Читать книгу Святые с улицы Бримо - Илья Сергеевич Ермаков - Страница 11
История Бродячей Совы
ОглавлениеЯ поклоняюсь ночи.
Ночь – моя лучшая подруга, моя верная спутница, моя благородная богиня.
Я живу в ночи, и я дышу ночью.
Я существую ночью.
Почему?
Так спокойно.
Мне так нравится.
Так надо.
А еще я люблю черный цвет.
Однажды я сама пришла в Церковь душепопечительства на улице Бримо. До того дня я никогда не ходила на исповеди. Но пришлось…
Я села в узкую маленькую закрытую комнатку исповедальни и открылась пастору Джозефу.
– Мне нужна помощь.
Я честно во всем созналась.
– Что тревожит тебя, дочь моя?
В тот день его голос был так же нежен и ласков, как и всегда.
– Я хочу работать с вами. Хочу остаться здесь, в Церкви. Прошу… помогите мне.
Он вышел из исповедальни, чтобы посмотреть в мои глаза. Когда он увидел мое лицо, то окончательно определился со своим решением.
Я стала душепопечителем.
Церковь на улице Бримо стала моим новым домом.
Пастор Джозеф позаботился обо мне и выделил для меня отдельную комнату, где я организовала свою собственную художественную студию. Моя личная мастерская, наполненная холстами и красками.
В тот день, когда я оказалась в своей новой, еще пустой, мастерской, я поняла: моя жизнь только начинается.
Каждую ночь, возвращаясь домой, я надеваю свой темно-синий фартук и начинаю рисовать. Большой холст обычно приставлен к стене или лежит на полу. Вокруг стоят банки с краской. Кистями я почти не пользуюсь. Я использую… кисти своих рук.
В моих картинах зачастую фигурирует определенная палитра красок, очень точная и выверенная.
У меня свои цвета.
Черный. Оранжевый. Красный. Желтый. Белый.
Других не существует на моих полотнах.
Я – мастер пяти нот.
Лишь из этих цветов я создала десятки прекрасных картин, которыми неимоверно горжусь и восхищаюсь. Я не строю из себя великого художника и маэстро кисти. Нет!
Я делаю то, что мне нравится и получаю от этого удовольствие. Для чего еще нужна жизнь?
Мой фартук покрыт пятнами красок. Руки по локоть в черных и оранжевых пахучих жидкостях. Волосы завязаны в хвост. В нос ударяет дурманящий запах. Он опьяняет меня и сводит с ума.
Я вдыхаю испарения от красок и наношу смелые и дерзкие мазки.
Я зачерпываю краску в ладонь, размахиваюсь и бросаю на холст. Провожу рукой и делаю дугу. Снова и снова. Брызг, дуга, фон.
Брызг, дуга, фон.
Мои полотна полны экспрессии. Они не похожи ни на что. Когда я смотрю на собственные картины, то испытываю восхищение, смешанное со страхом, тревогу с радостью, счастье с отчаянием, ужас с умиротворением.
Это сильные картины.
Все мне так говорят, но и я… сама знаю об этом.
Иногда я рисую людей. Красивых людей, которые запутались… запутались, как когда-то запуталась я сама.
Они блуждают в темных лабиринтах собственных отчаяния, тревоги и страха… как и я гуляю по ночам.
Экстремальная Сова… такое прозвище мне сначала хотели дать, но нашлось кое-что более благозвучное.
Бродячая Сова.
В этом вся я.
Я живу ночью, а день… днем я отсыпаюсь. И сплю так, что кара Небесная меня не разбудит!
Объятия Морфея слишком крепки.
Мастерская заполняется разрисованными холстами. Мне мало. Сначала я изрисовала весь свой рабочий стол, а потом стала рисовать на белых скатертях.
