Читать книгу Летопись голодной стали. Ростки зла - Илья Полетаев - Страница 3

Братство, скреплённое узами верности друг другу и честью, долгие лета служило государству силовой опорой и мудрым советником. Чтили авторитет воителей во всех уголках Венерии и за рубежами её. Сила помогала государям в наиболее тяжкие времена, особо проявили себя воители Братства во время Великой войны – последней на нашей памяти с армией нелюдей. Много героев былин вышло именно из Братства по оружию. Однако всему приходит время, и дерево, некогда возвышающееся над горизонтом на могучем стволе, чахнет от паразитов, что с течением лет заполняли его от корней и до самых крон. И нет больше чести у бывших воителей, ставших теперь охотниками за головами и платой.

Ян Белвацкий. «История континента людского»

Луна слабо пробивалась сквозь сгустки чёрных облаков, окутавших ночное небо. Блеклые лучи вяло падали на макушки деревьев, под пышными ветвями которых царил кромешный мрак. Во всём лесу в полночь было не проглядеть дальше своего носа.

Ночь была хмурой, мрачной и безмолвной, таящей в глубине своей, во тьме, неизведанное.

Не дул даже ветер, как будто он боялся заблудиться в непреодолимом мраке, которому не было видно конца и края. Сама природа в эту полночь погрязла в уныние и печаль, а давящая на уши тишина осела ощутимо и плотно на близлежащие окрестности. И не было слышно ничего, кроме слабого потрескивания подброшенного хвороста в маленький костерок под одной из ветвистых громад здешнего леса.

Мелькал во тьме слабый огонёк, нервно дрыгающийся. Языки пламени колебались, хотя и сквозняка не было. Искры маленькими группами вздымались вверх, и уже на уровне макушки головы они растворялись в тёмной небесной бездне.

Конь угрюмо опустил морду, жуя бесцветную траву под своими копытами. Он был привязан к стволу дерева в шаге в стороне от горящего костерка. Нервно махнув хвостом, жеребец поднял голову, всмотрелся куда-то во мрак. Что он увидел там, в тёмной бездне? Что почуял? Это неизвестно. Но после мимолётного пялящего в никуда взгляда он вновь опустил морду, зачерпнул в пасть комок желтоватой травы и начал чавкать.

Наёмник молча ломал веточку за веточкой и кидал её в эпицентр пламени. Откинувшись на толстый и шершавый ствол, он слабо вздохнул, потёр челюсть ладонью в перчатке. Ничего говорить не хотелось, не хотелось нарушать царившее здесь молчание. Мрачное и нагнетающее опасность. Но наёмника это не колыхало, не было в нём ни тревоги, ни страха. Ровно как ничего не было видно за границей вокруг небольшого кострового света.

Была только какая-то неопределимая тоска. Душа упала в холодное море и сердце как-то странно сжималось, не то от сожаления, не то от разочарования. Лицо мужчины выдавало его внутреннее состояние. Без того худое и изнеможённое, оно покрылось мрачными тенями.

Посмотрев сквозь пляшущее пламя, Дункан взглянул на девушку. Та сидела, съёжившись в комочек, обхватив свои колени руками и положив подбородок на предплечья. Её взгляд за всё время не сводился с одной точки. И она молчала с момента их остановки в этом небольшом лесу.

А внутри неё бушевал настоящий шторм. Пережитые события, увиденные кровь и смерти терзали девичье сердце, пронизывая его вилами горечи. Глаза то и дело набухали от подступающей влаги, но Елена держалась, чтобы не заплакать.

А зачем? Не нужно всё держать в себе. Проще разрыдаться здесь, посреди гущи мрачного леса, забиться в истерике. Она это заслужила, она пережила слишком многое за один только вечер. Все несбывшиеся надежды смешались в воронку ужаса, что порушили картину, на которой красовалось её счастливое будущее. И когда та свалилась на пол, изуродованная жестокостью людей, показалось на её месте голое небытие, шершавое и серое.

Прежней жизни больше не будет. Жестоко убит её отец за столом, убит самым мерзопакостным методом – он был отравлен. Отравлен теми, кого он позвал в свой очаг, кто воспользовался его радушием. И среди них была родная кровь…

Его брат приложил к этому руку. Ярген держал окровавленный кинжал в руке. Когда Елену уволакивали прочь с места воцарившегося безумия, она видела кровь на его руках. И кровь была пролита жестоко.

Она запомнила эту картину отчётливо. И даже сейчас, глядя на пламя, голубые глаза девушки, влажные глаза, проматывали её снова и снова.

Теперь её будут искать, это наверняка. К этому приложит руку её собственный дядя, которого она считала своей кровной роднёй. Однако он не перестаёт быть ею и впредь. И это тяготило душу девушки, сжимались пальцы от ненависти и стыда, мялась под ними зелёная бархатистая ткань. Не пожелаешь и врагу такого родства…

Её будут искать. Её брата схватили. Убили его или нет, она этого не знает. Но участь в любом случае незавидная. Ей шестнадцать лет, она не прожила и четверть своей жизни, которая справедливо дана ей. И уже сейчас она думает, что делать дальше, сидя на холодной траве, в дали от стен её родного дворца. Судьба повернулась к ней тёмной стороной. Для неё уготовлены испытания.

И ей нельзя сейчас впадать в истерику. Нельзя допустить, чтобы глаза были залиты солёными серыми слезами. Чтобы взор её помутился. Нужно собрать себя в руки и держаться. Насколько хватает сил…

Тем более с ней рядом этот человек. Она мимолётно глянула на него. Наёмник, потупив взгляд, подкинул сухой хворост в огонь костра. Он был уродлив и противен ей. Его лицо было словно мёртвым, на нём не было хороших эмоций, только один мрак. И он убийца.

Однако он спас её. Спас от тех, кто намеревался обесчестить её – дочь царя самого огромного государства на континенте. Они собирались сделать это в вонючей конюшне, по очереди. И хоть этот человек был противен ей, она была благодарна ему. Кем бы он не был и какими мотивами бы он не руководствовался.

А вдруг он хуже тех, кто убил отца?

Он был там тоже. Она вспомнила. Этот наёмник разговаривал с тем молодым принцем, изрядно отличающимся от него внешне. Очень сильно. Словно два земных противоположных полюса: один статный и опрятный красавчик с ровной осанкой, и он, чуть ссутулившийся, с резкими, небрежными движениями тела и с каменным лицом и холодным взглядом серых пустых глаз, в которых не было ничего.

Он был там, и она его вспомнила. Она не переставала смотреть на него. Её интерес переметнулся к его физиономии.

Дункан посмотрел на неё в ответ. Молча они играли в гляделки сквозь вздымающиеся языки пламени.

«И на что мне этот прицеп? – спросил про себя наёмник. – Что мне с ней делать? Куда её вести? Чёрт, ввязался же я во всё это дерьмо».

Его нос сморщился. От этого девушка быстро переметнула взгляд на костёр. Она не смогла долго выносить его холодного и паршивого взгляда.

– Спасибо… – еле слышно пробормотала Елена.

Дункан молча посмотрел на неё опять.

– Что спас меня… Без тебя я была бы уже давно мертва, если не хуже, – всхлипывающим тоном говорила девушка, каждое слово глотая с большим усердием, как застревающий в горле ком. – Я видела в их глазах жестокость, нечеловеческую жестокость… Я столкнулась с ней впервые. Она была так близко, так ощутима. Днём ранее я считала, что меня никогда не постигнет несчастье, что стены дворца безопасны и впереди меня ждёт счастливая жизнь. И как же я ошиблась…

Наёмник молча выслушивал её, ни произнеся ни звука. Голос девушки не замолкал:

– Я проснулась в этот день, когда в мою комнату полился белый дневной свет, с уверенностью, что я никогда не испытаю горя и не познаю жестокости человека. Ведь я была рождена не для этого, я рождена для лучшего. И как я ошиблась… Зверь не подкрадывался к нашему порогу, он всегда жил среди нас…

Наёмник еле слышно вздохнул.

– Единственное, что сейчас сохранилось при мне, это моя оборванная одежда и моя честь… И я благодарна тебе за это.

– Я делал то, о чём меня попросили, – сказал отрезано наёмник.

– Кто тебя попросил? – Она подняла на него взгляд.

– Мужчина, один из слуг, наверное. Тот, кто тебя хорошо знал, я думаю.

– Скажи, пожалуйста, как он выглядел?

– Невысокий такой, плотный, с залысиной на макушке. Волосы чёрные, чёрная щетина на толстых щеках.

– Аврольд… – тихо произнесла девушка, поникнув взглядом. – Он всегда был добр ко мне, заботился даже больше, чем было ему отведено. Он мне заменял дедушку…

– Благодари за спасение волю случая, а не людей. – Наёмник облокотился спиной о шершавый ствол дерева.

– И всё же… в моём спасении ты сыграл свою роль. Ты мог бы отказаться, уехать из города прочь, но ты отправился на помощь. Почему?

– Не знаю. Не думаю, что именно сейчас я способен объяснить мотив своих поступков философски и… правильным языком, без грубого жаргонизма. Меня не учили беседовать с дамами из высшего сословия. Иначе, ты можешь пожалеть, что вообще задала мне этот вопрос.

– За этот вечер я уже многое пережила, многое повидала, почувствовала. Не думаю, что твоё сквернословие как-то оставило бы неприятный осадок на моей душе.

– Я смотрю, ты говоришь слаженно. Видимо, ты очень грамотная девушка.

– Отец меня заставлял много читать. Быть необразованной дочерью государя – это что-то недопустимое.

– Для своих лет ты достаточно образованная. Я сужу не только по тому, как ты говоришь. – Дункан изучающе смотрел на неё.

– А почему ещё? – Наконец с живой заинтересованностью посмотрев на мужчину, спросила Елена.

– Ты приспособилась к обстоятельствам, не упала духом, не рыдаешь сейчас, захлёбываясь в слезах, и к тому же нашла силы поблагодарить и начать этот разговор с незнакомым тебе человеком. Внутри тебя, уверен, бушует ураган, но ты этого не показываешь, так как это было бы бестактно с твоей стороны даже при нынешних обстоятельствах. Ты умело держишься, коротко говоря. И это правильно.

Елена слабо улыбнулась краем губ. И эта улыбка немного озарила её побледневшее лицо, придав ей слегка румяный окрас.

– Твой отец был сильным человеком. Физически и морально, – сказал Дункан. – Ты пошла в него.

И после этого девушка снова погрустнела. Она вновь положила свой румяный подбородочек на предплечье, молча взирая на костёр.

– Давай спать. Уже поздно, а тебе нужно отоспаться после всего произошедшего.

– Я не думаю, что смогу уснуть… Ты даже не чувствуешь, что сейчас внутри меня… И у меня нет сил, чтобы всё это выплеснуть наружу. А я этого очень хочу.

– Да, я не чувствую сейчас того, что чувствуешь ты. Однако и внутри меня колыхают некоторые эмоции. Я тоже там был, тоже всё видел. А тебе надо поспать, ибо с рассветом мы должны двинуться в путь.

– И куда же мы поедем? – вновь подняла заинтересованный взгляд девушка.

– Не знаю. Утро вечера мудренее. А уже время за глубокую полночь. Ложись спать.

Последние слова вылились в приказывающем тоне, не терпящим возражений. И девушка, повинуясь не только его тону, но и строгому взгляду (сейчас его глаза уже не казались такими пустыми, в них слабо загорелась какая-то искра) наёмника, медленно легла на бок, сгибаясь в клубочек. Дункан встал, подошёл к коню и отстегнул один ремешок, доставая из-под него накидку. Подойдя к Елене, он развернул её. Девушка молча смотрела на него снизу-вверх. Её платье, некогда сияющее богатой роскошью и лелеющее взгляд томным зелёным цветом, было испачкано, в некоторых местах порванным. Дункан смерил её взглядом, после чего накинул ткань сверху, погружая девушку под него.

– Не думаю, что меня это согреет… – сказала она, положив под голову ладони. – Ночь холодная.

– Я останусь на дежурстве и буду следить за костром, чтобы он не потух.

– Ты не будешь спать?

– Нет.

Наёмник вернулся на своё место, медленно опустился. Его меч лежал слева от него, укрытый в пышном покрове желтоватой травы. Наёмник нащупал его рукоять, словно желая убедиться, что клинок никуда не пропал.

Потом снова настал момент молчания. Девушка лежала уже с закрытыми глазами, слабо сопя себе под нос. Наёмник не сводил с неё взгляда.

«Я боюсь этого… – произнёс он про себя. – Я могу не справиться, могу оказаться безответственным, и она поплатится за это жизнью… Я не хочу отвечать за её жизнь, за чью-либо жизнь вообще, и провалить всё… Снова».

Где-то вдали, в сгустке кромешного и непроходимого мрака послышался громкий вопль и вой, походящий на вой волка. Гнусавое звучание чьего-то надрывающегося нечеловеческого голоса разлилось по всей лесной гуще.

Елена тут же вскочила, бегло оглядываясь.

– Это что?…

– Волколак, – спокойно ответил Дункан.

– К-кто?… – сглатывая, переспросила девушка.

