому моменту на фронтах Второй мировой войны.

К июлю 1942 г., при всем несравнимо огромном военно-экономическом потенциале стран антигитлеровской коалиции, их противники достигли невероятных успехов. Германия подчинила своей власти почти всю Европу. Япония установила контроль над Юго-Восточной Азией и половиной Тихого океана. Однако шаткое равновесие сил не могло оставаться долгим, и в самое ближайшее время чаша весов должна была качнуться в пользу одной из сторон.

Для Германии исход борьбы, что шла не на жизнь, а на смерть, решался на советско-германском фронте. Летом 1942 г. развитие обстановки на советско-германском фронте можно было сравнить с движением маятника. Еще весной инерция зимнего контрнаступления толкала Красную армию на запад, но разгром 2-й ударной армии на Волховском фронте, катастрофы под Харьковом и в Крыму качнули ход войны в противоположную сторону. Овладев инициативой, войска Германии и ее союзники приступили к выполнению плана «Блау», дополненного 30 июня 1942 г. замыслом операции «Брауншвейг». Целью вермахта стал выход на нижнюю Волгу, захват всего Кавказа и уничтожение советских войск в регионе. Недостаток сил вынудил противника ограничиться наступлением на южном стратегическом направлении, а решение нанести удар именно здесь определялось привлекательными перспективами установления контроля над местными нефтяными и продовольственными ресурсами.

Только это давало Третьему рейху шанс нанести поражение Советскому Союзу и выиграть войну. И первые шаги на этом пути позволяли немцам надеяться на успех, ведь они сумели отбросить советские войска за реку Дон на всем ее среднем и нижнем течении. 23 июля 1942 г., когда были в разгаре бои за «ворота на Кавказ», Ростова-на-Дону, А. Гитлер подписал директиву № 45 о продолжении операции «Брауншвейг». В ней конкретизировались задачи, которые предстояло решить при захвате Кавказа. Противник рассчитывал уничтожить противостоявшие ему силы Красной армии южнее и юго-восточнее Ростова-на-Дону, овладеть степным Предкавказьем, а затем прорваться в Закавказье через перевалы Главного Кавказского хребта и вдоль побережья Черного и Каспийского морей. Вся эта операция получила наименование «Эдельвейс». На Приморском направлении ее ход представлялся германскому командованию следующим образом:

«После уничтожения группировки противника южнее р. Дон важнейшей задачей группы армий „A“ является овладение всем восточным побережьем Черного моря, в результате чего противник лишится черноморских портов и Черноморского флота.

Для этого переправить предназначенные для выполнения этой задачи соединения 11-й армии (румынский горный корпус) через Керченский пролив, как только обозначится успех продвижения главных сил группы армий „A“, чтобы затем нанести удар вдоль дороги, проходящей по Черноморскому побережью на юго-восток»[9].

Наряду с черноморскими портами Краснодарский край привлек внимание врага своими нефтепромыслами. В остальном Кубань воспринималась им как один из путей в Закавказье. Но без ее захвата о броске через Кавказский хребет нечего было и думать.

В советской историографии при оценке плана «Эдельвейс» было принято говорить об авантюристичности замыслов германского командования и лично А. Гитлера. И действительно, уже в 1951 г. в своих показаниях, данных в плену, Э. Клейст отмечал, что наступление на Кавказ «не имело оперативной цели»[10]. Захват Баку 1-й танковой армией представлялся ее бывшему командующему невероятным. Относительно перспективным ему казалось наступление 17-й армии именно через Краснодарский край и далее вдоль Черноморского побережья на Батуми.

Но все это стало понятно позже, а тогда – летом 1942 г. – перспективы наступления на Кавказ виделись немецким командованием иначе. 30 июля начальник Генерального штаба сухопутных войск Ф. Гальдер отметил в своем дневнике благоприятное развитие операции на Кавказском направлении и в то же время высказал опасение насчет того, успеют ли немецкие войска достигнуть северных отрогов Кавказа раньше, чем там сложится организованная оборона. А уже на следующий день генерал констатировал развитие обстановки южнее реки Дон в соответствии с германскими планами и разгром советского фронта. Как мы видим, в отношении наступления на Кавказ Ф. Гальдер был настроен вполне оптимистично.

