Читать книгу Пыльные солнца Волны - Илья Музыка - Страница 6
Монголия
ОглавлениеВы солгать изволили, mon cher,
Суть вы – содомитъ и лицемѣръ.
Для начала стыренное из Интернета. География не выходя из квартиры.
Гардероб. Гардероб это Китай. Да, вы можете говорить кому угодно: HUGO BOSS, COVALLI, GUCCI – КИ-ТАЙ.
Антресоли. Антресоли это Монголия, потому что ни хрена не понятно, что там
лежит, что там происходит, вообще ни хрена не понятно.
Кухня, кухня это Ближний Восток, потому что там постоянно что-то готовится, всё на ножах, постоянный фарш, мясо по стенам, слёзы, и в центре этого диктатор, который воняет химическим оружием.
Если вы живёте с тёщей, то комната тещи это США. Открываем дверь – вот оно, тупое лицо руководителя государства. А если Вы только сунетесь на Ближний Восток, жопа, война обеспечена.
Туалет, туалет это Голландия. Потому что неровно положенный кафель постоянно напоминает вам, что его клали какие-то педерасты.
Телевизор, телевизор это Украина. Потому что пульт управления гуляет по рукам, поэтому каждую минуту на Украине новая программа.
Кот, если у вас живёт кот, то это Прибалтика. Ест на халяву, пьёт на халяву, мелко пакостит и делает вид, что ни хрена не понимает по-русски.
Холодильник это Евросоюз, чего там только нет, и вроде бы всё лежит аккуратно, по полочкам, но обязательно, что-то одно воняет. Как только жрать нечего, сразу все лезут в Евросоюз, и Прибалтика тоже суёт туда свой нос.
Балкон это Египет. Нигде в мире вы не найдёте большего количества древностей, причём этого говна там целые пирамиды.
Гараж это Париж. В центре стоит большая груда железа, под которой можно трахаться часами.
И собственно вы во всём этом Россия. До поры до времени улыбаетесь США. Кормите Прибалтику. Боретесь за право обладания пультом управления Украины. Соприкасаетесь с Евросоюзом. Но сдохнуть хочется в Париже.
Так вот, про антресоли.
…На горизонте показалась крутая и огромная по площади зелёная сопка, поросшая соснами. Я взлетел по раздолбаному серпантину на прекрасный асфальт, и тут дороги разделились. Вправо на Кяхту, влево – на пункт пропуска. От будки отделился человек в пятнистой одежде и взмахнул жезлом. Я остановился.
– Вы не скажете, как мне сначала лучше – в ваш посёлок или за границу, – начал я, упорно не замечая знаков различия на зелёной куртке человека через опущенный визор. – Музей говорят у вас там хороший.
– Для начала – ваш паспорт, потом поговорим, – сухо сказал человек и протянул руку.
– Да, пожалуйста, – я откинул шлем.
– Гм, – человек откашлялся. – Я старший прапорщик Дробышев, пограничная служба, проверка документов. Его голос подобрел. – Теперь и поговорить можно. Вы, Илья Вячеславович в Монголию собрались? Тогда вам прямо. Но Кяхта – не посёлок, а город, – с хорошо скрытой обидой произнёс он. – На обратном пути рекомендую заехать. Музей имени Обручева у нас действительно хороший, древний. Старейший в России, я бы сказал.
– Заеду, обязательно.
Зачем я сказал эту фразу? Кто тянул меня за язык? Однако полдела было сделано, я обязан заехать в Кяхту. С этого всё и началось.
Заправившись на Роснефти прямо перед КПП, я втянулся в таможенный коридор. Что меня ждёт впереди?! Сегодня надо дотянуть до Дархана, найти ночлег.
– Ваш паспорт, – в очередной раз попросила меня служащая таможни, очень красивая, стройная молодая женщина с тёмными глазами.
– Пожалуйста.
Она пролистала его, споткнулась на фамилии.
– Какая у вас фамилия…. Красивая…. Что везете, Илья Вячеславович?
Я не склонен шутить с таможенниками, даже если очень хочется. Вот снимет форму, тогда можно. Да и вообще, Монголия ждёт, какие шутки! Скорее надо!
– Ничего.
– Даже для меня? Вы надолго в Монголию?
Я посмотрел ей в глаза. В их глубине таилась грусть. Такая красота и грусть? Откуда?
– Даже для вас.
– Эх, мужчины, вечно вы стремитесь куда-то за горизонт….
Что-то дёрнулось во мне.
– Я вернусь, обязательно вернусь. Для вас.
– Да?
В её глазах, перекрывая грусть, еле заметно плеснулась радость. Или мне показалось? Искра – и вокруг вспыхивает пожар. Мир загорается неведомыми красками, и для неё в пустынях зацветают сады, безжизненная степь покрывается цветами, возводятся города и кипят войны. И какая теперь Монголия? Время остановилось.
– Э-эй! – она помахала перед моим лицом пальцами. – Ты где?
Я вернулся в реальность. Граница. Монголия впереди. Она остаётся здесь.
– Счастливого пути! – она отдала паспорт и, улыбнувшись, мягко подтолкнула меня вперёд. – Езжай, не собирай толпу!
За мной уже стояла очередь из автомашин и туристический автобус.
Отойдём от лирики.
Проходим паспортный контроль. Потом таможенный контроль. Тут как повезёт и кому как. Так что ориентироваться на интернетовские рассказы не стоит. Русский таможенный контроль я прошёл мигом, но всё же за этот миг меня попросили открыть всё, что открывается и даже снять седло. Похоже, таможенников не сколько интересовал именно мой мотоцикл, сколько интересовала возможность сокрытия в нём разных тайников. Поэтому, подумав, я даже показал таможенникам два передних бардачка для инструментов и телефона. Пару килограммов железа туда заснуть можно, не знаю, сколько это в гашише будет. Заставили оттереть VIN. За это время бурятка-таможенница забрала мои документы и оформила мне въездной талон.
– На монгольской границе его не показывайте, заберут, они русский не понимают. Когда будете возвращаться, у нас отдадите. Это вам время сэкономит.
– Страховку у вас же сделать?
– Нет, на монгольской стороне.
Всё, теперь ставим печать в паспорте, на выходе проверяют правильность оформления всех документов, и пограничник открывает шлагбаум. Родина, ты где? Прощай, Родина….
На монгольской стороне ситуация зеркальная. Проверка въездных документов. Таможенный досмотр. Заполнение декларации, проверка всех въездных документов, выход. Ничего там запутанного, как пишут в Интернете, нет. Но: при въезде меня заставляют нырнуть в лужу с дезраствором. За это взяли 70 рублей. Железные плиты уходят в грязную жижу. На тяжёлом мотоцикле по железу в воду, круто. На мой вопрос – гцн? (не глубоко ли?), монгольская таможенница отвечает: – насрать! А нас орда, еду. Но если упаду, кто меня из мерзкой жижи поднимет, эта дура, что ли?
На таможенном досмотре, как пишут в Интернете, монголы ничем не интересуются, хоть слона ввози. Ага. У меня таможенник открыл даже сигареты и каждую понюхал, прошерстил все сумки и кофр. Просто всё перерыл! На паспортном контроле, пока заполнял иммиграционный талон, из ниоткуда набежало с сотню монголов, еле разгрёб их, пробиваясь к окошку, я ж тут первый стоял! В итоге вместо минуты потратил десять. Зато не пошёл через железоискатель, просто нагло обошёл его, протянув служительнице иммиграционный талон. Тут же, в отделении Чингиз-банка (вы думаете, здесь есть другие банки?) обменял 5 рублей по выгодному, как мне казалось курсу. Курс чуть выгоднее впоследствии нашёл у менял на рынке. И банки есть не «Чингиз», рангом пониже. Купюры монгольские отвратительные. Их печатают на дешёвой бумаге, и потому они быстро выходят из строя.
Выехал. За КПП ещё один шлагбаум. Страховку оформить. Ну никак не проедешь, а пишут в Интернете, что можно. Хрен там. Оформил. 500 рублей не так дорого, да и без вариантов. И вот тут уже всё, на чужой стороне. Серая деревня, низкие домики, песок, это Алтанбулаг. Пишут, что тут есть гостиницы, таверны, но не впечатлило. Дыра какая-то. Проехал не останавливаясь за пределы посёлка в степь. Первое, что меня поразило в степи, то, что на плоской сопке на гигантском флагштоке развивался не менее гигантский флаг Монголии. Его край был порван, и в абсолютной тишине летал по бесконечному небу. Какой-то бред во время чумы….