– Получеловек, полуоборотень, – всё так же спокойно отвечал мужчина.

Лицо девушки приняло мертвенно-бледный оттенок, схожий с цветом луны, что тускло пробивалась сквозь заслоны чёрных облаков.

– Но… Они ведь… Только в страшных рассказах…

– За стенами столицы открывается огромный мир, и многое тебе придётся принять за истину, со многим ты можешь столкнуться здесь.

– Он где-то поблизости?… – Елена не сидела на месте. Она постоянно поворачивалась, стремясь разглядеть хоть что-то в царящей вокруг темноте.

– Он далеко отсюда, не беспокойся. – Дункан всем своим видом показал уверенность.

Девушка не смотрела на него. Её взгляд метался вокруг. После долгого и беспокойного осмотра она всё же улеглась.

– А ты его видел? – спросила она, ближе пододвигаясь к костру и плотнее укутываясь в накидку.

– Кого?

– Оборотня.

– Видел. И не только его. Многих тварей я повидал в своей жизни. И страшнее из них те, что в человечьей шкуре ходят.

– Ты меня обманываешь и пугаешь. Проверяешь так. Никакой это не оборотень, а самый обычный волк. И он действительно далеко от нас…

Девушка медленно засыпала. Растягивая последние слова как резинку.

Дункан слабо улыбнулся, глядя на неё.

– Это так. Это обычный волк. Спи.

И услышал он слабое, утомлённое сопение.

А костёр нервно колыхал своими яркими и острыми язычками, мерцая и озаряя небольшой радиус вокруг себя, что был похож на маленький светящийся островок посреди огромного и мрачного океана пустоты.

Елена открыла глаза от лёгкого холодка, что пронизывал её тело сквозь накидку и платье. Ночь пролетела быстро. Утомленное сознание девушки завлекло её в объятия крепкого сна, и проснувшись, Елена подумала, что сомкнула глаза лишь на пять минут. Но уже стояло утро. Унылое и холодное. Серое небо опоясывало шелестящий горизонт массивных крон. Зелёные ветви приняли мрачный окрас, стали тёмно-зелёными и грустными. Лес неохотно, вместе с девушкой, пробуждался после ночного покоя.

Приподнявшись, девушка зевнула. Тлел серым дымом ночной костёр, потух в нём хворост, даже угольки не сверкали багровыми линиями. Наёмник, облокотившись о ствол дерева, скрестив руки на груди и понурив голову к ней же, крепко дремал. Видимо, и профессионального убийцу сон сморил. Не по силам оказался этот враг даже ему.

Елена встала, всё ещё укрываясь накидкой и не желая вылезать из неё. Оглядевшись, она увидела бескрайнюю чащобу под навесом волнистых зелёных ветвей. Кругом одна чаща, даже тропинки не проглядывается. Глянула на коня, тот свалился наземь, тоже дремал.

Висела в воздухе утренняя свежесть. Щебетали птицы, их пение лилось в унисон с голосом пробуждающейся природы. Где-то вдали, за плотными стенами кустов, квакали лягушки. Где-то вдали было болото или озеро.

Елена пошаркала куда-то в сторону. Округа стояла ясной картиной перед глазами, не то что ночью, и девушка чувствовала себя уверенней.

Она шла мимо кустов, перешагивая скрюченные и приниженные кустарники, осматривалась. Наконец, найдя более-менее подходящее место, девушка ещё раз обернулась в сторону их небольшого места для привала. Он был скрыт за кронами деревьев. Убедившись, что она одна, она сняла накидку, повесила на выпирающий возле подола её платья пень, расшнуровала несколько узелков, приподняла подол и присела. Нужда требовала, чтобы её справили, пусть и в такую холодную, неприятную утреннюю пору.

Девушка слабо вздохнула, закрыла глаза и подняла лицо на серое небо, закрытое хмурыми облаками. Кругом – депрессивная округа. Самое место для подобного дела. А для другого оно и не подходило.

Позади неё что-то зашелестело. Пышные кусты подались волнению, закачались в разные стороны. Поначалу девушка не обратила внимание. Везде что-то шелестело, щебетало и волновалось. К тому же колыхал лес утренний ветерок. Но спустя доли секунды кусты вновь заволновались, зашелестели сильнее, что наконец привлекло внимание девушки. Нет, это не ветер их тревожил.

Елена обернулась, прострелила взором кусты за собой. Прищурившись, она затаила дыхание. Вроде бы не страшно. Подумаешь… Там может быть кто угодно. Заяц, например, лисичка, или ёжик.

Кусты вновь затряслись, и очень интенсивно.

Нет, заяц не смог бы так их взволновать, а ёж тем более.

Сердце девушки застучало сильнее, она слегка заволновалась.

– Кто там? – спросила она настороженно.

Но ответа не последовало. Вместо него кусты в очередной раз всколыхнулись тревожным шелестом.

Нервы девушки стали покалывать её сердце. Она развернулась к кустам, стараясь быстро натянуть всё то, что было спущено, сильно не вставая. Пальцы её задрожали.

«Это точно не он… – подумала девушка про себя. – Было бы бестактно с его стороны делать это, наблюдать за мной. Я ему же в дочери вообще гожусь».

Но это был точно не наёмник. Наёмник в это время слегка похрапывал, всё сильнее норовя свалиться набок и стукнуться сквозь сон виском о землю.

Незваный наблюдатель вскоре дал о себе знать. Расставляя зелёные ветви кустарника, сквозь зелёную живую изгородь просунулась непропорциональной формы морда. Серое лицо существа было овальным и вытянутым в районе носа, что свисал хоботом книзу. Неровные линии клыков покрывали чуть приоткрывшуюся пасть. Маленькие пунцовые глазки, похожие на пуговки, как будто улыбчиво глядели на девушку, в то время как пасть прямо противоположно агрессивно раскрывалась всё шире и шире. Существо оказалось весьма низкого роста, едва превышая плотные заросли кустов высотой в пятьдесят девять дюймов.

Туловище маленькой твари, передвигающееся на двух пухлых лапах, вылезло из кустов. В районе груди свисали лапки покороче, а хвост, изрезанный маленькими зубцами, всё ещё тащился сквозь зелёные заросли.

Существо вышло к девушке. Елена словно забыла, как говорить. Дар речи выветрился из её головы сквозняком. Она слабо попятилась назад, маленькими шажками переступая по рыхлой и травянистой почве. Её дыхание прервалось.

Существо было невысоким, едва доходило девушке до бёдер, но вид его был устрашающим. И не от того, что клыкастая пасть расползлась в какой-то скверной улыбке по всей морде. Пугали девушку эти странные глаза, что смотрели на неё. Пунцовые зрачки слабо отблёскивали маленькой точечкой.

Тварь медленно, издавая приглушённый писк, волочилось к девушке.

– Хороший… Хороший, спокойно… – шептала Елена, вытянув вперёд одну руку. Но существо не было спокойным, и писк был тому подтверждением.

Внезапно тварь раскрыла пасть ещё шире, зашипела, как обозлённая кошка, взбучила свой зубчатый хвост. Девушка споткнулась и ввалилась в покров кустарника. Слабый девичий писк раздался по близлежащей округе. А потом она и вовсе от испуга громко вскрикнула, закрывшись от твари руками.

– А ну прочь, скотина!

Позади испуганной девушки послышался грубый бас. Лязгнула сталь, но не меч. Звук рассекало шипение раскручиваемой серебряной тонкой цепи.

Дункан перепрыгнул через кусты, встав перед поваленной Еленой. Тварь зашипела, распустила когти, угрожающе махнула одной лапой, как взбесившаяся кошка. Наёмник крутил по воздуху переливающей серебристыми отблесками цепью.

– Назад, чтоб тебя!

Тварь пригнулась. Один удар цепи о землю заставил её испуганно отступить назад. Серебра она боялась, как огня. Лишь переливающийся цвет накручивающей по воздуху цепи, маня глаза, сбивал с неё спесь. Но существо всё ещё огрызалось.

Дункан чуть шагнул назад, зашипел на тварь, топнул ногой.

– Ну, брысь! Брысь отсюда!

Тварь прижалась к земле, не спуская глаз с крутящейся цепи. Медленно отходя назад, она постепенно пряталась за зарослями кустов. Потом резко выпрыгнула и кинулась на мужчину.

– Осторожнее! – завопила девушка.

Но наёмник не колыхнулся. Он саданул тварь о морду цепью, сильнее раскручивая своё оружие. Тварь взвизгнула от боли, отпрянуло назад, серебро доставляло ей жгучие, неприятные ощущения.

Наёмник рыком стиснул зубы, зашипел на тварь. Та спешно попятилась назад, закрываясь от жгучего серебра лапами. Шаг за шагом она всё глубже тонула в кустах, но оттуда, снова восполнившись духом, вновь агрессивно шипела, расставляя свои когти. И снова она кинулась на Дункана, но тот оградил себя смертоносной для этой твари начерченной по воздуху отблёскивающей восьмёркой. Конец цепи саданул по туловищу существа, и оно вновь отпрянуло, запищав громче прежнего. И на этот раз желание вновь набрасываться у неё улетучилось.

Вдали послышался чей-то разъярённый рёв. Не то тигрица, не то львица, не то гепард. Одним словом – в их сторону направлялось нечто, что было куда больше этой твари, и, наверняка, куда опаснее. Если этот агрессивный зверёк был детёнышем, то та тварь, что стремительно рассекала плотную чащобу и двигалась по направлению к ним, была либо самкой, либо самцом.

– Поднимайся! – быстро скомандовал Дункан.

Девушка тяжело поднялась, ухватившись за поданную руку. Крепко держа её ладонь, мужчина ринулся прочь от этого места, не выбирая особо дороги. Они просто неслись сквозь высокие кусты, то и дело цеплявшиеся за концы зелёного бархатного платья. Елена даже послышала треск рвущихся швов.

Они мигом преодолели чащобу и вернулись в своё место привала. Дункан с ходу поднял свой меч, подбежал к коню и спешно размотал поводья. Тем временем злобный рёв слышался уже где-то неподалёку.

– Запрыгивай! – крикнул Дункан Елене.

Девушка в момент оседлала коня, подпрыгнув на стременах, как ужаленная. Дункан уместился позади неё. Ухватившись за поводья, он саданул скакуна очень сильно. Тот заржал, встав на дыбы, после чего метнулся через узкий коридор между скоплением деревьев, на юг.

Конь рысью несся через лесную чащу. Девушка то и дело вместе с наёмником позади неё уклонялась от летящих в них ветвей. На миг обернувшись, Елена увидела за плечом Дункана волнение кустов. Что-то промелькнуло между ними, что-то огромное, покрытое шипами, что мчалось за ними вдогонку.

–– Но!

Наёмник подгонял коня ударами поводьев и пятками сапога по бокам. Скакун громко дышал, кросс через чащобу был тяжёлым. Прыжки через непроходимые дебри, снова рысь, резкий поворот, опять прыжок. Погоня длилась достаточно долго. Много времени кануло, прежде чем прямо по горизонту показалась граница леса. Она выходила линией разобщённых деревьев перед небольшим курганным спуском.

Вскоре и та тварь дала о себе знать. Мощно выпрыгнув из кустов, она чуть не ухватилась концом когтя за бедро скакуна. Конь заржал, прибавил ходу. А эта тварь почти нагнала их.

Скорость её была дикой. Лошадь еле уходила от летящих в её сторону растопыренных когтей, словно за спиной у твари порхали крылья, но их не было. Она была намного больше того существа, намного агрессивней и смертоносней. Высотой она доходила до поясницы наездника. Толстые лапы, на которых водрузилось огромное тело твари, без особого труда преодолевали большое расстояние. Помогали им в этом и передние лапы, что были чуть уже и короче. На таких четвереньках тварь гналась за всадниками на скорости, чуть уступающей скорости лошади.

Дункан обернулся. В очередной раз существо оказалось в нежелательно близком от них расстоянии. Наёмник бил поводьями учащённо, изнемогая спину лошади.

Но тут внезапно случилось непредвиденное. Тварь стала постепенно сбавлять ход, всё дальше и дальше отставая от наездников. Вскоре она и вовсе остановилась, тяжело и с глухим хрипом дыша, широко раскрыв свою огромную клыкастую пасть.

Она стояла и смотрела, как лошадь удаляется на горизонте. Не доехав до конца лесной полосы, Дункан пришпорил коня. Тот остановился. Мужчина обернулся, глядя на непропорциональный силуэт, что стоял неподвижно и вперял в них пристальным взглядом, наблюдая. Потом тварь развернулась и не спеша, в припрыжку, побежала обратно, скрываясь от их глаз среди деревьев.

Мужчина громко выдохнул, вытер свой лоб. Лицо Елены, бледное и испуганное, замкнулось в каменной гримасе ужаса и отчаяния.

Дункан сплюнул.

– Оторвались, слава Всевышнему…

Елена хрипло спросила его:

– Это что было?

Дункан перевёл дыхание, развернул коня мордой туда, откуда они некоторое время назад неслись в страшной спешке.

