Читать книгу Махинации самозванца - Илья Романов - Страница 7

Часть первая
Дурак во власти
Глава 5
О реформах в армии

Оглавление

Бал прошёл. Пьянка удалась. Говно на душе. Мне хреново. Я обрёк мать с тремя сыновьями на смерть. Я не верю, что они живыми пройдут территорию орков…

У меня взрывалась голова от доклада Коима. По его докладу денег в казне около двухсот золотых. Для меня одного это капец как много, а по сути это ни о чём.

Чтобы вы поняли. Когда я был стражником в столице, я получал около полутора золотых в месяц[11]. Тут провинция, цены во многом меньше. Простой крестьянин на золотой может жить полгода не работая.

Отсюда вопрос: чем я должен платить зарплату своим дружинникам, если их число, с учётом нанятого пополнения, около ста тридцати?! Для тех, кто не понял моей паранойи, поясню. Обычно у баронов своих дружинников около пятидесяти, остальные обученные воины – это бойцы рыцарей и ополчение.

Я экономический дурак, нанял почти всех ополченцев, что пережили штурмы, в свою личную дружину. Сразу скажу, нанял на эмоциях после штурмов. А они на эмоциях после штурмов почти все согласились.

С другой, не с экономической, стороны – моё тогдашнее спонтанное решение не настолько и глупо. Сами поймите, своим рыцарям я почти не доверяю. Долина под угрозой недобитков от графа. Тут же рядом отираются орки. Вот я сгоряча и набрал себе дружинников из былого ополчения. Я в тот момент даже не задумывался, чем буду платить им зарплату. «Нам бы день простоять, да ночь продержаться»[12].

Если кто думает, что солдатам не надо платить зарплату, то я ничего пояснять не буду. Просто объясню этимологию слова «солдат». Слово «солдат» происходит от итальянского «сольди» – «деньги». Итальянские войны – это нечто. Солдаты воевали только до тех пор, пока им платили, короче наёмники. К тому же воевали не против солдат противника, а против крестьян. Налетели. Сожгли посевы, подорвали экономическую мощь противника и ждут, пока у противника кончатся деньги. Вот и вся суть итальянских войн средневековья.

Блин! Ещё раз! Двести золотых с мелочью в казне. Куда делось всё остальное, под большим вопросом. Из вариантов: Первый вариант: деньги пущены в оборот. Но где он этот оборот? Старый барон не любил доверять важные вещи бумаге. Второй вариант: деньги отданы по долгам гномам. Бородачам старый барон должен даже после своей смерти. Я, как его официальный наследник, несу ответ по долгам. Естественно, только если соглашусь на наследство. Третий вариант: есть ещё одна касса, спрятанная на чёрный день, только где её искать.

Чтобы вы лучше поняли, в какой я жопе… В среднем зарплата дружинникам выходит около семи серебра в месяц на рыло, у кого-то больше, у кого-то меньше. Семь серебра – это ползолотого. В столице на такие деньги невозможно прожить, но тут не столица и цены во многом меньше. К тому же дружину, в отличие от гвардии короля, я кормлю, даю крышу над головой и сам покупаю доспехи и оружие. Так что дружинники получают по местным, пограничным меркам очень до хрена.

У меня уходит в месяц только на содержание дружины около шестидесяти пяти золотых, а в казне всего двести монет. Непорядок, надо сокращать расходы на дружину.

В общем, наличие денег в казне не было бы такой проблемой, платил бы и дальше по старой тарифной сетке, если бы не одно «но». Баронство на осадном положении. То есть я не могу продать на ярмарках продукты, произведённые крестьянами. Не продам продукты – продукты сгниют. Сгниют продукты, у меня не будет денег. Отсюда вопрос: на что мне содержать дружину через несколько месяцев? Забесплатно никто горбатиться не хочет, тем более если это опасно для жизни.

