Читать книгу Песнь копья - Илья Крымов - Страница 5

День 14 месяца фебура года 1650 Этой Эпохи, о. Балгабар, Ур-Лагаш.

Верховная мать не обязана была проводить ежедневный ритуал чтобы поддерживать Неугасимый Пламень, но за время что Самшит пребывала в высшем сане, она ни разу не пропустила его. В окружении нагих жриц подле алтаря смуглая красавица возносила хвалу Элрогу, покуда огонь ласкал её тело. Молитвы вместе с благовонным дымом уносились по трубе Факельной башни ввысь и наполняли Пламень силой.

Завершив службу, Самшит покинула молельный зал вместе с телохранителями, которые подали ей одеяние. За медными вратами ожидала Нтанда и евнух Уцт, недавно ставший личным секретарём Верховной матери.

– Матушка, – поклонилась префект Огненных Змеек, – произошло то, о чём вы меня предупреждали. Как было велено, – докладываю.

В ладони, что Нтанда протянула Самшит, лежала золотая пуговица со вставленным в неё турмалином. Драгоценный камень искрился разными цветами.

– Он в Белых палатах?

– Да, матушка.

Большая часть Анх-Амаратха являлась священной территорией, ступать по которой могли только Огненные Змейки, евнухи и сами Драконьи Матери. Крепость была закрыта ото всего остального мира, даже от верующих, живших внизу, однако если кого-то требовалось принять, его проводили в Белые палаты, считавшиеся простой, неосвящённой землёй.

Верховная мать облачилась подобающим образом, но не слишком помпезно, чтобы ожидавший её некто не посчитал себя чересчур важным. Она пересекла большой двор с запада на восток и вошла в Белые палаты – несколько больших светлых зал, увешанных белой тканью. Там было просторно, светло, свежо и пахло кофе.

– Надеюсь, вы не заждались.

Гость обернулся и одарил Самшит белозубой улыбкой, окинул озорным взглядом, ответил:

– Вас, госпожа моя, стоило бы ждать хоть всю жизнь, клянусь последним живым глазом!

Это был красивый мужчина за сорок, загорелый, но не южанин, – по-северному загорелый. Высокий широкоплечий воин в добротной кожаной броне и с тремя короткими мечами, торчавшими из-за спины. У него были светлые, выгоревшие на солнце волосы и клиновидная бородка; правая глазница пряталась под повязкой, а левый глаз поблёскивал как аквамарин.

Сердце Верховной матери пропустило один удар, она опешила слегка. Какие-то мгновения люди просто смотрели друг на друга, он – весело, она – растеряно и смущённо. Наконец, чужак взял бразды в свои руки.

– Верховная мать Самшит, моё имя Кельвин Сирли. – Его шахмери был хорош, хоть и не идеален. – Безумная Галантерея получила ваше послание, подкреплённое денежным переводом Золотого Трона и прислала меня для уточнения деталей. Надеюсь, я вовремя?

– Да, разумеется, – овладела собой жрица.

Она передала пуговицу Н’фирии, а та вернула отличительный знак владельцу.

– Итак, – мужчина поставил на стол крошечную чашку, – вы желаете, чтобы мы, наёмники Безумной Галантереи, помогли вам совершить паломничество на святую землю?

– Именно так, – кивнула Самшит.

– А святой землёй элрогиан ныне считается… Эстрийская земля?

– Мне нужно попасть в святой город Астергаце, да. Ещё его зовут Синрезаром.

Кельвин Сирли задумчиво сложил руки на груди, подумал немного.

– Вы ведь осведомлены, что ныне Эстрэ является сердцем Амлотианской Церкви? Город Астергаце содержит в себе Папский двор, главную цитадель Инвестигации, его охраняют тысячи воинов и монахов культа, весьма враждебного к любым иным религиям, особенно к вашей.

– Это воры, – гордо молвила Верховная мать, – воры, укравшие город, который был построен верующими Элрога для его, Элрога, жрецов. Они сидят там больше полутра тысяч лет уже, но оттого Астергаце не перестал быть нашим по праву. Он хранит память о своих истинных хозяевах и является святой землёй. Когда-нибудь мы, элрогиане, туда вернёмся.

Наёмник молча восхитился тому, как на лице девушки отразился гнев. Красота её была неземной.

– Но известно ли вам, госпожа моя, что Вестеррайх страдает от нашествия чудовищ? В его северных пределах лютует катормарский мор, голод, местами тлеет война. Действительно ли вам нужно отправиться туда сейчас?

Её взгляд был красноречивее любых слов, и наёмник принял ответ.

– Это выполнимо, – заверил он, не отрывая глаза от прекрасного лика. – Но есть условия.

– Слушаю вас, господин Сирли.

– Кельвин, молю вас, просто Кельвин. Безумная Галантерея поможет вам достичь цели, при условии, что вы возьмёте с собой не больше десяти попутчиков.

– Разумно.

– Это ещё не всё, госпожа моя. Вы не будете иметь права выбирать дорогу, вместо вас это сделают гиды, которых назначат на сие предприятие.

– Я согласна.

