Читать книгу Сущий зверь - Илья Леонович Кнабенгоф, Илья Кнабенгоф - Страница 5

Было около семи утра, когда высокий незнакомец в пальто с собакой вошёл в город. Рваная вата лохматых серых облаков просочилась первыми каплями нудного и долгого дождика. Песни птиц стыли на сквозняке. Редкие капли унылости стремились окопаться в газонах. Странник раскрыл зонт и кашлянул бабочками. Пёс прижался к ногам, недовольно оглядывая окружающую их безнадёжность. Многоэтажки смотрели на них безучастными глазницами окон. Окулист по ним плакал навзрыд. И в каждом окне копошилась своя жизнь. Свои проблемы, скандалы, желания, мечты, невыполненные обещания, фикусы, люстры и надежды на светлое будущее. Это самое светлое будущее, столь желанное и далёкое, оправдывало всё остальное. Хотя с таким же успехом можно надеяться на вкусное благоухающее варенье, делая его из гнилых яблок и болотной воды.

– Мда, – только и протянул незнакомец, оглядев улицу. – Желаний жажда готовит нам падение во тьму.

Ботинки никому не знакомого потекли сыростью, ощерились мхом, из пальто показались мышиные хвостики.

– Рр-рр! – согласно проворчал пёс.

– Но нам туда, – махнул рукой высокий господин в сторону дворов, отчего те загрустили и осунулись старыми оконными рамами. – Пошли, мой друг, не будем скорбью наполнять глаза свои, огнём сердец делиться. Труба поёт, звонок мы слышим явный. Нас ждут, так поспешим, не дав беде слезами поживиться.

Пёс совершенно по-человечьи кивнул головой и побежал вперёд. Пыльная быль потянулась за ним согласно, без возражений. Былинки танцевали в такт хвосту, пыль сбивалась в кучки. Из каждого его следа, оставленного в земле, выползали на свет божьи коровки.

Они прошли сквозь несколько дворов, никем не замеченные, и вышли на широкую улицу, ведущую в центр города. Бюро путешествий, последний писк в мире женского белья, автотовары, всё в достатке и по скидкам. Несколько прохожих, спешащих на работу, украдкой разглядывали странную пару. Но стоило псу бросить ответный взгляд, они тут же прятали глаза и, вжимаясь шеей в воротник, спешили удалиться, внезапно начиная чихать и першиться горлом. Странник неспешно перешёл улицу, вытащил из карманов скопившихся там воробьёв и науськал их как следует, как вдруг услышал за спиной скрип и лязг. Пёс озадаченно склонил голову набок. Чёрный пух с перьями осыпался у него из-за ушей. Скрип не унимался. Лязг упрямо вторил. Ритм хромал. Паузы запинались. Облака крючились недовольно и просились в буфет за коньяком, аки в приличной опере.

– Повозку слышу я, – бросил псу хозяин и остановился, пустив корни в асфальт.

Из-за поворота лениво выехал утренний троллейбус с жёлтой табличкой «23» и, хотя в означенном месте не было остановки, почему-то затормозил и, остановившись, открыл двери. Пневматический механизм, распечатляющий двери в любой пассажирской докатилке, столь сложен и промаслен, что я опущу данное техническое описание в дальний ящик, а вы там потом его найдёте, коли непременно понадобится. Любимый вопрос Вселенной: «А почему бы и нет?»

Малочисленные пассажиры вытянули удивлённые лица. Господин с собакой вошли в задние распахнутые створки тронутого ржавчиной передвижного шкапчика. Надписи, сделанные авторучками и фломастерами на спинках его сидений, повествовали о личной жизни населения города. Там же давали комментарии по поводу спортивных новостей с указанием эпитетов в адрес конкретных футбольных команд. Несколько автографов. Схематичное изображение половой принадлежности. В целом литературный стиль хромал. Противоречивость взглядов намекала на отсутствие согласия промеж народа. Надрыв в «личном» предрекал ознакомление с антидепрессантами.

Подошедшая контролёрша привычно гаркнула: «В транспорт с собаками без намордника нельзя!», но осеклась колыхающимися краями, встретившись взглядом с лохматым чудовищем. Зверь слегка окрысился, прижал уши, сверкнул пожелтевшим от времени левым клыком. По холке лениво прошла искра. «Извините», – промямлила контролёрша, сама от себя не ожидая такого, и поспешно ушла в переднюю часть салона не отвлекать водителя, аки было строго прописано в правилах поведения населения в данном виде общественного транспорта. Пассажиры даже и не думали оглядываться. И нашлось-таки во что уткнуться. Высокий господин внимательно переглянулся с псом, пожал плечами с обвалившимися минутами и тоской краями и, облокотившись на поручень задней площадки, уставился на дорогу. С его пальто упали обрывками сожжённые осенью кленовые листья. Белые полосы прерывали дорогу магическим пунктиром переменчивости. Контакты залипли. Ток нервно пробежался по проводам. Троллейбус тронулся. Странник хотел было повесить на поручень зонт сушиться, но ручка зонта прошла насквозь, наскоро изменив свою осиновость на дубовость. Новоявленный всея троллейбусу пассажир нахмурился и мигнул водяным глазом, затем повторил попытку. Ручка послушно зацепилась, и зонт повис, вздохнув облегчённо. Пёс свернулся на полу. Улитки привычно делают то же самое постоянно. Сворачивание в целом имеет место быть в данном мире, скрывая под собой глубокую значимость уюта, комфорта и теплючести домашнего очага. Завывая электромоторами, рогатая повозка тронулась по маршруту. Белые полосы побежали по дороге, привычно прерывая мир, и без того издёрганный несоответствиями.