Сейчас я, по идее, должен вам что-то красиво соврать, что распорядился, и вокруг наступил мир и процветание, но хрен там. Это жизнь, а не фантазии. Все жрать хотят, и крестьянин, и дружинник, и придорожная синявка.

Думаете, я просто распоряжусь – и всё само собой образуется? Вроде той чуши, что простолюдины люди подневольные и из-за страха будут меня во всем слушаться? Перегнёшь палку и сам будешь не рад. Тут пограничье, несогласные с прихотями дворян вливаются в местные разбойники. Умеренная оппозиция, мать её так! То, что оппозиция имеет право на протест, я согласен, но их методы, убийство всех, до кого дотянутся – это перебор.

Я стоял у озера. Безветрие. На озере почти нет волн. Камни. Разные камни. Есть камни – валуны. Есть камни – галька. Песок под ногами. И серые волны мёртвого озера.

Моё озеро мёртво. Озеро, в котором нет рыбы и водорослей. Моё озеро – это просто вода. А я мечтаю о том, чтобы в этой воде была рыба… Вода, в которой нет жизни, как это красноречиво для психиатра…

Я принимал своё ополчение, собранное по моему приказу старостам. Шестьсот восемьдесят три человека, включая стариков и детей. Это те, кто не задействован в военной службе. У всех дети, семьи… Да и просто они жить хотят.

Что я мог им сказать, из того, что их воодушевит и подвигнет встать под моё знамя?! Я ничего им не мог сказать.

– Все вы собраны здесь по моему приказу – начал говорить я, и за мной повторял, орал десятник Эрте. – Кто хочет быть настоящим мужчиной?!

Эрте орал вслед за мной, а я офигевал от себя самого. Господи, что я несу?! Если кто думает, что рядом почти с семью сотнями можно что-то говорить шёпотом, а не орать, то вы дебилы, вас бы в армию. Да, не об этом речь. Я говорил не то. Не те слова говорил!

– Кто хочет войны и славы! Выйти из строя! – орал я, а вслед за мной повторял Эрте. Никто не вышел.

– Обещаю деньги и славу! – орал я, а за мной Эрте. Никто не вышел.

Никто не вышел, и сейчас, по идее, я должен взбеситься и всем показать, что значит «наматывать верёвку на…». Но вы ошиблись. Я слегка дистанцировался от происходящего. Помолчал. Понял, в чем загвоздка.

– Старики и дети не нужны, – орал я, позабыв про Эрте. – Всех убьют! Ваших матерей изнасилуют! Ваши сестры уже шлюхи! Они могут сопротивляться, но их будут использовать! Ваши братья, дети, внуки убиты!

Я заткнулся. У меня запершило в горле. Я всего лишь я. Я не властен над людьми. У людей всегда своё мнение.

– Я набираю себе гвардию! – орал я. Эрте орал вслед за мной. – Кто не гвардия – идёт первым на стену!

Уже что-то. Я вижу, что последние слова зацепили за ум самых умных.

– Кто не военный второго призыва, тот платит вдвое больше налогов! – продолжал я стращать.

– Всё понятно. – шепчу я сам себе. И после заорал: – Живые, шаг вперёд! Те, кто умрёт!.. Стоять на месте!

Не сразу, но некоторые люди двинулись вперёд. Я понимаю, что далеко не все слышали меня, но стадное чувство ещё никто не отменял. Вышло из строя только около трёх десятков.

– Вы все говно! Вас будут резать илмарцы! Баб трахать! Кто трус – стоять на месте!

Адрус рядом со мной засомневался. «Очко зажало от такой массы, пусть даже и крестьян. Он что-то мне шептал, но кто его слушал.

– Мне плевать, кем вы были! Илмар будет убивать всех! Кто сомневается, тот дурак!

В общем, я нёс всякую чушь, но на неё почти никто не повёлся. Едрён батон, срыв мобилизации.