– И последнее! – наёмник указал пальцем в потолок. – Вы не будете иметь права выбирать гидов.

Верховная мать состроила гримасу непонимания.

– Безумная Галантерея сама выберет тех, кто поведёт вас. Это могу быть я, это может быть кто-то другой, не важно. Вы покорно примите их и будете слушаться до тех пор, пока не окажетесь в своём Синрезаре. Только на этих условиях гиды будут защищать вас и беречь ото всего, ставить вашу безопасность и успех превыше законов, морали и совести. Они будут принимать все решения, а вы будете проявлять покорность, иначе наша сделка потеряет силу прямо в пути.

Самшит это условие показалось странным, непонятно, зачем было обговаривать его особо?

– Полагаюсь на репутацию вашего отряда.

– Я часто и с удовольствием слышу такие слова!

То, как быстро Кельвин оказался рядом, заставило Пламерожденных податься вперёд, но он лишь протянул ладонь, улыбчивый, красивый, сильный. Рукопожатие продлилось немного дольше уместного, и за то время оба оценили толщину мозолей друг друга, силу пальцев, натренированных оружием, тепло…

– Вы должны быть готовы к отплытию через две недели, госпожа моя, то есть к концу фебура. Поскольку городской порт наконец открыт, это не станет проблемой. Отойдём от берега ночью, хотя в вашем городе это прибавит нам мало скрытности. Ждите, через две недели за вами придут.

Он показался Самшит внезапно смущённым, попрощался скомканно и убыл из Анх-Амаратха. Верховная мать поднялась на стены и некоторое время следила за тем, как одинокий всадник спускался по серпантину.

***

За отведённые ей две недели Самшит успела распределить между старшими матерями и наиболее способными евнухами обязанности, надеясь уравновесить взаимное влияние и власть в храме. Сложная система противовесов, которая, быть может, сохранит Анх-Амаратх от разделения внутри себя. Верховная мать не знала, сколько займёт путешествие, но сердце её уже болело за оставляемый дом.

Той светлой ночью, когда Неугасимый Пламень разгонял тьму над Ур-Лагашем, а в храм незаметно прибыл чужак, молодая жрица была готова к дороге. Она с облегчением избавилась от тяжёлых тканей, облачилась в некрашеную шерсть и ноский лён, скрыла голову большим платком, а Доргонмаур укутала в парусину и обвязала бечёвкой.

За право унести эту реликвию из храма ей пришлось повоевать, но в конце концов старшие матери смирились с доводами разума, – конец времён близился, и если она, Самшит, не преуспеет, то копьё останется лишь бесполезной палкой.

Кроме Верховной матери, в путь отправлялись её телохранители и семь Огненных Змеек. Нтанда настояла, что сама возглавит их, передав обязанности префекта доверенной воспитаннице. Шестерых соратниц она тоже выбрала сама. То были очень надёжные женщины разных рас, набранные ещё в детстве по всему архипелагу; покрытые шрамами ветераны. Они сменили яркие доспехи на похожие, но менее заметные, вооружились короткими копьями, саблями, а также, разумеется, каждая несла за спиной большой колчан с композитным луком. Все стрелы Огненных Змеек имели наконечники из драгоценного эмберита.

Посланцем Безумной Галантереи оказался всё тот же Кельвин Сирли. Наёмник улыбался Самшит, а сама Верховная мать не знала, что испытывала. Она стыдилась неясного противостояния радости и страха в своей душе, такого нового, такого непонятного… и волнительного чувства.

– Не волнуйтесь, госпожа моя, – сказал Кельвин, заставив Самшит вздрогнуть, – вы в надёжных руках. Когда-то я много путешествовал по Вестеррайху, так что не заблудимся.

– Верю. Давайте покинем храм через малый, незаметный проход. В скалах есть тайные тропы вниз…

– Да, да, несомненно. Однако прежде я должен сказать, что ваш выбор спутников не сделает дорогу проще. С людьми так-сяк управлюсь, даже с цветными женщинами-воинами, каких в Вестеррайхе никогда не видывали, но везти через море три эти башни с рогами… вы знаете как Амлотианская Церковь описывает демонов? Такие спутники будут выдавать вас…

Он наткнулся на маску едва заметного презрения, которую немедленно надела Самшит. Её прекрасный облик сделался вдруг твёрдым и холодным, огромные глаза чуть сузились, пухлые губы сжались. Этой женщине не требовалось ни единого слова, чтобы всё расставить по своим местам.

– Впрочем, для Безумной Галантереи это не вызов, – продолжил наёмник покорно. – Прошу, ведите.

Отряд из девяти людей и трёх нелюдей покинул храм через незаметную потайную калитку в стенах и долго спускался по тонкой, сокрытой от посторонних глаз тропе на окраины города. Они двигались по бледно освещённым ночным улицам, почти пустым, тихо и незаметно, насколько это было возможно. По пути Самшит жадно вдыхала воздух Ур-Лагаша, запечатлевала в памяти его виды, его ночные звуки. Жрице казалось, что она слышит дыхание мирно спавших людей, которые не ведали ни о ней, ни о её тревогах. Это странное чувство зарождало в сердце тоску.