Общая численность группы армий «А» к началу битвы за Кавказ превышала полмиллиона человек[11]. Но из них необходимо исключить основную часть личного состава 11-й полевой армии генерал-фельдмаршала Э. Манштейна, так и не принявшей участие в десанте на Таманском полуострове. Ее управление и пять дивизий по решению А. Гитлера отправились под Ленинград в середине августа 1942 г. Сама десантная операция «Блюхер» неоднократно откладывалась и состоялась в усеченном виде, хотя ее своевременное проведение в запланированных масштабах действительно могло обеспечить немцам прорыв в Закавказье вдоль Черноморского побережья.

Что же до двух оставшихся армий, то в течение первых недель реализации плана «Эдельвейс» их состав подвергался перетасовке. Поэтому лишь анализ ситуации в конце августа – начале сентября 1942 г. позволяет понять, какие войска действительно оказались втянуты в бои в Краснодарском крае и оказывали влияние на развитие обстановки на Черноморском побережье Кавказа. Чтобы оценить эту динамику, нам потребуется сравнить ситуацию на 5 августа (таблица 1) и 2 сентября (таблица 2)[12]:

Таблица 1

Боевой состав войск противника на территории Краснодарского края 5 августа 1942 г.

Таблица 2

Боевой состав войск противника на территории Краснодарского края 2 сентября 1942 г.

Таким образом, в начале августа 1942 г. на Кубани вели наступление 14 дивизий противника. В начале сентября, с учетом переправлявшихся из Крыма сил, этих дивизий было уже 17. Численность 17-й полевой армии превысила 200 тысяч немецких солдат и офицеров. Примечательно и то, что на Северо-Заладном Кавказе противник создал достаточно сбалансированную группировку из танковых моторизованных, кавалерийских, пехотных и горных дивизий, каждая из которых вступала в дело в определенном месте и в нужное время. Так, подвижные соединения 1-й танковой армии двигались через степные районы Кубани и Ставрополья, на главном направлении вражеского наступления на Кавказ. На второстепенных участках фронта развернулись немецкая пехота и румынская кавалерия. По мере того как боевые действия развернулись в горно-лесной местности, к передовой были подтянуты горные и егерские дивизии, тогда как большинство танковых и моторизованных дивизий отправились на восток Кавказа.

Немецкие подразделения, сосредоточенные летом 1942 г. на юге, представляли грозную силу. Их оснащенность и укомплектованность были гораздо выше, чем на других участках советско-германского фронта. Танковые, моторизованные и горные дивизии полностью восполнили понесенные прежде потери, только пехотные соединения имели некомплект офицеров и унтер-офицеров в пределах 30 %. Существенно возросла мощь дивизионной и полковой зенитной артиллерии подвижных соединений[13]. Степень укомплектованности немецких сухопутных войск позволяет говорить о том, что они находились на пике своих боевых возможностей, а накопленный ими за год опыт боев на Восточном фронте делает это утверждение еще более обоснованным.

Хорошо известно о высоком уровне подготовки и богатом боевом опыте германского генералитета. Примером тому были генералы Э. Клейст и Р. Руофф, последовательно прошедшие все ступени карьерной лестницы, принимавшие участие в европейских кампаниях и находившиеся на советско-германском фронте с первого дня войны с СССР. У находившегося во главе группы армий «А» генерал-фельдмаршала В. Листа также имелся солидный послужной список, но совершенно отсутствовал опыт борьбы против советских войск.