Автобус с рогами, с любовью названный людьми отнюдь не «козлиной повозкой» и не «рогаточкой», а загадочным словом «троллейбус» (видимо, имелся в виду автобус для троллей), появился на нашей планете в начале прошлого столетия. И наша страна тут вовсе не отставала от общего технического прогресса, который и по сей день уничтожает нашу планету быстро и надёжно. К примеру, до сих пор самая длинная дистанция в мире, которую пробегает «рогатенький», возя в своём пузике беспечных пассажиров, находится между Симферополем и Ялтой. На этом маршруте можно успеть недурственно выспаться, ибо целых 86 километров преодолевает тут троллейбус, скрипя проводами в окружающей степи.

Иногда люди загоняли рогатые повозки под землю за неимением свободной площади для их передвижения, но таки обладая желанием иметь оное чудо техники в своей стране. Этими чудаками стали японцы. Они нарыли туннелей в горах, связав тайными подземными ходами города Татэяма и Омати, протянули в подземельях проводки и пустили бегать по ним некоторое количество троллейбусов на удивление туристам и во респект самим себе. Земля в Японии дорогущая, так что наземных троллейбусных линий там сколько ни ищи, не найдёшь вовсе.

Венгры и вовсе отличились. В 1949 году они открыли для себя этот электромеханический вид рогатого скота, накормили его батарейками, снабдили цеплючими антеннами и запустили кататься по Будапешту с номером, внимание, семьдесят! Номер этот странный они подарили первому своему «рогатику» в честь дня рождения Иосифа Сталина, с которым, видать, сильно тогда дружили и которому решили преподнести такой странный подарок. И по сей день в славном городе Будапеште нет троллейбусов номером меньше семидесятого, хотя Иосиф Виссарионович уж давно почил в бозе.

Болгары, что мирно себе жили и не тужили рядышком с венграми, посмотрев на это дело, решили использовать троллейбусы вдоль и поперёк, казисто и не очень, разнообразно и многоцелевым способом. Установив в центре города Пловдива автобус для троллей, они сделали в нём общественную библиотеку и назвали её в честь первого историка-хронолога болгарского, батюшки Паисия, который аукнулся в Лету аж в XVIII веке и, конечно, в общем и целом ни шиша не знал ни о троллейбусах, ни о готовящемся им и ему совместном уделе. Но нынче любой гражданин, шастающий мимо данного чуда и страдающий фобией езды на троллейбусах, может просто бесплатно зайти в него, посидеть часок-другой за книжкой, которых там не счесть, и почувствовать себя полноправным пассажиром. Это почти как посидеть в космической ракете, установленной в приличном Центральном парке культуры имени отдыха, и почувствовать себя Гагариным.

Ну и немного мистики в конце опуса о технике публичной перевозки. На троллейбусном маршруте № 6 города Орёл есть остановка «Школа № 19». В Иркутске также есть троллейбусный маршрут № 6 с остановкой «Школа № 19», в Новочебоксарске на 6-м городском маршруте также имеется остановка «Школа № 19», являющаяся конечной, а в Хабаровске затерялась остановка «Школа № 19» на 6-м маршруте трамвая, но о них тут помолчим пока, ибо время трамваев в этой книге ещё впереди.

Люди заходили и выходили. Обычное дело. Мироверчение в миниатюре. Снег в стеклянной колбочке с фигуркой танцовщицы. Пробивали талончики, предъявляли карточки, усаживались на свободные места, и лишь некоторые мельком замечали лежащего на задней площадке огромного чёрного пса, но благоразумно решали не вмешиваться. Да и что они могли у него спросить? Высокого господина и вовсе никто особо не замечал, разве что старинный зонт, почкующийся в рукояти веточками вербы, иногда приковывал одинокий любопытный взгляд. Антикварная вещь. Компот в неё не нальёшь, фикус не посадишь. Чудесатая шизь. Интересно, но в быт не привлекается. Внезапно кто-то тронул странника за плечо. Тот чихнул мотыльками и обернулся. Перед ним стоял маленький мальчик лет шести, в клетчатой рыжей рубашке и полинявших синих шортах, который, нисколько не смущаясь, с тихой серой улыбкой спросил:

– Дяденька, а это ваша собака?

Пёс напрягся, но хозяин сделал неуловимый жест рукой и восстановил покой.