В огромном порту Кельвин Сирли нашёл нужный причал и отряд поднялся на борт быстроходной армадокийской шхуны. Та отошла от берега почти сразу же. Сложный и стремительный, как все корабли Речного королевства, «Предвестник» за сутки пересёк залив Пяти Праведниц и вскоре покинул его.

В скалах, высившихся по краям от входа в залив ещё во времена великой империи были выточены гигантские статуи драконов, смотревших друг на друга. Великолепный памятник встречал и провожал всех, кто посещал Ур-Лагаш.

Пройдя между скалистыми берегами острова Привратник на севере и берегами Балгабара на юге, шхуна вскоре принялась огибать следующий малый остров-спутник Шергитдар с восточной его стороны. Ветер был благоприятен; команда не досаждала пассажирам, наоборот, моряки держались тихо, оставляя всякое общение капитану. На третий день, когда Шергитдар был ещё близко, Кельвин попросил армадокийца прибрать паруса и лечь в дрейф ненадолго.

– Что-то случилось? – спросила Самшит, поднявшись из тесного трюма.

– Ничего, госпожа моя, – ответил наёмник с улыбкой. – Надо лишь немного подождать. Мне был назначен новый напарник и приказано ждать его здесь. Чей это остров?

Жрица обратила взор на Шергитдар.

– Наш, – ответила она. – Принадлежит Ур-Лагашу, как и Привратник. Довольно большой, но неинтересный, всего народу – рыбаки.

Самшит обернулась на юго-восток, туда, где горел Пламень. Он всё ещё дарил свет их пути по ночам, но с каждыми сутками всё меньше. Там был дом. Прежние годы прошли в изгнании, а вернувшись, дева не успела насытиться любовью к Ур-Лагашу, прежде чем вновь покинула его. Она тосковала.

– Вы там родились?

Кельвин стоял рядом и улыбался одним единственным глазом.

– Нет. Я родилась на одном из тысяч крошечных островков в Палташском море. Не знаю даже на каком именно.

– Народность айтайлэаха, если не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, Кельвин. Во всяком случае, так говорил аукционист, чтобы набить цену, когда меня и других детей вывели на помост. – Её глаза остекленели.

Айтайлэаха – значит, вырастет красивой. А, впрочем, не обязательно ждать, пока вырастет. В городе работорговцев Зелосе всегда было много богатых господ, некоторые из них любили человеческую плоть миниатюрной, беззащитной и тугой. Другие – тушёной в вине…

Ей стало не хватать дыхания, память о событиях пятнадцатилетней давности вырвалась из узилища, в которое Самшит её загнала, и затопила разум. Ужас, скорбь, одиночество, животная жажда жить, всё это вдруг набросилось из прошлого и стало терзать. Она словно бы вновь превратилась в маленькую беззащитную… Из омута памяти вырвал смех.

Кельвин Сирли пытался, но не мог подавить его, лицо наёмника пошло морщинами болезненной улыбки, он безуспешно закрывал рот руками, лишь делая смех глуше. Н’фирия стояла рядом и наблюдала за безобразной сценой; кристалл, росший из её груди пульсировал в унисон с сердцебиением. Одно слово госпожи и от наглой мрази не останется даже пепла.

– Я смеюсь не над вами, – сквозь спазмы воскликнул Кельвин, – не над вашей бедой, молю, не смотрите как на червя! Я смеюсь над совпадением, которое нас роднит!

Он смог наконец уняться, вытер одинокую слезинку и оттянул ворот поддоспешной куртки. На шее виднелось некое пятно, расплывшаяся татуировка, сделанная когда-то тушью.

– Пищевой раб благородного семейства Талис под номером тысяча двести семьдесят три, госпожа моя. Покрывал долг своего отца перед землевладельцем. Год выдался совсем неурожайный, арендаторам пришлось тяжко, но к счастью, у нас в традициях было рожать детей про запас. Мать с отцом дали мне имя Двенадцать. – Кельвин улыбался, как прежде, но в его взгляде Самшит увидела отражение собственных чувств: ужас, тоску, жажду жить.

– Вы родились в Вольных Марках? В стране, где правят сарди13?

– В стране, где ни один теплокровный не имеет никакой настоящей воли. Так что я представляю ваши чувства и приношу извинения за то, что растормошил их.

– Только бессмысленная жизнь не оставляет на человеке шрамов, а я уже достаточно толстокожа, чтобы выдержать бремя своей. Расскажите лучше, как вы спаслись от участи… пищевого раба?

Наёмник улыбнулся живее, ступая босыми ногами по палубе, глянул за правый борт. Он и начал бы повествование, да только над головой раздалось истошное:

– Плывёт! Плывёт!

Один из трёх висса, свивших в вороньем гнезде наверху настоящее гнездо, пролетел прямо над палубой, уцепился когтистыми ногами за ванты и повис так вниз головой. Эти существа походили на виверн, только совсем крошечных, величиной с десятилетнего ребёнка. Рукокрылые ящеры с мягкой чешуёй, крохотными рожками и мелкими зубами, лёгкие и безобидные поедатели насекомых, рыбы и фруктов.

