Читать книгу Великий комбинатор и потомки. Новые приключения. Книги 1, 2 - Илья Риф - Страница 9

   Остап Бендер, великий комбинатор, охотник за бриллиантами, специалист по рогам и копытам, бывший миллионер, геолог, воздухоплаватель и путешественник вдруг остепенился, успокоился и решил посвятить остаток жизни воспитанию своего единственного сына Ибрагима. Это было невероятно, но зов дальних странствий и приключений оставил некогда непоседливого сына турецкоподданного.

Жена его, мадам Грицацуева, обожала мужа, заглядывала ему в глаза, стараясь предупредить малейшее его желание, и никогда ему не перечила. Товарищ Бендер, бывший дамский любимец и сердцеед, уже не стремился к новым победам над слабым полом, он пресытился этим в бурные годы своей туманной молодости и, хотя не пылал страстью к своей половине, ценил ее за преданность, хозяйственность и самозабвенное исполнение материнских обязанностей. Одним словом, Остап Бендер стал примерным семьянином и его жизнь вошла в тихое русло провинциального Старгорода. Товарищ Бендер за шесть лет своей бурной деятельности много полезного сделал для молодой развивающейся республики и имел солидный текущий счет в Государственном Сбербанке. Его сбережения состояли из премий и гонораров за выдающиеся открытия в различных областях науки и техники, за научные труды и публикации; американский лимузин с откидным верхом он купил по случаю на автомобильном аукционе в Сан-Франциско, где принимал участие в международном симпозиуме, и научную монографию получил солидный гонорар в валюте.

Остап больше не жаждал славы, – теперь он хотел быть простым человеком, и получить свою долю обыкновенного человеческого счастья. Его сын, его наследник, – вот что сейчас заботило товарища Бендера; он начал учить шестилетнего Ибрагима грамоте и физическим упражнениям – на это уходила уйма времени. Кроме того, Остап взялся за обустройство своей новой обители. Мадам Грицацуева не могла нарадоваться на мужа и по вечерам молилась богу, благодарила его за свалившееся на нее неожиданное счастье. После того, как НЭП приказал долго жить и свобдная торговля исчезла, мадам Грицацуева сдала свою бакалейную лавку местному Горкоопторгу, оставшись работать в бывшем своем заведении заведующей и продавщицей в одном лице; жена по утрам уходила на службу, а муж предавался исполнению своих отцовских, а также хозяйственных обязанностей. Старые дореволюционные громоздкие дубовые шкафы, железные скрипучие кровати и увесистые солдатские табуретки Бендер порубил и распилил на дрова, а в магазине Старгородского Древторга приобрел новую мебель: светлые легкие шкафы и буфеты со стеклянными дверцами, кровати с матрацами на пружинах и двенадцать обтянутых цветастым ситцем элегантных стульев на гнутых лаковых ножках. Эти стулья были поразительно похожи гамбсовские стулья, которые когда-то причинили великому комбинатору множество забот и злоключений.

   По выходным дням Остап на своем лимузине выезжал с семьей на природу. Ему нравилось бегать наперегонки с маленьким Ибрагимом по лесной поляне, или играть с ним в футбол где-нибудь на песчаном пляже. В этот период своей жизни Бендер начал писать стихи. Лирика его наповнена была ностальгией и грустью:

   Это было так давно,

   А может быть недавно…

   Толи в жизни, толь в кино,

   Плохо или славно,

   Толь со мной, толь не со мной,

   В зиму, или летом…

   Толь с тобой, толь не с тобой,

   В поезде? В карете?

   На Земле, иль где еще?

   А может быть приснилось?

   Толь прошло, толь не прошло,

   Сбылось, иль не сбылось?

   Это было так давно

   Толь вода, толи вино…

   Жена Остапа, мадам Грицацуева, как-то раз поинтересовалась, что там вечерам пишет в тетрадку ее муж, но прочитав несколько строк из философских творений Остапа, она, ничего и никогда в жизни не читавшая, кроме предсказаний гадалок и астрологов, ничего не поняла, и больше никогда творчеством мужа не интересовалась.

А товарища Бендера все чаще и чаще настигала ностальгия…

   Поезда туда не ходять,

   Телеграммы не послать…

   Самолетом, пароходом

   Не вернуться нам назад.