Вместе с немцами на Кубань вступили румынские войска, составлявшие в 1942 г. от четверти до трети группировки противника. Согласно штатному расписанию, пехотная дивизия румын насчитывала 17 тысяч человек, горная – более 14 тысяч, кавалерийская – около 8 тысяч. Так как к началу битвы за Кавказ они не участвовали в боях по два месяца и более, то общая численность шести румынских дивизий могла превышать 70 тысяч человек. Их боеспособность традиционно оценивается невысоко, но стоит отметить следующее: четыре из шести румынских дивизий представляли элиту румынской королевской армии – кавалерию и горные войска. Именно они, в отличие от обычной пехоты, прошли весной 1942 г. реорганизацию и перевооружение. В частности, была усилена их артиллерия и саперное обеспечение, а кавалерийские дивизии имели в своем составе моторизованные и танковые части[14]. Практически все румынские соединения имели опыт на юге Украины и в Крыму. Зная об уязвимых местах своих союзников, немцы в ходе боев в Краснодарском крае не доверили им обособленных участков фронта. Все румынские дивизии фактически подчинялись командованию 17-й полевой армии. Управление ими со стороны 3-й румынской армии оставалось номинальным, а в середине сентября 1942 г. ее штаб покинул Краснодарский край.

Наступление войск оси на Кубани встретил советский Северо-Кавказский фронт. Возглавлял его Маршал Советского Союза С.М. Буденный, чьи полководческие способности в условиях Великой Отечественной войны исследователями и участниками боев зачастую ставятся под сомнение. Но чего нельзя было отнять у Семена Михайловича, так это его боевого прошлого, в том числе и опыта сражений в Гражданскую войну на Кубани. Поэтому сначала стоит разобраться в том, какие меры принимались командованием Северо-Кавказского фронта и какими силами оно располагало.

После поражения Крымского фронта в мае 1942 г. С.М. Буденный и его штаб главной угрозой для Кубани считали комбинированный морской и воздушный десант противника на азово-черноморском побережье, что и было изложено в плане обороны Северного Кавказа 2 июня 1942 г.[15] Напомним, что в 1920 г. в этих же краях Красная армия отразила высадку белогвардейских войск С.Г. Улагая, и этот опыт не мог игнорироваться. К тому же советская разведка доносила о наращивании сил немецкого флота в портах Черного и Азовского морей и даже о появлении не существовавшей в реальности авиадесантной дивизии, что также наводило на мысль о подготовке десанта[16]. В этом имелась своя логика, ведь германские войска действительно готовились к высадке на Тамани.

Своей директивой от 7 июня 1942 г. Ставка ВТК подтвердила необходимость обороны Азовского и Черноморского побережья Кубани. Вместе с тем на 51-ю армию Северо-Кавказского фронта была возложена подготовка рубежей на нижнем Дону, в тылу Южного фронта. В последующие полтора месяца из Москвы С.М. Буденному еще не раз приходили указания об организации обороны на южном берегу реки Дон. Когда же во второй половине июля 1942 г. под напором противника за реку Дон стали отходить подразделения Южного фронта генерал-лейтенанта Р.Я. Малиновского, Ставка ВТК попыталась разграничить полномочия двух фронтов, а 22 июля объединила все силы на южном берегу Дона под руководством командующего Южным фронтом. Основной задачей Северо-Кавказского фронта стала оборона побережья. Но уже в ночь на 28 июля в Москве приняли новое решение: передать войска из Южного в Северо-Кавказский фронт под командованием маршала С.М. Буденного.

По-видимому, Верховный главнокомандующий стал сомневаться в способности Р.Я. Малиновского остановить немецкое движение на Кавказ. Ведь именно войска его фронта, оставившие Ростов-на-Дону и не сумевшие удержать оборону по берегу реки Дон, фигурировали в известном приказе № 227, подписанном И.В. Сталиным в тот же день – 28 июля 1942 г. Между тем от Военного совета Северо-Кавказского фронта пришел обстоятельный доклад с предложениями по обороне Кавказа. В нем достаточно верно оценивались возможности противника и пути его дальнейшего наступления. Соответственно, предлагалось создать объединенное командование вооруженными силами Северного Кавказа и Закавказья, пополнить их танками и авиацией, обеспечить связь Кавказа с остальной страной через Каспийское море и т. д. Причем в штабе С.М. Буденного не питали иллюзий в отношении обороны в равнинном Предкавказье и предлагали отводить советские войска к Главному Кавказскому хребту и за реку Терек. Тем самым значительная часть Кубани, а также вся территория Ставрополья обрекались на оккупацию.

