Читать книгу Бандиты и психи - Илья Рясной - Страница 3

Я подошел к крыльцу желтого двухэтажного особняка в одном из Колобовских переулков, ветвящихся рядом с Петровкой. Тут же ко мне подлетели молодые, подтянутые ребята со специфической уверенностью в движениях, голосе и в поведении.

– А вы к кому? – подозрительно спросил один из них, меряя глазами меня и привычно оценивая, свой ли я, чужой или просто мимо прохожу.

Я продемонстрировал удостоверение МВД и сообщил:

– К командиру. Назначено.

Больше десяти лет не был здесь. Внешне тут мало что изменилось. Тот же особняк. И ребята тоже очень похожие. Только помоложе. Первый состав был более возрастной и матерый.

С муровским спецназом я столкнулся – страшно даже представить – в 1979 году! Сколько уже поколений прошло! Сколько эпох сменилось. И я все жив, здоров и, как и тогда, полон надежд. И спецназ московских правоохранителей жив до сих пор, хотя сильно трансформировался.

Я был школьником. Появились тогда и вошли в моду, особенно у подрастающего поколения, всякие каратистские фильмы типа «Пиратов ХХ века». И все пацаны мечтали стать заправскими каратистами, наводить справедливость, чистя морды всем недоброжелателям и прочим гадам. Поскольку секции по карате я не нашел, коллега отца по МВД предложил:

– А потренируйся-ка с ОМОНом.

Так я и попал на прием к одному из руководителей только что созданного подразделения. Помню отлично его типично самбистскую, кряжистую фигуру. И значок «заслуженного мастера спорта» – это большая величина в мире спорта, обычно их зарабатывали чемпионы минимум масштаба Союза.

Впрочем, тогда в ОМОН других и не брали. В основном костяк состоял из самбистов с похожими мастерскими значками.

ОМОН ГУВД Мосгорисполкома был создан к знаменитой Олимпиаде 1980 года. Прогнозировалось, что это грандиозное мероприятие прилично встряхнет спокойную и размеренную советскую жизнь, в том числе и в криминальном плане. Съедутся люди со всего мира. Среди них могут пожаловать и крайне редкие для СССР «звери», террористы, для которых любая Олимпиада – хороший повод отличиться. Не будет спать и отечественный криминальный элемент, встревоженный притягательным шелестом валюты. А ударить в грязь лицом нельзя – на кону репутация Советского Союза как самой спокойной в отношении правопорядка страны. Нужно быть готовым ко всему. Подстраховаться. Вот тогда и вспомнили о практике зарубежных стран, в большинстве из которых имелся полицейский спецназ, заточенный на борьбу с вооруженными преступниками и террористами. Так был создан ОМОН.

Чего в России всегда было в достатке – уникального человеческого ресурса. Ученых, мыслителей, инженеров, спортсменов. Было из кого выбирать под решение любых задач в любых сферах. В том числе и в сфере спецназа. Вот и подобрали в ОМОН самых лучших, сильных и отчаянных.

На Олимпиаде, к счастью для ОМОНа, работы по задержаниям и ликвидациям не нашлось. Оно и неудивительно. Я с тех самых пор не видел Москву такой тихой, чистой, сытой, спокойной. Все магазины были завалены деликатесами, притом и импортными, ранее не виданными, типа нарезок колбасы в вакуумных упаковках и пирамидок с соломинками – это такие были импортные соки. Из столицы нещадно выдавили за сто первый километр всех алкашей, дебоширов и криминальный элемент. И милиции нагнали столько, что вдоль моего дома прогуливались аж два патруля. Прошло все без эксцессов.

Олимпиада канула в Лету, а ОМОН остался. При этом его перевели в оперативное подчинение МУРа. И это было правильное решение. Скучать в последующие годы бойцам не пришлось. Были и задержания вооруженных преступников. И освобождение в 1981 году взятого в заложники ребенка. И нейтрализация угонщиков при попытке угона самолета в Шереметьево. И во всех случаях отрабатывали на пять баллов.

Появился и тяжелый счет. Правда, пока только раненые при исполнении. Но все же.