   Нету в прошлое возврата,

   Нет дорог и нет путей,

   Только даты, только даты

   И рождений, и смертей…

– сочинил Остап, проезжая мимо Старгородского православного кладбища и взгрустнул: « Многого уже не вернуть; не вернуть беспечной молодости, которая промчалась безвозвратно. Много пройдено… Но еще больше предстоит пройти! Прочь уныние! Бодрей, товарищ Бендер! Бодрей!»

Но вечером, склонившись над чистым листом бумаги, он снова загрустил и накропал следующие строки:

  – Возвращаться в прошлое

   Очень тяжело…

   Белою порошей

   Тропки замело,

   Замело, засыпало,

   Выбелило все

   Время ненасытное,

   Жизни колесо.

   Точно поезд скорый:

   Остановок нет…

   Все здесь без повторов,

   И не сдать билет…

   Ночью Бендеру приснился Киса Воробьянинов, который зубами терзал гамбсовский стул. Из стула в разные стороны разлетались крупные сверкающие бриллианты, а он, Остап, ловил их на лету ртом и жадно глотал, как голодный пес глотает брошенные ему кости. Бендер проснулся в холодном поту, вышел на крыльцо веранды и через штахетины забора увидел лицо предводителя каманчей товарища Михельсона Конрада Карловича, бывшего своего компаньона по ловле сокровищ в стульях. Длинные усы призрака шевелились, глаза дико смотрели на великого комбинатора и сверкали бриллиантовым блеском. Остап от неожиданности закрыл глаза и замахал руками, прогоняя видение, и когда глаза открыл, то ничего за забором, кроме темноты, не увидел.

– Нервы! – констатировал Бендер. – Пора лечиться электричеством, – и отправился в спальню к жене.

Увидев товарища Бендера, Ипполит Матвеевич остолбенел и не известно, чем-бы окончилась эта встреча, если-бы отец Федор его не свалил в крапиву, буйно разросшуюся под забором. Востриков упал на предводителя и прижал его к земле.

– Тише! – зло зарычал он на ухо обалдевшему от страха старику. – Все дело погубите!

Отлежавшись, сообщники ретировались в глубь безопасного парка и , примостившись на старой сломанной скамейке, принялись обсуждать сложившуюся ситуацию.

– Ясно, раз Бендер здесь, то и сокровища здесь, – горячился Воробьянинов. – Подождем по-о-ок-к-ка он уснет, и будем б-б-брать, – от нетерпения и испуга на Ипполита Матвеевича напал нервный тик с икотой.

– Нет! – твердо сказал Востриков. – С этим бандитом нам не справиться; будем ждать, когда в доме никого не будет.

Убедившись, что никто их не видит и они одни в ночном парке, приятели, прячась в тени деревьев и заборов, задними дворами двинулись в свое временное жилище, которым стал дом Елены Станиславовны Боур, уверенной в том, что Ипполит Матвеевич прибыл в Старгород из-за границы и находился в желтом доме со специальной и высокой миссией. Она кормила и поила своих таинственных постояльцев и не задавала лишних вопросов. Заговорщики, уставшие после ночных приключений, проспали до полудня следующего дня, а пробудившись, пообедали борщем с мясом и, натянув шляпы на уши, снова отправились на разведку.

Был воскресный осенний день, светило яркое солнце, было тепло и печально от кружащихся на ветру желтых листьев, покидающих осиротевшие ветки деревьев. В эти дни жители Старгорода пешком, и на всех имеющихся в наличии средствах передвижения, с детьми и собаками отправлялись на природу – на речку или в лес.

Востриков и Воробьянинов, спрятавшись в парковых кустах, наблюдали за двором мадам Грицацуевой; Ипполита Матвеевича била нервная дрож, он то и дело пытался сбежать.

– Терпение, терпение, дражайший господин Воробьянинов, – успокаивал предводителя Востриков.

Вдруг отец Федор, увлекая за собой предводителя, рухнул на землю. – Вот он! – испуганно прошептал расстрига.

Деревянные ворота отворились и заговорщики увидели Остапа Бендера, который сидел за рулем шикарного черного лимузина-кабриолета. Возле него расположился черноволосый мальчик лет шести, удивительно похожий на бывшего технического руководителя бриллиантовой концессии. Ворота закрылись, из калитки вышла дородная женщина, прикрыла на железную "клямку" калитку и, положив длинный калиточный ключ под забор, села в лимузин. Остап дал звуковой сигнал клаксоном, автомобиль уехал.