– Это трипкер… Страшная, опасная тварь. Та, что гналась за нами, самка, или самец, чёрт разберёшь. Но и та и тот одинаково опасны. Та мелюзга, которую ты встретила в чащобе, детёныш, ещё совсем маленький. Не знаю, откуда он взялся… Я думал, трипкеры вымерли давно, вместе с альбьёрнами. Две самой опасной разновидности мутантов, что некогда населяли континент.

– Всевышний… И этих… уродцев раньше было много?

– Горы, леса и степи кишели мутантами разных мастей. Потом люди, выстроив свои города, объединялись в союзы между собой и истребляли всякую нежить огнём и железом.

Дункан вновь развернул коня и направил его в сторону границы леса.

– Некогда эти земли принадлежали нелюдям и различным природным тварям. Уж не знаю, как они уживались между собой, но вот мутанты с новыми хозяевами не ужились. Люди массово стали истреблять тварей природы, ими двигал страх, борьба за выживание. – После непродолжительной паузы Дункан сказал: – Да уж, много врагов люди нажили себе, когда стали насильно населять этот континент…

Они выехали за пределы леса. Впереди, за небольшим курганным спуском раскинулись ржаные поля, деревни, лесные массивы, небольшие озёра и туманные топи на дальнем конце горизонта. Дункан развернул коня, и они медленно поехали вдоль стены деревьев с одной стороны, и картины обширных владений с другой.

– Не думал, что мы наткнёмся на такую опасность, что чуть не будет стоить нам жизней… Эта тварь не менее опасна, чем альбьёрн. Но в любом случае мы должны держаться леса. Сейчас на открытых трактах не менее опасно, чем в глухих чащах.

– Надеюсь, что больше на них мы не наткнёмся… – с надеждой в голосе сказала Елена, глядя в сторону растирающихся владений.

Дункан тщательно оглядывал медленно льющийся в противоположную сторону поток деревьев. Ибо понимал, что надежда в этих землях – самое последнее, что может иметь хоть какую-то силу.

Сейчас здесь было тихо и безмолвно. Высокие стены томились в тени, нависшей над просторным залом. Углубленный потолок с арочными сводами прятался в унылом сумраке, и огромная золотая люстра, висячая на четырёх толстых серебристых отблескивающих цепях над длинными столами, грустно танцевала маленькими огоньками в рубцовых канделябрах. Они слабо отсвечивали дубовые арочные своды, от которых на пол падали чуть качающиеся, слабо очерченные тени. Кроме горящих свеч, источником света был пробившийся блеклый луч через узкие щёлки высоко в стене под карнизом, что падал тоненькой линией в центр просторного пустующего зала, отпечатывая на полу хмурый белый световой кружок.

Луций медленно проходил по залу, осматривая немногие пустующие стулья, что стояли целыми и невредимыми. Столы были до сих пор заставлены яствами и столовым убранством. На белоснежной скатерти расплескались багровые пятна от пролитого вина. Некоторые стулья лежали боком, некоторые были перевёрнуты на спину, у некоторых были надломлены подлокотники и ножки. А рядом с ними зияли на полу кровавые лужи с расплывчатыми границами.

Кровавые линии были на столе, под столом, возле них и по центру зала, на его раскрашенных латунной краской стенах. Везде были разбросаны блюдца, вилки и ножи. Со стен в некоторых местах были содраны канделябры, некоторые свисали на слабых петлях, уныло покачиваясь лишь от одного слабого дуновения прилетавшего извне сквозняка. Казалось, в недавней бойне тут любой предмет, попадавшийся под руку, становился оружием.

Весь погрузившийся в утреннюю депрессию зал становился масштабной картиной некогда разыгравшегося празднества, в определённый акт перелившегося багровыми красками в безжалостную пьесу о смерти и страданиях, о пролитой крови и отобранных жизнях.

Не было тел. Их успели убрать отсюда до рассвета. Но оставались их следы на полу, очерченные кровавыми границами, а в воздухе висел запах смерти, запах крови.

Луций слабо покачал головой. Внимательно осматривая королевский зал, он тщательно оценивал причинённый ему ущерб. Его подошвы постукивали на каждом шаге, разнося по залу гулкое эхо. Подняв голову, посол посмотрел на люстру. Всё так же горели тысячи маленьких огоньков на обширной окольцованной позолоте. Но будто тьма опустилась сюда, что ни на есть материальная, давящая и сжимающая горящие язычки свечей до мельчайших форматов. И даже сочившийся сквозь прорехи в стене луч дневного света не мог рассечь муторное марево, охватившее все стены, все углы помещения.

Посол опустил взгляд перед собой. В центре зала стоял прокуратор. Скрестив руки за спиной, выпрямив осанку, он молча и довольно долго глядел в сторону центрального стола, за которым сидела некогда царская свита. Украшенный резьбой широкий стул с высокой спинкой был отодвинут, непрямо развёрнут. Под ним не было совершенно ничего, пустующее место между ним и краем стола. И в этом пустующем месте лежал бокал, разливая под собой багрового цвета напиток. Или это была кровь?

Ярген молча сверлил взглядом в одну точку. Его лицо было холодным, но узкие морщинки на лбу и под сводами глаз словно окисляли его. Прокуратор не произнёс ни единого слова, уборка убитых тел производилась под начальством Луция. Сам же Ярген молча слонялся по залу, обходя царский стул, на котором некогда восседал царь Демитрий, то с одной, то с другой стороны, но не решаясь слишком близко подойти к нему, и тем более притронуться к его краю, словно уже на расстоянии этот стул неприятно обжигал прокуратора. И ходил он так до того момента, пока не остановился в центре зала, окружённый столами, будто ноги его вросли в пол.

Он молча смотрел, как уносят мёртвое тело царя. Лицо с застывшей гримасой боли и отчаяния, презрения. Голова его наклонилась и впалые глаза царя, стеклянные и посиневшие, прострелили прокуратора будто насквозь. Рот ничего не мог сказать, он застыл приоткрытым, но глаза, пусть и мёртвые, говорили о многом. А потом бездыханное тело его брата унесли.

Его унесли в одну из открытых дверей, и он канул во мрак.

«Такова цена власти».

А что есть власть вообще? Это дар? То почему же он достаётся такой болью?

Или это проклятие? Тогда эта боль оправдана. Он себя проклял, когда встал на этот путь, на путь своего властвования. Ярген понимал это хорошо, когда молча смотрел на стол, за которым некогда сидела царская свита: дочь, сын и их отец.

Луций молча подошёл к нему, встал у левого плеча, вместе с ним смотря в сторону центрального стола.

– Молчание и непрерывный взгляд в одну точку может о многом говорить, – спустя некоторое время сказал посол, не сводя глаз с того места. – Как правило осознание того, что ты делаешь, приходит лишь тогда, когда ты это сделал. А следом приходит и что-то другое, у всех по-разному.

Он посмотрел на прокуратора, взгляд вперился в его затылок.

– Что чувствуешь ты сейчас?

– Я чувствую бескрайнюю пустоту… – голубые зрачки Яргена расширились, ответил он как будто с натяжным усилием, низким и хрипловатым голосом.

– Сожаление?

– Не знаю. Возможно, в глубине души, в самых её отдалённых закоулках и колет меня это чувство. Всё же, он был мне родной кровью.

Луций снова посмотрел на стол. Скатерть на нём была стащена, бокалы валялись, расплескав содержимое на фиолетовую бархатистую ткань.

После этих слов они стояли так долго. Если какие-либо чувства и терзали прокуратора, то Луция терзало только одно – чувство сильнейшего утомления. Ему хотелось спать, ведь уборка после проведённого процесса длилась всю ночь, и это его вымотало.

– Назад пути уже нет, и ты это понимаешь. Теперь царь Венерии – ты. – Луций вновь посмотрел на Яргена.

– Я возможный регент, обладающий такими же возможностями и привилегиями, как и царь. Прямой наследник престола Яков.

– Он уже вошёл в возраст, когда он сможет управлять государством. Но он крайне неопытен.

– И всё же, его отец был правителем, и теперь, по закону, должен стать царём именно он

– Законы пишет тот, кто сидит на троне, – сказал Луций.

– Мы его взяли под стражу. Самые преданные нам люди охраняют его покои, оттуда он не убежит, не сможет.

– Яков окружён теми, кто не служит ему, а служит нам. Его друзей здесь не так много. Возможно, капитан царской гвардии оспорит твои притязания на престол, ссылаясь в своей риторике на текст закона. Но будем же реалистами: Яков неопытен и не готов. А ты управлял делами государя на посту прокуратора, у тебя есть опыт. И ты – родная кровь царя. И ты старше. А значит, ты имеешь полные права на престол. Не меньше, чем отпрыск Демитрия.

Ярген медленно повернулся к Луцию, посмотрел на него каменными глазами, после чего не спеша пошёл в сторону главного выхода, медленно шагая, держа руки скрещёнными у себя за спиной.

Луций посмотрел на пустующий центральный стол.

– И зачем тогда мы всё это затеяли, друг мой? Зачем была пролита кровь? Разве не для того, чтобы новым государем Венерии стал именно ты? – После этих слов Луций посмотрел в спину медленно идущего прокуратора.

Тот остановился, не оборачиваясь, спросил:

– Что ты предлагаешь?

– Власть – это тяжёлое бремя. Сейчас она лежит у нас под ногами. Стоит тебе наклониться и взять её в руки. Теперь это не так сложно. Гораздо сложнее будет её удержать.

Посол медленно подошёл к прокуратору и остановился рядом. Тот всё так же стоял к нему спиной.

– Прямой наследник престола – Яков. Его отец был царём. Ты его брат, но назначен на эту должность, конечно же, не был. Ибо правитель должен быть лишь один. И он станет одним из вас, если ты решишься на риск снова.

– Ты предлагаешь… убить Якова? Юного царевича? Моего племянника? – низким голосом, срывающимся в хрипоте, спросил Ярген, медленно поворачиваясь к Луцию.

– Этого требуют обстоятельства.

– Это повесит на меня клеймо ненависти, ярлык «убийцы своей семьи»…

– Если все узнают, что к смерти многоуважаемого царя и его отпрыска приложил руку непосредственно ты.

– Принц Камир и принц Алехандр наверняка уже за пределами центральной части государства. Аланарский конь самый быстрый. Манисийский – самый выносливый. Эти двое всё видели. И всё знают.

– И пусть едут себе спокойно, – спокойно сказал Луций, подходя ближе к Яргену. – Они теперь не наша забота. Их можно обвинить в раскачивании лодки, во лжи с целью помутить разумы простого народа в эти тяжёлые времена, когда царь отошёл в мир иной по причине… долго протекавшей болезни. Когда наследник и сам тяжело болен, или умер тоже, тут уже от тебя зависит. Когда нет власти в стране, и воспользовавшись этим, утвердив смуту, наши заграничные соседи начнут оттяпывать один кусок за другим, пользуясь ослаблением государства. В этом их можно обвинить. А те, кто мог бы громко кричать лишнее, отправились следом за своим царём.

– И всё же у нас в руках лишь один наследник престола. Дочь царя, Елена, смогла сбежать. Ей помогли вовремя подоспевшие друзья. А значит, их предупредили об этом заранее. И сделал это кто-то из наших.

– Мы найдём крысу и вскоре рот предателя тоже навеки замолчит.

– Но проблема останется нерешённой. Елена не в наших руках. Уверен, она уже покинула столицу, и сделала это с кем-то…

Ярген медленно прошёл взад-вперёд, держа руки скрещенными за спиной.

– А пока она на свободе, все наши планы могут рухнуть, как карты, и пыль от них сдуется ветром.

– Тогда приложим все усилия, чтобы поймать юную царевну. Живой или мёртвой. Лучше сразу мёртвой.

Ярген, услышав это, ничего не ответил, никак не отреагировал, хотя в глубине души его иная сторона, напоминавшая ему о кровных узах, явно воспротивилась словам Луция.

– Предоставь это мне, – продолжал посол. – Мои люди прошнуруют всю округу, но найдут её. Из-под земли достанут.

– Хм, и тот наёмник, из синдиката Соколов… Он покинул пир как-раз в тот момент, когда всё началось, – сказал Ярген, посмотрев на Луция.

– Возможно, он убежал из города, в страхе поджав хвост. Возможно, сделал он это не один. В любом случае остальные члены синдиката сейчас в городе, как мне известно. И это нам на руку.

Ярген слабо улыбнулся, блеснули его голубые глаза лукавым огоньком.

– Тогда я предполагаю, у кого может быть сейчас Елена. Найдём того наёмника, найдём, возможно, и её саму.

– Почему ты так уверен в том, что Елена покинула столицу вместе с господином Дунканом?

– Предчувствие. Интуиция. В любом случае нам нужно встретиться с теми наёмниками, кто ещё остался в столице. И если господина Дункана среди них нет, то тогда мои догадки станут яснее.

Луций слабо улыбнулся, и в сером свете зала его бледные щёки прорезались морщинками.

– Тогда пригласим наших многоуважаемых членов синдиката на аудиенцию к… будущему царю Венерии.

К полудню солнце встало в зените. Его ярко-жёлтые лучи прорезали хмурый небосвод, испещряя золотистыми линиями тёмно-серый покров густых облаков и очищая небо. Конечно, идеально чистым оно не было. В это время года, во время поздней осени, такое явление здесь является редкостью.