Асфальт неплохой, но по мере приближения к Улан-Батору всё хуже и хуже. Было бы ничего, но ведь он платный! Местами стоят КПП и ты отдаёшь за проезд деньги! Ремонт дорог выполняется просто, при помощи лома и лопаты. Заплатки потом неровные, потряхивает.
Монгольские деревни – смесь русско-китайского стиля. Чуть меньше грязи, чем в Китае, и чуть меньше порядка, чем в России. Планировка улиц практически отсутствует, как и повороты дорог. Как идёт, так и идёт. Проехал Сух – Батар. Трубы ТЭЦ, невзрачные домишки. Тот же Артем Приморский. Заправок оказалось больше, чем в России, чуть ли не каждые пятьдесят километров. Зато закусочных, или как положено, «цайны газар», не настолько много. Они есть, но половина закрыта, половина ни о чём, даже заходить страшно. Пожрать одним словом проблема. Как зарисовка: стоит прямоугольный, поставленный на узкую сторону домик-газар у дороги, прямо как избушка бабы Яги. Над окном криво прибита доска с надписью «тыц». Тыгыдыц, поели, едем дальше.
Проехал по старому Дархану, проехал новый, развернулся. На сегодня хватит, пора есть, искать ночлег, а завтра в Улаан-Баатар. Гостиницы в старом городе мне не понравились по причине рельефа, хотелось ровного места и более понятного. Для начала пообедал-поужинал в кафуге. Мясо, мясо! Цай. После этого пошёл изучать местные нравы и обычаи. Вначале нашёл гостиницу за 70000, высшей категории, типа «сто звёзд» (звезда по местному – оз). Страна Оз, вот так. Подумал что дорого, поехал дальше и вскоре нашёл относительно недорогую гостиницу за 33000 денег. В эту сумму входит гараж и завтрак. Завтрак – заботливо накрученные при тебе свежие буузы, цай. Рулон (!) туалетной бумаги и обалденное душистое мыло – в подарок. Вода в душе чуть тёплая, скорее просто холодная, но по монгольсой жаре нормально. Кондиционера нет, да это и не нужно, ночи холодные. Настоящая, очень жаркая жара начинается только ближе к вечеру, когда прогреется земля, но длится она недолго, ровно до захода солнца. Резко континентальный климат!
Вечером пришла СМС: «добро пожаловать в Монголию. Ваш Мегафон». С одной стороны приятно, меня поздравили из России, а с другой неуютно как-то. Я под колпаком! Даже Мишган не знает, где я, а Матрица знает.
Завтра снова в путь.
Проехал до Улаан-Баатара, свернул на Баянцогт, Сумбэр и далее на Эрденет – Дархан. Собственно в Монголии три города: УБ, с населением лимон триста, Дархан 70 тысяч и горно-металлургический кластер Эрденет 30 тысяч. Улаан-Баатр само собой, столица. Ранее, при Чингизе, столица находилась в Каракоруме. Именно её хотел восстановить барон Унгерн. Старое название Улаан-Баатара – Урга, русские его так называли. Оказывается, ещё раньше это место называлось примерно как Ургу, что по-монгольски дворец. Там сидел что ли Богдо-хан, короче духовный лидер Монголии.
Монголы до революции в городах селиться не стремились, и ничуть не удивляет, что китайцы считали этот город своим, здесь было 5 тысяч русских, 25 тысяч монголов и 70 тысяч китайцев. Теперь дело наоборот. Жители степей распробовали жизнь в столице, и ломятся сюда толпами, как и в других столицах мира. В столице пусть и хлопотнее, зато денег крутится больше, и даже если не повезёт, можно тихо бомжевать в своей юрте на окраине. Как сказали мне монголы, за последние десять лет Улаан-Баатар очень сильно разросся. Не знаю, правда или нет.
Пошарахался по задворкам и дворам монгольских городов. Я не особо люблю парадные виды. За это время вот что получилось из моих ощущений: ничего необычного в Монголии нет. Впрочем, я никогда не искал в ней сакральный смысл. Страна без границ, как степь и небо, равнодушная и живущая бесконечностью. Вот, к примеру, почему до сих пор не нашли клады Семёнова и Унгерна? Мне сопка Тавын—Толгой с детства снилась. Дед с Сергеем Лазо знался, а Лазо воевал против Семёнова в том районе. За сопкой, со стороны Монголии обоз Семёнова и исчез. Царского, купеческого и иного золотишка немало осело в полковой казне. В Интернете пишут, что современными методами найти легко, тем более место более-менее очерчено. А я спрошу – а вы видели эти просторы? Да и просто лень…. Дома у компьютера это невозможно представить. НКВД тоже искать пыталось, а уж какая серьёзная организация по сравнению с интернет-мечтателями….
Не было никакого золота у атаманов. Все потрачено на войну, а что припрятано, так всех владельцев переловили либо китайские власти, либо советские, и под пытками вытянули место захоронения кладов. Их тихо изъяли, а остались легенды.
– Говори, где спрятал золото, или тебя убивать будем.
– Под скалой у озера Далай-Нор, только не убивайте.
– Что он сказал?
– Этот русский сказал, что можете его убить. Он ничего не скажет.
Как-то так, и это не враньё.
Гостиницы – винегрет китайшины и просто ослепительно белоснежных простыней и полотенец. Цены от 1100 рублей на наши деньги. Гаражи представляют собой бетонные блоккомнаты со смешными воротами, которые закрываются на смешные висячие замки, которые можно сорвать ударом сапога. Песок настолько плотный, что держит любую нагрузку. Собственно, это даже не песок, а лёсс, такая мелкодисперсная пыль из кварца и глины. Песком укрыто всё – и старый асфальт между пятиэтажек, и все дороги-«направления». На вопрос: где проехать, тебе машут рукой в степь – здесь!
Цены реально пугают. Когда на заправке тебе говорят 16000 за десять литров, поначалу шок. У меня на третий день в кармане оставалось 62 тысячи. Вроде много. Но вот, тот же бензин 16000, пиво 7000, ужин 8000, гостиница 30000 и что?
Зарплаты тут около миллиона. На наши деньги тысяч 28—35. Соизмеримо с Россией? Так что курс доллара тут не причём, большие зарплаты – большие цены. Качественная вещь стоит столько, что её купить проще в России. Другое дело, что таких кож и шерсти ты нигде, кроме Монголии, не найдёшь, это у Монголии не отнять. А по мелочи – вездесущий Китай. На рынках мне было скучно и не интересно. Китай, только цены другие, выше. Пыльно, старо, подозрительно. Ни тебе весёлой болтовни с китайцами, ни посиделок у торговой точки, ни новинок технической мысли.
– Твоя хунхуза! Откуда торговаться можешь? Твоя хитрый! Давай ещё торговаться!
– Сам хунхуза. Разве это цена? И товар старый.
Китаец бегает вокруг, расхваливая товар, или наоборот, убегает от тебя, а ты бегаешь за ним.
– Садись, чай будешь, сигарету дать? Говорить будем, языку учиться будем!
Из-под лавки достаётся потрёпанный разговорник.
В Монголии так:
– Покажи мне это!
– Э?
– Ну это!
– Э?
– Сколько стоит?
– Стоит 20000 тугриков, – торговка отворачивается.
Это разве торговля?
Бензин откровенно поганый, отвратительный. «Слушай, какой 98-й? есть бензин, есть дизель» – это из этой оперы. Не знаю, чем он так понравился Клаусу. Своей нефти на сегодняшний день у Монголии нет. Несколько мелких, очень мелких месторождений и нефть там очень густая. Выход бензина в пределах 20% по массе, остальное мазут.
Водка (Архи, Сэлендэ, Чингисхан) от 245 до 500 рублей на наши деньги. Вся очищена молоком. Архи – общее обозначение крепкого местного молочного напитка с градусом. Водка тут хорошая, как и пиво. Пиво 40—60, сигареты 60—70 (разумеется Чингисхан, его птица, Парламент и – неожиданно – украинский Вест). С сигаретами вообще напряг. В прошлом году, по образцу России тут приняли закон о курении. Курево есть, но приходится искать, язык в помощь, язык и до Улаан-Баатора доведёт. Захожу в магазин (дулсэй газар), надо купить сигарет в Могочу, на подарок.