   Убедившись, что во дворе никого нет, отец Федор, пригнувшись подбежал к забору, нащупал в траве ключ и открыл калитку. Схватив остолбеневшего Воробьянинова за рукав, Востриков втащил его во двор; святой отец с проворностью квартирного вора-домушника пошарил на крыльце под вязанным ковриком и, найдя ключ, отворил входную дверь. Искатели бриллиантов проникли в жилище мадам Грицацуевой и прошли в гостиную; шторы на окнах были задернуты и, несмотря на солнечный день, в комнате было темно. Вглядевшись в обстановку гостиной, Ипполит Матвеевич от неожиданности дико закричал, у него закружилась голова, он, мыча что-то несуразное, бросился вперед и упал на колени, – перед ним стояли стулья.

– Раз, два, три… двенадцать, – считал коленопреклоненный предводитель дворянства. – Вот они, его стулья, стулья мастера Гамбса, хранящие несметные сукровища!

Востриков, шарящий по шкафам в спальне, услышал странные звуки и поспешил в гостиную. Каково-же было его удивление, когда он увидел Ипполита Матвеевича, стоящего на коленях и обнимающего длинными костлявыми руками те самые стулья, сокровища которых завещала ему, святому отцу Федору Вострикову, умирающая воробьяниновская тещя.

– Не отдам! – взвизгнул предводитель дворянства и лягнул отца Федора ногой в живот.

– Да успокойтесь, дражайший Ипполит Матвеевич, сокровища, несомненно, Ваши, – засуетился Востриков, приводя предводителя в чувства. – Времени нет – надо искать!

Воробьянинов опомнился и достал из-под полы плаща кухонный нож; святой отец вытащил из-за пояса топорик для рубки мяса, который он позаимствовал в столовой желтого дома. Охотники за бриллиантами с ненавистью набросились на Древтрестовские стулья. И наконец последний двенадцатый стул был вскрыт, а бриллиантов не было

Как так, как так? – растерянно бормотал Воробьянинов. – Ничего, ничего нет! Как так? – по его, заросшим щетиной щекам, текли слезы отчаяния. – Все пропало!

Предводитель дворянства, одетый в лохмотья, сидел на полу среди растерзанных стульев и рыдал навзрыд.

– Успокойтесь, Ипполит Матвеевич! – Востриков был решителен. – Бендер перепрятал сокровища и я, кажется, знаю куда!

Воробьянинов вдруг резко вскочил с пола и, схватив святого отца за бороду, закричал:

– Так где-же мои бриллианты? Где?

Отец Федор высвободил бороду из рук предводителя и глядя ему в глаза сказал:

– Я раскусил этого Бендера! Сокровища зашиты в сидении автомобиля! – Востриков победно поднял кулаки вверх, – Теперь ему от нас не уйти!

– Что же нам делать? – запричитал Воробьянинов. – Что делать?

Отец Федор схватил предводителя за руку и поволок к двери:

– Быстро уходим, Бендер не должен нас видеть…

Грабители выбежали из дома, миновали двор и скрылись в зарослях запущенного городского парка. Удалившись на безопасное расстояние, приятели устало опустились на скамейку.

– Хитер, бандит! – отец Федор сверкнул маленькими злыми глазками. – Но меня не проведешь! Сокровища наверняка спрятаны в машине, и я их оттуда достану!

– Может, их и вовсе нет, этих бриллиантов? – неуверенно возразил Ипполит Матвеевич.

– Как-же нет? – удивился Востриков. – А автомобиль, а костюмы, – загибал пальцы святой отец. – На какие деньги, по-вашему, шикует товарищ Бендер? Надо спешить, а то нам, точно, ничего не останется, – отец Федор пододвинулся поближе к предводителю. – Однако, уважаемый господин Ипполит Матвеевич, я не согласен работать за десять процентов от стоимости сокровища; тем более, что без меня вы вообще ничего бы не нашли. Сорок процентов и ни копейкой менше – вот мои условия, дражайший Ипполит Матвеевич, – святой отец поклонился Воробьянинову.

– Зачем вам так много денег!? – возразил Ипполит Матвеевич.

Востриков поднялся, сделав вид, что уходит.