– С запада плывёт одинокая лодка, капитан! – крикнул висса.

– Может быть, в другой раз, госпожа моя.

От берегов Шергитдара быстро приближалось каноэ, на котором стояла единственная фигура. Она без устали работала веслом, подводя лодку вплотную к «Предвестнику». Раздался треск, столкновение, но никто на корабле не шелохнулся. Люди и нелюди замерли в каком-то странном недобром предчувствии.

Самшит не понимала, что происходит, почему никто не пытался перегнуться через фальшборт и посмотреть, что случилось?

– Госпожа, что-то не так, – сказала Нтанда, появившись рядом с Верховной матерью, – моряки почти опустошили арсенал.

Все Огненные Змейки приблизились, две из них наложили стрелы на тетивы, остальные держали копья и щиты, совсем рядом высились Пламерожденные.

Теперь и Самшит заметила, что у матросов появилось оружие. Прежде они обходились небольшими ножами, но теперь опоясались ножнами с абордажными тесаками, топорами, достали пистолеты; у некоторых были в руках мушкеты. Что-то назревало, однако центром недобрых ожиданий были не пассажиры, – все смотрели в сторону борта, за которым произошло столкновение.

Верховная мать отвлеклась от прежних мыслей, заметив окрепшее вдруг чувство чего-то неприятного. На её руках и под платком появилась гусиная кожа, рвотные позывы зародились вверху живота, Самшит захотелось сплюнуть, будто она глотнула тухлой воды. А потом за фальшборт уцепилась бледная синевато-серая рука с перепончатыми пальцами.

Массивная горбатая фигура запрыгнула на палубу в ореоле брызг. Доски под ногами вздрогнули, матросы в едином порыве подались назад, многие подняли оружие. Только Кельвин Сирли не отступил. Он стал перед новоприбывшим, смотря на того снизу-вверх. В правой руке существо сжимало тайаху14, в левой – полдюжины гарпунов, перетянутых ремешками. Большую часть фигуры скрывал плащ, сшитый из акульих кож.

Кельвин что-то говорил гиганту и было неслышно, отвечал ли тот. Затем наёмник обернулся к команде и натянуто улыбнулся:

– Капитан, отдавайте паруса, нужно навёрстывать время!

Моряки не шевелились, боясь отвести от новоприбывшего взгляд, ибо тогда он, возможно, сорвётся с места и… что? Нападёт на них? Наконец подал голос капитан, который проклятьями и угрозами разогнал своих подчинённых по местам.

– Если на корабле вспыхнет бунт, я это защищать не стану, – сказал он Сирли тихо и зло.

– Если на корабле вспыхнет бунт, я вас от этого защищать не стану, – нагло передразнил одноглазый наёмник. – Ты взялся за работу, Эскобар, чтобы отплатить Безумной Галантерее старый долг, да ещё и заработал на этом. Приглядывай за своими, а я пригляжу за своим.

– Это дурной знак!

– Злить меня – дурной знак, – отрезал Сирли.

Гигант уселся там же, где стоял, положил копьё и гарпуны рядом с собой, уронил голову на грудь словно задремал. Кельвин простоял на палубе ещё некоторое время, следя за моряками, после чего вернулся к женщинам.

– Теперь мы в полном составе, госпожа моя.

– Это существо…

– Мой напарник, судя по всему.

– Оно – то, о чём я думаю?

Кельвин глянул себе за спину.

– Ну если вы думаете, что с нами теперь белый орк-гарпунщик, то это действительно он.

Нтанда угрожающе зарычала, две Змейки натянули тетивы, кристаллы в грудях Пламерожденных перестали пульсировать и засветились ровным алым цветом.

– Нападать на гида, посланного Безумной Галантереей, немудро, госпожа моя. – Его голос стал подобен бархатному платку, под которым скрывался отравленный стилет. – Это разорвёт все наши договорённости и сделает нас врагами. На крохотном судёнышке. Посреди моря.

– Мы заперты с чудовищем на крохотном судёнышке посреди моря, Кельвин, вот о чём нужно думать! Оно – воплощение зла и вы знаете это!

– У него есть имя, – Маргу. Он мой напарник волей командования, вместе с ним мы доведём вас до Синрезара. Если вы решили отказаться от своей миссии, говорите сейчас и «Предвестник» вернётся в порт. После этого Безумная Галантерея больше никогда не откликнется на ваши послания. Либо прекратите сомневаться и позвольте нам делать наше дело.

От его доброты и обходительности не осталось и следа, Кельвин Сирли, желавший дотоле лишь потакать обольстительной Самшит, превратился в камень, глухой к доводам разума.

– Я помню, условия были оглашены и приняты, – с достоинством согласилась Верховная мать. – Великие дела требуют жертв и жертвы, видимо, будут.

– Благодарю за понимание, госпожа Самшит.

Она направилась к одной из надстроек, где был вход в трюм, но прежде чем спуститься, сказала Н’фирии и Нтанде:

– Один из Пламерожденных и две Змейки должны присутствовать на верхней палубе денно и нощно. Эта тварь может в любой миг удариться в кровавое безумие.