– Курить есть?
Монгол вытаскивает пачку и протягивает последнюю сигарету.
– Да мне купить, пачку!
– Угуй, нету.
– А где есть?
– Иди туда и туда, там магазин, в нём тоже нет, иди дальше, там на горе есть.
Типа так. Кстати, разговор идёт не по-русски, а по-монгольски. Я уж тут особо монгольскую речь прописывать не буду, поедете, сами научитесь.
Отношение к русским тут двоякое: с одной стороны их любят за широту души, с другой обижаются, что русские монголов «бросили», и не поставляют больше дешёвой водки, техники, рабочей силы. Да, именно рабочей силы! Обижаются аккуратно, но в разговорах эту тему я всегда старался обходить. Кто знает, как потом переклинит улыбчивого монгола?
Ну, верите? Уже после поездки мне попалась статья Дарьи Асламовой, той самой «дрянной девчонки», про Монголию. Я не удержался и частично приведу здесь слова монголов, с которыми она беседовала.
«Что мы построили за 70 лет болтовни? Строили русские специалисты на советские деньги. Теперь полно политиков, которые кричат: я за народ! Вас, мол, грабят австралийцы, которые разрабатывают месторождение «Оую-Толгой», китайцы или русские. А на самом деле мы сами не в состоянии ничего построить. Нет ни средств, ни специалистов. Зато много спеси.
Отношения России и Монголии возобновились с приходом к власти Путина. Начались государственные визиты, обмены делегациями, улучшились торговые отношения. В 2003 году Россия простила Монголии долг 11,4 миллиарда долларов за счет российских налогоплательщиков, не получив в обмен НИЧЕГО! (По слухам, российский МИД, предполагавший, что в обмен на списание Россия получит доступ к разработке монгольских месторождений, был просто в ярости. Но в Улан-Батор приехал премьер-министр Касьянов, и неожиданно соглашение было подписано.)
«…в 2006-м договорились, что российский «Полиметалл» будет разрабатывать месторождение серебра Асгат на границе с нашей Тывой. Это был обоюдовыгодный проект. Все подписали при послах и президенте Путине в Москве, а парламент перечеркнул весь проект. Мол, 51% должен в любом случае принадлежать Монголии, ну «Полиметалл» и отказался. Это у монголов политика такая: иностранцы должны все сделать, построить, довести до ума и свалить.
Монгольская мечта – чтобы через них из России проходили автомобильная и железная модернизированная дороги в Китай, линии электропередачи и стратегические трубопроводы, а они бы ничего не делали и только получали деньги за транзит.
Сказка о новом азиатском тигре в лице Монголии – это миф и блеф. Где этот экономический рывок, скажи мне? У них в изобилии только скот, цена на мясо которого за полгода выросла в три раза, и ресурсы. Всю промышленность им сформировал Советский Союз, остатками которой они питаются до сих пор. Строят здесь в основном китайцы и корейцы (вот у тех экономический рывок налицо). И вообще монголы – сугубо гуманитарный этнос. Очень музыкальны, обожают танцы, сентиментальны (сказываются кочевой образ жизни и привычка к созерцательности, ведь в степи можно бесконечно смотреть на звездное небо). А такая нация, по-моему, в принципе не может быть технократическим тигром. Монголов, в сущности, не коснулись конфуцианские ценности, на которых построен весь азиатский успех, – такие, как порядок, дисциплина, коллективизм, воздержание, превосходство групповых интересов над индивидуальными, мягкий авторитаризм. Они ярко выраженные индивидуалисты и эгоисты. По менталитету Монголия – вторая Украина. Когда им надо, они вспоминают о том, что мы – их друзья».
Дальше снова мои впечатления, сравнивайте, думайте.
…Поесть реально тяжело, меню на тарабарском языке, зачастую без картинок. А зачем в глубинке картинки? На это накладывается абсолютное равнодушие монголов. Пообщавшись, посмотрев жизнь, я пришёл к выводу, что нация ленива. За это они не любят энергичных китайцев, которые везде суют свой нос. Монголы не стремятся учить языки. Не стремятся что-то продать тебе, накормить, не стремятся и получить от этого выгоду. Жара, степь, песок. Зачем что-то менять? Их зря вытащили из феодализма, они до сих пор не там и не здесь. Так, облапошить на незнании курса валют или просто умыкнуть, это да.
Вот из заметок путешественника Олега Ярина, несколько созвучно, и не я один подметил особенность Монголии:
«Монголы ведут неторопливый созерцательный образ жизни. Из года в год перед глазами арата (скотовода) одна и та же картина, один и тот же пейзаж, одни и те же действия в течение дня, впитанные с молоком матери. Утром скот отгоняется на пастбище, вечером – возвращается. Весной – перегон на летние стоянки, осенью – на зимние. Проехал мимо юрты ЗИЛ или УАЗик – развлечение, кино; остановился – театр; сломался и просит помощи – надолго запоминающееся событие. На фоне этого однообразия водка, возможно, заменяет пустоту эмоциональных переживаний. Выпивают монголы в любое время, вне зависимости от того, находятся они на работе или нет, при исполнении или на отдыхе». Насчёт последнего предложения я бы поспорил, но об этом позже.
Я в туринговых штанах и сапогах, с ножом на поясе и в кожаном жилете с нашивками и медалями бродил по городу с бутылкой пива, и никто, никто (!) не повёл и глазом. Такое в России представить можно? Впоследствии я в том же прикиде ходил в компании монгольского фашиста. Монгол был в полной форме, в фуражке, и с железным крестом на груди. Реакции ноль.
…Когда уезжал, мне многие знатоки объясняли про знаменитые бузы, что их готовят обязательно при тебе, а если их разогревают в микроволновке, это плохая харчевня. Как бы не так! Никто специально для тебя их лепить не будет. Ешь, что дают. Повезёт – будешь есть свежие. Вообще на свежие приглашают специально, меня так и приглашали. Но начинка у любых бууз – это да! Это отличное мясо, просто самое лучшее. Мясо тут убивают не так, как у нас. Разрез брюха на ширину ладони, вынимание сердца. Вся кровь после этого в мясе, мясо сочное и тёмное. Остальная еда – смесь варварская. Как вам: рис с картошкой, сладким перцем, капустой и фрикадельками, плюс лёгкие, почки и сердце. Вкусно, но варварски.
Чай пьют, как и положено, с молоком, маслом и солью. И не чай и не молоко, но жажду утоляет. Вкус? Солёная жидкость мутного молочного цвета. Соли может быть безбожно насыпано от души, потом даже цуйван кажется несолёным. Остальной «цай» понимают под словом «липтон». Но это ничего не означает. Это может быть любой пакетик с любым содержимым, от элитного «гринфилда» до сомнительного пакетика с подозрительной травой. Отказаться не получится.
Обычай пить солёный цай очевидно пошёл от дороговизны и трудности доставания соли. Месторождения соли в Монголии очень маленькие, и почти всегда комплексные. То есть поваренная соль NaCl сочетается с глауберовой Na2SO4х10H2O. Отделять её было затруднительно и для скотоводов в годы Чингиза и позднее. Тратить драгоценный порошок на суп смысла мало. Лучше его растворить в питье и выпить. Отсюда и пошёл солёный чай.
Дороги местами очень неплохи, я шёл 140. Но в основном реальная скорость 100, что по степи, что по асфальту. Клаус на это сказал: ты настоящей степи не видел! На спидометр смотри – сколько? Пятьдесят! И это очень быстро. Реально 30—40, понял?
Да, такой степи, как в Восточной Монголии, я не видел, не спорю. Грунтовка, обычная грунтовка, как у нас в деревнях, только более «проезжабельная». Без гравия и камней, только песок. Я даже по бираканской грунтовке на «Европе» следом за Кунаширкой давил 80, и это был не предел, а ведь дорога там не грейдирована, с ямами и камнями. В Центральной же Монголии степные дороги вполне себе неплохи, если без дождя. Да и какие тут «бебеня», коли я один? Так, прохватить немного, поднимая шлейф пыли, и то неплохо. Пугали только тарбаганьи норы, про которые упоминал Бородад, но я их не встретил. Тарбаганы весьма жирны и вкусны, и их попросту съели простодушные монголы и алчные до новизны туристы. Хотя кто такой тарбаган? Это гипертрофированный суслик, суть крыса степная. Мы ж обизьяны, свою крысу есть неинтересно, а вот то же с лейблом «made in» с удовольствием. В лесу, когда белку предлагаю, все морщатся, фи, гадость! Как белку есть можно! А вот белкозавра, этого завсегда будем, этот вкусный!