Между тем страна начинала уверенное движение в пропасть, в криминальный кошмар. Ушли старые лидеры страны. На их место пришел молодой да ранний перестройщик. Свобода, гласность, демократия и кооперативы со всеми прелестями массового перевода безналичных денег в нал. Вообще, будь Горбачев шпионом-диверсантом, он бы такого не наворотил – побоялся бы засыпаться. А по дури чего только не сотворишь.

Будто шлюзы открылись. Ранее загнанный в узкие ниши преступный элемент не только хлынул во все уголки нашей жизни, как прорыв канализации, но и стал консолидироваться в банды. А потом вооружаться. И вот настало время спецназа. Время горячей войны.

Резко пустели полки магазинов. Исчезали еда и промтовары под бессмысленную трескотню про «новое мышление, углубление и перестроение». Росла нездоровая гиперактивность населения, которое будто сам черт толкал на митинги под лозунгами типа «Партия, дай порулить!». То там, то здесь вспыхивали массовые беспорядки, в том числе криминального характера. Уже и незазорным виделось для всякой шантрапы и гопников разнести отделение милиции на Арбате.

Наверху наконец поняли, что в нынешних условиях разнузданности и накатывающей анархии для выживания власти необходим стальной милицейский кулак. Притом достаточно многочисленный. И в конце восьмидесятых был создан так называемый «большой ОМОН», в том примерно виде, в котором мы знаем его до сих пор. Он входил в систему охраны общественного порядка, был ближе к патрульной службе. И заточен в основном на борьбу с демонстрантами и массовыми буйствами.

Но и от старого «малого ОМОНа» отказываться никто не собирался. Потому как тот был нацелен на самые опасные проявления криминала, и вся подготовка была именно такая – зайти на бандитскую малину, ликвидировать преступника, освободить заложника. Отточены необходимые навыки у «спецов» были до филигранности. В этих смертельных играх одно неотработанное движение может стоить жизни боевым товарищам или заложникам. Поэтому «спецы» тренировались, не жалея себя. А потом, так же не жалея себя, шли в бой с криминалом. Так что старый отряд оставили, переименовав его в ОМСН – отряд милиции специального назначения…

В том ветхозаветном олимпийском году со спортивными занятиями в ОМОНе я быстро завязал – школа заканчивалась, впереди поступление в институт, ни на что не хватало времени. И вот теперь, более чем через десять лет, в 1992 году, снова поднимаюсь по этим ступенькам.

Двор перед зданием заполнен легковыми оперативными машинами. Номера на них в целях конспирации меняются как перчатки. Тут же застыл желтый автобус пазик – можно сказать, надежная боевая машина спецназа. Страшно представить, сколько драм и коллизий видели его глаза-фары.

Прохожу в тесный кабинет командира. Докладываюсь – мол, так и так, спецкорреспондент журнала «Милиция», буду писать очерк о вашей героической деятельности.

Тот пожимает плечами, интересуясь: мол, рассказать или показать? Я согласен и на то, и на другое. Договорились, что буду ежедневно в поте лица скучать с дежурной сменой, ну и заодно выезжать с ней, пока не надоест. Так и завис там больше чем на месяц.

– А что, оборону держите? – с легкой усмешкой спрашиваю я, кивая на прогуливающихся будто ненароком по двору «спецов». Мне показалось это перестраховкой – все же Москва не на осадном положении в ожидании немецких десантов.

Неожиданно резко и холодно командир произносит:

– Значит, для этого есть веские причины.

Уже потом узнал – причины и правда веские. На одном из последних сходняков московская братва на полном серьезе обсуждала вопрос объявления милицейскому спецназу, да и МУРу в целом, безжалостной войны на уничтожение.

Дело в том, что на проспекте Мира, прямо у Крестовского моста, во время операции спецназовцы ненароком пристрелили лидера одной из ОПГ.

Неудобно, конечно, получилось. Зажали бандитскую машину. В ней авторитетные братаны чинно терки терли о жизни и за баксы – кого напрячь, кого нагнуть, кому из коммерсов провокацию устроить. И тут нате вам, громовой глас:

– Милиция! Руки поднять! Выходим из машины!

И парни в камуфляже на мушке держат. Братве бы поостеречься, ан нет – взыграло ретивое: «Да кто вы такие?! Да я вас всех!»