То, что на меня забили простые крестьяне, я стерпел. Вызвал к себе старейшин и чётко сказал, что от каждой деревни мне нужно тридцать добровольцев. Кто не даст добровольцев, тому повышенные налоги за охрану их спокойного сна. Суть предложения к старейшинам в том, что добровольцы не дружинники, а ополчение. Они не воюют, а дополнение к войскам.

Помню, я что-то брякал насчёт законов военного времени и что нам надо всем быть как один. Сам себе поражаюсь, какую чушь я нёс. Такую чушь хорошо нести неопытным мальчикам, а не битым жизнью мужикам. Они же не мальчики, сами всё понимают, но не говорят. Ситуация из категории «верхи хотят – низы понимают, что так для всех лучше, но платить жизнями не желают».

Чтобы вы меня поняли, поясню на истории Земли. Волнения на Украине. Луганск и Донецк. С одной стороны, укуренные фашисты, ровняющие «Градами» мирные города. С другой стороны, неорганизованная толпа мятежников.

Поймите правильно, гражданская война это самая страшная из войн. Брат на брата, сын на отца, мать убита твоими соседями по фронту. Не об этом речь.

Когда из России ехали добровольцы на войну, из них мало кто держал оружие в руках в последние десять лет жизни. Добровольцы бросали семьи, дела и бизнес, а им навстречу ехали в Россию те, кто бежал от войны. Сколько было добровольцев из России? Тридцать? Пятьдесят тысяч? Не в этих цифрах дело. Сколько сбежало хохлов от войны? Полтора, два миллиона, из которых половина недомужчин.

Почему простой слесарь из Сибири умер за свои убеждения вдали от своей земли, а хитрожопый хохол убежал, забыв свою малую родину Почему малую родину одних защищают другие, которым по сути нет дела до этой земли?

Бегство миллиона недомужчин… Что это?! Трусость? Расчёт? Или они просто быдло, стелющееся под любую власть, у которых нет гордости, нет чести, нет яиц?! Пока одни думали, как унести ноги от войны, другие влезали в долги, чтобы на перекладных добраться до передовой.

Я не спорю, что было всякое. Что было два параллельных набора в добровольцы. Были те, кому платила Россия за участие, и были те, кто воевал по зову сердца. Последних было намного больше.

Я всё понимаю. Я могу понять, если у мужика малые дети, семья и прочее. Я не понимаю другого. У добровольцев тоже были семьи, а они всё и всех бросили. Пошли воевать за то, что они считали правдой. Именно считали правдой! Ведь правда у каждого своя.

Своя правда есть и у тех, кто убивал мирное население с другой стороны. Кому-то это может показаться странным… Но и у них есть своя правда!

Если вы меня не поняли в этом, то я сочту за честь пожать вам руку.

А если поняли сказанное, то теперь я попытаюсь понять, кто вы. Вариантов всего три: такие же, как я; дураки или просто сволочи…

Сейчас в долине такая же ситуация. Есть кадровые военные. Есть те, кто понимает, что нужна мобилизация, но желают отсидеться за чужой спиной. Этих как всегда гораздо больше. Третью категорию не хочу упоминать…


– Ладно, мужики. Мои мысли вы знаете. Все вы не дураки. Понимаете, что будет с живыми в долине, если илмарцы придут… – говорил я старейшинам деревень на берегу горного озера. Толпа из согнанных крестьян топталась в ста метрах от озера, а мы тут.

Я сижу на раскладном деревянном стульчаке и неспешно пью пиво. Рядом стоит Хелми и Эрте в качестве эскорта. Тут же рядом отирается Гумус на правах оруженосца и Коим как мой счетовод и советник по экономике.

Ещё четыре старосты моих деревень стоя пьют пиво. Старейшины не моих деревень стоят рядом, но пиво им никто не предоставил. Мои старосты – это мои старосты. Я не случайно дал им такую преференцию на фоне остальных старейшин. Пускай остальные знают, что быть моим человеком это гораздо больше, чем быть просто вассалом моих вассалов.