…Дорожные знаки, в основном, монголы уважают. Сигналы подают редко, но если я подаю их, тоже начинают подавать. Чем не Россия? У нас ведь тоже хватает лентяев показать поворот. Указатели посёлков ничего не говорят, это просто указатель того, что здесь, может в нескольких километрах стоит юрта, а от неё в километре другая, посёлок же! От указателя с началом населённого пункта до указателя его окончания может быть километров пять голой степи. Как в анекдоте: ты юрту видишь? Нет. А она есть.
На дороге всегда могут появиться животные: коровы, лошади, овцы, козы, яки. Везде стада, от гор до гор. Их, похоже, никто не считает. Считают, конечно, и краской метят, и тавро ставят. Вдоль дорог часто лежат либо скелеты этих самых коров, лошадей и прочих, либо их трупы, раздувшиеся, гниющие, чёрные, частично обглоданные хищниками. Хотел сфотографировать, когда первый раз увидел, но махнул рукой, я же не некрофил.
Сладкий трупный запах плывёт в жарком воздухе. Жизнь! Много беркутов. Мощные, очень огромные птицы. Туча грызунов и грызунчиков. Случалось, я даже давил их колёсами.
Живность пасут не только на конях, но и на лёгких мотоциклах. На мотоциклах же зачастую возят баранов. Водитель, на коленях баран. Пассажир, на коленях тоже баран. Едем в город на рынок.
Садят пшеницу. Хлеб в русском понимании прошёл мимо сознания. Когда мясо (мах) и лапша (цуйван), буузы и цай, зачем хлеб? Ещё сто лет назад они и лапши не знали. 8 фунтов мяса и цай, весь рацион.
Высоты 1200—1500 метров обычное дело. Несмотря на то, что Монголия – страна степная, перепады высот колоссальные. Оттого огромные озёра не воспринимаются как озёра, скорее как миражи, возникающие с очередного подъёма. Далеко внизу, за 10—20 километров в тяжёлой воде отражаются ещё более далёкие вершины и они кажутся частью степи. Вода не шелохнётся. Озёра сульфатные, почти пересохшие, покрыты коркой соли. Их размер часто велик, 8—15 футбольных полей. По солёной корке бродят лошади, что-то выискивая там. К вечеру, когда земля раскалена солнцем, живность спасается под мостами, в тени джипов, в тени друг друга. Трудно, нет, невозможно представить, что если ехать и ехать дальше на юг, ты встретишь влажные тропические леса, ярусами уходящие в небо, лианы, орхидеи и обезьян, бегающих в тени листвы.
Про горы я подумал, что забираться на них нет никакого желания, пусть они и под два километра высотой. Жара, степь, ещё и в гору лезть? Что там увидишь? Ничего, только жажда замучает. Вершины плоские. Перефразируя Визбора: «и нет там ничего, ни золота, ни руд, там даже самый гребень совсем не слишком крут».
Минеральные богатства Монголии, как я понял, не велики. Медно-молибденовые месторождения Эрденета, запасы флюорита – это пока единственно крупные позиции на рынке Азии. Немного золота, вольфрама и урана. Именно немного. Россказни, что Монголия прямо золотое или урановое Эльдорадо, бред, не более. Союз потратил на разведку более миллиарда рублей (тех, настоящих), и ничего толком не нашёл!
Для местных нужд есть уголь. Из камней – немного бирюзы и альмандины. Альмандины прикольные, россыпные, и немного в слюде, смотрятся красиво. Они есть ближе к русской границе. Есть и хризолиты, красивые зеленовато-жёлтые камешки. Гранят их где? Ну понятно же, что в Улаан-Баатаре.
Что меня удивило, так сейсмичность Монголии. Это очень напряжённый участок суши, где постоянно бывают землетрясения. Рифтовое ущелье Байкал – Хубсугул тому подтверждение. Гобийское землетрясение даже вскрыло ранее существовавшие разломы.
Но ведь неинтересно тут, даже в земле не покопаться! Рыть землю нельзя. Монголы, согласно своим верованиям, даже обувь носят с загнутыми носками, чтобы не тревожить прах предков. И как русские умудрились уговорить монголов вести горные разработки? Это сколько же водки надо было совместно выпить? Многих моих знакомых, когда я рассказывал про это, интересовало другое: а как они тогда хоронят умерших? Очень просто. Выносят умершего на сопку, и всё. Ночью собачки, днём птички. По национальным поверьям чем быстрее душа освободиться от бренного тела, тем быстрее она попадёт к Будде.
В свете этого можно поднять вопрос о могиле Чингиза. Исходя из своего славяно-христианского мировоззрения, многие думают, что великого хана похоронили в кургане, со слугами и золотом, а потом, чтобы не нашли место, прогнали табун лошадей. Нет, вероятно просто отнесли на гору.
Цвета в природе буро-зелёные, жёлтые, коричневые. Песок от красного до жёлтого и серого. Земля напоминает золу. Если разбить кирпичную печь, получится точная картина монгольской земли. Сгоревшие дрова, уголь, зола, битый кирпич, песок. Такие пейзажи часты вдоль дорог и радости они доставляют мало. Плюс смрад от павших лошадей. За этим ехать в Монголию?
Степь расцветает после дождя. Вечером прошёл дождь, и наутро равнина из бурой превращается в зелёную, покрытую мелкими жёлтыми цветами.
…Витька Клаус, проехав от Эренцава, хапнул счастья побольше моего. Начать с того, что «Доминатор» Серёги сдулся, ещё не доехав до погранперехода. А как тут не сдуться, если дорога не дорога, а направление – сплошное подбрасывание вверх-вниз, а мотоцикл гружённый? Но они всё же перешли границу, переночевали у мелкого озера и отправились дальше. Дальше началась голая степь. У них был настоящий тяжёлый поход, с ночёвками в палатках, с поисками пути, воды и еды. Это я, как истинный ленивый цивилизованный турист, старался сильно на рожон не лезть, помня, что я один и на тяжёлом мотоцикле. Хотя меня больше, чем дороги, напрягало отсутствие родной речи.
Монгольский язык достаточно прост, сложность в отсутствии гласных. Хрена ли, дцц! Ну а что, это «брат». Или «хццхдийг зодож болохгцй», что тут непонятного – бить ребёнка нельзя! Проблема выговорить. «Бие засах газар» тоже понятно – быть, поссать, помещение, – соответственно туалет. Пришлось мне язык осваивать. «Твёрдое знание одного языка в значительной степени облегчает изучение других», писал Мохандас Ганди. К тому времени я немного освоил китайский, эвенкийский, английский и немецкий, так что задел был. Проблема лично для меня была (и остаётся) – боязнь своего произношения.
У меня был с собой словарь монгольского автора с неоднозначной фамилией Алтанхуяк, с интересным набором фраз, а также интернетовский разговорник, вещь совсем не точная в произношении. Тем не менее, дело изучения пошло, пусть может не совсем ровно, ну в духе «запомни, вилька тарелька, но сол фасол». К примеру слово «да» звучит в разговоре как «за», но употребляют ещё массу других слов, я не стал вдаваться в частности фонетики. Но меня стали понимать. Первый шок от этого случился в газаре, когда я окликнул хозяйку.
– Надад гоймон уг! (Лапши дай)!
– Мах? (С мясом)?
– За. Таны нэр юу вэ? (Да. Как тебя зовут)?
– Би Улаан-цэцэг байна.
Нет, нет, и нет! Это невозможно! Я её понимаю?! Я немного обалдел, что она мне вообще ответила, и вроде как ответила по делу, и потому обратился к сидящему за соседним столом монголу:
– Тэр намайг ойлгодог?! Она меня что, понимает?!
– Мэдээж хэрэг, конечно, – равнодушно ответил монгол. – Я тоже понимаю.
– А что значит «цэцэг»?
– Цветок.
На этом месте рассказа меня перебил Клаус:
– Погоди, погоди, а ты что, заранее в Монголию собирался? Откуда у тебя разговорник?
– Из Интернета распечатал.
– Где, где ты его из Интернета в Монголии распечатал?!
– Так дома и распечатал!
