Читать книгу Там, где… - Илья Рыжов - Страница 3

«Да уж, думал я, когда повсюду горы… Го- оры… отсюда никуда не убежишь. Да и не так уж страшно, когда заходит солнце…»

Я открыл глаза и увидел в левой руке телефон. На экране шёл добрый мультфильм «Босс-молокосос».

От спанья у меня защемило шею, правая рука онемела, и поэтому, когда я холодной сырой рукой тёр шею и зевал, вид мой был курьёзный, смешной – «деловой малыш» из мультфильма осуждающе бы на меня посмотрел и поправил бы галстучек.

– Ты всё проспал… – прошептала мне в ухо Алина, моя подруга, с которой мы отправились в путешествие вместе и для которой я держал телефон с мультфильмом.

– Да не-ет… Я всё слышал.

Я не смотрел мультфильм спустя двадцать минут от начала, но по первым мотивам уже знал, какой будет финал. Отчего мне стало скучно, меня взяло зло, что я вновь поддался ребячеству и, чтобы уйти от этого пустого баловства, я забылся сном.

– Ребята, смотрите! Уже горы видны. Подлетаем, – сказала наша подруга, Маша. Мы, трое друзей-студентов, отправившихся вместе учиться за границу, но прекрасно понимающие, что нас будет все эти четыре месяца больше волновать не учеба, а заграничная, сладостная жизнь, уставились в окно и не могли насытиться этими карамельно-сахарными горами…

Маша и Алина обсуждали, какая за окном погода. Ведь ясное солнце, разбросанные кое-где, кустистые облака, покрытые густым плотным снегом горы и конец февраля – всё сбивало с толку и напускало страх неизвестности.

– А мне говорила мама, что надо бы потеплее курточку взять, – говорила Маша.

– Слушай, мы же всё-таки не в Сибири. Тем более мы сначала в аэропорту будем, потом на такси, а потом уже и в общежитии, когда нам мерзнуть?

– Ну не знаю-ю… Мы же не знаем, какие здесь бывают холода.

Я напористо кашлянул, поставил телефон с мультфильмом на столик, снял наушники и принялся долго обуваться. После недолгого и неуютного сна в голове зудело, будто вибрировала маленькая мошка, и я не знал, как от неё отделаться…

– Илюш, посмотри… – взяла меня за руку Алина и указала в окно. За иллюминатором я увидел Альпы.

Я ещё не понимал, что это Альпы; я даже не понимал, что это горы, горы твердые, непоколебимые и успокаивающие… Мой взгляд, как мне казалось, бегал по этим горным хребтам, катился вниз, как в детстве, с горки, нехотя взбирался вверх, таща за собой грузные санки, и вновь мчался вниз. И от каждого такого полёта у меня захватывало дух – как будто все таракашки и букашки пробегали с моих пяток до самых плеч и замирали, разиня рты на что-то фееричное и ослепительное! Я чувствовал себя выше, значительнее, чем я есть на самом деле. И это было правдой; это была не та надуманная правда, когда человек, закомплексованный, неуверенный и озлобленный, думает о себе больше, чем есть на самом деле, – это была правда действительная, трогающая душу и озаряющая, как при новом открытии…

С этого крошечного, но самого главного озарения началось мое путешествие: человек по-настоящему значителен и прекрасен, и он должен всегда об этом помнить.

Го-оры… отсюда никуда не убежишь…

Наш самолет затрясло. Началась лёгкая турбулентность. Алина в страхе искала мою руку и пыталась цепко держаться за нею. Маша, справа от меня, закрыла глаза, подняла голову и впилась руками в подлокотники. Она заняла и мой, отчего я не знал, куда деть свою правую руку и положил её на колено. Моя поза казалась мне до боли неестественной, неуютной и выявляющую мою бедность, робость и крошечность. Алина оторвала медленно свою руку и начала креститься, незаметно шевеля губами.

Мне не хотелось, чтобы она разволновалась сейчас или, не дай Бог, запаниковала – чтобы я с этим тут делал, да и ещё в такой позе… Поэтому я зашептал ей банальные успокоительные:

– Не волнуйся… Это просто турбулентность, ничего страшного. Такое часто бывает. Мы уже подлетаем, скоро всё кончится.

Как оно может кончиться, если мы вот только-только прилетаем в новый, неизведанный мир, думал я про себя. И не может же всё так прозаично и до маразма глупо кончиться, так и не начавшись?