– То, что я говорил перед толпой, это одно… Вы сами понимаете, что я прав… Тяжёлые времена требуют тяжёлых решений, – я говорил и наблюдал за мимикой старейшин.

Смотрел и понимал, что пять старейшин из одиннадцати я в любом случае сниму с постов только за их мимику. Два карьериста и труса, один слишком туповат, четвёртый мне просто не нравится. Под вопросом снятие с должности старейшины деревни Озёрного. Ему в плюс, что он до конца верен своему мёртвому рыцарю, просил за его детей. В минус то, что он трусоват.

Хотя, что это я тут распыляюсь. Сравню результаты их правления, и кто-то, возможно, и останется на своём посту Ну не нравится мне человек, и что?! Это не повод разбрасываться хорошими кадрами…

Молчат. Слушают меня, а мне по сути больше нечего сказать из патетики. Ждут моего конкретного предложения. Я в этом их понимаю. Сам себе я сейчас напоминаю торговца, что уже знает, что его товар купят, остаётся только договориться об условиях продажи. Я это к тому, что все понимают, что я могу включить режим самодура, и у всех после этого будут проблемы. Будут проблемы и у меня, но у меня больше шансов пережить проблемы от своего самодурства. Но это не наш метод. Гораздо выгоднее договариваться…

– Я всё понимаю. Где война, а где простой крестьянин… Я понимаю, что некоторым страшно… Даже не так… За свою семью люди будут последние жилы на себе рвать. Я о другом… что может один против десятка на пороге дома… Даже двое против десятка… либо остановим Илмар на стене, либо… Я знаю, что вы это знаете… – говорил я и сам поражался тому, что говорю.

Может, перед другими людьми я говорил бы другими словами. Может быть, я много матерился, может, угрожал, может, уговаривал, может, приказал бы, может… но тут другой случай. Старый барон был милитаристом, и это надо всегда учитывать.

Как думаете, может ли милитарист терпеть гражданских?! Сразу скажу, ещё как может, но только если эти гражданские выгодны и полезны. Я же упирал на то, что не только старый барон милитарист. Я упирал, что я какой-то мере сам такой же. Я это к тому, что, если не вышло зайти с прямого входа, то есть чёрный вход. Я этот чёрный вход интуитивно вижу, касательно старост старого барона милитариста.

Кем могут быть старосты в деревнях милитариста? Фанатики? Дураки, что пороха не нюхали? Дураки, что порох нюхали?

Нет, это может быть только нечто среднее между ними. Одна крайность – это похеренная экономика деревень. Другая крайность – это люди, на которых нельзя опереться. Поэтому неудивительно, что я так говорил. Да и вообще в целом себя так вёл. Сидел на стульчаке и пил пиво вместе со старостами моих деревень…

Допив пиво, я достал фальшион из хитрых зажимов ножен. Воткнул меч в землю. Фалину по барабану, не заржавеет. Что бронзе будет – это не сталь.

Это не просто демонстрация силы, это знак для умных обо мне самом. Фальш из чёрной бронзы орков. Фальш – это оружие одного удара, в том смысле, что защищаться от инерционного оружия трудно, таким оружием всегда нападают. Меч – это отражение внутренней сути человека. Впрочем, простые вояки никогда об этом не задумываются. Для них меч – это просто меч.

– Пока тень от моего меча не переместится сюда, я хочу видеть списки тех, кто был за стеной за последние несколько лет. Всех, кто был за пределами долины. Я хочу видеть в списке всех, кто умеет воевать. Я хочу видеть всех, кто не имеет своей семьи. Я это про тех, у кого нет своих детей или жены. Я хочу видеть, кто согласен мне служить. – Я прервался, отхлебнул пиво. – В любом случае… Когда тень дойдёт досюда, мне нужно, чтобы там стояли тридцать человек из вашей деревни. Сделаете это – хорошо… Не сделаете, я подумаю, зачем мне нужны такие старейшины…

Вот он кнут. Карать всех я не могу, так и до бунта можно довоеваться. А вот карать тех, кто пользуется привилегиями своего положения, я ещё как могу.