Но в Ставке ВГК действия советских войск на Кавказском направлении все еще виделись иначе: «Упорной обороной не только остановить на занимаемых рубежах дальнейшее продвижение противника на юг, но во что бы то ни стало активными действиями вернуть Батайск и восстановить положение по южному берегу р. Дон»[17]. Такие требования целиком соответствовали квинтэссенции приказа № 227, выраженной словами «Ни шагу назад!». В войсках приказ зачитали 30 июля 1942 г. Именно в этот день был запланирован контрудар Северо-Кавказского фронта, но состояться ему было не суждено. Не прекращающееся ни на день наступление немцев сорвало сосредоточение советских войск и заставило их продолжить отход на юг, теперь уже по территории Кубани и Ставрополья. Только утром 5 августа штаб Северо-Кавказского фронта получил директиву об удержании рубежа по реке Кубань. По сути, это был не приказ, а констатация факта, так как большинство соединений фронта уже направлялись к переправам, а противник еще 3 августа захватил плацдарм на южном берегу этой реки в районе Армавира.

Выходит, что многочисленные указания Ставки ВГК и основанные на них планы Северо-Кавказского фронта по организации обороны Кубани оказались сорваны. Более того, решения, принимавшиеся Москвой в конце июля 1942 г., выглядят непоследовательными, так как ответственность за оборону Кавказского направления сначала разделялась между Южным и Северо-Кавказским фронтами, потом легла на Р.Я. Малиновского, а в итоге выбор И.В. Сталина пал на С.М. Буденного. Последовавшие за этим события окончились для маршала снятием с должности командующего фронтом. Больше он руководящих постов в действующей армии не занимал. Поэтому легко поддаться искушению и возложить на С.М. Буденного вину за стремительное отступление к предгорьям Кавказа. Однако существовало ли вообще решение задачи защиты Кубани в условиях тяжелого лета 1942 г.?

Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо проанализировать потенциал и возможности советских войск на Кубани. К 25 июля 1942 г. Южный фронт насчитывал 134,5 тысячи человек, 1516 орудий и минометов, 33 танка. Северо-Кавказский фронт на 28 июля 1942 г. имел в своем составе почти 98 тысяч человек, 501 орудие и миномет, 40 танков[18]. После слияния этих двух войсковых объединений в единый Северо-Кавказский фронт были образованы две оперативные группы войск – Донская и Приморская. Первая из них прикрывала Ставропольское направление. Приморской группе войск в составе 18, 47 и 56-й армий, 1-го отдельного стрелкового и

17- го кавалерийского корпусов предстояло сражаться на Кубани. Но удар, нанесенный 1-й танковой армией по Донской группе в последние дни июля, привел к отступлению в направлении Армавира – Майкопа и 12-й армии. Поэтому в начале августа 1942 г. советская группировка в Краснодарском крае выглядела следующим образом (таблица 3)[19].

Таблица 3

Боевой состав советских войск на Кубани 1 августа 1942 г.

В них насчитывалось более 147 тысяч человек личного состава[20]. По другим сведениям, численность войск 12-й и 18-й армий составляла на 25 июля 1942 г. не 21 и 28 тысяч человек, а 17 и 20 тысяч соответственно, то есть на 12 тысяч меньше[21]. К этому необходимо добавить, что 4-я и 172-я стрелковые дивизии в первых числах августа оказались отрезаны от основных сил 12-й армии и в боях на Кубани фактически не участвовали. А 318-ю стрелковую дивизию 9-й армии военные дороги, напротив, привели на Туапсинское направление, а затем под Новороссийск. Поэтому вероятность погрешности при подсчетах сохраняется, но вряд ли она превышает 15–20 тысяч человек. Так или иначе, в августе 1942 г. в рядах советских войск на территории Краснодарского края оказалось меньше людей, чем у немцев и их союзников.