Паспорт я брал с собой на всякий случай, и разговорник распечатал тоже заранее. Стоял изначальный выбор – либо Китай, либо Монголия. Но раз первый встретился Клаус, и вдобавок вручил карты, то и выбор решился сам собой. Продолжаем.
Архитектура советская и неокапиталистическая, мне не понравилась. Хренова туча отелей, я не понял – для кого? Наверное спрос есть, раз строят. А так юрты везде. Это и жилище, и кафе, и гостиница, и бытовка, и дом. Конструкция остроумная, основательная, и – на удивление – мобильная.
Дацанов, в отличие от России не так много, тут мы похоже перегнули, как и с церквями. Возможно дело в менталитете. На огромных расстояниях не нужны дацаны. В любом месте можно воткнуть палку, обложив её камнями, обойти по кругу, помолившись, и снова в путь. Другой путник, увидев палку, тоже положит камень и обойдёт по кругу. Так возникают курганы обо – места молитв. Буддизм тут не внешне, как у нас в церквях Христос, буддизм тут в душе. Про то, что бог должен быть в душе знают, независимо от вероисповедания, многие люди Земли, но почему-то не спешат жить простой общечеловеческой моралью, предпочитая внешнюю демонстрацию лояльности религиям. Снова вспомню слова Мохандаса Ганди. Как ни крути, человек был великий: «сущностью религии является мораль». Возразите!
Из основных героев Чингисхан и лошади. На третьем месте птица Чингиза. Каждый мнит себя потомком Чингизида. Я даже спорил об этом с монголами, нет, стоят на своём: в каждом есть капля крови великого человека тысячелетия. Почитание Чингиза видно даже в названии Улаан Баатара. Угра переименована не в честь некоего красного героя Сухэ Батора, как думал я, а именно в честь Чингиза.
Мужики все плотные, бойцы. У каждого имя Богатырь, Герой, Воин. Батыр – это какими-то неведомыми монгольскими путями тоже означает Чингиз. Маяковский, когда чистил себя под Лениным, тоже заметил: «мы говорим Ленин – подразумеваем партия, мы говорим партия, подразумеваем Ленин». Я бы сказал, что батыры даже красивы своей первобытной мощью. А вот женщин красивых видел всего двух.
Телевидение состоит из русских и китайских каналов. Несколько своих, но ни о чем, развлекаловка и европеизированные боевики. Для сравнения приведу Китай, где вовсю освещают свои вооружённые силы, героическую историю Китая, красоту природы своей страны и мира, трудовые новости, культуру. Посмотрев китайские программы, поневоле начинаешь думать, что именно Китай победил Японию во Второй мировой войне.
Феодализм. Несмотря на это, много авто. Много новых «Кроунов» (это гораздо жирнее, чем «Камри»). Есть «Гелендвагены», Мерседесы Гелендвагены. Ну Ленд Крюйзеры само собой, просто ни о чём. Только все автомобили – новые. Тут я подумал, что за Уралом слово Crown ни о чём не говорит. Так вот, если Тойота Камри обозначить как отличный седан бизнес-класса, то Тойота Кроун просто суперлюксовый звездолёт. Есть корейские авто. Много «Примусов» белого цвета. Сперва я даже думал, что меня преследует один и тот же примус, да. Грузовиков советских видел 4 штуки за всё время. Тут даже трактора – харвестеры, или как их там…. В «примусах», в багажниках, среди кучи барахла зачастую скрючившись, лежат девочки. Или мальчики? Нет, чаще девочки. Наверное девочкам не положено ездить на сиденьях, багажника хватит.
Нация спит и видит сны о былом могуществе. В разговорах это нет-нет, да проскользнёт. Поначалу мне было смешно. Как можно бредить мировым господством, не имея технологий? Времена степных кочевников прошли, теперь мощь страны определяет ядерное оружие, самолёты, ракеты, связь. Но потом я вспомнил Рим, который взяли грубые вар-вары. Вай-вай, какой дэвушк! – поначалу тоже смешно было, а теперь пол-Европы с этим «вай-вай» живёт, и ничего сделать не могут. А монголы никуда и не торопятся, придёт наш час, считают они. Ощущение, что я хожу по заснувшему вулкану появилось у меня на второй день в Монголии, и больше не исчезало.
– Сегодня жарко, +34, – говорит мне монгол у газара.
– Угуй ундур, ни хрена, у нас жарче, – отвечаю я.
Здесь, из-за сильного охлаждения поверхности ночью, утром дуют ветры, основанные на разнице температур склонов. Но после обеда работать реально лень. Вот и первая причина феодального строя – лень.
Лошади повсюду. Красиво, когда табун галопом мчится к близкому лесу, поднимая тучи пыли. А так – ходят, траву жрут, играются. Вот одна захотела, легла прямо на дороге. Другая её поднимает, третья нетерпеливо бьет копытом и мотает головой. Две прячутся в тени Крюйзера. Один жеребец только что спрыгнул с кобылы и шумно вздыхает, другой льёт мощную струю мочи на сухую землю, жизнь!
Подъезжаю к очередному цайны газар. У дверей стоит плотный монгол, и спустив штаны до колена, тоже справляет малую нужду.
– Сайн байна уу. Нццгэн тал, тэглээ? (Привет. Кому ты в степи нужен, да?)
– За, тал, – соглашается монгол. (да, никому).
Если кто помнит, в «Забайкальсом продубасе» я рассказывал о подобном в Бурятии: «а где здесь туалет? В степи. Так видно же? А кому ты там нужен, ога?». Жизнь.
Кстати, про произношение. Мы говорим «Ага», буряты и монголы отчётливо произносят «Ога».
Между юртами, на расстоянии с километр-два стоят бильярдные столы. Хочешь сыграть – играй. Скучно одному, не беда, тебя уже вычислили с соседних юрт в оптический прицел, и скоро приедут составить компанию.
На трассе много столов с глиняными чанами, здесь можно выпить айрак, кисломолочный напиток. Говорят градусов 5—7, не заметил.
Айрак – наш айран. Впервые я попробовал его в одном из «аабадов» не границе Ферганской области. Знакомство было не из приятных. Стояла жара, хотелось пить. В соседнем кишлаке меня ждала девушка, которую я должен был забрать.
На улице возле глиняного чана сидела торговка в шальварах и тюбетейке. Аксакалы подходили и покупали у неё какое-то питьё.
– Что это у тебя?
– Айэран.
– Аэрон? Айрон?
– Да, айэрон.
– Давай.
Что за айрон? Железо, что ли? Или аэрон, ну это же совсем ни в какие ворота! Торговка открыла крышку, и я заглянул внутрь сосуда. Лучше бы не заглядывал. В глубине его стояла молочная жидкость, а на поверхности плавала лягушка на зелёных омеловых стеблях с красными ягодами. Торговка отодвинула их в сторону кружкой и, зачерпнув, подала мне мутное питьё.
– Пей, вкусно!
Раздумывать было некогда, на меня саркастически уставились стоящие в очереди аксакалы, и я выпил странный, резкий напиток. Пить мне больше не хотелось до вечера.
…В Бянчмане, на выезде, висит рекламный плакат, издалека кажется, что изображены две женские груди, и подписано: «баян». Поближе оказалось, это реклама куриных яиц. За яйцами монголы совершают набеги в Кяхту, на российскую территорию. Птицу, кроме беркутов здесь не уважают, как и рыбу.
– Поехали на Сэлэнгэ, – звал меня с собой монгол. – Там ррыба есть. Ррыбба! Вы же её любите!
А вот как обстоят дела в зосчид дэлгур (таверна, кафуга, и т.д.) Для знатоков поправлюсь: дэлгур – магазин. Просто слово мне понравилось, а разницы мало. Берём меню.
– Бууз идэх?
– Угуй (нет).
– Мантуун бууз?
– Угуй.
– Ямар асуулт байх вэ цуйгван? Энэ юу вэ?
– Цуйгван.
– Цай. Одонгтэй хуурга. Хонины мах?
– За. 6500 тугрик.
Содержательная беседа, и познавательная. Особенно третий вопрос и ответ (к вопросу о нежелании монголов суетиться). Переводится это примерно так: «что за хрень такая – цуйван? Ответ: это цуйван!». Что непонятно, орос? (орос – русский).
Китаец бы тут из кожи вывернулся, лишь бы продать и получить деньги.