– С каждым из ваших деревень я поговорю лично. Если он достоин, то будут вашим деревням льготы на налоги, а вы сами останетесь на своих постах. Если человек не подойдёт, то я подумаю. Меня не волнует, кто будет стоять в строю, мальчик или старик. Мне важно только то, готов ли он воевать за долину! За свою семью! – последние слова я почти прокричал. Нервы сдали, поймите меня.

– Мне важны в первую очередь те, кто готов защищать свою землю… Меня некоторые из вас просили воли… – красноречивый взгляд на моих старост. – Кто будет в этих списках, тот по условиям разговора будет первым в списке на свободу… Моё слово! Клянусь в этом Рарнором!

На моё удивление, половина старост вздрогнули при моем упоминании Рарнора, как будто я сам стал богом смерти. Я в очередной раз не придал этому значения. Для меня это просто имя, а не бог. Мой Бог – это мой Бог!

– Остальные, свободу получат как выйдет, – продолжал я. – Я знаю, что некоторая часть должников… не занимали у моего отца ничего! Но я не знаю, кто конкретно был должен, а кто сейчас пытается списать долги, пока я не в курсе!.. Молчать!.. Ещё раз!

Я выдохнул и повторил свои условия. Оставить на посту старост, что наберут добровольцев с упором на милитаристов. Обещал налоговые льготы для деревень милитаристов. Обещал свободу от долгового рабства для милитаристов. Ну и ещё под конец добавил, что добровольцам будут выплачены некоторые деньги. Коим при этих моих словах чуть ли не за голову схватился. Я его понимаю, в казне и так почитай нет денег, а я новые расходы ввёл так походя.

Не ссы, Коим, я тоже не дурак. Деньги ещё надо заслужить, а обещать я могу что угодно, главное условия выполнения моих критериев…

Об остальном я не буду подробно рассказывать. Я обещал старостам платить ополчению небольшие деньги в мирных условиях, но только на момент учений. В военное время обещал платить чуть меньше, чем дружинникам. Обещал им давать послабления на периоды пахоты, посева, сбора урожая. У них в это время должна быть ротация, сотня дома, сотня на пахоте или сборе. День, другой и сменщики уходят на нужды семей. В остальное время учения и изредка караул на стене.

По деньгам я ничего конкретно не озвучивал, мне самому этот вопрос интересен. Надо многократно посчитать, что я потяну по расходам, а что не потяну.

Сейчас осады нет, но не всё так просто. Ближайшая ярмарка у графа Илмара, так что слать свои караваны туда – это гарантированно убивать своих людей. К остальным землям слать свои продукты – тоже рискованно. До остальных владений со своими ярмарками караваны просто не дойдут. По всему выходит, что гнить этим продуктам на складах. Вот так вот. Урожай даже ещё не посеян, а я уже предполагаю потери.

Когда тень от моего фалыпа достигла установленной метки, я по-другому смотрел на толпу крестьян.

Сейчас я, наверное, должен вам что-то красиво соврать, что у всех деревень нашлось тридцать добровольцев. Но вы что, в сказки верите? Я изначально завышал планку по добровольцам. Я изначально рассчитывал на меньшее количество людей.

Моих добровольцев было около ста семидесяти – ста девяноста. Все разносортные, от совсем дряхлых стариков и до совсем уже малолеток. В общем, были все, кого не жалко старостам, с редкими проблесками тех, кто сам попросился или был по списку требований.

В первую очередь я отгородил от общей массы тех, кто ценен. Охотники, бывшие военные, отморозки, бессемейные. Ещё раз. Бессемейные, отморозки, военные, охотники. Это костяк ополчения, пусть даже они сами пока об этом не знают. С остальными я занимался собеседованиями.