– Постойте, постойте! – остановил его перепуганный предводитель. – Я согласен дать Вам тридцать процентов.

Святой отец, не оборачиваясь, сделал еще несколько шагов.

– Хорошо, хорошо – тридцать пять процентов! – закричал Воробьянинов.

Отец Федор остановился, сокрушенно развел руками и, вздохнув, произнес:

– Только из уважения к Вам, я согласен работать за тридцать пять процентов, – и вернулся на скамейку.

– Только бы найти, а там посмотрим, сколько ты получишь, старый болван, – размышлял Востриков, подобострастно улыбаясь предводителю дворянства. – Только бы найти!

Дождавшись темноты в парке, сообщники окольными путями отправились к дому гадалки. Было темно и тихо, только изредка, перекликаясь, во дворах лениво лаяли собаки. Старгород отходил ко сну; люди ужинали, укладывали детей в кроватки, готовились к экзаменам, читали книжки при свете ночных ламп, страдали и целовались. Жизнь шла своим чередом.

И только два неприкаянных беглеца, обуянных жаждой легкого обогащения, высоко подняв воротники плащей и натянув шляпы на уши, прижимаясь к заборам, воровски крались по темным городским улицам. Глаза их сверкали неугасимым огнем, а головы были затуманены неизлечимой бриллиантовой горячкой, как это бывает с теми, кто поддался искушению дармовщины.

   Выезд на природу удался… Усталый, но счастливый Бендер въехал во двор. Ибрагим побежал пересаживать живых карасей из банки в бочку, мадам Грицацуева отправилась готовить ужин, а Остап учинил осмотр своему железному коню, – он любил свой американский лимузин и заботливо за ним ухаживал.

– Товарищ Бендер, сюда, быстрей сюда! – из комнаты раздался испуганный женский крик.

Вбежав в комнату, Остап остолбенел от неожиданности – перед ним открылась странная, но до боли знакомая картина: все стулья, купленные в магазине Древтреста, были вспороты.

– Киса! – ударило Бендеру в голову. – Ввскрыты со знанием дела – моя школа!

По всей комнате были разбросаны стальные пружины и серая техническая вата.

– Предводитель каманчей на свободе, – бывший технический руководитель бриллиантовой концессии задумался. – Что еще придет в голову полоумному предводителю? – он был уверен, что повредившийся в уме Воробьянинов на этом не остановиться. – Но, по информации Елены Станиславовны Боур, Киса давно в сумасшедшем доме, под наблюдением врачей и санитаров, – размышлял Остап. – Оттуда так просто не убежишь, – необходимо проверить.

Остап открыл ворота, сел в машину и отправился в Старгородскую психиатрическую больницу. Остановив автомобиль у железных ворот лечебницы, Бендер вышел из машины, потопал ногами об мостовую и увидев метущего мостовую дворника.

А что, отец, – спросил Бендер у дворника, – кто из начальства в больнице есть?

Сейчас я – самое большое начальство, – повернулся к посетителю дворник.

И каково-же было удивление Бендера, когда он увидел, что перед ним стоит не кто иной, как бывший дворник Воробьянинова, Тихон. Пролетарий метлы, как всегда, был пьян и словоохотлив.

– А, Ваше Благородие, – узнал он Бендера. – Если ты к барину, то нет уже здеся барина; третьего дня утек вместе с батюшкой сумасшедшим. В Париж утек, – Тихон громко высморкался. – Их вчерась милиция искала, – барина не догнать! Барин был – Ух! Не догнать барина! – и дворник замахал метлой.

– К сожалению, я не ошибся, – заключил Остап и, не попрощавшись с умным дворником, пошел к машине. – Необходимо остановить Конрада Карловича, пока он совсем не обезумел, и не натворил бед себе и окружающим. Да и от сумасшедшего Вострикова можно ожидать чего угодно, – технический руководитель нажал педаль газа. – Начинаю следствие по делу потрошителей стульев! – Бендером овладел азарт. – Вперед, труба зовет!

   А тем временем, искатели сокровищ не спали; отсидевшись до полуночи в доме гадалки Елены Станиславовны, они решили взять реванш этой же ночью.

– Не дадим Бендеру опомниться, – метался по комнате святой отец. – Сегодня же, сейчас берем бриллианты, и в Москву. Там нас никто не найдет!