– Будет исполнено, матушка.

– Слушаюсь, госпожа.

***

Вскоре «Предвестник» вышел на просторы пролива Невольников. По этому огромному морскому пути, что разделял континент и архипелаг, из восточного мира в край эльфов и обратно ходили торговые корабли всех мыслимых народов. Пролив получил своё печальное имя потому что именно теми водами плыли в Зелос корабли-сокровищницы, полные чернокожих рабов из Унгикании, а также диковинных разумных существ с островов Пульче и Мантикоровых островов.

В берегах пролива, как северных, так и южных, было предостаточно укромных местечек, где укрывались банды морских грабителей. Большие флотилии не боялись их, но одиночные небольшие корабли всегда находились в опасности. Потому армадокийский капитан не давал своим матросам спуску, требовал внимательности; корабельный метеомаг почти не покидал своей каюты, сидел там над хрустальным шаром и осматривал всё вокруг, а в небе кружили висса.

Очень часто то с одного борта, то с другого появлялись корабли, тогда летучие дозорные отдалялись от «Предвестника» и встречались над водой с висса другого корабля, менялись сообщениями. Потом они возвращались и докладывали капитану. В основном, если то или иное судно плыло не совсем далеко, предлагалось сближение для обмена, торговли, рассказывалось о товарах на продажу и о том, что незнакомцы хотели бы купить. Эскобар ни разу не дал «добро» на сближение, он не занимался торговлей в этом плавании, а главное, – это было опасно. Многие пираты подманивали к себе жертв таким образом.

На пятые сутки стремительного плавания, когда «Предвестник» приближался к Орхалитовым столпам, впереди появился и стал очень быстро расти абрис. Навстречу шхуне двигалась громада корабля-сокровищницы, над которой реяли знамёна Зелоса. Борта его были выкрашены в черноту, по которой вились красные змеи, пожиравшие младенцев; с плоского носа смотрел резной облик Великого Нага. Корабль имел сто сорок шагов15 в длину и шёл под одиннадцатью мачтами с пятнадцатью чёрными парусами.

Эскобар загодя отвёл свою кроху в сторону, дабы её не захватил наколдованный ветер, заставлявший плавучую крепость и несколько боевых галер двигаться бодро. От подобных конвоев следовало держаться так далеко, как только возможно, – работорговцы, избалованные безнаказанностью, могли слизнуть случайно подвернувшееся судёнышко просто так, походя, отправив в камеры ещё десяток-другой рабов.

Стоявшая на верхней палубе Самшит наблюдала за плавучим исполином в подзорную трубу. Она видела, как из амбразур выпадали люди и нелюди.

– Испортившийся товар, – сказал один из моряков тихо.

То оказался немолодой кааш, сидевший себе дотоле и чистивший картошку. Существа этого вида походили сложением и размерами на людей, но более худощавых и жилистых. Их тела покрывала жёсткая короткая шерсть глубокого фиолетового цвета, ноги были подобны звериным, большие глаза хорошо видели по ночам, а носы почти не выделялись на лицах.

– Простите, госпожа, нам не велено вас тревожить, – опустил мохнатые уши моряк.

– Нет-нет, договаривай.

Кааш покрутил в трёхпалой руке нож, поглядел на удалявшуюся громадину с прищуром.

– Не все доживают до невольничьих рынков, госпожа, – пробубнил он. – Если раб умирает в пути, его сбрасывают в море, чтобы не началась эпидемия. Но если раб ещё не умер, хотя силы его на исходе, ждать смерти не стоит. Пока такие измученные, ослабленные ещё живы, их можно выбросить за борт во имя Великого Нага. Или…

Грязный клинок украдкой ткнул в сторону белого орка.

За прошедшие дни тот так и не покинул своего места. От еды, что приносил Кельвин, монстр отказывался, но порой подле него появлялись остатки сырой рыбы и пятна крови, – по ночам орк бросал в воду гарпун, привязанный верёвкой к руке. Теперь над палубой разносился такой запах, что висса то и дело забывали об осторожности и в стремительном полёте подхватывали объедки. Им это пока что сходило с когтей.

Работорговцы задабривали Клуату рабами, которые стояли на пороге смерти. Осознав эту мысль Самшит захотела разрыдаться. Она понимала, сколь горька судьба этих несчастных существ. Вечное разложение во чреве Глубинного Владыки, на дне океана, во тьме и отчаянии.

– Элрог, молю, сжалься над ними!

Верховная мать опустилась на колени, сцепила руки перед собой и зажмурилась. Она молилась горячо, отчаянно, страстно, слёзы заскользили по гладким щекам. Кааш приложил ко лбу пальцы. Встал на колени сам и тоже стал молиться Пылающему как умел.

Пара глаз тёмных и холодных как сама бездна равнодушно наблюдала за этим из-под акульего капюшона.

Весь оставшийся день мысли о корабле работорговцев угнетали её. Самшит находила утешение в молитве и вынужденном посте. После появления на «Предвестнике» орка, она плохо принимала пищу, чем заставляла своих спутников волноваться. Нтанда говорила госпоже, что та заметно осунулась.