Она, будто изображая улыбку, кротко дёрнула губами мне в ответ, но я видел, что она нисколько не успокоилась. Я начал шептать всякий вздор про облака, про солнце, которое стучится в окошко и просит Алинку не беспокоится, пощекотал её за ладошку, но ничего не помогало, и я отчаялся, почти даже обиделся. Мы начали посадку, и сели ровно, не дернувшись. Я глубоко вздохнул и подумал: «Ну вот… наконец-то что-то новое!»

Выбирались из самолета мы долго, неумело и как колхозники какие-то. На плечах я тащил портфель, маленькую сумку держал в левой и большую в правой, в которую Маша положила что-то острое, что резало мне щиколотку. От суеты я успел взмокнуть, отчего старался раздвигать руки шире, но ныли плечи и поясница… Я был зол! Меня всё раздражало. И я поскорее хотел уже приехать в общежитие, заселиться в любую комнату – и просто лечь. Выбравшись из самолета, я попал на трапп и замер…

Передо мной возвеличились джентльмены Горы. Они на меня произвели точно такое же впечатление, как неожиданно показавшийся великан в три метра ростом, с мощными надбровными дугами и настоящими медвежьими руками, от взгляда на которого становится чуточку больно и страшно. Я спустился по траппу, не смотря под ноги, непонятно как и чем фотографируя эти Горы, и постепенно в моей голове зрела мысль, что это – бравые Атланты, которые ограждают город со всех сторон, блюдут непоколебимый порядок и приносят людям спокойствие и уверенность… «Да уж, думал я, когда повсюду горы… Го-оры… отсюда никуда не убежишь. Да и не так уж страшно, когда заходит солнце…»

Солнце окутывало глаза ослепительным дурманом; прохладный воздух нежно ласкал плечи и шелковым платочком промокал пот с моего лба – и была что ни на есть самая лазурно-славная погода. Мы быстро добрались до аэропорта. Сумки давили мне плечи, руки отвисали, и я был рад, когда бросил их в угол и пошёл искать наши чемоданы на крутящейся ленте.

Отдав 25 евро из своего кармана за такси, которое везло нас жалких двадцать минут, я нахмурил брови, посчитал в уме, сколько это в рублях, и про себя выругался. Когда таксист вытащил все наши чемоданы, я ещё раз насупился, вздохнул и покорно понёс чемоданы вверх по лестнице к нашему общежитию.

Я тогда и не мог догадываться, что произойдет со мной за эту поездку. А главное – что произойдёт с вредным чёртиком в моей душе.

Мы потратили два часа на распаковку и обустройство. За это время я успел наскоро ополоснуться, пройтись пару раз по комнате туда-сюда, укутавшись в полотенце, и снова запариться. В комнате было душно, не было не то что кондиционера – ни одной щелки, из которой дул бы хоть какой-нибудь воздух. «Зато трубы в душе свистят!» – ругался я, плюхаясь на стул перед окном и обмахиваясь полотенцем. Устав махать полотенцем, я выругал его и отшвырнул на кровать. Я задумался о плохом: о том, что уже в первый день я потратил «не пойми на что» около 100 евро, о том, что мой английский довольно скудный, и о том, что у меня даже нету хороших дорогих туфель!

Меня привлёк луч солнца; я хотел было встать, чтобы закрыть окно, но меня осадили джентльмены Горы… Их шею обвивал белый шарф, их поверхность была изборождена серыми колеями от лыж и фуникулеров – признак ума, мудрости, а не просто дешёвого богатства.

Ко мне постучались в комнату, и через минуту мы уже шли осматриваться.

– Ребята! Ребята! Мы в Инсбруке! Вы можете себе это представить?! Вы можете?! – удивлялась Алина. Мы зашли в ближайший konditorei, потому что побоялись идти дальше. Это была самая местничковая забегаловка. Каждый входящий знал присутствующих, знал владелицу и перебрасывался со всеми рублеными шаркающими немецкими фразами. Алина и Маша заказали по кусочку торта. Маша взяла твердый, с печеньем и дольками шоколада, а Алина – с воздушным кремом и фруктами и протянула вторую ложечку мне.

– У тебя оказался вкуснее, – досадовала Маша. – А этот какой-то вообще никакой. Я дома и лучше пробовала…

– Илю, кушай со мной.

Я сидел по середине, смотрел то на девушек, то на местных, которые хоть и дичились нас, но улыбались, и думал: тяжело, тяжело все-таки будет.

А из-за окна уже пробивались го… Горы.