Вот скажите мне, как я должен относиться к старику, что сам рвётся в бой, но ему уже за семьдесят. Он и сам понимает, что в его годы он не боец. Кто-то вякнет, что он опытен и может многому научить молодёжь, но кто вы, чтобы вякать?! Мне тут по месту лучше видно. Старик всегда был обычным рядовым пехотинцем. Чему он может научить молодёжь?

Или другая ерунда. Стоит сопля, которого я первым же чихом с ног собью, и вопит, что он мечтает отомстить за отца или брата. Патриоты, мля, выискались! Дураки! Вам, мля, ещё детей своих оставить надо, чтобы мечтать о подвигах!

Если кто против моего заретушированного мата, то сори, вас бы в армию, там поймёте. Сам противник мата, но не я рождаю ситуации, а они сами появляются. Я просто достоверен ситуациям… На собеседования у меня ушёл остаток дня. Я спрашивал, слушал, пытался понимать. У каждого было что-то за душой кроме крикливой патетики, которой я пытался давить перед общим строем. Что-то было у всех, но что? На всех у меня не хватало времени и нервов.

Я сидел и слушал очередную историю от человека, а у самого в душе пустота. Поймите меня. Выслушать об убитой матери, отце, друге, брате один раз – это нервы. Второй раз – неприятно. Третий раз – привычно. А потом это просто фон…

Впрочем, от некоторых историй и меня пробирало до печёнки. Я с возрастом зачерствел душой, но и меня временами пробирает. Хотите, я вам расскажу, как срезать глаз с живого человека? Или что вопит тело, когда рвут ключицу?

Всего второго пополнения вышло сто сорок один человек. Половина непотреба, старики и дети, но мне выбирать не приходится. Около сорока я отсеял из ополчения по причине полного мусора. Критерии мусора описывать не буду, они интуитивно появляются у любого, кто был в армии.

Если кто подумал, что я от них избавился, то вы имбецилы. Народу и так кот наплакал, чтобы даже таким разбрасываться. Они стали военнообязанными на случай войны. Короче, стали обозниками по возможной мобилизации.

Ополчению я пообещал от двух до трёх серебра в месяц, потраченный на учения. Это условие мне вовремя шепнул Коим. Золотой мой человек. Я с учётом моей немного пьяной, разгулявшейся души обещал бы вдвое больше. А потом пришлось бы соблюдать своё слово, либо показывать себя «пи…лом. За то тебя я и ценю, Коим, что ты мой стопор, когда дело касается денег. Ты же не я, пьяный дурак, считать умеешь…

Теперь по составу ополчения. Я тут сыплю деталями про ополчение и потому правильно будет сказать о первом ополчении.

Первое ополчение из деревни Стены от кор-э́ Марвука, также из деревни Оплот, из деревни Бобровый Ручей от кор-э́ Озлура – тоже рядом со стеной у ущелья Малого Пути. Там преимущественно селились бывалые люди, на случай усиления. Частично в первой мобилизации участвуют люди из деревень Нора, Пашня, Малые Холмы.

Всё это, конечно, хорошо, но практика показала, что этого мало. Липовый батя всё хорошо рассчитал, но не учёл усиления графства Илмар…

Теперь же мне выпало грызть зубами за то, что мне особо и не нужно. Я сбежал бы. Раньше сбежал бы. А теперь мне некуда отступать. У меня сын, получившийся по случаю. Взял бы сына и убежал бы, но есть серьёзное «но». Антеро рядом со мной уже нет. Мы же мечтали о другом. Пусть его уже нет. Есть Я. Я за Него. Если кто думает, что прожить Мечту Друга за него самого – это просто слова, то тот позёр и малолетка. Вас бы в окопы… Хур Симаргл… Дебилы… Кто не понял, то ещё раз: «Хур Симаргл… И идите на буй».