– Давайте завтра, – мямлил трусливый Воробьянинов. – Надо осмотреться, подготовиться к мероприятию…

– Нет, сегодня! И сразу бежать из Старгорода, пока нас не замели, – перешел на уголовный жаргон батюшка.

   Заговорщики снова крались темными улицами спящего города. Было три часа ночи, а в это время, как известно спят все: и часовые, и сторожа и даже самые бдительные владельцы автомобилей. Спал безмятежным, здоровым сном и владелец великолепного американского автомобиля "Форд" товарищ Бендер. До двух часов ночи он бодрствовал, прогуливался по двору и похлопывал по сияющим бокам своего железного коня, но к трем часам ночи он, повинуясь закону ночного времени, сладко зевая, отправился спать, успокаивая себя, что сегодня Киса не нанесет повторного визита.

Ровно в три часа ночи искатели сокровищ подошли к дому мадам Грицацуевой.

– Ждите меня здесь, – приказал предводителю Востриков и легко, как кот, перелез через забор.

Еле слышно брякнул засов и калитка отворилась.

– Входите, – тихо позвал отец Федор.

Автомобиль стоял посреди двора, его никелированные части призывно сверкали в лучах полного месяца, скорбно наблюдавшего за двумя злодеями. Тщедушный Востриков легко перевалился во внутрь автомобиля через дверку и занялся задними креслами. Долговязый Ипполит Матвеевич перегнулся через переднюю дверь и вонзил нож в кожаное водительское сидение.

Святой отец вспорол уже второе кресло и шарил руками между толстыми стальными пружинами.

– Сзади пусто, – растерянно прошипел он. – Что у Вас, Ипполит Матвеевич?

Воробьянинов, не обнаружив ничего в водительском сидении принялся за правое пассажирское кресло.

– Есть! – прошептал он. – Есть! – в его руках блеснула черная лакированная шкатулка.

– Быстрей, быстрей! – схватил батюшка предводителя за рукав. – Бежим! – и воры бросились вон из двора.

Углубившись в ночной парк, запыхавшиеся злодеи упали прямо в мокрую от росы траву и, с трудом отдышавшись, приступили к осмотру добычи. Шкатулка была тяжелая, видимо, железная, на крышке сбоку была видна узкая замочная скважина.

Воробьянинов подергал за крышку:

– Не открывается! – и беспомощно развел руками.

– Дайте сюда! – Востриков попытался вставить лезвие ножа в щель между крышкой и корпусом, но лезвие в щель не вошло. – Откроем потом – надо сматываться, – сказал он.

– К Елене Станиславовне нельзя, утром там нас будут ждать, – неожиданно практично распорядился Ипполит Матвеевич и забрал шкатулку из рук отца Федора. – Нужно добраться до железнодорожной станции! – Воробьянинов решительно встал, – Лед тронулся, господа присяжные заседатели! Командовать парадом буду я! – уроки великого комбинатора не прошли даром…

Беглецы все-таки решили зайти к гадалке – надо было подготовиться к бегству.

– Дела требуют срочного моего отъезда! – сурово сказал предводитель насмерть перепуганной старухе. – Отчизна ждет от нас решительных действий! Союз Меча и Орала освободит Россию! Нужны деньги, Родина Вас не забудет! – сам того не замечая, предводитель дворянства цитировал товарища Бендера.

Елена Станиславовна, глядя на перепачканного после ночных приключений кумира, прижимала руки к груди и повторяла:

– Герой! Вы настоящий герой, Ипполит Матвеевич! – ее глаза блестели от слез.

Затем гадалка метнулась в спальню и вернулась с большой деревянной шкатулкой.

– Вот! – протянула она шкатулку Воробьянинову.

В шкатулке предводитель обнаружил девяносто шесть рублей советскими деньгами и десять золотых царских десяток. Упрятав деньги во внутренний карман пиджака, Ипполит Матвеевич начал собираться в дорогу. У гадалки нашелся большой фибровый чемодан, куда предусмотрительный Воробьянинов положил маленькую диванную подушку, плед, полотенце и все съестное, что можно было найти в эту пору в доме растерянной и перепуганной пожилой женщины. Воробьянинов, приказав Елене Станиславовне ждать дальнейших распоряжений, галантно раскланялся, сказав на прощань: «У нас длинные руки!» – и вышел в темноту.

Возле калитки его ждал отец Федор.