Ну хуурга тоже ничего, вкусная. Хуурга – это в переводе «второе блюдо». Одонгтэй (удунгтей – тут передать это невозможно) хуурга подразумевает мясо с яйцом. Ага. Яйцо в Монголии редкость, и хуурга только с мясом. Мясо с мясом, очень вкусно.
Мясо, мясо мясо…. Каждый день мясо. Мясом потом у меня руки ещё два дня в России воняли, ел-то в основном руками. А потом их вытираешь о голову. У кого голова жирнее лоснится, тот и богаче, он мясо может себе каждый день позволять кушать. Вот так.
Изучив древнюю фреску, выполненную, разумеется, на коже, я несколько офигел от простоты и точности подачи информации. Жизнь народа представлена по-дикому, без прикрас. Хан пирует после победы. Лошадь играет с собакой, и воин падает с неё от лопнувшей подпруги, над ним смеются нукеры. Одну лошадь ловят арканом. Другую тут же разделывают, снимая шкуру. Мать с обвисшими грудями бьёт сына за опрокинутый чайник. В медном котле варится алкогольное пойло – архи, и голые мужчины и женщины лакают его из трещины. Размножаются овцы. Жизнь.
Теперь пройдёмся по языковому барьеру. Как пишут в интернете, и сказал мне Клаус, русский язык знают люди постарше, кто помладше знают английский.
…Подъехав к недавно открытому кафе, поставил мотоцикл на боковую подставку и вразвалку пошёл к двери. Белый шлем, лимонный жилет, сапоги, на бедре сумка. Навстречу быстро выскочил монгол средних лет крепкого телосложения.
– Сан байна уу! А я думал, цагдаагийн газар яух (полиция приехала)! Та орос?
– За, орос. (Да, русский).
Мы разговорились.
– Знаешь, я русский ещё помню, я в Усолье-Сибирском учился. А сейчас, – монгол расстроено махнул рукой, – никто ничего не учит. Раньше и русский учили так себе, теперь вот английский ввели. Всё равно не учат. Жизнь – песок. У нас всё – песок. Счастье, деньги, любовь. Ничего не остаётся, всё уходит в песок. Жизнь!
– И твоя жена?
К монголу в этот момент прильнула миловидная монгольская женщина.
– И моя жена и я, все уйдём в песок.
– А что останется?
– Останется? Наверное любовь останется. Она должна остаться и осветить другого. Такая наша жизнь. Что кушать будешь? Чем бы тебя накормить? Пельмени будешь?
– Без разницы. Только не пельмени. Надоели.
– Давай цуйгван с мясом? Цай липтон нет, наш будешь? Русский его не любят.
– Буду.
Это к слову. Захожу в газар, сидят кучкой мощные монголы, что-то пьют-жрут. Рожи у всех такие, ну бандитские, что ли. Сразу на меня уставились, что нехарактерно для монголов. Обедать здесь уже расхотелось. Что-то вроде истины путешественника: «закупаться „дошираками“ и пивом в сельпо деревни „Красный Ленин“ под пристальными взглядами местных обитателей, которые, вполне возможно, нетрезвы и весьма не прочь докопаться до редкого в их краях персонажа, пожалуй тоже не стоит».
Один расплывается в щербатой улыбке, наверно рассчитывая блеснуть знанием английского.
– Do you speak English?
– Оf course.
Монгол, видать ожидая услышать более привычную фразу, сразу замолчал и уткнулся в стакан.
– What is there to eat, friends?
Тишина.
– Эй, я из России, та угуй англи хун! Что тут у вас поесть можно? Та орос.… Би орос….
Да какого хрена я им на трёх языках распинаюсь, надо валить. Не, не всех, а самому отсюда валить.
Тишина в ответ…. И мёртвые с косами стоят…. Брехня….
Вот, ради прикола отрывок из интернета, совпадает? «В любой дом вам откроют двери и примут с таким участием и искренней доброжелательностью, что в вашей душе поднимется сентиментальный трепет и глаза окажутся на мокром месте.
Путешественникам из России, как никому другому, оказываются особое радушие и гостеприимство. Невзирая на то, что вы не успели предупредить о своем приходе, вас встретят с неизменной теплотой, без смущения, как будто здесь целый день только и ждали, когда же вы придете. Без промедления вас тут же угостят для начала превосходным, особенным монгольским чаем с баурсаками. Баурсаки – это ломтики сладкого или соленого теста, обжаренные в масле, этот вид «дежурной» закуски всегда присутствует на столе. И уже через полчаса вы очередной раз удивитесь разнообразию и неисчерпаемому богатству монгольского стола». Прикольно читать! Аж самому в ту страну, да с баурсаками хочется! И «превосходный, особенный чай» попробовать.
В реальности дочка хозяина очередного газара, взрослая монголка лет двадцати, пытается обсчитать меня. Отнимая 7500 от 20000 на калькуляторе и прекрасно видя цифры, она упорно суёт мне то 9000 то 11000 тугриков. Я указываю ей на косяк, она горячо добавляет к сдаче то 200, то 500 тугриков и снова смотрит на меня. Что этот глупый орос привязался? Ну подумаешь, на штуку обсчитываю его, ну на две….
…На остановке в торговом месте, пока я смотрел карты, ко мне подрулил подросток на велосипеде. Неподалеку стояла гопка таких же, как он подростков. Среди молодёжи нынче сильны антикитайские настроения. Китайцев в Монголии не любят исторически. Я конечно не китаец, лицом немного не вышел, но стало неуютно.
– Hello! – начал он.
А. вот оно, юное поколение, которое знает английский. Я напрягся, быстро выуживая из памяти небогатый словарный запас английского, чтобы не посрамить русский флаг, и осторожно ответил:
– Hello!
– Money! – монгольчик вытянул руку ладошкой.
– My young friend you’re too young to ask for money. (Рано тебе ещё просить мани).
Парень вытаращил на меня глаза и быстро произнёс:
– What’s your name?
– No, what’s your name? – Я сделал ударение на слове «your».
Монгол похлопал глазами и снова выпалил:
– Money!
Я достал пачку сигарет «Птица Чингиза».
– Take one cigarette and go fuck, на хрен! – Последнее слово я сказал, конечно же, более жёстко и нецензурно, после чего завёл мотоцикл и уехал.
Монгольчик исчез, не взяв предложенной сигареты. Вот такое знание языков.
– Хужир, хужир, шара айраг! – бормотал занюханный монгол сжимая в руке пачку мятых тугриков. Я как раз остановился выпить айрага.
Монгол тут же подскочил ко мне и схватив за рукав, потащил в юрту, где хозяйничала полная молодуха. Она резко и быстро что-то ответила мужику, я не смог разобрать. Перед эти м он говорил о пиве и соли, что к чему? А, так он спонсора ищет или бабла догнаться. Не, не буду тут айраг пить, поехал-ка я отсюда. Монгол выскочил за мной и с готовностью встал у заднего сиденья, махая рукой вдаль. Ага, щас. Я ещё пьяных монголов без шлема да в чужой стране не возил на мотоцикле. Моего знания монгольского не хватит, чтобы объясняться с полицией. Монголы, если хотят, могут говорить скороговоркой, которую я не успеваю понимать.
– Ты чё, дцц? Иди к бесу…. Шот явна.
– Э, э, – снова затянул монгол, – шара айраг, хужир…, – неожиданно он вспомнил русский и вставил абсолютную нецензурщину, которой обозначают внезапное окончание мечт.
Я включил передачу и аккуратно тронулся, стараясь не упасть на песке.
– Блин, слушаю тебя, и всё жду, когда же тебе по морде дадут, – встрял в рассказ Клаус. – А ты всё «взял да уехал». Неинтересно даже.
Ну вот и до водки добрались…. Часов в пять вечера, когда солнце уже палило неслабо, я ехал по городу, мечтая о холодном пиве. Меня догнал очередной Примус, и водитель из окошка закричал, что он тоже байкер. Я воткнул первую, и мы поехали рядом разговаривая. Поскольку так ехать было неудобно, монгол вежливо поинтересовался, не хочу ли я выпить чашечку кофе? Я согласился, хотя пиво стояло перед глазами, да и не по-байкерски это – приглашать друг друга на «чашечку кофе». В кафе к нам присоединился фашист в полной форме офицера вермахта. Я уже перестал удивляться, как и положено жителям степей. Под кофе поговорили. Тот, который байкер, учился в своё время русскому на «пять», в результате это было примерно на «три», но мой ломаный и его ломаный язык вполне себе сошли на «шесть с плюсом». Фашист учился на «четыре», в итоге это дало «два», но тоже ничего. Оказалось форму он носит для удовольствия, а так он просто представитель монгольских шовинистов, борющихся за чистоту нации.