В общем построении люди были разбиты по трём условным возрастам. Начал я с малолеток.

– Кто убивал?! – орал я. – Убивал хоть быка, хоть кролика, хоть курицу… Шаг вперёд!

Шагнуло больше половины малолеток. Специфика средневековья и деревенского быта. Так не пойдёт. Надо сделать выборку и из них.

– Строиться там! Ждать дальнейших приказов! – вторил моим воплям Эрте.

Будет у молодёжи и пробежка, и отжимания, и прочая физуха на предмет выяснения самых выносливых. С остальными был отдельный разбор полётов.

Потом я говорил со стариками. Некоторые старики были настолько дряхлые, что я послал бы их лесом, если бы не ситуация.

Потом говорил с мужиками в расцвете лет. Эти были самыми нетипичными. Были мутные типы, что искали себе на передовой льгот. Были фанатики, у которых жизнь свелась до мести, но таких было всего пятеро. Были и обычные крестьяне, и бывалые люди. Я брал всех. Всем найдётся применение.

Ополчение я разбил не как обычно по десяткам, а по специализации. Шесть бывалых охотников – это костяк моей войсковой разведки. К ним ещё два десятка молодёжи, пускай опыт перенимают. Даст бог выживут, тем более что сейчас дикие расы частично нас не трогают, мирные договорённости. Их задача – патруль за пределами долины, разведка и донесения.

Охотники отбирали пополнение по себе. Я поначалу хотел им навязать в подчинение самых патриотичных, но вовремя остановился. Понял, что мне не понять критерий хорошего охотника. Кто я?! Чувак, что что-то из себя пыжится, а они на этом собаку съели.

Было полсотни мужиков линейной формации. Доспехи, щиты, копья, мечи. Оружие – я им выдам. Слава богу, трофеев после битвы у стены у меня хватает, да и в запасниках есть кое-что…

Остальные были самый непотреб. Вот скажите мне, что делать с шестьюдесятью малолетками и стариками? В другое время я бы послал бы их далеко лесом, но это время прошло. Я понимаю, что это самые инициативные, с остальными ещё хуже. Будем воевать с теми, кто есть.

По итогу формирования ополчения вышло: три десятка армейских разведчиков. Не путать с разведкой в целом! Семьдесят строевиков. Щиты, копья и мечи – линейщики. Четыре десятка диверсантов. Из них правда настоящими диверсантами станет один или два, остальные отсеются по условиям подготовки. Отсеявшиеся диверсанты станут стрелками, пехотой, армейской разведкой, да кем угодно, если есть способности и необходимость.

Ну, ничего. Стрелки тоже нужны. На складах лежат двадцать три крепостных гномьих арбалета. Это такие штуки, что просто капец. Крепостные арбалеты это вам не лёгкие машинки, это десятикилограммовые дуры. К тому же конкретно эти арбалеты усилены какими-то рунами, письменами. Что это, я так и не понял, но это тоже имеет своё значение.

В общем, эти арбалеты навылет пробивают подряд до трёх человек в доспехах. Одна беда, заряжать эти штуки долго. До полутора минут надо вертеть рукоятки червячных передач. Так что штуки эти сугубо специфические.

Из таких арбалетов стрелять по кому-то нелепо, любой самый корявый лучник за время заряжания этих арбалетов десяток раз успеет выстрелить и попасть. Но вот, если собрать эти арбалеты в одну кучу, скрытно за щитами строя подвести почти в упор к строю противника? Представили? Если не поняли, к чему это я, то и не надо дальше представлять. Потом поймёте.

Скажем так, только за счёт этого фокуса с арбалетами глобально ничего не решить, но этот фокус в нужный момент может доставить массу проблем противнику.

11

Месяцев в году четырнадцать. В среднем месяц равен 24 дням.

12

Аркадий Гайдар. Сказка о Военной тайне, Мальчише-Кибаль-чише и его твёрдом слове.

Махинации самозванца

Подняться наверх