Предводитель, который окончательно взял власть в свои руки, потрогав заветную бриллиантовую шкатулку, спрятанную во внутреннем кармане плаща, приказал:

– А теперь бежим на станцию!

В Старгороде железной дороги не было, – ближайшая станция находилась в десяти километрах, и ночные воры пустились в дорогу пешком. Почти весь путь они проделали бегом, лишь изредка останавливаясь отдышаться, – их гнал вперед страх перед товарищем Бендером. Воробьянинов справедливо рассудил, что утром за ними будет двойная погоня. О том, что их ищет милиция, беглецы знали, но больше всего предводитель каманчей, хорошо помнивший крутой нрав и кулаки технического руководителя концессии, боялся встречи именно со своим бывшим компаньоном. Запыхавшиеся путники, вбежав в зал ожидания вокзала, бросились к билетной кассе. Возле кассы выстроилась очередь из пяти-шести заспанных граждан и нашим беглецам пришлось стать в очередь.

– Граждане, на перроне будьте внимательны и осторожны, – загнусавил громкоговоритель. – На второй путь Северного вокзала прибывает скорый поезд Москва – Черноморск, нумерация вагонов с хвоста поезда, время стоянки семь минут.

– Разрешите, разрешите! – расталкивая очередь длинными руками, ринулся к кассе Воробьянинов. – Нам в Черноморск, – за десять минут до отправления без очереди!

– Да пропустите старика, действительно, опоздать может! – вступилась за болезненного дедушку кассирша.

Ипполит Матвеевич склонился к окошку и жалобно произнес:

– Два общих до Черноморска!

– Только плацкарт! – сообщила кассирша. – В скором поезде общих мест не бывает…

– Давайте! – вздохнул Воробьянинов, уплатил деньги, схватил билеты, и беглецы бросились к своему вагону.

В суматохе они не заметили, что за ними неотступно следует средних лет человек в клетчатом пиджаке и помятой кепке. Но если бы гигант мысли был повнимательней и поосторожней, то в таинственном незнакомце он бы узнал активного члена зловещего Союза Меча и Орала, будущего уездного брандмейстера, слесаря-интеллигента Виктора Михайловича Полесова. Виктор Михайлович, ожидавший утра, чтобы уехать рейсовым автобусом со станции в Старгород, сразу-же узнал бывшего предводителя дворянства. Он, конечно, знал об исчезновении Воробьянинова из желтого дома, – эта весть быстро облетела маленький уездный городок и вызвала немало толков, но только он один, Полесов, как он считал, предвидел истинные последствия этого побега.

– Неспроста появился в Старгороде этот боевой офицер, адъютант Воробьянинова, – сообщал он по секрету всем знакомым. – Не долго осталось ждать! Скоро Советам конец! Воробьянинова в Диктаторы! – волновался Виктор Михайлович. – А сейчас Ипполит Матвеевич скрылся! Скоро начнется! – кричал Полесов и бежал дальше.

Встретив будущего диктатора на вокзале, Полесов не решился подойти к такой важной персоне и стал тайком наблюдать за ним. Он сопроводил Воробьянинова до вагона и подождал пока поезд тронется.

– Дела! – восклицал Виктор Михайлович. – Неспроста все это! А этот незнакомец с чемоданом – явно иностранец, – разыгрывалась буйная фантазия слесаря-интеллигента. – А в Черноморск они отправились за подкреплением и оружием.

   А между тем, путешественники-беглецы неплохо устроились в полупустом вагоне. Они заняли нижние полки; постельные принадлежности из экономии не брали. Воробьянинов подложил под голову вышитую голубками подушечку своей возлюбленной и, крепко прижимая к сердцу шкатулку с сокровищами, заснул под стук колес тревожным сном. Отец Федор не спал, он лежал на жесткой полке и, положив кулачок под лохматую голову, размышлял:

– Если-бы не его проницательность, то Воробьянинову никогда-бы не догадаться, что сокровища спрятаны в машине, а теперь этот глупый старик присвоил сокровища и неизвестно, что у него на уме.

Востриков посмотрел на предводителя, – тот спал на спине, крепко прижимая руки к груди, где под плащем находилась заветная шкатулка.

– Нет, сейчас не возьмеш, – определил отец Федор. – Ничего, – откроем шкатулку, тогда посмотрим, чья возьмет!?