– Китай – у! – фашист резко ударил сжатым кулаком себе в ладонь. Корэа – у! Иэгова – у! Всех бить.
Я возблагодарил всевышнего, что в Монголии не произнёс ни слова по-китайски. Выяснилось, что нелюбовь у шовинистов простирается на лиц монголоидной расы: японцев, бурят, нанайцев, индейцев и прочих с узкими глазами и плоскими лицами. Больше всего не любят китайцев, остальные типа ничего, только пониже рангом, чем монголы. С теми, кто пониже не стоит заключать браки, чтобы не портить кровь великой нации Чингиза. Русские в когорту отрицательных героев не попадают по причине иной формы лица, а вовсе не от того, что Советский Союз в своё время помогал Монголии.
Время было ещё трудовое, пиво пить мы не стали, но Батор, как звали моего нового знакомого, записал мой адрес и пообещал заехать позже. Через час он действительно заехал.
– Может сейчас проедем по работе, а потом приглашаю тебя на пиво. Другие байкеры подъедут, как?
– Я за. (Игра слов: би за. Означает почти то же самое). Поехали. Только давай пару пива мне возьмём. Я же не на работе. Ты машину ведёшь, я пиво пью.
К вечеру мы уже колесили по городу, заезжая на стройобъекты, наставляя рабочих, а потом Батор высадил меня у юрты, наказав подождать. Сам он поехал за мотоциклом, ведь что за встреча байкеров без мотоцикла? Едва начало темнеть, я оказался в хорошем ресторане. Как он называется? Ну тут же без вариантов – Чингиз! В баре уже сидел былой фашист, но в национальной одежде.
Под хорошую беседу выпили мы примерно по два литра «Чингиза» на одно лицо. Учитывая мой литр, который я выпил в машине, достаточно. Я стал подумывать о необходимости свалить домой, но Батор меня постоянно удерживал.
– Подожди, сейчас и другие подойдут.
Постепенно наш стол заполнялся всё более солидными байкерами. Последний пришедший, выпив пива, заявил:
– А теперь и по водке!
На столе появилась большая бутылка «Чингиза».
– Не, я не буду! Я уже пива выпил, – я провёл рукой по горлу, на что получил очень ёмкий ответ:
– Вы же нас научили пить водку. Как говорил ваш писатель «вы в ответе за тех, кого приручили».
Аргумент железный. И писатель, к слову, не наш. От неожиданности я тормознулся, но продолжал упорствовать.
– Без закуски не буду. Водку надо закусывать.
– Сейчас всё будет, – главный подозвал молоденькую официантку. Та покивала и секунду спустя на столе появился свежий огурец в количестве одной штуки и горячие салфетки.
– Это закуска?!
– Конечно!
– А салфетки зачем?
– Лицо вытирать.
Сидели мы долго. Я незаметно выливал водку в кактус за спиной. Выпили одну бутылку, вторую, ещё пива…. Молоденькую официантку усадили ко мне на колени. Монголы курили, стоя у карты походов Чингиза и расспрашивали меня о Владивостоке, качая головами и спрашивая меня – отчего Чингиз не дошёл туда. Меня же, увидевшего просторы Монголии воочию, интересовало другое: как, не имея сотового телефона, телевидения и интернета Чингиз сумел собрать армию, которая завоевала мир?! Сегодня бы он на Чингизфоруме темку разместил «идём на войну», а тогда как?! Говорили о дружбе. Забились на утренние покатушки по городу. Предлагали девочку в номер. Когда я отказался, предложили мальчика. Отказался, меня девушка на границе ждёт. Подождёт твоя русская, отвечали мне пьяные монгольские друзья, давай монгольскую девочку тебе закажем. Дарили друг другу подарки.
Уехали из ресторана ночью. К чести моих пьяных друзей, с меня не взяли ни тугрика. Я насильно впихивал деньги монголам, но они наотрез отказывались их брать. А ведь бухну́ли на очень нехилую сумму, несколько тысяч тугриков (да и рублей тоже). Я думаю, около шести штук в рублях просадили, и это ведь без закуски. От ресторана мне подарили пивной набор, очевидно за то, что выпили колоссальное количество спиртного. Были ночные покатушки по городу. Я сидел вторым номером, пил пиво, в другой руке сжимая пакет с подарками.
Добравшись в гостиницу, был удивлён присутствием там ещё одного монгольского друга – байкера. Каждый монгольский байкер теперь знает, где я живу? Тот просидел у меня ещё с час, заказав на ресепшене за мой счёт два пива. Опять говорили о разном, но еле-еле.
– Может всё-таки девочку?
– Нет, спасибо. Давай иди спать, Амра. Ты сегодня много выпил. Транслейтер уже не помогает.
Мой мозг действительно устал напрягаться и выискивать чужие слова. Я уже почти не понимал монгола. Хотелось русской речи и женского плеча. Но на плече у меня плакал монгол. Да что ж это такое?
– Тогда я поехал домой. Слушай, у тебя не будет мне на такси?
– Бери, сколько надо.
Мой друг выгреб у меня штуку тугриков и отбыл, ещё раз напомнив про утренние покатушки.
Ага, вы проснитесь вначале. Я-то, перед тем как на пьянку идти мяса нажрался столько, что рукой утрамбовывал. А вы все после работы под один огурчик на семерых полресторана выпили. Закуска – всему голова. Водка вторична. Ну и выливать её тоже уметь надо мимо плеча.
…На перевале я съехал с дороги в лесостепь и посреди сосен остановил мотоцикл. Времени до вечера ещё много, буду спать. Надо приехать под конец её смены. Под соснами шумит ветер, прохладно. Здесь, под тенью сосен растёт шиповник, мышиный горошек и дикий лук. Качаются ветки, вместе с ними качается солнце. Комаров нет, мешают только мелкие мухи. Оказалось, что мухи немного кусаются, пришлось накрыться курткой.
Время ехать. Перед Алтанбулаком, не доезжая 69 км есть прекрасная речка Ере-Гол. Её упоминают все интернетчики. Вода здесь чистая и красивый песок. Съезжать к ней лучше со стороны Дархана, направо. Единственный минус – нет тени. Там где тень есть, съезд затруднителен, а баз тени что за отдых? Подумав, купаться расхотелось.
Монгольский погранпереход был закрыт, в очереди томились десятка полтора автомобилей. Я встал в очередь. Шедший по улице бомжеватого вида монгол, увидев меня замахал руками в сторону границы:
– Эй, орос! Ехай! Нээлттэй!
С чего он решил что я орос? По Золотой звезде Героя Советского Союза и по парашюту за спиной?
Но тоже же самое мне советовал и Женя Оппозит: никого не жди, смело вали вперед.
Я проехал между машин прямо к воротам.
– Эй, сова, открывай, медведь пришёл! – позвал монгольскую таможенницу. Всё равно русский не учила. – Зурууд гарч болох уу? (разрешите пройти). Домой еду, к девушке.
Она удивлённо посмотрела на меня, позвала пограничника, и он открыл мне ворота.
На монгольской таможне в очереди к металлоискателю, который я снова обошел, увидел молодых парня и девушку с рюкзаками. Автостопщики. Прошли через Турцию до Монголии. Их лица сияли.
– Как вам Монголия?
– Прекрасно! – в один голос выпалили они.
Вот и скажи что потом. Сколько людей, столько и мнений. Про какую-то девственную природу бормочут, про свободу и воздух. С ароматами павших лошадей, ага. Но отчего-то показалось что они просто рады, наконец, вернуться на Родину.
Таможенник спросил про синюю бумажку.
– Цаас?
– Что?
– Цэнхэр цаас?
– А-а, нету! Угуй нахер!
За отсутствие этой бумажки типа штраф, то ли штука рублей, то ли больше. Я отмахнулся, на Родину я еду, понятно? Меня там девушка ждёт. Сами не заполняли на въезде, хрен ли теперь спрашивать? Монгол для приличия подумал, поставил штамп, и я поехал в Россию. Тридцать метров.