Ещё через час от начала полудня небо расчистилось от заслона хмурых пятен, однако белесая облачность всё же окутывала ярко-голубую глазурь.

Конь не спеша ступал по пышному покрову травы. Его копыта ритмично били по заросшей почве, сминая густой жёлто-коричневый ковёр. Со всех сторон простиралась глухая лесная чаща. Кругом росли высокие кусты и широкие стволы деревьев. Нормальной тропы для езды не было, и конь то взбирался на невысокий овраг, заросший плющом, то проезжал по ровной поляне, то ютился по чащобе, волнуя зелёную живую стену. Несмотря на плохую проходимость, Дункану был предпочтителен именно этот путь.

А куда он вёл – он не знал. Тем более не знала и Елена.

С самого утра они катались на коне, огибая лесной массив. Наёмник угостил девушку единственным, что нашлось у него в сумке – чуть попортившимся яблоком, куском ржаного хлеба и парой глотков белого вина. На этом перекус на ходу заканчивался, и девушка хныкала, хоть и понимала, что бесполезно, от наступающего всё сильнее голода.

– Простите, Ваше Величество, но я не успел ничего прихватить с собой с праздничного стола. Уж больно спешил я покинуть сие мероприятие, когда всё пошло под откос. – Дункан язвительно усмехнулся.

– Очень смешно. – Девушка обижено ответила, выпучив губы. – Не принимай меня за избалованную папину дочку. Я всё понимаю.

– Большая редкость среди девиц знатных кровей – рассудительность и благородное понимание, – сказал наёмник.

– И всё же я человек. И человек испытывает голод, если долго не ест… – по-прежнему недовольно бурча, сказала Елена.

– Нужно было наедаться за столом. Сидела весь вечер и тыкала вилкой в тарелку, вороша и мучая еду. Что там было? Зажаренная свиная ножка, или куриный окорок? А может, пара ломтиков золотистого жареного картофеля? Салат из селёдки?

– Прекрати! – взбеленилась девушка, чуть подпрыгнув в седле и посмотрев краем глаза на Дункана.

Мужчина ухмыльнулся.

– Не учтиво с твоей стороны дразнить девушку. Тем более царевну. Не забывай этого.

– Ой, простите, Ваше Величество. Я совсем забыл, что Вы царевна, ибо мы уже давно не в роскошном дворце, где прислуга на серебристых подносах разносит ароматный царский ужин, а в суровом мире, где одно яблоко и кусок хлеба, да пара глотков вина для кого-то является большой роскошью.

На это девушка не ответила. Лишь угрюмо сморщила нос и что-то пробубнила про себя.

Они ехали уже достаточно долго. Но была проблема ни в этом. Ехать им было некуда, и они бесцельно слонялись по лесу, огибая его с юга на восток.

После десятиминутной молчаливой езды Дункан сказал:

– Всё же, ты права. Так дело не пойдёт

Девушка удивлённо повернулась и посмотрела на него.

– Нам нужно добраться до ближайшего поселения. Поесть и отдохнуть. И вымыться при желании. Ты грязная как пугало.

– Эй! Не дерзи!

– Платье рваное, волосы с соломой смешаны, слиплись. Глаза испачканы, щёки тоже. Нужно привести себя в порядок и набраться сил.

– А потом что?

– А потом видно будет.

И как-то взбодрились оба, когда появилась цель. Но до неё нужно теперь добраться, а Дункан не понимал, где они находятся. Мысль о том, что в лесу безопаснее, постепенно блекла перед нуждами, без удовлетворения которых любому человеку не обойтись.

– У меня на юге, в Манисии, есть друзья, – внезапно сказала Елена. – Царь Ваноций Третий дальний наш родственник. Они окажут мне тёплый приём. Я думаю, что нам нужно именно туда. Там будет безопасно.

– Несомненно, – скептически ответил Дункан. – Однако между Венерией и Манисией лежит граница, которую охраняют. Не знаю, что сейчас творится в столице, но уверен, что ничего хорошего. А тебе светиться не следует. И я не хочу встревать в крупные неприятности из-за тебя.

– Тогда, раз боишься крупных неприятностей, останови коня и позволь сойти мне! – отрезано буркнула Елена. – Я обойдусь дальше без твоей помощи! А за сделанное ещё раз спасибо!

– Глупая всё-таки ты ещё… – вздохнул Дункан. – Шестнадцать лет. Простительно.

– Я не глупая! – взбурлила девушка.

– Тогда бы ты подумала, прежде чем обижаться, сто раз. И сделала выводы. И держу пари, они были бы в мою пользу.

На минуту наступила тишина. Конь, уже подуставший, недовольно фыркал: мало того шагает уже сколько времени и невесть куда, везя на себе двух людей, так они ещё умудряются спорить. Конь недовольно махнул хвостом и дёрнул своей гривой, хлестанув ей по лицу девушки, что сидела перед мужчиной.

Елена гневно фыркнула. Но всё же спустя какое-то время успокоилась.

Дальше они ехали молча. И проехали так до одного поворота на юг. И этот поворот был ниспослан им как нельзя кстати. А может, и всё совсем наоборот…

Среди прошлых других, он ничем не отличался собой. Уклон протоптанной ранее травянистой тропы влево спускался с небольшого обрыва, возвышающегося над просторной опушкой. Со всех сторон она была окружена нескончаемыми стволами пышных сосен. Высокие хвойные верхушки заграждали собой горизонт, и, казалось, за их пышными и колючими тёмно-зелёными ветвями уходил в небытие край света.

Но это была лишь мнимая иллюзия, нагоняемая просторным лесом в сознание тех, кто томился по его необъятным просторам целую вечность.

И за этим самым поворотом поднимался ввысь столб серого дыма от костра. Посреди опушки, раскинув свой привал, сидело четверо людей. С виду они были похожи на охотников: водружённые на тела меховые кирасы, высокие кожаные сапоги, в которых заправлялись махровые тёмные штаны, и меховые шапки на головах. Один из четверых был бритым, с толстым черепом и широкими плечами, с мясистым лицом, заросшим щетиной, и носом формой картошки. Он лежал на подстилке из шерсти, облокотившись одним локтем возле бедра, громка хохоча от рассказа того, кто сидел по ту сторону костра. Округу на небольшой радиус охватит звук басистого и прокуренного смеха, а также возгласы остальных, наполненные нецензурной бранью. И чем ближе подступал конь, тем громче они становились.

Дункан притормозил коня у самого края обрыва. Он тщательно всмотрелся в сторону опушки. Его взгляд метался по каждому, кто сидел вокруг костра. Елена молча осмотрелась, а потом спросила:

– Кто это?

На что не получила ответа. Дункан слабо ударил поводьями, и конь лениво начал спускаться вниз. Сидящие у костра словно не видели их. Но когда конь выровнялся на прямой, один из сидящих, не прекращая бранно высказываться в хохот, посмотрел в сторону всадников, потом подтолкнул того, кто сидел спиной к ним, лысого и плечистого. Он обернулся, вынимая изо рта жёваный колос сухой желтоватой травы. На мгновение их голоса стихли. Сидящие встречали подъезжающих молчаливыми взглядами.

Дункан приостановил коня на пол пути, не подъехав ближе.

– Кто такие? – спросил лысый низким и прокуренным голосом.

– Путешественники. Едем со Старого Дуба на юг.

– По лесу? А чего не по нормальной дороге, а по чащобе тащитесь? – Лысый прищурил свой левый глаз, что был изуродован пересекающим наискось шрамом.

– По дороге могут встретиться патрули, которые любят задавать навязчивые вопросы.

– В лесу не безопасно путешествовать, что на ногах, что на копытах. И в лесу не скроешься от навязчивых вопросов.

– Нигде нельзя быть уверенным в безопасности, но в лесу, по крайней мере, можно найти, где остановиться на привал.

Группа людей изучала всадников пристальными взглядами. Тот, что сидел справа от лысого, мужчина лет тридцати с шершавой русой бородой и в меховой шапочке, сплюнул наземь, поднося к себе жареный кусок мяса на железном прутике.

– Устали небось с дороги? – спросил лысый, приподняв края губ в улыбке, от чего его физиономия напомнила морду старого кабана.

– Есть такое, – ответил Дункан.

– Присаживайтесь, отдохните. Составьте нам компанию.

Один из сидящих за костром косо посмотрел на девушку, что ехала вместе с наёмником. Её выделяло платье. Мужчина слабо улыбнулся, не сводя с неё глаз.

Конь подступил ближе к костру. Дункан слабо подтолкнул девушку, жестом говоря, чтобы та плотнее натянула на себя накидку, а сам осматривался. Помимо костра на опушке слева от сидячих стояла повозка. Она была накрыта тентом, и что находилось в ней, не разобрать.

– Вы охотники? – поинтересовался Дункан. Наёмник спрыгнул наземь, потом подал руку девушке, и та сошла с седла, укутавшись в накидку. Поводья коня Дункан привязал к столбу дерева неподалёку от костра.

– Конечно, мы охотники. – Лысый ухмыльнулся, посмотрев на своих товарищей, и потянулся за своим куском мяса, жаренным на стальном изогнутом прутике, воткнутом в землю возле его ног. – Сидим и пожинаем плоды нашей охоты, как видите.

– В здешних местах не так много живности, на которую можно поохотиться. – Дункан подошёл и присел рядом, Елена присела за его плечом.

– Для умелых охотников, как говорится, преград нет. Они в любом месте поймают дичь, какой пронырливой бы та не была.

Лысый снял кусок мяса, проткнув его своим толстым ножом, и поднёс к губам.

– Едете, значит, со Старого Дуба? – спросил тот, кто сидел слева от лысого, самый молодой из всех четверых, одетый, впрочем, не как они: на нём была лишь кожаная куртка, перехваченная на боку ремнём, на котором свисали короткие ножны. Сам же человек был похож на джентльмена, каких только повстречать можно: лоснящиеся чёрные волосы были гладко приглажены к плечам, а на чуть бледном лице красовались заострённые усики и тонкая тёмная полоска на подбородке. Взгляд его был аристократическим, глаза поблёскивали маленьким лукавым огоньком.

–– Да, были в гостях у одного знакомого фермера, – ответил Дункан, посмотрев на мужчину.

– Мимо столицы проезжали?

– Конечно. Путь на юг лежит как раз мимо столицы.

– А посетили праздник?

– Нет, но, говорят, там была размашистая гулянка. Со всей страны и из-за границ приехали гости. Народу не протолкаться.

– Это верно. Людей было, как муравьёв, честное слово. В один день весь город превратился в огромный муравейник, – сказал тот, что сидел справа от лысого и от Дункана.

– Мы хотели остановиться там, чтобы переночевать, но из-за этого решили не останавливаться. – Дункан смерил его взглядом.

– Чего так? Не любишь, когда много народу? – усмехнувшись, спросил лысый.

– Именно так. Да и трактиры были заполнены путешественниками. И шума много. Глаза болят, когда наблюдаешь огромное столпотворение людей, кричащих и шумящих от оваций во время праздника.

– Такая байда каждый год. – Наконец заговорил тот, кто сидел с противоположной стороны. – Тащатся, как улитки, со всех концов в столицу. А город, как огромная воронка, всасывает бесконечные потоки голов в себя. Не понимаю, как они там все умещаются-то? Народу, как чёртова туча.

– Для гостей специально открывают гостиницы на время их пребывания. – Елена опустила глаза, сказав это. Мужчина, что сидел слева, посмотрел на неё вспыхнувшими огоньками, слабо улыбнувшись.

– А вы кто сами будете? – спросил он, смерив девушку взглядом. – В Старом Дубе вы, видимо, не живёте, раз гостили там у знакомого.

– Мы из Брутспера, – моментально ответил Дункан.

– А, хороший городок. Большой, не как столица, правда, однако ещё один оплот цивилизации на многие мили вокруг. – Мужчина с джентльменским лицом перевёл взгляд на бутыль, что лежала у его ног, и потянулся к ней. – Высокие стены из камня, узкие, но комфортные улочки, аккуратно обделанные асфальтом мостовые, террасы и тротуары из брусчатки. Я бывал там когда-то. – Он зубами открыл пробку и сделал два глотка, после чего, сморщив нос, передал бутыль сидящему возле него с противоположной от Дункана стороны.

Наёмник, по привычке своей, или по иной причине, следил внимательно за каждым движением рук каждого из сидящих.

– Тамошний градоправитель хорошо нажил своё состояние на торговле с манисийскими купцами. Да и сам он, как говорит местная тамошняя челядь, человек полный самоотдачи в любом деле. При нём город значительно похорошел.

– Уверен, слухи эти распространяют те, кому в карманы были отвалены сребреники. – Сплюнув, мужчина сделал глоток, после чего, с таким же сморщенным лицом, передал бутыль тому, кто сидел слева от него.

– Каждый имеет право получить свою заслуженную долю от работы и нажить своё состояние, – промычал, жуя и чавкая, лысый. – Что же он, не человек что ли?

– К тому же, коррупционных инцидентов замечено не было, – сказал мужчина в кожаной куртке.