Предводитель проснулся рано. Поезд шел по высокой насыпи; за вагонным окном мелькала бескрайняя южная степь, иногда, кружась а прощальном танце, пролетали мимо маленькие березовые рощицы, блюдечки озер и тонкие ленточки рек с игрушечными мостиками.

– В Черноморском торговом порту много иностранных судов, – рассуждал Ипполит Матвеевич. – Но как попасть на борт корабля? Без паспорта и визы таможню не пройти. Остается только подкуп иностранного моряка, или тайное проникновение, – предводитель посмотрел на спящего Вострикова. – А что делать с этим болваном? Как от него избавиться? Толку от святого отца никакого, только подозрение вызывает своим диким видом, – Ипполит Матвеевич зло сплюнул.

Он уже забыл, что своей свободой и добытыми сокровищами он обязан именно отцу Федору. Воробьянинов осторожно вытащил заветную шкатулку из-под плаща, любовно погладил черную лакированную крышку.

– Здесь все! – его охватили мечты. – И свобода, и беззаботная старость, и любовь белокурых красавиц, и особняк на теплом океанском берегу, – предводитель закрыл глаза и страстно застонал от нетерпения. – Почему поезд едет так медленно? Скорей, скорей! Теперь он возьмет реванш за все: и за унизительное поклонение Бендеру, и за то, что технический директор незаконно завладел бриллиантами, и за ужасные годы в сумасшедшем доме.

Предводитель дворянства был твердо уверен, что именно в этой шкатулке и хранится большая часть тещиных бриллиантов. Он внимательно осматривал заветную шкатулку – явно заграничная; никакой щели или зацепки, чтобы открыть; везде черная лакированная ровная поверхность, и только сверху, на крышке, знак, в виде свернувшейся кольцом змеи с поднятой головой и выпущенным жалом. Выпученные глаза змеи зловеще смотрели на предводителя каманчей, острое жало тянулось к его носу, казалось, змея готовится к смертельному прыжку. Ипполиту Матвеевичу стало жутко, он выпустил шкатулку из рук и закрыл глаза руками.

– Нервы шалят, – пришел в себя предводитель. – Глупость какая-то! – он поднял шкатулку и спрятал под плащем.

Поезд, между тем, уже въехал в предместье Черноморска и бодро скакал по стрелкам мимо складов, железнодорожных мастерских и кирпичных заборов. Отец Федор, разбуженный стуком колес и гудками маневровочных паравозов, проснулся и тоже прилип к окну.

– С добрым утром, батюшка! – поприветствовал спутника Воробьянинов.

– С наилучшими пожеланиями, Ипполит Мавеевич! Как спалось, как здоровьице драгоценное? – поклонился Востриков.

   Путники по очереди умылись в туалете, перекусили продуктами из чемодана, и стали готовиться к выходу.

Поезд, поблуждав с пол-часа по задымленной и заваленной стройматериалами и металлоломом промышленной зоне, въехал, наконец, в зеленый, благоухающий утренней свежестью курортный Черноморск, и, увидев белоснежный вокзал, радостно затрубил, попыхтел еще чуток для солидности и остановился. Здесь рельсы упирались в здание вокзала – дальше пути не было, дальше было море, за которое так рвался бывший предводитель дворянства. Итак, поезд остановился и пассажиры, толкая друг-друга чемоданами и весело приветствуя встречаюших, стали высаживаться на перрон. Навстречу шумной толпе новоприбывших уже спешили дюжие бородатые носильщики в кожаных фартуках с бляхами на груди. Они подхватывали тяжелые чемоданы и сундуки, грузили их горой на тележки и, весело покрикивая: «Берегись!», тащили груз на привокзальную площадь. Пассажиры, жалобно блея и переживая за свои вещи, вприпрыжку бежали за носильниками, на привокзальной площади носильщики передавали пассажиров во власть извозчиков и таксистов.

– Кому такси? Недорого такси! – к Воробьянинову подошел пожилой длинноусый человек в кожаной тужурке и водительской фуражке с шашечками. – Вам не нужен такси, уважаемый? Садитесь, прокачу!

– Нам нужно в гостиницу, товарищ водитель, – нерешительно прошепелявил Ипполит Матвеевич. – Только, чтобы поближе к морскому вокзалу.

– Два рубля, уважаемый, – длинноусый шофер подхватил чемодан.