– Я всё время чувствую его рядом, – отвечала Верховная мать, – и меня тошнит. По-настоящему. Его нутро… эту мерзкую сущность не описать.

Той ночью Самшит как могла устроилась в крохотной огороженной части трюма, которая условно звалась каютой. Здесь она при свете масляного фитилька прочла молитву на сон грядущий и легла. Сон тоже давался нелегко, но близость Доргонмаура успокаивала.

Засыпала Верховная мать долго и тяжело, а когда всё же заснула, ей приснилось, что она проснулась.

***

Одно из тех сновидений, в которых сновидец понимает, что спит. Такие для Самшит были редкостью, в своих снах она просто купалась в благословенном огне.

Во сне Самшит проснулась в пору ясного дня, когда лучики солнца пробивались сквозь щели в бамбуковых циновках, закрывавших окна. Свет слишком резко бил по глазам, она прикрыла их рукой и увидела, что на той всего три пальца; жёсткая шерсть покрывала предплечье кааша. Самшит понимала, что это неправильно, однако не удивлялась, ибо во сне удивлению места нет.

Она лежала на тонкой лиственной подстилке почти голая, с одной лишь повязкой на чреслах. На левом её плече покоилась чужая голова, вся мохнатая с длинными острыми ушами. Женщина, тоже кааш, молодая, судя по всему, пахшая материнством, с округлым животом.

Самшит освободила руку осторожно, встала на нечеловеческих ногах, прошлась по круглой хижине. Почти ничего вокруг не было, скупой быт островных каашей: охотничий лук, несколько ножей, кокосовых мисок, кож, деревянных гребешков. Большего и не нужно, ведь южный мир так щедр на пищу и тепло.

Верховная мать постояла недолго, привыкая к чужеродной сущности, а потом решила выглянуть наружу. Вход перекрывала широкая циновка, из-за которой ударил яркий свет. Когда она смогла привыкнуть к нему, увидела вокруг изумрудный мир крон и множество хижинок, построенных в ветвях деревьев. Воздух был тёплым и сладко пах цветами.

Хижина Самшит качнулась вдруг. Она посмотрела вниз и увидела, как за край круговой площадки уцепилась пятерня. Огромное зелёное чудовище вскарабкалось по стволу и схватило Верховную мать за руку, дёрнуло с непреодолимой силой, – мир вокруг закувыркался, ветер засвистел в ушах, а потом земля ударила больно. Хрустнули кости.

Она лежала у корней, под своей древесной хижиной едва живая. Вокруг бесновались чудовища. Огромные твари с красными глазами и бивнями, торчавшими из пастей, были всюду, они рычали, топали, выли и сеяли смерть. Верховная мать видела, как они отрубили руки вождю, раздавили нескольких детей, разорвали пополам старую женщину, которую Самшит считала своей матерью. Эти ужасные существа легко карабкались по деревьям, сбивая с высоты жилища, стаскивая заспанных каашей. Копья едва ранили их, лёгкие деревянные стрелы были бессильны.

Одно из существ спрыгнуло, сжимая в руке словно куклу молодую женщину с большим животом. Та вопила и брыкалась, хрупкая, ранимая. Чудовище закричало, захохотало, обнажило кинжал и… и… Самшит завопила чужим, нечеловеческим голосом, когда несозревший плот был вырван из утробы. Другие орки радостно заголосили, потрясая кусками тел, бывшими прежде семьёй Самшит. Кровавые брызги наполнили воздух, они падали на жрицу, сломанную и бессильную, трещала пожираемая плоть, хрустели на зубах кости и хрящи.

Появились другие чудовища, мелкие, носатые, но злобные. Они страшно боялись больших, оттого слушались их, но Самшит они не боялись. Тыкали в неё ножами, кусали, били, заставляя ползти. Из всего племени в живых осталась лишь горсточка каашей. Отголоски чужой муки били по Верховной матери, она понимала, что всё ещё спит, и лишь эта защита позволяла ей не потерять разум.

Чудовища забрали всё то ничтожно малое, что было у племени, забрали плоть островитян как пищу, забрали живых как запас, который не испортится. Осталось взять то, ради чего они высадились в первую очередь, – пресную воду. Кааши над водой не селились, но селились достаточно близко, и вот мелкие чудовища уже требуют, мучают, пытают. Вода! Вода нужна! Источник жизни!

Самшит повела их к реке, где рыбачила прежде и где поджидала тапиров на водопое. Когда стал слышен шум воды, она, перебарывая боль, бросилась между деревьями. Жрица знала все тропы, все охотничьи ловушки, – то был её дом. Позади раздались крики, вопли, рык, засвистели копья, но под ногами уже появились скользкие камни. Бурный поток подхватил её и понёс прочь от ужаса, от потерь, от погибшей жизни. Он крутил ею, подбрасывал и притапливал, пока голова не встретилась с камнем и всё не скрылось за пеленой тумана.

Самшит проснулась с криком и выпала из гамака. Ей не хватало воздуха, шерсть по всему телу стояла дыбом, ужасный сон выволок из прошлого самую страшную память. Нужен ром, нужно напиться и опять забыть… а потом ещё раз и ещё… Вечность, залитая ромом… это не поможет! Будет только хуже… нет-нет, нужно другое. Самшит знала, что нужно сделать.