– Это потому что градоправитель умеет заметать следы. И делает это отменно, – не отступал от своего человек, сидящий с противоположной стороны от Дункана.

– Но сейчас, как я слышал, в городе творится что-то странное, – наконец встрял в разговор тот, кто сидел справа от наёмника.

– И что же? – поинтересовался Дункан.

– А хер его знает. – Мужчина сделал большой, звонкий глоток, после чего бутыль наконец дошла до лысого. – Говорят, что люди там безвестно пропадают. Каждую ночь на четверг каждую вторую неделю. И того, два раза за месяц.

– Интересно… – Дункан соорудил задумчивую мину.

– И пропадают бесследно. Вот был человек, и раз – нет его!

– Да, наверное, выходят за пределы города, и попадают в капканы, расставленными охотниками, или в лапы нечисти какой-то. Ведь, братва, подумайте сами – вокруг Брутспера топи.

– Болотная нечисть, думаешь, причастна к исчезновению? – спросил лысый, сделав два глотка, с гладким лицом закрыв крышку.

– Ну а кто же ещё, ёпт?

– Но вот что странно: пропадают, в основном, молодые девушки, лет так восемнадцати, и сугубо токмо девственницы.

– Наверное, у них в городе завёлся обычный маньяк, который любит прекрасный женский пол, и который жадный, что есть мочи.

– Поэтому они и пропадают? – лысый скривил брови. – Бесследно?

– Именно. Как говорится: убью, но никому больше ты не достанешься.

Тут вся компания залилась смехом. Дункан слабо и уныло подхватил их волну, дабы не выделяться. Елена, вместо этого, обегала взглядом окружающую опушку. Её внимание привлекала повозка. Уже очень странно она была отодвинута к краю, к стене деревьев.

– Поэтому, – сказал мужчина с джентльменским взглядом, посмотрев на Елену, та взглянула на него, – будь осторожней, красавица, когда приедешь в город. Надеюсь, твой спутник умело обращается с клинком? Такому милому личику нужна хорошая защита. Не только в городе, но везде.

– Не сомневайся в этом, – холодно ответил Дункан. – Ну а насчёт нечистой силы, я думаю, это перебор. Согласен с тобой. – Он посмотрел на сидящего справа. – В городе завёлся обычный маньяк, которого скоро изловят.

– Скоро, да не скоро. Эта хмурь длится уже не один месяц, можно сказать. В городе уже паниковать начинают. У потерявших прекрасных дочерей матерей истерика, отцы волосы рвут на голове, не знают, что им делать. Уже и к градоправителю обращались с требованием разобраться. Тот безукоризненно отвечает, что делает всё возможное. А исчезновения до сих пор продолжаются. В скором времени в городе не останется ни одной девственницы.

– Печально. Девственницы самые падкие на это дело.

– Ни все, ни все, – откинувшись назад, мужчина в кожаной куртке как-то мечтательно взвил взгляд в небо. – Некоторые, как брёвна: робкие и пугливые, только коснись их; другие же сами оттрахают тебя, сорвав с тебя одежду.

– Не знаю, как вам, но вот у меня один раз был быстрый романчик с одной сочненькой деревенской курочкой…

– Ну-ка, подробней. – Залился интересом темноволосый мужчина.

– Ну что рассказывать то? Ехали мы как-то с братвой мимо села одного. Село небольшое такое, на отшибе города. Ну, заглянули мы, стал быть, в местный кабак. Устали с дороги, непомерно. А в кабаке там старый вонючий хрыч заправлял, полуглухой, потому что я его просил налить мне чистого спирту в стакан, а этот козёл налил какой-то навороченной водки, наверное, для него спирт и водка – это одно и то же. Ну я, конечно же, не одобрил это, и разбил старикану морду. Ну и говорю: какого хера ты травишь своим пойлом честный народ? Втираешь бодягу всякую? Я же сказал: налей мне чистого спирту! Тот, значит, начал мямлить что-то, типа только водка есть. Ну я ему, значит, говорю: «Либо гони назад сребреники, либо ищи мне спирт». Ну а у него бегали в помощницах две молоденькие такие девочки, симпатичные весьма: одна блондинка, пышногрудая, жопа как горный орех. Видели такие когда-нибудь? Я видел. На ярмарку привозили, из Аланариса. Ну вот, значит, такая из себя красотка. И брюнеточка, худенькая, тоже ничего, есть за что ухватиться. Ну вот эта брюнеточка и говорит мне: «Мол, может, решим этот вопрос как-нибудь? Не надо старика калечить». Просила меня молящими глазами. Ну я и нашёл решение: занялся её жопой в сарае, неподалёку от кабака. Запашок неприятный там был, но от этой сосочки пахло, что надо. В общем, расплатилась она своей натурой. А старика я оставил в покое. Мало того, согласился пить его дрянь, другой же не было. Вот на какие чудеса способна женская натура. А ведь она была девственница, что и без всяких там пропаж в Брутспере в наше время – диковина редкая.

Елену от этого рассказа перекосило. Девушка вздула губы, смотря куда угодно, только не на этого похотливого словоблуда.

Дункану стало стыдно. Ему одному было известно, кто сидит перед этими грязными и неотёсанными болванами. Кто внимает их мерзопакостной речи. И он потёр лоб своей ладонью в перчатке.

– Интересный рассказ. А главное – с моралью. Женская душа способна сотворить с мужчиной всё что угодно. И то, что в наше время девственниц всё меньше, тоже правда. – Тот, кто сидел справа от Дункана, слабо ухмыльнулся.

– Всё-таки, с нами девушка. Можно было бы и отстранится от конкретизации некоторых моментов, – подняв тяжёлый взгляд, сказал Дункан.

– Ой, я и забыл про это, – фальшиво сожалея, мужчина, который рассказывал эту историю, приложил руку к губам. – Приношу, мадам, мои наиглубочайшие извинения.

Но Елена не обратила на него внимания. Её взгляд всё время притягивала та повозка. Чуть склонившись, она заметила выглядывающий из-за её края конец чьей-то руки.

– А вообще, бабы любят, как это называется… открытость и честность. А я открыт в своих выражениях и честен в своих словах, – не умолкал гнусавый голос мужчины.

– А ты? – вдруг спросил мужчина в кожаной куртке, горящими и как-то странно улыбающимися глазами смотря на Елену. – Ты у нас не потеряла невинность? Ведь в наше непростое время сохранить её очень-очень трудно.

Елена возмутилась такому дерзкому вопросу.

– Да как ты смеешь спрашивать меня о таком?! – Она налилась злостью, резко встала. – Ты! Несносный, грязный оборванец!

Сидящие залились смехом. Лысый обернулся к девушке, прострелив её своим кабаньим взглядом.

– Вы смотрите-ка, какая бойкая попалась. Наверняка одна из тех, которых описал Кнут: бойкая, робкая недотрога.

Дункан помрачнел. Он не спускал взгляда с повозки, которая также привлекала его внимание. В которой он также заметил странную деталь.

– Это уже слишком, мужики. Вы перегнули палку. – Наёмник посмотрел на каждого, остановившись на мужчине в кожаной куртке.

– Моя палка никогда не гнётся, – съязвил тот, кто сидел с противоположной стороны костра. – Не горячись ты так, красавица. Всё-таки, вопрос этот прозвучал, так сказать, с деловой точки зрения.

– Да пошёл ты в задницу, челядь необразованная! – взвилась раздражением девушка.

Смех стал ещё сильнее.

– Что у вас в повозке? – вдруг спросил Дункан и его вопрос в момент прекратил нескончаемый смех мужчин. Те замолчали, все разом посмотрев на него.

– Добыча, – холодно ответил лысый, щурясь и смотря на наёмника своими тёмными, поблёскивающими ложью глазами.

– В этих краях не так много дичи водится, чтобы повозка была заполнена до краёв. – Наёмник вперился в лысого холодным, серым взглядом, в котором веял дух недоверия.

– А мы из тех охотников, для которых нет никаких преград… – размеренно проскрипел голос лысого. Он не спускал глаз с Дункана, его щёки пробрало лёгкое подёргивание.

На миг повисла тишина. От былого смеха сидящих не осталось и следа. Всё разом переменились в выражениях лица, как-то оскалились, по-волчьи, вот-вот готовые кинуться на жертву и разорвать её.

Девушка чуть отступила, осматривая каждого. Дикие взгляды были обращены к ней, взгляды, наполненные животностью и хладнокровием. Даже тот самонадеянный темноволосый джентльмен перекосил лицо. Елена увидела в его уже горящих глазах, прячущихся под сводами густых тёмных опущенных бровей, истинную сущность его природы.

Дункан вскочил. Резко поднялся и лысый. Он был ниже него на голову, коренаст и могуч. Блеснул в его руке стальной топор. Тут же вскочили и его дружки. Все разом обнажили клинки. Тот, кто был за плечом у лысого – видимо, главаря их шайки, – из-под боков вынул два кинжала.

Бандиты обступили наёмника полукругом. Горел и трескал за их спинами сухими дровами багровый огонь, унося ввысь неровный седой дым.

– Зря вы забрели сюда, – брызжа слюной, лысый оскалил свои неровные пожелтевшие зубы в насмехающейся улыбке. – Назад, как и вперёд, для вас дороги нет.

– Только шевельнись, поросячья рожа. – Дункан не спеша вынул из ножен блеклую сталь. – Порежу тебя на крупные куски.

– Мы убьём тебя, сучьё, а твою спутницу отымеем по очереди и зарежем, как курицу.

И тут резко полыхнул огонь в костре, треснуло в нём горящее полено. И это был знак начала.

Лысый первый кинулся на Дункана. Наёмник резко оттолкнул девушку, парировал рубящий наискось удар топором, и тут же отпрыгнул от летящего в него клинка сбоку. Бандит в меховой шапке наступал на наёмника рубящими и колющими. Дункан увернулся от бокового удара, нанёс контратакующий рубящий удар от правого плеча, но он был пойман прочным блоком. Тут же тучей налетел лысый. Занеся топор над затылком, он с криком, похожим на хрюканье кабана, атаковал наёмника. Дункан ушёл от размашистого удара пируэтом, оказался под правым боком лысого и саданул его туда с локтя, на мгновение оттолкнув плечистую тушу от себя. Второй появился из-за спины лысого. Вновь атакуя наёмника, бандит в меховой шапке сделал выпад остриём меча вперёд. Дункан увёл его атаку ловким вольтом, перелив вес тела с правой на левую ногу, и поразил бандита точным попаданием в солнечное сплетение. Тот навалился, слабо и хрипло вскрикнув, на клинок наёмника, всё глубже нанизываясь на него, как мясо на стальной прутик.

На всё ушло одно мгновение. Резко развернувшись, пропуская через себя поражённого бандита, Дункан присел и зафиксировал летящий сверху рубящий удар мечом, пнул в пах ногой третьего, развернулся, соприкоснувшись своим мечом с лезвием серебряного топора. Раздался глухой лязг бьющейся друг о друга стали. Дункан прокрутил своим клинком вниз, раскрывая широкую грудь лысого, оставляя её без защиты, и тут же напорол её на остриё своего меча. Клинок вошёл в тело низкорослого здоровяка, как нож в масло. Тот хрюкнул в попытке что-то крикнуть, но хрип до того сжал его горло, что сделать это не получилось. Последний звук, который издал лысый в своей жизни, было отрезанное хрюканье. А потом он тучно свалился наземь, распластав руки по покрову зелёной травы, что в скором времени окрасилась в багровый цвет от пролитой крови.

Остались двое. Тот, что был поражён в пах, пришёл в себя и вновь кинулся на наёмника в атаку, разъярённо крича на лету. Дункан сбил траекторию его клинка взмахом своего меча. Меч бандита провалился. Подогнувшись на передней левой, он сделал выпад колющим. Дункан вновь успешно парировал его атаку, отступая назад маленькими шажками. Тогда бандит стремительно атаковал его непрекращающимся напором ударов, наносящихся с разных сторон. Наёмнику пришлось отступать. Этот оказался куда проворнее и любой контратакующий выпад мог стоить ему необратимых последствий.

Елена забежала за коня и спряталась. Тот нервно брыкался, привязанный к столбу дерева, громко ржал и бил копытами о травянистую землю.

Дункан всё отступал. Последний, четвёртый, завертелся в вихре атаки, выпрыгнув из-за плеча своего дружка. Дункан увернулся от его атак пируэтом, резко отринул. Парировать такие атаки было очень сложно.

Третий занёс меч над головой. Дункан опёрся на подогнутые ноги, принял удар сверху мёртвым блоком, потом резко крутанул клинок влево, опуская меч бандита вниз, саданул его лбом, потом пнул размашисто ногой в грудь, заставив его выронить свой меч, и с громким криком пронёс клинок за своей головой и срубил голову разбойника с его плеч. Багровый фонтан выплеснулся из перерубленной шеи, окропил плечи и грудь падающего на живот тела, полил траву, окрасив её в кровавый цвет. А голова, слетев с плеч, упала в её пышный покров с застывшей гримасой отчаянного крика на губах.