В отличие от разнородной по своему составу группы армий «А», Северо-Кавказский фронт состоял преимущественно из пехотных соединений. При столкновении с танковыми, моторизованными и кавалерийскими дивизиями противника в кубанских степях, советские стрелковые части заранее оказывались в проигрышном положении. Наши немногочисленные подвижные подразделения представляли собой довольно пеструю картину. Так, Майкопская танковая бригада была создана на базе Орловского танкового училища буквально накануне битвы за Кавказ, а 40-я мотострелковая бригада возникла после переформирования 72-й кавалерийской дивизии, понесшей тяжелые потери в майских боях на Керченском полуострове. Донские и кубанские дивизии 17-го казачьего кавалерийского корпуса изначально комплектовались второочередным личным составом, имели слабую артиллерию. Не подлежит сомнению высокий боевой дух кавалеристов, защищавших родной край, но боевые возможности были несопоставимы с немецкими танковыми соединениями и могли сравниться разве что с румынским кавалерийским корпусом.

Но при всех своих особенностях и определенных слабых местах 17-й корпус, наряду с танковой и мотострелковой бригадами, был укомплектованным и свежими соединениями. Большинство стрелковых дивизий и бригад не могли похвастать и этим. Если соединения 47-й армии и 1-го отдельного стрелкового корпуса представляли собой полнокровные подразделения, то состояние войск 12, 18 и 56-й армий иначе как удручающим не назовешь. В июле 1942 г. на их долю выпали тяжелые бои на Дону в составе Южного фронта. Соответственно, стрелковые дивизии и бригады имели существенный некомплект личного состава и особенно активных штыков, то есть тех, кто непосредственно должен был сражаться на передовой. Таковых имелось от 300 до 1200 человек на дивизию[22].

Соединения 56-й армии, которой вскоре предстояло защищать Краснодар, имели к 5 августа следующий состав: 30-я стрелковая дивизия – 6232 человека, 349-я стрелковая дивизия – 4833 человека, 339-я стрелковая дивизия – 3492 человека, 76-я стрелковая бригада – 561 человек. И это с учетом того факта, что армия была отведена с фронта в район Краснодара и ее дивизии получили в качестве пополнения более 7 тысяч человек[23]. К сожалению, его основную массу составляли местные призывники, почти не получившие боевой подготовки и не всегда обеспеченные даже стрелковым оружием. Но в других подразделениях дела могли обстоять еще хуже. Например, прибывшая вскоре в ту же 56-ю армию 216-я стрелковая дивизия насчитывала лишь около 1600 человек.

Данные по другим армиям неполны, но достаточно красноречивы. К 1 августа в 261-й стрелковой дивизии 12-й армии имелось 3757 человек, в 383-й и 395-й стрелковых дивизиях 18-й армии – 4444 и 4840 человек соответственно. 68-я морская стрелковая бригада той же армии насчитывала 1837 бойцов и командиров. Напомним, что по штату стрелковой бригаде полагалось иметь более 5 тысяч человек, а стрелковой дивизии – 12 725 человек. 28 июля 1942 г. штатная численность стрелковых дивизий сократилась до 10 386 человек, но соединения 12, 18 и 56-й армий не дотягивали и до этой цифры.

Неутешительным оказалось состояние советской артиллерии. При переправе через реку Дон в конце июля 1942 г. армии Южного фронта потеряли значительную часть армейской артиллерии. В результате в четырех артиллерийских полках 12-й армии имелись 54 орудия, а в трех полках 18-й армии – 42 орудия. Единственный артполк 56-й армии насчитывал 11 пушек[24].