Она достала свой нож, но тут же убрала обратно эту мелкую железную занозу. То ли дело мушкетон. Оружие, сделанное людьми, плохо лежало в её трёхпалых руках, но да ничего, она приспособилась, главное покрепче упереть приклад в плечо. Проверив ещё раз, заряжен ли мушкетон, Самшит прошла меж натянутых тут и там гамаков, в которых храпели матросы, и бесшумно выбралась на верхнюю палубу.

Судьба благоволила желаниям, терзавшим её душу в ту ночь, – на море опустился густейший туман. Скрипели снасти и хлопали паруса, чирикали висса в вороньем гнезде, а Самшит кралась. Слух и нюх уберегли её от встречи с рогатым великаном в металле; с двумя человеческими женщинами она тоже не столкнулась, а прекрасная память позволяла ей избегать самых скрипучих досок. Сокрытая туманом, Верховная мать пробралась к носу корабля, где уплотнилась тёмным силуэтом фигура её врага.

Чавканье и хруст костей достигли уха, Самшит замерла парализованная ужасом, вновь увидев как наяву день крушения своей жизни. Но запах протухшей рыбы вернул её в настоящее и девушка поняла, – орк жрал. Она приблизилась очень медленно, а чудовище и не замечало, продолжая умалять плоть какой-то огромной рыбины. Щёлкнул взведённый курок.

Половина рыбы выскользнула из перепончатых пальцев, орк медленно выпрямился и повернул голову. Мушкетон смотрел туда, где под капюшоном должен был быть лоб. С шумом чудовище втянуло воздух, помедлило немного и… подобрало рыбу.

– Сегодня я не умру.

Голос прозвучал отовсюду и ниоткуда, он был бесцветен, безжизненен, бесплотен, словно и не существовал совсем. Верховная мать вжала голову в плечи и чуть не выстрелила.

– А ты можешь умереть, кааш. Убери оружие и сам убирайся, если хочешь встретить новый день.

– Будь ты проклят! Ты и весь твой род! – дрожа от страха и ненависти выдохнула Самшит.

– Все мы прокляты, кааш. Имя нашему проклятью «жизнь».

– Я убью тебя!

– Сегодня я не умру, – повторил голос из ниоткуда.

– Ненавижу вас… ненавижу всей душой…

Орк вновь потерял интерес к рыбе. Он медленно откинул капюшон и посмотрел на Самшит, отчего та едва не закричала и не бросилась бежать.

– Ненависть – есть уродливое дитя бессилия и страха. Сильные не ненавидят, а слабые ненавидят, но они бессильны.

Белые орки отличались от зелёных, они были ещё страшнее, ещё уродливее, хотя видят боги, такого нельзя было и вообразить. Белые орки не рождались, а прогрызали себе путь из утробы зубами, хладнокровные, лишённые душ и чувств, подобные двуногим акулам чудовища. С самого появления на свет эти твари были нерушимыми узами связаны с Глубинным Владыкой, которого ненавидел и которому поклонялся весь орочий род. Его глашатаи, его избранные, морские пророки, заклинатели ураганов и подводных чудищ. Маргу смотрел на Самшит парой тёмных, холодных глаз, а из пасти текла слюна пополам с рыбьей кровью.

– Все ненавидят нас. – Голос шёл отовсюду и ниоткуда. – Что мы тебе сделали, кааш? Изнасиловали твою мать? Смастерили кисет из мошонки твоего отца? А может… сожрали твоих детей?

Мушкетон изрыгнул свинец в ореоле пламени, Маргу пошатнулся, но не упал, а вскочил на ноги и вырвал оружие из рук Самшит, – что игрушку у младенца отнял. Огромная ладонь сжалась, раздался хруст и обломки упали на палубу. Тогда орк взял Самшит за плечи и заглянул в самое её нутро.

– Так просто ты от меня не отделаешься, жрица.

Акулья пасть распахнулась и поглотила весь мир.

***

Самшит проснулась с криком. Распахнулась дверца каюты, но Н’фирия не смогла проникнуть внутрь, – Пламерожденные едва помещались в тесноте трюма.

– Госпожа?

– Я… я… я жива… жива…

– Вас разбудил выстрел?

Мысли верховной матери понеслись табуном испуганных лошадей, она схватила Доргонмаур и вышла в проход, почти полностью занятый Н’фирией.

– Госпожа, Нтанда уже наверху, она скажет, что произошло, вам не следует…

– Скорее вылезай наружу и освободи мне путь!

– Повинуюсь.

На верхней палубе властвовал туман, который едва могли разогнать фонари. Он приглушал множественные возгласы, брань, проклятья. Кто-то стонал и подвывал.

– Назад! Назад, язви ваши души!

Этот рык принадлежал Кельвину Сирли. Самшит поспешила к источнику голоса, но тут же наткнулась на префекта Огненных Змеек.