Дункан резко переступил, встав в боевую стойку. Остались только они: раззадоренный смертями наёмник и бандит в кожаной куртке, крутящий блеклые кинжалы меж своих пальцев.

Темноволосый оскалил зубы в улыбке.

– Именно мне достанется честь убить тебя. И именно мне одному достанется награда – я трахну твою спутницу. И сделаю это не один раз. А потом изрешечу её тело на полоски и оставлю на пир воронам.

Дункан с рыком кинулся на бандита. Тот умело уворачивался вольтами, однако его кинжалы были слишком коротки, чтобы достать до тела наёмника. Переступая ногами, бандит прогнулся под рубящим ударом, вынырнул из-под руки и резанул Дункана в бок. Тот вскрикнул, спешно отходя и оборачиваясь, на что словил двойной колющий удар кинжалами в район солнечного сплетения и живота. Отражать такие было крайне неудобно. Клинки бандита были мелкими по сравнению с его мечом. А рана, нанесённая бандитом, давала о себе знать ноющей болью от каждого резкого движения любой части тела. Отступая, Дункан плясал в кружащемся танце, поддаваясь навязыванию такта ловким и умелым разбойником. Стоит отдать ему должное – сражаться с Соколом на равных, тем более диктуя ему свои условия в этой смертельной партии, мог только действительно отличный боец. Темноволосый был именно таким.

Они прокружились по всей опушке, создав собой одну большую воронку. В миг сражавшиеся оказались возле повозки, а через некоторое время и возле коня наёмника. Тот встал на дыбы и дико заржал.

Дункан зафиксировал оба клинка в прочном блоке. Их лица сомкнулись, разделяемые сталью. Наёмник смотрел в горящие глаза бандита: они насмехались над ним. Взгляд Дункана был непоколебим: безэмоциональным и холодным.

Вдруг послышался приглушённый стук, словно камнем ударили по стволу дерева. Бандит резко подкосил ноги, ослабил хватку, его глаза потекли. Он свалился. За его спиной стояла Елена, держа в руке здоровый камень. Её удар был не таким сильным – камень был чист, на нём не было крови, – но от неожиданности бандит выбыл из равновесия. Не теряя ни минуты, Дункан с рыком вогнал остриё меча под дых разбойника, слегка осевшего на подкошенных ногах. Тот вскрикнул, раскрыв рот, из которых потекли узкие багровые струйки. Его глаза пронизали небо, а потом закатились. Тело свалилось набок, дыхание прервалось.

Наёмник отступил назад, облокотившись спиной о ствол дерева. Его меч был залит кровью от основания и до эфеса. Переводя дыхание, он согнулся. Потом посмотрел на Елену. Та стояла, словно онемевшая, глядя на тело убитого бандита. А потом посмотрела и на другие тела. Сказать она ничего не могла, ибо к горлу подступал тяжёлый ком. Её грудь, сжатая корсетом, нервно вздымалась, камень как-то сам вывалился из её ослабших пальцев.

– Эй, спасибо. Сам бы я, наверное, не справился… – отдышавшись, сказал Дункан, исподлобья смотря на девушку. Та лишь молча посмотрела на него.

Потом наёмник зашипел, схватился за левый бок. Кожаный нагрудник, старый и слегка дряблый, и кольчуга под ним были запачканы багровыми пятнами.

– Тебя ранили? – спешно подойдя, девушка положила на его бок ладонь

– Ничего серьёзного. Обычная царапина.

– Надо посмотреть, и обработать, при необходимости. Иначе заражения не избежать.

Спустя некоторое время Дункан сидел перед костром в одной тёмно-коричневой рубашке, задранной кверху. Нагрудник и кольчугу пришлось снять. Елена умело обрабатывала его рану спиртом, найденным у бандитов в той бутыли, из которой они пили. Сказать честно, Дункан в очередной раз удивился её умению совладать с собой после вида крови. И, кроме того, она умело обращалась с раной, аккуратно поливая её жидкостью с весьма едким запахом. Достав из одной из сумок какую-то ткань, Дункан разорвал её и перебинтовал себе бок. На всё ушло минут десять. Солнце уже сходило со своего пика и медленно, но неутомимо наступал вечер. А вместе с ним и холодало ещё сильнее.

Закончив с раной и одевшись в кольчугу, наёмник затянул пояс. Посмотрев на повозку, он подошёл к ней. В нос ударил резкий запах крови. Зайдя за повозку, Дункан увидел два мёртвых тела: одним был мужчина, лет тридцати, в крестьянской рубашке с меховым воротничком, серых штанах и сапогах с высоким голенищем; второй лежала молодая, истерзанная полуобнажённая женщина. На её теле с кровяными подтёками распластались следы насилия.

– Суки… – прорычал Дункан сквозь стиснутые зубы, потом сплюнул.

Девушка шла к нему.

– Стой там! – приказал он Елене, вытянув руку.

– Почему? Что там? – спросила она, выглядывая из-за стороны.

– Стой там! – нервно повторил наёмник. – Вернись к костру и сядь к повозке спиной! И чтобы не оборачивалась!

– Но…

– Делай, что говорю!

Елена понурила голову, но сделала так, как велел наёмник. Она прошла к центру опушки и села перед костром, обхватив колени руками и глядя на то, как пламя нервно танцует в сооружённом из малых камней круге.

Наёмник раскрыл тент. В повозке были бочонки, корзины и сундук. Кроме них, как удачно, лежала лопата. Взяв её, Дункан зашёл за повозку и подошёл к одному из деревьев, после чего начал энергично копать. Лопата жадно вгрызалась в землю, разбрасывая вокруг ног наёмника крошками тёмную почву.

Прошло много времени, прежде чем Дункан выкопал яму. На это ушли его последние силы. Он устал.

По одному он перетащил тела двух убитых к яме и аккуратно сложил их, рядом друг с другом. Кем они были друг другу при жизни? Мужем и женой? Любовниками? Сейчас они соседи в одной общей яме, которая засыпалась отрывистыми махами лопаты, вгрызавшейся в рассыпающийся холмик тёмной почвы у её края.

Спустя некоторое время она была засыпана, а на ней Дункан насыпал небольшой холмик.

Потом резким махом воткнул лопату в землю, вытер лоб и пришёл к костру, уставши сев на одну из подстилок рядом с Еленой.

Девушка посмотрела на него.

– Что там было?

– Там были плоды творения человеческой жестокости. – Дункан ответил холодно, смотря на костёр.

Глаза Елены наполнились печалью. Она вздохнула, опустив подбородок на сложенные на колени руки.

Так сидели они молча очень долго и наблюдали, как вечерние сумерки окутывают горизонт деревьев перед ними, от чего их верхушки окрашивались в тёмный.

– В повозке есть еда. Перекусим и двинемся дальше, – спокойно сказал Дункан.

– Что-то у меня аппетита нет… – грустно сказала Елена.

– Забудь это, как страшный сон.

– А как же тела, разбросанные по опушке?

– Представь просто, что их здесь нет.

Спустя некоторое время они ели и пили возле костра. В повозке были найдены окорока зажаренного мяса, засушенная рыба, хлеб и готовая гречневая каша. Из питья были яблочный сок и виноградное вино. Выбрали вино. Девушка выпила два бокала, закусывая его мясом и кашей. Дункан выпил вдвое больше.

А потом, поев и взяв с собой то, что можно было увезти, они отвязали коня, сели и поехали на юг, к темнеющему горизонту высоких хвойных деревьев.

Вестибюль царского дворца, окунувшийся в сумрак, был просторен и пуст. Белые стены богато отделанного помещения гладил хмурый отблеск дневного света, проникавшего сюда через высоченный проход, обставленный с обеих сторон распахнутыми дубовыми инкрустированными дверями, неимоверно огромными. К центру помещения росла световая дорожка, что выделяла на полу из белого кафеля все его царапины неровные линии, за не одни десятилетия постепенно портившие эту ровную гладь, на каждом прикосновении чьих-либо подошв отдающую гулким эхом, уносящимся во все части переднего парадного вестибюля, устремляющимся вверх по белоснежной мраморной лестнице, проникающим во все ответвления дворца на втором этаже, перекрытом балюстрадой, и выше, к куполообразному потолку.

За вторым этажом шёл третий: белая лестница с двух сторон поднималась на три десятка ступеней на непросторную площадку, а потом уходила ещё выше, разворачиваясь в обратную сторону, и приводила на балкон третьего этажа, последнего. Балкон этот был перекрыт серебристым парапетом, тонкие вертикальные линии в нём, которые доходили стоящему до пояса, были инкрустированы перламутровыми камушками, что покрывали чистую и гладкую сталь своеобразной блистательной пудрой. Любая балюстрада, любой парапет, любой подоконник здесь был выстроен и выкрашен с особым энтузиазмом.

Здесь, на третьем этаже, в разные части дворца уходили тонкие коридоры. Тут же располагались тронный зал, царская опочивальня, покои царевича Якова и царевны Елены. Последние уныло пустовали. Распахнутые белые дверцы открывали проход на просторный балкон, спрятанный под свисающими с гранитного карниза лиловыми занавесками, что сейчас нервно колыхали от проникновения в комнату царевны сильного сквозняка снаружи. Закрыть дверцы балкона было некому.

В других же покоях, в покоях её брата, одиноко не было. Там томился в одиночестве сам царевич, прикованный пленом к своей комнате без возможности куда-либо выбраться. Двери его балкона были заперты настежь и единственными источниками света были маленькие, тонкие полосы дневного света, пропускаемые через серые занавески, закрывающие узкие двустворчатые окна.

Яков мрачно сидел на стуле возле бурого круглого стола в углу комнаты, погружённый в тень. Он вцепился пальцами в рубцовые подлокотники, отчаянно стараясь сдавить их своими ногтями. Его лицо дёргалось, дыхание было неровным. Шок всё ещё овладевал им и не стремился отпускать. Страх окутывал его сердце, заставлял смотреть в сторону дверей, запертых с другой стороны, снаружи. Там же, словно каменные истуканы, стояли двое, облачённые в чёрную броню и в приоткрытых чёрных шлемах с маленькими крыльями, выпирающими в профиль возле висков.

Царевича пленили, и охраняли его в этот холодный и тёмный час чужие.

И сам дворец для мальчика сейчас был чем-то чужим, не родным. Ставшим таким в одно мгновение ока. Его белые стены помрачнели и посерели в глазах царевича. От них, некогда отдающих домашним очагом, светом и любовью, сейчас источался холодный сквозняк безразличного равнодушия. Стены эти стали цвета осеннего дождя: хмурого и серого, льющего нескончаемую скорбь по некогда радостным и светлым дням. Дням, которые так резко и внезапно покинули этот дворец. Улетучились смех и веселье, улетучилась в один миг радость. Пролитая кровь пропитала стены дворца аурой смерти, грустью и тоской. И более солнечные лучи не пробивались сюда сквозь узкие двустворчатые оконца.

Но вернёмся сейчас на первый этаж. Туда, где кафельный пол лижет узенькая световая полоса, похожая на лунную дорожку, на которой сейчас отображался силуэт вошедшего внутрь человека. Человеком этим был Климек. Наёмник из синдиката Соколов стоял в проходе, внимательно осматривая передний дворцовый вестибюль. Его глаза вторили его циклопическому величию. Стены, увешанные канделябрами, сейчас потухшими, огибали широкую просторную лестницу, ведущую на верхний ярус дворца. Всё манило и притягивало его внимание. Не часто наёмник посещает царский дворец, но сегодня приглашение, полученное им от посла, стало для него неожиданностью.

На рассвете в дверь его комнаты, снятой на втором этаже городской таверны, раздался размашистый стук. Климек, с трудом проснувшись, слабо повернулся. На его плече лежала женская рука. Наёмник, зажмурившись спросонья, глянул в сторону выхода. Потом он лениво встал, скидывая с себя серое тонкое одеяло. Позади него раздался слабый сонный стон. Голая девица со спутанными в кудри тёмными волосами перевернулась на спину, раскрывая сонному взору все прелести своего тела, потом отвернулась к стене, сквозь сон нащупав внезапно соскользнувшее с её голых плеч одеяло, и укуталась в него плотнее.

Наёмник, не одеваясь, подошёл к двери и открыл её. На пороге стоял какой-то человек. Не похожий на воина, в плаще и с накинутым на голову льняным плотным капюшоном. Что-то сказал. Всё ещё сонный Климек муторным разумом разобрал кое-что. Тот что-то сказал ему про дворец, и про то, что там его ждут на аудиенцию. Сказал, что дело срочной важности, и что любые отлагательства недопустимы.

Потом этот человек учтиво поклонился и пошёл прочь. Климек, раздосадованный тем, что его разбудили в такую рань, и тем более тем, что лишили утреннего секса с его напарницей по постели, пошаркал босыми ногами по кривому полу комнаты. Остановившись возле кровати, он упёр руки в бока, посмотрел на спящую девушку.

«Срочной важности дело? Не терпит замедлений? Хм, а может, всё-таки, отработать по-быстрому время, уплаченное за ночь и за это утро в придачу? М-м, нет… Удовольствие нужно растягивать, как следует».

Потом он вздохнул и стал молча одеваться. А девушке, что всё ещё спала крепким сном после бурной ночи, что лишила её всяких сил, он положил на стол несколько сребреников.