Трудно стать авторитетом, не будучи психом. И трудно выжить, будучи психом, когда пошли по-настоящему серьезные игры.

В общем, потянулся браток за стволом сдуру. Спецназ на то и спецназ, что у него рефлексы отработаны как раз на такие случаи. Рука бойца не дрогнула. Бандит заработал предназначенную ему судьбой пулю и в лучших драматических традициях умер на руках у милиции, постанывая:

– Спасите. Кровью истекаю!

Истек. И как-то не жалко. Потому как братва в ту пору была просто инфернальным врагом всего доброго и вечного.

«Менты братана ни за что замочили! Беспредельщики!» – прошел шелест по Москве. Находящаяся тогда на пике безнаказанности и самолюбования, а также сильно оторвавшаяся от реальности московская братва собрала большой сход. Тщательно изучили материалы уголовного дела, возбужденного по факту перестрелки. Они его удачно сперли в прокуратуре. Хуже всего, что там были фамилии причастных к операции сотрудников. Хорошо еще без адресов – в графе «место жительства» по всем правилам числился Колобовский переулок и номер кабинета.

В порыве негодования решили бандюки подписаться на вендетту. Мол, сейчас строго в рамках кровной мести весь этот спецназ уложим. Не то чтобы консолидированно решили, но наиболее молодые, дерзкие и глупые в голос орали: «Всех положим, держите меня семеро!» А кто поумнее, опытнее и шустрее, напряженно продумывали пути отхода, переходящего в полезное для здоровья и жизни бегство.

Естественно, об этом сходняке оперативники МУРа узнали моментально. Не то чтобы это было очень серьезно. Все эти визги на сходняках с разрыванием тельника на груди и демонстрацией оскала с фиксами обычно так и остаются пустыми причитаниями и угрозами. Но все же ситуация была настораживающая. Да и давать бандитам уверовать в свою силу и безнаказанность нельзя – все это обернется большой кровью. Поэтому МУР слушок запустил среди братвы: сверху дан приказ всех авторитетных бандитов при задержании мочить. Мол, недолго либеральная музыка играла. Пора и честь знать.

Конечно, в разваливающемся «демократическом» ельцинском государстве, жрущем как свинья все отбросы «общечеловеческих ценностей», заботящемся о слезинке невинного бандита, такой приказ никто бы никогда не отдал. Прорвавшейся во власть кодле бандиты были куда ближе, чем милиция. Но «большая малина» поверила.

Днем опера запустили слушок, а уже следующим утром стали поступать новости. Бугры со всех более-менее приличных группировок, как лоси во время гона, ломанулись в США и Европу – или куда там еще, – оставив своих подпевал и шестерок мужественно погибать за правое дело в сече с проклятыми ментами. Потому как истинный бугор и пахан – все же человек не только жестокий, истеричный и наглый, но еще и умный, с повышенной чувствительностью на грядущие невзгоды и испытания. И он отлично понимает, что стоит вся эта истерическая, на гране сумасшествия, бандитская бравада перед государством, которое надумало за кого-то взяться всерьез.

В общем, когда бандиты узнали, что МУР пошутил, убивать их никто не собирается, то тут же счастливо вернулись обратно в Москву, к своим бригадам и бригадирам, которыми надо управлять, к коммерсам, которых надо щипать. Чуток успокоившиеся и уже без желания воевать с московской милицией. Но определенное напряжение осталось. Все же душа отморозка – потемки. И кому что в голову треснет – неизвестно. Поэтому ОМСН держал оборону неустанно, готовый к любому раскладу.

– Работайте, – напутствовал меня командир отряда.

С этого дня началось у меня странное, какое-то ирреальное существование – в русле измененной реальности воюющего с бандитизмом спецназа.

Особняк в Колобовском переулке. Это для меня была та самая точка, в которой, как нигде в другом месте, ощущался прерывистый пульс тяжело больного мегаполиса. И его постоянные судороги, которые заканчивались вызовом милицейской «скорой помощи». То есть восклицанием дежурного:

– Группа, на выезд. По тяжелому варианту!

Это значит, где-то прорвался криминальный волдырь. И кому-то нужна неотложная помощь. А кому-то и ампутация…