Отступление войск Южного фронта повлекло и другие негативные последствия. Одни из них связаны с нарушением централизованного снабжения и пополнением войск. Тыловые структуры фронта, а затем и армий, ринулись вглубь Краснодарского и Ставропольского краев, когда войска еще держали оборону южнее Дона. В движении находились и штабы всех уровней, поэтому часто нарушались связь и управление войсками.

Другой проблемой стала предельная усталость личного состава. Бойцы и командиры, прошедшие через тяжелые бои на Дону, около месяца провели в непрерывном отступлении. И многим казалось, что конца ему не будет, отчего ухудшалось моральное состояние войск. Ответом на эти настроения в войсках стал знаменитый приказ № 227. Его пронизывала мысль о гибельности сдачи врагу все новых и новых территорий, о необходимости прекратить самовольный отход войск любой ценой, не исключая самые жесточайшие меры. Но вряд ли приказ «Ни шагу назад!» мог иметь мгновенный эффект и сразу сказаться на развитии обстановки. Даже порожденные этим приказом штрафные части появились в составе армий Северо-Кавказского фронта только в конце августа 1942 г.

Выходит, что к началу битвы в распоряжении С.М. Буденного оказались свежие войска Северо-Кавказского фронта, которые только приступили к развертыванию на пути немецкого наступления, и ослабленные в предыдущих боях силы Южного фронта, продолжавшие отступать под напором превосходящего их противника. Не будем забывать, что Северо-Кавказский фронт объединился с Южным лишь за несколько дней до описываемых событий. В столь сжатые сроки даже надежную связь наладить сложно, а создать устойчивую оборону – и подавно. Тем временем противник продолжал наносить удар за ударом, стараясь добить отступавшие советские войска. В такой ситуации остановить вал немецкого наступления было практически невозможно. С.М. Буденному и его штабу оставалось позаботиться о спасении своих войск от уничтожения и организации их поэтапного отступления на удобные оборонительные рубежи в предгорья Кавказа.

Авиация Северо-Кавказского фронта состояла из двух воздушных армий. 4-я воздушная армия генерал-майора К.А. Вершинина прежде находилась в составе Южного фронта. С началом битвы за Кавказ она действовала в интересах Донской группы войск, защищавшей Ставропольское направление. Поэтому ее летчикам практически не довелось принять участие в обороне Кубани, за исключением недолгих боев в северо-восточных районах края. В распоряжении К.А. Вершинина находилось шесть авиационных дивизий и еще пять авиаполков, но после тяжелых боев на Дону в них осталось лишь 128 исправных самолетов. Немногим больше – 135 машин – имелось в четырех дивизиях и трех полках 5-й воздушной армии генерал-майора С.К. Горюнова[25]. Армия начала формироваться в мае 1942 г. на основе ВВС разгромленного Крымского фронта. Ее авиационный парк, систему наземного обеспечения и органы управления фактически пришлось собирать с нуля, но к началу битвы за Кавказ эта огромная работа в целом была завершена[26]. Именно летчикам К.С. Горюнова предстояло взаимодействовать с прикрывавшей Северо-Западный Кавказ Приморской группой войск.

Наряду с ВВС Красной армии в битве за Кавказ предстояло принять участие авиации Черноморского флота. Ее численность составляла 342 самолета, в том числе 121 истребитель, 31 штурмовик, 30 бомбардировщиков и торпедоносцев. Практически все боевые машины морской авиации базировались на аэродромах Краснодарского края и могли оказать поддержку войскам Северо-Кавказского фронта. К сожалению, 58 из них нуждалось в ремонте, а 47 самолетов истребительной авиации относилось к машинам устаревших типов[27]. Отчасти эти недостатки компенсировались значительным боевым опытом черноморских летчиков, полученным в боях за Крым.

Определенное влияние на борьбу в небе Причерноморья оказывал Краснодарский дивизионный район ПВО. Он относился к войскам противовоздушной обороны и подразделения, которое, как правило, не учитываются в составе сил Северо-Кавказского фронта. В то же время он включал в себя истребительный авиаполк, один полк и восемь дивизионов зенитной артиллерии[28].