«Чаевые. За прекрасно проведённое время».

И уже через десять минут он поднимался по ступеням ко входу в царский дворец. Площадь вокруг как-то странно запустела. Но были здесь и другие детали, бросающиеся в глаза: брусчатку покрывали в некоторых местах слипшиеся кровяные линии.

«Что ещё за чертовщина?» – постоянно спрашивал себя наёмник, внимательно осматриваясь. Он то, увлечённый прошлой ночью бурными услаждениями с трактирной путаной, и не подозревал о резни, разбушевавшейся здесь в то же время.

Но вопросы сами собой отошли в сторону, как только его глаза вперили в просторное помещение вестибюля.

«Такого мои глаза ещё не видели».

И конечно же! О чём и думать? Даже в его гнезде, в замке синдиката, в Бостпиле, всё гораздо скромнее и угрюмее: стены выпуклые и уже заплесневелые, серые. Пол такой-же. Потолок часто протекает под проливными дождями. Из достопримечательностей можно выделить только канделябры, но и те относятся к таким только из-за своего старинного раритетного вида.

Климек как-то завистливо вздохнул, после чего пошёл по это тоненькой световой дорожке к лестнице, а его силуэт становился всё больше и больше.

Поднявшись, наёмник оказался на втором этаже вестибюля. Прямо вперёд уходил узкий, длинный тёмный коридор, совсем пустой и беззвучный, словно был это туннель куда-то за грань материального. А на конце его царила тьма.

– А, господин Климек! – услышал наёмник голос, налитый западным акцентом. – Прокуратор Ярген уже ждёт Вас в своём кабинете. Прошу, следуйте за мной.

Климек обернулся влево. У входа в одно из ответвлений стоял посол Луций, как всегда, с умилённой улыбкой на своём бледном лице.

Наёмник молча направился к нему. Тот развернулся и вошёл в тёмный коридор, уходящий в северо-западную часть дворца.

Они шли по нему молча. С обеих сторон сгущались тёмно-серые стены, на которых на больших расстояниях висели в подсвечниках одиноко горящие свечи. Пол был укрыт красным бархатистым ковром с золотой прошитой границей на его краях, что начиналась от начала и протекала параллельно с ним до конца. Каждый шаг их подошв был беззвучен, ибо терялись они в пышном покрове этой искусно вышитой ткани. На нём было множество рисунков, каких-то странных и непонятных. Климек, чтобы скоротать время, потупил взгляд вниз и смотрел на него. А те, слившись в сумраке комнаты, протекали в обратную от него сторону. И когда наёмник долго и усердно старался выловить хоть один из них, увидеть, что он из себя представляет, у него слабо закружилась голова. Подняв взгляд, наёмник оставил эти рисунки нераскрытыми.

Наконец за поворотом показалось блеклое свечение. Они вышли и впереди замыкала коридор дубовая светло-коричневая дверь. Возле неё, подняв алебарды, стояли двое стражников. Над дверью свисало бархатистое полотно сиреневого цвета, и по его центру, в позолоченном венце, были выкрашены две жирные и позолоченные буквы: «П.Р.».

– Вот мы и на месте. Прошу, прокуратор ждёт Вас.

Луций посмотрел на Климека взглядом, наполненным поблёскивающими огоньками. Учтиво указав жестом вытянутой руки на дверь, посол слабо улыбнулся.

Климек холодно посмотрел на него, после чего прошёл к двери. Стража открыла её, и наёмник шагнул в комнату.

Она была просторной. По центру, под потолком куполообразной формы, висела огромная люстра. Под ней стоял массивный чёрный прямоугольный стол с задвинутыми по обеим сторонам к нему шестью широкими стульями с высокими, обшитыми кожей, спинками, такими же чёрными. Горели на столе в серебристом канделябре, внешне напоминавшем раскидистые в разные стороны пышные ветви, маленькие огоньки свеч.

Справа у стены громоздился огромный книжный шкаф тёмно-бурого окраса. В слабом сумраке комнаты его затенённое очертание придавало ему мрачный вид. Маленькие многочисленные дверцы с резными ручками на нём, расположенные на каждом ярусе шкафа, наполовину состояли из украшенного рисунками стекла, за которым покоилось неисчислимое количество переплетённых в кожаную корочку томов.

С противоположной стороны стену закрывала просторная картина. Можно было сказать, что она вся представляла собой стену, на которой на полотне были изображены масштабные события истории: кругом бушевал огонь и воины, коих было неисчислимое количество, бились друг против друга. Рассматривая картину более внимательно и с более близкого ракурса, можно было различить воюющих с обеих сторон: с одной это были люди, с другой же оружие держали эльфы, гномы, волколюды и минотавры. Почему их можно было различить, лишь хорошо присмотревшись? Все они, подобно муравьям, маленькие чёрные точки, кружащиеся в нескончаемом вихре сражения вокруг огромного человека, гордо смотрящего вдаль, за горизонт. Этот человек был похож на ту статую на площади перед дворцом: такая же осанка, такой же львиный оскал его грозного лица, такая же одежда на нём. Несомненно, важной деталью всей этой масштабной панорамы был несомненно он – царь Валдислав, прозванный среди людей героем, а среди нелюдей – кровавым Мясником.

За большим чёрным столом, меж двух полукруглых выпуклостей в стене, похожих во вросшие в неё колонны, находилось огромное прямоугольное окно, от самого пола уходящее вверх, до древесного карниза, висящего под самым потолком.

Возле него, скрестив руки за спиной, стоял лицом к раскрывающемуся за стеклом ковру шатровых крыш городских домов и других строений прокуратор.

Климек прошёл к центру, положил обе руки на край стола и чуть нагнулся, исподлобья глядя на него.

Ярген медленно обернулся, держа свою осанку ровной, посмотрел на пришедшего и слабо улыбнулся.

– Добро пожаловать в царский дворец, господин Климек. Надеюсь, он произвёл на Вас впечатление.

– Меня не часто приглашают в царские дворцы, и поэтому мои глаза не часто видят их великолепие. Но этот дворец просто великолепен. Мои глаза тонули в его величии. Словно… не люди, а боги возвели его.

– Люди умеют создавать величие, поверьте. Этот дворец строили лучшие архитекторы, причём не только из Венерии. Были приглашены первые мастера из Манисии. А какие там дворцы… Вы, видимо, не представляете. Тамошний климат более благоприятен для них, и поэтому они выглядят там ещё великолепней, чем здесь, наш.

– Я слышал, что страна на юге называется «страной лучезарных башен». Уверен, что это название неспроста.

– Её назвали так по трём башням, находящимся в городе Кронвиц. В центре этого города есть один квартал, окружённый стенами. Своего рода это крепость, в которой находится кафедра архиерея Августа Ванорзиса. Три башни символизируют три столпа: первый столп, это вера – наиглавнейшая привилегия, дарованная людям во имя их спасения Всевышним. Вера помогает, спасает, лечит. Она как путеводная звезда на ночном небе – указывает праведным дорогу, а сбившимся с пути помогает на неё вернуться. Второй столп – это власть царя, земная власть людей, которая воплощает в реальность власть Всевышнего. Царь – помазанник божий, его самый верный слуга, а его подчинённые – его верные слуги. Третий столп – это народ, то, что удерживает власть земную, не давая кануть миру в пропасть. Как вы считаете, господин Климек, что важнее из всего этого трёх?

Ярген не спеша подошёл к столу, держа руки за спиной, и смотря на наёмника. Тот задумался, это было видно по выражению его сморщившегося лица. Он бегло пробежал глазами по столу, а потом ответил:

– Нельзя выделять из этого что-то одно, верно ведь? Выделишь одно, вырвешь его из Священного Трио, и единство рухнет. Выделишь веру – и жизнь может потерять всякий смысл, так как живём мы в мире материальном, в мире смертном. И все будут стремиться поскорее увидеть бога. А бог наказал всем жить долго и счастливо. Выделишь власть царя – и тот станет деспотом, тираном, ставящим себя выше любых законов, даже выше святых Заветов. А выделишь народ…

– И мир наш погрязнет в пучину невежества и хаоса. – Прокуратор ответил заранее, не дав договорить наёмнику. – Да, Вы правы. Единство важно. Единство везде и во всём. Нельзя воспринимать одно из трёх как главное и затмевающее собой всё остальное. Такие есть, на самом деле. Отшельники и фанатики, которые считают, что вера важнее всего, другие считают, что единственная власть, которую мы видим и осязаем, – это власть царя. Ну а третьи бредят идеями народовластия, хотя не понимают, что управлять народом и страной может лишь только тот, кто достоин этого.

– А кто достоин? Каждый ведь считает, что он знает больше другого. Каждый тянет одеяло на себя, – спросил Климек.

– Достоин тот, кто, идя во власть, воспринимает её не как возможность управлять, не как возможность для этого, а как должное, как тяжёлое бремя, рубящее, словно топор, по твоим плечам, как трудность и боль, и ответственность.

– Хорошее определение власть имущих, – подчеркнул Климек.

– Любой государь принимает её бремя как оковы. Многие думают, что правитель волен делать то, что он хочет. Но если бы так и было, то не было бы цивилизации людей. Правитель – самый несвободный человек среди всех остальных. Так думал и он, – Ярген указал пальцем в сторону масштабной картины, – царь Валдислав, когда становился первым правителем объединённого государства. Такого, каким мы его знаем сейчас.

– Его профиль, изображённый тут, сильно похож на статую, стоящую на площади. – Климек посмотрел на огромную картину.

– На самом деле, эта картина очень даже молода. Статую выстроили после смерти царя Валдислава. Картину же нарисовали ещё во времена правления царя Константина, моего деда, в пору его юности. Видите ли, царь Константин был ярым поклонником царя Валдислава. Он считал, что все поступки того – справедливы и все решения по достоинству неоспоримы. Во многом мой дед хотел походить на легендарного правителя прошлого. Но нельзя становится похожим на кого-то, а нужно быть собой и творить историю, действуя по своим собственным убеждениям. Он это понял, в конце концов, когда состарился. Но лучше поздно, чем никогда. Итак, – прокуратор резко сменил тему разговора, отодвигая перед собой стул. Жестом он предложил Климеку присесть. Тот, отодвинув стул, сел, откинувшись на спинку и вытянув руку, положив её на край стола. – Как Вам у нас в столице?

– Весело, шумно. Все улицы увешаны украшениями, по ним гуляют шуты, веселящиеся, нетрезвые пары. Во всех углах бурлит праздничное раздолье.

– В эти дни наш город оживает. Данное празднество приносит уйму эмоций, и в то же время наша казна значительно пустеет. Но в этом случае деньги не так важны. Устроить грандиозный пир, проводящийся один раз в год, это обязанность. Народу нужны праздники и гулянки, чтобы отвлекаться от унылой рутины.

– Вчера все были довольны. И ничего пагубного не произошло.

– Но не в этот раз… – Лицо прокуратора резко помрачнело. Его глаза скрылись под тёмными сводами век, брови опустились в прискорбии. – Этот праздник очернила смерть царя Демитрия.

– Что?… – Климек будто потерял лицо. Его рука соскользнула с края стола. Он подался вперёд. – Царь… мёртв?

– Дело в том, что наш царь, мой брат по совместительству, долгое время тяжело болел. Болезнь протекала у него целый месяц. И вчера, за праздничным столом, кончина пришла к нему. Внезапно, в разгар кульминационного момента. Его сын, Яков, также болен. И для обеспечения безопасности и предотвращения распространения хвори, мы его поместили в карантин.

– Но если болезнь так опасна, и царь был на пиршестве, то велика вероятность того, что все присутствующие могли заразиться. – Климек с трудом переваривал первые услышанные слова. Весть о смерти царя ввела его в ступор. Он говорил, понурив голову и словно ища что-то под своими ногами. В следующие слова, льющиеся из уст прокуратора, наёмник уже не вникал основательно.

– Это исключено, – с огромной толикой уверенности заверил прокуратор. – Царь сидел поодаль от остальных, это раз. Два – на контакт прямой ни с кем он не входил. И три – как передаётся эта болезнь, мы не знаем. Но факт заражения сына, который сейчас тоже пребывает в плохом состоянии – не только от неё, но и из-за смерти своего отца, – заставляет нас предпринимать меры наперёд и не медлить. И есть ещё кое-что. Очень важное.

Климек поднял взгляд, посмотрев в холодные глаза прокуратора. Его бледное лицо источало хладнокровие на каждом слове.

– Была похищена дочь царя, Елена, прямо во время пира, когда в зале началась суматоха после смерти правителя. Куда её увели – неизвестно. Кто её похитил – тоже не известно. Есть предположения, что наши заграничные соседи могут предпринять попытки, чтобы разжечь смуту в нашей стране. Дескать, царя отравили или убили иным способом заговорщики с целью его свержения. Создав смуту, они могут поспособствовать ослаблению государства. Не хочу ничего плохого говорить о наших долголетних друзьях на юге, но исключать возможность интервенции тоже нельзя. А Венерия – самое большое государство на континенте.