Усадив пассажиров на заднее сидение и уложив чемодан в багажник новенького черного "Форда" с таксистскими шашечками на борту, пожилой шофер уселся за руль и, со словами: «Ну, сын Антилопы, вперед, труба зовет!», дал звуковой матчиш, рванул с места и помчался по улицам просыпающегося города.

Несмотря на ранний час, город уже зашумел и занялся повседневными неотложными делами. С невероятным металлическим лязгом ползли по сияющим рельсам длиннющие трамвайные вагоны, по булыжным мостовым, трубя и извергая шлейфы бензинового дыма, бойко сновали автомобили и грохотали телеги ломовых извозчиков. Возле привозного базара суетились грузчики и продавцы, готовя свой товар к приходу покупателей. Рабочие с инструментами и лопатами шли на строительство; строем, в синих морских робах и в фуражках с якорями, прошагали неровным строем курсанты мореходного училища. Автомобиль вынырнул из тенистой каштановой аллеи и оказался на огромной припортовой площади, за которой начиналось бескрайнее море. С моря дул легкий ветерок, южные деревья платаны приветствовали гостей города своими широкими ветвями. У гранитной набережной кричали и суетились над волнами чайки, ловя куски булок, которые бросали в море досужие, ожидающие посадки на свои рейсы, пассажиры, а вдали от берега чернели, стоящие на рейде большие океанские корабли.

Автомобиль стремительно проскочил портовую площадь и, встав на дыбы, как цирковая лошадь, затормозил у парадного подъезда гостиницы "Версаль". Шофер предупредительно отворил дверцу автомобиля и пригласил пассажиров к выходу.

– Лучший отель Черноморска, – показал он в сторону гостиницы. – А вот, совсем рядом, как заказывали, пассажирский морской порт, – таксист указал в сторону белого здания с выдающимся в море пирсом, возле которого качались на волнах пассажирские суда; а если пройдете три минуты вправо, – весело продолжал услужливый водитель, – то сможете любоваться грузовым портом.

Водитель вытащил из багажника чемодан и направился в гости ницу; Воробьянинов и отец Федор последовали за ним. Получив расчет, таксист вежливо раскланялся, сыграл веселый матчиш звуковым сигналом и умчался на железнодорожный вокзал за новыми пассажирами.

– День начался хорошо – только выехал из гаража, а уже с выручкой; хорошая примета! – размышлял Адам Казимирович.

Да! – это был именно он, бывший водитель Антилопы Гну, человек с большим сердцем, верный шофер Остапа Бендера в бытность того командором пробега за миллионами подпольного толстосума Александра Ивановича Корейко. Верный и чистосердечный Козлевич! Он так до конца и не понял, что же искали они с Командором и его несчастными супутниками: денег, славы или просто бежали сами от себя.

Кто знает, зачем суетится всю жизнь человек и что он все время ищет? Козлевич не знал, да и вряд ли знает это и его католический бог. В гостинице "Версаль" Ипполит Матвеевич выбрал самый дешевый двухместный номер с деревянными ставнями на окнах, железными солдатскими койками и удобствами в общем коридоре – надо было экономить деньги. При поселении администратор, строгая, как все администраторы, женщина, затребовала у гостей документы, удостоверяющие личность. Вот здесь и пригодился билет члена профсоюза Совслужащих Михельсона Конрада Карловича, пролежавший все эти годы в старом довоенном воробьяниновском пиджаке, заботливо сохраненном Еленой Станиславовной Боуэр. Востриков поселился в гостиницу по своему гражданскому паспорту, который принесла матушка на последнее свидание перед побегом его из психиатрической лечебницы. Из окон гостиничного номера можно было наблюдать за пришвартованными к причалам многопалубными пассажирскими судами, которые принимали на борт счастливых пассажиров и готовились к отплытию в сказочные дальние страны.

– Надо искать способ попасть на корабль, – задумался Ипполит Матвеевич. – В пассажирском порту, пожалуй, сделать это не удастся; придется идти на разведку в грузовой порт. Пойду с Востриковым, возможно, этот проныра что-нибудь и придумает, а потом, несомненно, от него нужно избавиться. Но в первую очередь необходимо открыть шкатулку и зашить бриллианты в полы піджака, – там их будет безопаснее и удобнее сохранять и перевозить.