Оценивая численность немецкой авиации в начале битвы за Кавказ, отечественные авторы, как правило, приводят данные об 1 тысяче самолетов, то есть обо всем 4-м воздушном флоте. Между тем летом – осенью 1942 г. его силы сражались на всем пространстве от Среднего Дона до Северного Кавказа. Непосредственно с группой армий «А» взаимодействовал 4-й авиационный корпус этого флота противника. Так, в конце июля 1942 г. на Кавказском направлении оказались сосредоточены около 500 самолетов[29]. Однако, беря в расчет эти данные, нужно помнить, что в люфтваффе часто практиковали маневр силами на широком пространстве. Очень активно немцы маневрировали своей авиацией в пределах Кавказского направления. Поэтому назвать точную цифру самолетов противника, действовавших над Кубанью в тот или иной день, крайне сложно. Другой особенностью военно-воздушных сил противника являлось преобладание бомбардировщиков и пикировщиков при незначительном количестве истребителей. В связи с началом операции «Брауншвейг» люфтваффе получили такие указания: «В ходе дальнейшего развертывания операции главная задача авиации состоит во взаимодействии с войсками, продвигающимися к портам Черного моря, причем помимо непосредственной поддержки сухопутных сил необходимо воспрепятствовать воздействию военно-морских сил противника на наступающие войска, взаимодействуя при этом с военно-морским флотом»[30].

Также в директиве № 45 подчеркивалось, что налеты на нефтяные промыслы и морские порты разрешено производить только в случае действительной необходимости для сухопутных войск.

В организации противовоздушной обороны немцы больше полагались на зенитную артиллерию, которая являлась частью люфтваффе. Полоса наступления 17-й армии оказалась в зоне ответственности 17-й зенитной дивизии. Ее управлению в период наступления на Кубани подчинялись два дивизиона и 13 батарей зенитной артиллерии из восьми различных полков[31].

Сравнивая состав советской и немецкой авиации на Кавказском направлении, мы видим, что их численность оказалась приблизительно равной. Более того, по мере разворачивания Сталинградского сражения силы люфтваффе все больше отвлекались от задач на Кавказе, тогда как советские воздушные армии пополнялись за счет ВВС Закавказского фронта.

И соотношение сил должно было меняться в пользу советской авиации.

В реальности за сухими цифрами скрывалась совершенно иная картина. С сожалением приходится признать, что в 1942 г. боевые возможности немецких самолетов и мастерство их пилотов оставались выше, чем у общей массы советских машин и летчиков. Существенно отставала советская сторона и в организации управления авиационными частями и соединениями. Люфтваффе более умело маневрировали своими авиагруппами, лучше взаимодействовали с армией и флотом. Советской авиации оперативно реагировать на запросы с земли удавалось редко, а заранее спланированные совместные действия при быстром изменении обстановки часто запаздывали. Представить же в 1942 г. маневр крупных сил советской авиации на стратегическом уровне и вовсе было невозможно. Воздушные армии и ВВС флота были буквально привязаны к районам базирования и конкретным оперативным направлениям.

Наряду с общими для всего советско-германского фронта факторами, применение авиации на Кубани летом 1942 г. определялось целым рядом местных особенностей. В это время года световой день все еще оставался долгим, погода – преимущественно солнечной, что создавало практически идеальные условия для действий самолетов над открытой степной частью Краснодарского края. К началу его обороны советские ВВС располагали разветвленной сетью аэродромов, мастерских и складов. Стремительное немецкое наступление лишило нашу авиацию этого преимущества. Если к началу августа в состоянии перебазирования находилась только 4-я воздушная армия, то к концу месяца такую же проблему пришлось решать 5-й воздушной армии и большинству частей ВВС Черноморского флота. На Северо-Западном Кавказе им оставалось полагаться на незначительное число тесных и неудобных аэродромов Черноморского побережья, тогда как в руках противника оказалась вся равнинная часть Кубани с множеством удобных площадок для размещения авиации.