Родина! Это непередаваемо. Вроде и асфальт тот же, и воздух, и деревья, но накатывает, до влаги из глаз.
На границе стояла она.
– Вы уже вернулись? И не забыли меня? – в глазах плеснулось радостное удивление.
– Я же вам обещал. Как насчёт вечера? И где здесь можно остановиться?
– Оставьте телефон, Илья Вячеславович, я позвоню после смены.
Она быстро записала мой телефон на бланке. – А остановитесь…, – подумав, она назвала адрес.
– Сух-Баатар, сайхан, баярлалаа.
Она рассмеялась серебристыми колокольчиками.
– Хватит, ты уже в России! Я заеду за тобой!
Едва я добрался до зоны таможенного досмотра, как холодный пот потёк по спине. А вдруг я не тот телефон дал? А вдруг она не так записала? А вдруг она его потеряет?
Тут же запищал телефон. СМС от неё!
Так мы и провёли время, пока не подошла моя очередь на досмотр, около часа перекидываясь СМСками.
– Вы говорите по-русски? – не очень уверенно спросила меня ещё одна красивая таможенница.
– За, то есть да, говорю.
– А я думала, вы иностранец. Давайте талон, проезжайте.
– И всё? – удивился я.
– Ну вы же ничего такого не везёте?
– Нет, конечно. Давайте хоть открою кофры.
Вот и всё прохождение таможни.
Приняв душ, переодевшись в свежую джерси и отведав добрую порцию харш-уула, жить стало совсем хорошо, а сердце забилось, как в повороте на 160км/ч. Наступал вечер, который быстро перешёл в ночь.
Город Кяхта, по-монгольски Хиагт, раньше назывался Троицкосавск, основан очень давно, вроде как в 1727 году, гораздо старше Хабаровска. На гербе Троицкосавска должен был быть изображён тигр с соболем во рту. Но при описании вкралась ошибка, в 1800-х годах в Санкт-Петербурге плохо представляли слово «тигр», и было написано «бабр», его и нарисовали. Комично получилось. Зверь в ластах держит во рту соболя.
Напомню эпизод из «Солдата Чонкина» Войновича, только своими словами, книги под рукой нет. Типа «в графе национальность Моисею Соломоновичу вместо «иудей» написали «индей», решив, что такой нации, как иудей не существует. Начальник паспортного стола поморщился, типа что за слово «индей», и исправил на «индеец».
Сейчас тут около 20 тысяч жителей, правда половина военнослужащие. Но численность населения стабильна вот уже почти пятьдесят лет. До революции проживало 10 тысяч, что по меркам Дальнего Востока и начала прошлого века прилично.
А раньше это был крупнейший торговый узел, была своя ткацкая фабрика. Как писал немецкий востоковед Генрих-Юлий Клапрот: «Построением Кяхты совершенно достигли предположенной цели, но при Цурухайту на реке Аргуни, напротив того, нельзя было завести торгового места. Сие произошло не от каких-либо упущений, но положение той страны не имело удобства Кяхты, куда Русские товары привозятся водою, не доезжая только 6 верст, а именно по Селенге до деревни Усть-Кяхты, на ручье того же имени, имеющем источники свои в северной стороне Кяхтинских высот. Дорога в Цурухайту идет, напротив того, по диким горам и весьма затруднительна. По сей причине китайцы не привозили туда никогда многих товаров».
Город был очень богат, в церквях стояли хрустальные колонны. Опять же, со слов Клапрота «Императрица Екатерина, Указом oт Августа 1762 года, повелела прекратить отправление всех казенных караванов в Китай, и на Кяхте предоставила всю торговлю частным людям, которая от того весьма возвысилась».
Значение Кяхтинского чайного пути упало с постройкой КВЖД, товар пошёл поездами, а торговля в Кяхте переориентировалась на Монголию.
Две старинные церкви сейчас восстановлены, одна пока закрыта. Крыша у неё крыта медными листами, архитектура поразительна. Должно быть при жизни это было величественно.
Кяхта всегда была восточными воротами России, здесь проходил «Великий чайный путь». Купцы ворочали миллионами денег. В музей попасть не удалось, он был закрыт по непонятной причине. Жаль, это один из старейших музеев в Сибири и на Дальнем Востоке, он основан в 1890 г. Зато осмотрел старинные торговые ряды, эдакий «Пассаж» с колоннами, и множество старинных домов.
Моя провожатая, как и многие жители Кяхты, хорошо знала историю родного города. Здесь всплыла даже фамилия Казагранди.
Казагранди Николай Николаевич родился в Кяхте. Полковник, как характеризовали его большевики – зверь, тоже сложил свою голову в Гражданскую, за свой мир степей. Кто определит, чей мир был лучше? Полковник видел его по-своему, и за него вёл людей на Иркутск. Иркутск он не взял, и голова слетела, срубленная шашкой барона Унгерна. По другим сведениям он просто был расстрелян прапорщиком за неисполнение приказа барона. Да и не мог он, полковник от инфантерии, взять Иркутск с 600-сабельным отрядом.
Барон тоже не смог взять Кяхту. Почему – непонятно, ведь владея высотой «1600» две трёхдюймовки раскатали бы город в блин. Может красные первые заняли высоту? Что-то я сомневаюсь, тамошний отряд не понимал в тактике. Половина, увидев Унгерна, сбежала в Верхнеудинск, остатки тоже хотели смотаться, да не успели. Барон не хотел раскатывать Кяхту, он надеялся на помощь купцов и казаков, на деньги и продовольствие. Бой шёл по долине. Но почему он, побеждавший с 800 саблями 18 тысячное войско, почему он тогда с 1600 саблями не смог осилить 650 красных и 800 неумелых монголов Сухэ-Батора? Он устал и разуверился в счастливом исходе. Монголия уже была потеряна, и Россия не приняла его.
В Гражданскую в городе сделали временную тюрьму для отступников Урала и Забайкалья. Я побывал рядом с этими зданиями красного кирпича. К 1920 году в тюрьме было произведено массовое уничтожение заключённых, которую назвали Троицкосавской трагедией. С тех пор на сопке над Кяхтой построен памятник погибшим. Современная молодёжь, склонная к упрощениям и сокращениям, теперь называет её просто, «1600», по числу убитых.
Облик старины Кяхта не потеряла, только обилие автомобилей немного портило картину. Здесь были Пржевальский, Потанин, Паллас, и куча других исследователей Центральной Азии. Сохранился и музей непонятного человека Сухэ-Батора, за ним присматривает женщина, которая живёт этажом выше в доме, где национальный герой тайно писал в Москву о помощи. Здесь в Гражданскую были убиты тысячи людей, здесь степь дрожала от топота копыт, и из-под клинков, озарённых революцией, текли реки крови, которые стекали в речку Кяхту.
…Ночь обнимала нас тёплыми крыльями. Мы стояли под чёрным небом. Ветер теребил её волосы.
– Кяхта – по-нашему – полынь. Горечь степей. Но ты те грусти.
– Дождь будет.
– Здесь никогда не бывает луж, – тихо сказала она. – Всё уходит в песок. Вода, жизнь, время….
– Да…, – я вздрогнул, вспомнив слова монгола из таверны, поднял горсть песка, и он просочился сквозь пальцы, не оставив следа. Неужели проникновение культур так велико?
– Так и ты, и я, мы простимся, и ничего не останется здесь.
– Должна остаться любовь….
– Она останется….
На щёку упали первые капли.
– Ты уезжай завтра. Уезжай, слышишь? Ты опоздал, опоздал всего немного, на пару лет, и ничего уже не сделать. Я ничего сделать не могу, я останусь тут.
– Но….
– Нет.
Утром я мрачно постоял на заправке и завёл мотор. Вперёд!
На последнем перевале я остановился. Позади была Кяхта. Смахнув слёзы, я нагнулся с седла, зачерпнув горсть песка. Он стёк с руки, как вода.
– Здесь никогда не бывает луж, – вспомнил я её слова, – всё пройдёт. Езжай с богом!
По степи гулял дождь. Что мне делать?! А что тут сделаешь, я опоздал! Куда теперь повернуть коня, вправо, влево? С кем разделить свою боль оттого, что лишь нашёл и уже потерял? Я ещё не знал, что с Запада идёт иная печаль, она уже совсем рядом, и мне снова предстоит выбирать между желанием и честью. Я стоял на развилке трёх дорог. Меня ждала Жанна.