– Матушка, случилось то, о чём вы предупреждали, – орк убил матроса и теперь команда хочет отомстить. Белобрысый его защищает, всё идёт к бойне…

Н’фирия подозвала к себе сородича, оставленного на палубе присматривать за чудовищем, но Пламерожденный лишь пожал плечами, – туман был слишком густым, он ничего не видел и слышал только приглушённый голос.

– Голоса, – поправила Самшит, не вполне веря самой себе.

– Нет, госпожа, Р’ухул говорит, что слышал только голос жертвы перед выстрелом, а когда приблизился, матрос был уже мёртв.

– Мои Змейки твердят то же, – сказала Нтанда. – Накажу их позже. Нам лучше не привлекать к себе внимания сейчас, матушка. Когда армадокийцы разделаются с наёмниками, задумаются и о нас. Несомненно, мы вас защитим, но что станет потом с этим кораблём, без команды посреди моря…

– Проложите мне дорогу!

Пламерожденные двинулись вперёд, расталкивая с пути членов экипажа. Так они добрались до носа «Предвестника», где стоял с обнажёнными мечами Кельвин Сирли. Перед ним валялись, держась за свежи раны два моряка, а позади сидел на том же месте белый орк. Он жрал рыбу, не обращая внимание на разъярённых и испуганных армадокийцев.

– Я предупреждал! – разносился голос Эскобара.

– Ты взялся за работу, малодушная мразь – с холодной яростью отвечал ему Кельвин, – так доведи её до конца! Назад отребье, кто ещё попытается подойти – умрёт тут же! Уходите отсюда, госпожа, – попросил наёмник твёрдо, – я всё улажу в самом скором времени.

– Дело идёт к бойне, – ответила Самшит и замерла вдруг.

Она ожидала увидеть это, но когда всё-таки свершилось, не смогла сразу же собраться. Подле орка лежал мёртвый кааш. У него не хватало головы, шеи и части груди. Страшная рваная рана изливала на доски кровь.

Появление пассажиров ударило по решимости моряков. Пламерожденные были угрожающе велики, а Огненные Змейки, хоть и женщины, внушали дрожь выучкой опытных убийц. Могло произойти всё, что угодно.

– Капитан, призываю вас утихомирить людей, – молвила Самшит печально. – Орк защищался.

– Вы не обязаны быть на его стороне, госпожа! – воскликнул Эскобар, пытаясь угадать, не являлась ли броня великанов зачарованной, и возьмут ли её пули? – Как только эта тварь исчезнет с корабля, я домчу вас до порта прибытия быстрее ветра!

Самшит усмехнулась грустно. Она много путешествовала и многое успела понять за двадцать три года. Например, что человек, не способный сдержать своё слово в одном, может не сдержать его и в другом. Верховной матери претила близость Маргу, однако было нечто более важное.

– Я жрица Элрога Пылающего! – При этих словах её прекрасные глаза засверкали. – Бога солнца, огня и жизни! Мне как никому из вас хочется видеть это существо растерзанным и выброшенным в море, но! Элрог не терпит несправедливых суждений! Убьёте тварь, когда она этого заслужит и клянусь Его именем, мы будем с вами! Но на этот раз, я свидетельствую: орк защищался!

– Откуда вы знаете? Вы были внизу, когда моего матроса погубили! – воскликнул капитан.

– Мне было видение, – отвечала Самшит, сама возвышенность и достоинство. – Господь послал его во избежание великого кровопролития на «Предвестнике»! Кааш испытывал нестерпимую муку от потери родных и решил отвести душу. Он получил то, чего желал, – избавление от мучительной жизни! Не идите против истины, дети мои! Лучше помолимся!

Её божественно чистый голос разнёсся в тумане, молитва потекла песней и многие люди, нелюди, опустились на колени. В Аримеаде чтили многих богов и Элрог стоял рядом с могущественными Великим Нагом, Клуату, Соул. Многие питались от света и тепла его, многие слушали пламенных жриц, а у Самшит был великий дар к проповедям, и она применила его. Когда молитва подошла к концу, Верховная мать провозгласила:

– Латум!

Тот же миг часть тумана рассеялась, первый луч солнца озарил корму и верующие восприняли это не иначе как знак свыше. Под строгим взором Самшит они стали расходиться, будто не было той воспитанной страхом злобы, которая превратила моряков в единое кровожадное целое.

– Отныне это существо – моя забота, капитан. Но если кто-то из ваших вновь попытается первым на него напасть, мои люди остановят его раз и навсегда.

Эскобар, который успел тысячу раз пожалеть о том, что согласился на эту работу, ничего не сказал. Но её властный дух заставил его кивнуть.

– Кажется, – с некоторым самодовольством обернулась Верховная мать к Кельвину, – это вы должны были делать моё путешествие легче, а не я ваше…

Наёмник излучал благодарность. Виноватый, уязвимый, такой странно приятный взгляду… Самшит вдруг поняла, что радость этого человека отдавалась радостью и в её собственной душе. Но близость орка отравляла даже такое светлое чувство. Чудовище, окутанное облаком рыбной вони так и сидело на месте, безразличное ко всему миру вокруг.

«Так просто ты от меня не отделаешься, жрица» – слышала она в своей голове.