– Да, – кратко ответил господин из-под шляпы. И судья при приговоре не сказал бы точнее и короче.

– Красивая, – протянул, улыбаясь так же неслышно и невесело, мальчик.

Странник чуть усмехнулся в отсутствие бороды, а пёс поднял острое погрызенное ухо.

– У меня тоже собака была, – с лёгкой печалью продолжил мальчуган. В его глазах замелькали кадры бесхитростной катавасии с мячиками, поводками, ворчанием и покусываниями.

Широкие поля шляпы качнулись, прозрачные глаза выжидающе уставились на него. Диоптрии свободно занимали места.

– Она потерялась, – малыш опустил глаза в пол. – Убежала.

– О нет, мой юный друг, – чуть помедлив, твёрдо произнёс странник. – Собакам просто так не потеряться. И убегают, лишь почувствовав, что не нужны аль нелюбимы в доме. Мне жаль, но правды горек вкус. То мать твоя прервала жизнь любимца твоего, на смертный сон его определив. И усыпила ядом, утопив во дрёме.

Троллейбус качнуло. Вдалеке ударил гром. Пассажиры укоризненно глянули мимо друг друга. Водитель ругнулся на татарском и закусил усы. А что ещё кусать, если до остального придётся дотягиваться? И не факт, что все будут довольны, когда дотянешься. А ведь ещё и хохотнут ненароком, мол, руки коротки. Одни неопределённости. А усы – они всегда к услугам. И кстати, водителя не отвлекать! Так что продвигайтесь, товарищи, на заднюю площадку салона. А вот мы уже и здесь.

Паренёк тутошний зажмурился, глубоко вздохнул:

– Наверно, вы правы. Только я не хотел так думать.

На его глаза навернулись слёзы.

– Меня зовут Миша. И я не знаю, что это значит.

– Сущий, – представился в ответ высокий господин, – что значит «существую». А впрочем, се одно-единственное, что вовсе тут имеет место быть. Но возвращаясь к твоему вопросу о собаках…

– Я просто хотел ему сказать… сказать… ну… что я люблю его. И что всё будет хорошо.

– Скажи ему сейчас, – и Сущий указал на лежащего пса. – И для того шанс время обернуть тебе был предоставлен, дабы изречь всё то, что ты не смог забыть.

Лохматое чудовище с готовностью подняло голову. Пёс даже попытался улыбнуться, слегка раздвинув челюсти устрашающей наружности. Получилось мило, но срочно убежать в туалет всё равно захотелось. Как говорил мой знакомый в таких ситуациях: «Хочется плакать и, кажется, какать!»

– Ну, он же ваш, а не мой, – печально сказал мальчик. – Я своему хотел успеть сказать…

– Се Зверь, – странник наклонился к парнишке, – и есть все те собаки, которых потеряли и забыли в пустоши ума, которых предали и в омут Леты бросили поспешно, стыдливо забывая имена. Их выбросили в грязь обочин жизни или отправили на гибель, умысел сокрыв в глубинах совести немой. Но ты не бойся, никто из них не сгинул, все они тут, лишь тронь его рукой.

Миша раскрыл и без того отнюдь не восточного уклада глаза, уставился на пса и исчез в нём медитативно, отбросив окружающее. И он увидел в Звере сотни и сотни кадров замерзающих лап, оскаленных в боли пастей, сломанных рёбер, перебитых хвостов, вой одиночества, тоску несправедливости, порванные чужими челюстями ошейники, откопанные в сугробах тухлые объедки. В Мишином взгляде не было испуга. Вот что я хотел сказать. Даже не знаю, удалось ли? Скорее, в Мише зажёгся огонёк удивления и надежды.

– Правда?

Пёс усиленно клюнул носом в пол, словно рапортующий комсомолец на построении, прикрыв лютые глаза, в которых застыл немой приговор миру.

– А как его зовут? – паренёк обернулся к Сущему.

– Се есть мой Зверь, – ответил тот. – То имя его в Книге Жизни.

Миша подошёл к псу и, несмотря на его жуткую акулистическую морду и торчащие во все стороны острые иглы зубов, внезапно обнял его за шею и уткнулся лицом в загривок.

Собакоящер поднял на Сущего ледяные глаза, но не дёрнулся.

– Прости меня, Зверь, – мальчик всхлипнул. – Я мог спасти тебя. Я мог бы остановить эту тупую дуру!

– Нет, не кори себя, – тихо наклонился странник, – не ты за то в ответе. Ты сделал многое и сердце не предал. И твоя мать «тупой» не наречётся. Бывает так, что сложится судьба в оплаченном билете и принимать придётся то, что Бог предначертал. У всех по жизни вьются свои тропы. Иди своей и будь самим собой. Когда-нибудь сойдутся тропы в пустошь, и повстречаешь всех, с кем был повязан на пути судьбой.

– Я люблю тебя, – тихо сказал Миша в ободранное собачье ухо, отпустил шею пса и поднялся с корточек, повернувшись к выходу. Зверь не шелохнулся. Холодные, потухшие глаза смотрели в одну точку.