– Прошу прощения, прокуратор… Я сейчас стараюсь осмыслить то, что Вы сказали ранее. Весть о смерти царя столь внезапная для меня… Я ожидал чего-угодно, но только не этого…

– Вы любили царя Демитрия? – спросил прокуратор, всё так же держа хладнокровное лицо чистым от любых эмоций. Он восседал на стуле, как на троне. Возможно, уже готовился к этому. Его руки сжимали подлокотники кресла, а спина облокотилась на его спинку.

– Демитрий сделал много хорошего для своей страны. Смерть любого царя, если он не являлся деспотом при жизни, оплакивают горькими слезами.

– Да, мрачное событие, которое принесло нам много горя всего за эту ночь и утро. Никто ещё, кроме нас с Вами и моих приближённых об этом не знает. К полудню эта весть разнесётся по всей стране. К вечеру же я выступлю с обращением к народу на площади. Так как царь мёртв, сын его болен и не может управлять государством, а Елена похищена нашими потенциальными врагами и, возможно, с помощью заговорщиков изнутри, то тяжёлое бремя власти ложится на мои плечи.

– Но почему именно я? Зачем меня вызвали к Вам?

Прокуратор на миг опустил глаза, слабо вздохнув грудью.

– Видите ли, на пиру присутствовал один из ваших соратников. Наверное, Вы это знаете.

Климек осторожно и медленно откинулся на спинку стула, вперившись в прокуратора своими наполненными непониманием, недоумением, и даже опасностью глазами.

– Господин Дункан. Многоуважаемый член синдиката Соколов.

– Да, я это знаю, – с нотой осторожности проговорил Климек, не сводя глаз с прокуратора.

– Скажите, после ночного пира он приезжал в таверну? Проводил остаток ночи вместе с Вами? Со всеми наёмниками? Вас здесь целый отряд поселился на ночёвку.

– Я не видел, – не зная, нужно ли говорить именно так, с трудом и комками выдавливал из себя слова Климек. – С полуночи я заперся в съёмной комнате с одной из… и не выходил из неё до момента неожиданного стука в мою дверь.

– Это очень важно для нас, поймите. Дело в том, что Дункан покинул пир после трагических событий. Мы не нашли ни его, ни Елены. И, смею предположить, как лицо, на плечах которого лежит ответственность, это совпадение не простое.

– Не думаете ли Вы, прокуратор, что Дункан…

– Не хочу посрамлять честь многоуважаемого воина, господин Климек. Ведь он имеет хорошую репутацию профессионала. И, к тому же, он Ваш друг. Я это понял по вашему побледневшему, как у мертвеца, лицу, когда я спросил Вас о нём. Но, как я высказался ранее, на моих плечах теперь бремя ответственности. Поэтому мне необходимы точные сведения. Иначе я вынужден повесить на Дункана ярлык подозреваемого в похищении. До приезда в столицу он ни с кем не заводил контактов?

– Нет, такого точно не было. – Климек изменился. Он сказал это уверенно, в защиту Дункана, будто намереваясь этим поставить точку и переубедить прокуратора. Но тот не переубедился.

– Вы с ним были вместе всю дорогу и перед ней? Может, он устранялся куда-либо перед отъездом?

– Не было такого. – Климек ответил снова решительно.

– Не было такого, или Вы не помните? Прошу, проймите, что от риторики Вашей зависит очень многое. В том числе то, виновен ли Дункан в похищении царевны или нет, и то, являетесь ли Вы его сообщником.

– Я заверяю Вас совершенно точно, господин прокуратор, – голос Климека постоянно срывался от возбуждения. – Дункан ни с кем в связь не вступал, никуда не пропадал.

– Но, всё же, Вы не знаете, вернулся ли он к вам после пира в таверну, или же бесследно исчез?

Климек потупил взгляд, вновь уставился в пол. На его лбу появилась испарина. И хоть в комнате было прохладно, его шея начала потеть.

– Мы обязаны проверить это. Надеюсь, Вы меня понимаете. И если в городе Дункана не обнаружат, равно как и царевну, то мы вынуждены будем объявить члена вашего синдиката в розыск по всей стране.

– Что Вы хотите от меня? – измученно спросил Климек. – Если Вы сказали всё, что хотели…

– Нет, есть ещё кое-что. И это будет не просьба, а прямой приказ будущего царя. – Прокуратор медленно подался вперёд, сложив руки на столе и мрачно глядя на наёмника. – Если узнается, что Дункан прячет у себя Елену, мы будем вынуждены арестовать его и придать суду, как сообщника с внешними врагами. Похищение царевны – это преступление.

Наконец лицо прокуратора медленно менялось, приобретало тот приветливый облик, с которым он встретил наёмника на пороге своего кабинета.

– Однако приговор может быть смягчён. Довольно-таки смягчён, если ваш синдикат приложит свою руку этом в деле. В этом расследовании. Мы знаем, что ваш синдикат переживает не очень хорошие дни. Я бы сказал – самые мерзопакостные. Репутация вашего собрата сейчас значительно поредела, о Соколах многое говорят, очень нехорошее в подворотнях, иногда откровенно плюя вам вслед. Но возможно вернуть некогда гордому синдикату былую славу. И, более того, как и ранее, когда Братство по оружию и государство шли рука об руку друг с другом, верные дружбе, возможно сделать это и сейчас. Но всё зависит только от вас. От Вас, господин Климек, от Дункана, если он не наворотит для себя приключений, и от всех членов вашего синдиката.

Климек мрачно и тяжело взглянул на прокуратора. Тот слабо улыбнулся. В тени прорезались контуры поднятых уголков его губ.

Предложение прокуратора было заманчивым, а сам он говорил красноречиво, его слова чувствовались внушительными, голос протекал твёрдо и уверенно. Но Климек мялся. Он то и дело старался сместить взгляд куда-то в сторону, бегло осматривал кабинет, тяжело вздыхал. Боги, после хорошей ночи наступило паршивое утро, в котором его ставят в очень неудобное положение. Но и ему самому хотелось знать истину: сожаление о том, что Дункан впутался в какую-то очень неприятную историю подталкивало Климека пойти на сделку с прокуратором. Ради Дункана. Ради всего их синдиката.

Наконец, после долго тянувшегося безмолвия, Климек, посмотрев на Яргена, сказал:

– Хорошо. Мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы разгладить это неприятное дело и прийти к его хорошему для обеих сторон концу.

– Вот и отлично. – Прокуратор широко улыбнулся, откинулся назад на спинку.

В дверь его кабинета постучали.

– Войдите, – приказным тоном сказал прокуратор.

Дверь открылась и в кабинет вошёл стражник.

– Господин прокуратор, прибыл капитан царской гвардии, как Вы его и звали.

– Очень хорошо. Пусть входит.

Стражник учтиво поклонился, после чего вышел. Спустя мгновение вошёл капитан царской гвардии, уверенным шагом постукивая по древесному полу подошвами своих стальных сапог с высоким голенищем. Его посеребренная латная грудь поблёскивала даже в сумраке комнаты. Ярко-желтый плащ с оранжевым подбоем окутывал его плечи, его подол нервно колыхал на каждом его шаге.

Остановившись поодаль от входа, гордо держа осанку, капитан снял шлем. Он был уже возрастным человеком, лет пятидесяти. На его треугольном лице красовалась светлая, гладкая ухоженная борода. Золотистые волосы спадали на его плечи. Зелёные глаза уверенно смотрели на прокуратора.

– Вызывали меня, господин прокуратор? – спросил капитан глубоким голосом.

– Господин Арон, я рад видеть Вас в своём кабинете. Присутствие такого высокоавторитетного не только среди царской гвардии, но в и нашей регулярной армии начальника рядом приносит уверенность и поднимает настроение.

– Благодарю за доброе слово, господин прокуратор, – холодно ответил капитан Арон и учтиво склонился.

– Ну а теперь к делу: поскольку наш царь Демитрий внезапно умер от болезни (на этих словах лицо Арона перекосила гримаса удивления, его глаза вспыхнули, он мысленно спросил: «Как?»), а его сын тяжело болен и не может править государством, я приказываю Вам дать клятву верности новому правителю Венерии.

Капитан поредел, чуть отшагнул пошатываясь. Видимо, удар его хватил от этих слов. Климек молча и даже как-то с сочувствием смотрел на него.

«Ещё одна жертва сегодняшнего утра, – подумал он про себя. – Утра, заставляющего находится в неудобном положении».

Прокуратор молча смотрел на солдата, ожидая его ответа.

– Поскольку царевич ещё жив, то по закону власть переходит к нему до момента его смерти, – наконец ответил Арон.

– Царевич Яков не может управлять государством по причине своей недееспособности из-за болезни, – холодно повторил прокуратор.

– Однако же, господин прокуратор, уж не намереваетесь ли Вы пойти против закона?

– В тяжёлые времена приходится поступать так, как того требуют обстоятельства. А они требуют того, чтобы Вы дали клятву верности новому царю, который сидит перед Вами.

Арон молча смотрел на прокуратора, тот смотрел на него. Эта дуэль взглядов повисла в комнате, напрягая царящую здесь обстановку.

– Есть ещё один наследник… – не отступая, начал Арон.

Но прокуратор перебил его:

– Царевна Елена похищена злоумышленниками. По поводу её поисков я уже распорядился.

– Как?…

– Она была похищена с самого пира, сразу же после того, как наш царь скончался.

– В таком случае, прокуратор, я поступлю так, как того требуют обстоятельства…

Брови прокуратора вопросительно приподнялись.

– Поскольку наш царь умер, при очень странных и, я бы сказал, скрытых обстоятельствах, я прошу Вас показать его тело гвардейцам.

– Мы не можем этого сделать. Царь умер от болезни, и чтобы её не распространять, мы совершим погребение в закрытом формате. Что же касается его сына, то так как он болен, мы его поместили в изоляцию. Следовательно, к нему мы ни Вас, ни всех остальных подпустить не можем.

– Однако же… Нужны доказательства, прокуратор. – Арон стиснул зубы, тяжело смотря на прокуратора.

Ярген поднялся, скрестил руки за спиной, медленно обошёл стол и подошёл к капитану. Они встали друг против друга. Капитан был чуть ниже него. Их глаза простреливали друг друга насквозь, и было ощутимо, как растёт напряжение между ними, как оно наэлектризовывает обстановку.

– Я вынужден действовать так, как того требует ответственность, капитан, – низким, монотонным голосом сказал Ярген. – Ни тела, ни царевича Вы не сможете увидеть. Или Вы хотите, чтобы болезнь поразила ещё кого-нибудь? Вы хотите ради самоубеждения подвергнуть риску весь город? Я не допущу этого.

– Тогда, – прошипел Арон, оскалив свои зубы, – ищите другого капитана, «Ваше Величество». – Последние слова капитан произнёс со скептической интонацией.

– Вы подаёте в отставку? – равнодушно переспросил прокуратор.

Но в ответ на это капитан Арон молча снял с правой груди значок командира царской гвардии и уронил его под ноги прокуратора. После этого он отстегнул плащ на плечах и тот спал вниз. Молча глядя на Яргена, капитан отстегнул тёмно-коричневые кожаные ножны на поясе. Взяв их одной рукой, он протянул ему своё офицерское оружие.

Прокуратор, холодно глядя на уже бывшего капитана, принял его меч, и не менее холодно сказал:

– Вы отстранены от службы.

Арон в последний раз сверкнул своими зелёными глазами: в них горел огонёк ненависти. А потом бесцеремонно развернулся и пошёл прочь, громко топая своими подкованными сапогами по полу и разнося эхо шагов по всей комнате. Эхо раздавалось и в уходящем коридоре, и спустя некоторое время отзвуки шагов стихли.

Прокуратор молча обернулся к Климеку, держа в руках ножны с мечом. Лежащий на полу значок командира он не поднял.

– Придётся найти кого-то более преданного на эту службу. И такие, определённо, найдутся. Ну а Вас, господин Климек, я больше не смею задерживать. Надеюсь, Вы усвоили всё из нашего разговора?

– Непременно, – сухо ответил наёмник.

– Вы свободны.

Прокуратор обошёл стол. Климек поднялся со своего стула, учтиво склонил голову, задвинул стул и пошёл в сторону выхода.

– Запомните: всё зависит только от вас. От вас всех, дорогой друг. – Услышал наёмник уже на выходе из кабинета. А потом дверь за ним со стуком закрылась стоящим рядом стражником.

Климек быстро миновал коридор, вышел к лестнице, спешно спустился по ней и покинул вестибюль дворца. Более ни он, ни что другое во дворце внимания его не привлекало.

Выйдя на площадь, он спешно подошёл к стойлу и развязал поводья своего коня. Взобравшись на седло, наёмник слабо ударил ими, и жеребец поцокал по выпуклому камню, пересекая площадь. Остановившись рядом с той высокой и томящейся в одиночестве статуей, Климек чуть нагнулся в седле, внимательно вперив свой взгляд в испачканный след под копытами коня. След, окрашенный в багровый цвет, цвет крови. И таких тут следов – и отчётливых, и размытых, – было много.

После этого наёмник ударил коня поводьями и тот в темпе потрусил через пустующую обширную площадь, оставив и статую, и дворец за спиной у своего всадника.