Черными ручками…
Я собирала свои скатерти и вешала их на стены в своей мастерской. Вся моя комната, каждый сантиметр ее, будь то стены, пол и даже потолок – все увешано и заставлено моими картинками. Существует лишь невидимая тропа, чтобы перемещаться по комнате, переставляя ноги в строгой определенной последовательности. Об этой незримой тропе известно лишь мне одной.
У каждого человека свои секреты.
Свое хобби.
И свои… обязательства совести.
Я свое обязательство исполняю каждую ночь.
Гуляя по улице в ночи, я вдыхаю свежий воздух. Вокруг меня нет ни одной живой души. Никто, кроме Создателя, не наблюдает за мной, не следит и не пытается найти меня.
Я одна во всем мире.
Есть только я и эта ночь.
Улицы Йорма, скверы, парки, переулки, крыши, подземные переходы, мосты – все принадлежит мне.
Я – Королева Темноты.
Я – Царица Ночи.
Моя богиня благосклонна ко мне.
Гуляя по ночному спящему городу, я ощущаю свободу. Ничто не стесняет меня, ничто не гнетет, ничто не пытается сделать меня такой, каким оно есть само.
Я сама по себе.
Я – хозяйка своей собственной жизни.
И ради этого чувства я не сплю каждую ночь…
И не только ради этого…
Легкая и беспечная походка. Полная свобода действий.
Я могу бежать!
Могу нестись!
Прочь от всего!
Навсегда!
Могу кричать… петь… говорить…
И никто не услышит меня во мраке ночи.
Тьма – мой верный щит, мой сообщник, мой напарник и друг, который защищает меня и сопровождает повсюду.
Без тьмы я чувствую себя нагой, обнаженной, голой и грязной!
А ночь чиста.
Она честна.
Она такая, как и есть.
Она такая, какая я.
Но каждую ночь череда чистых улочек, запутанных туннелей Йорма, широких мостов и пустых скверов проходит. Я иду дальше. Далеко, далеко, где никто из тех, кто меня знает, не сможет меня найти.
Никому не придет в голову искать меня на самом краю Йорма, на самом… краю обрыва, где шныряют потерянные души.
Я иду туда.
Я иду туда каждую ночь.
Я иду к своей потерянной душе.
Душе, которой стыдно быть со мной рядом…
Я еще вернусь в Церковь, поднимусь на третий этаж, зайду в свою мастерскую и нарисую новую картинку. Я сделаю сорок или пятьдесят броских мазков, вылью ведро краски, использую все свои пять цветов и создам настоящий эстетический абстрактный шедевр, который никого не оставит равнодушным.
Я все это успею…
А пока…
Пока время чистого ночного воздуха проходит. В нос врываются зловония грязи, мусора, гнили и паленой кожи, к которым я давно привыкла.
Свалка.
Огромная помойка на границе города. Этим заканчиваются все большие города.
Они заканчиваются свалкой.
Я прошла через весь Йорм, прошагала несколько километров, чтобы прийти сюда. Меня еще ждет обратный путь.
Под ногами – грязь.
Лужи и грязь. Влажная земля.
В железных бочках горит огонь. Где-то сжигают резину. Кругом разбросаны покрышки. Жестяные банки, полиэтиленовые пакеты, кожура от бананов, арбузов, дынь и яблочные огрызки. На веревках висит мокрое белье. Рядом с бельем сушится тухлая рыба.
Люди, живущие здесь днями и ночами, всегда тепло одеты. Теплые куртки, брюки, сапоги, шерстяные шапки и перчатки без пальцев. Даже летом они греются.
Всегда греются…
Вот старик в инвалидном кресле. Вот трое бродяг с книгами. Вот женщины с пивом. Вот дети сидят у огня.
Они все здесь на своих местах. Ничего не меняется месяцами. Разве что кто-то новый придет, а старый помрет.
Других изменений не будет.
Это темная сторона Йорма.
Это та сторона луны, которую никто не видит.
Город – призрак.
И сюда я прихожу каждую ночь.
Я нахожу ее на том же месте, на том же каменном валуне, у той же горящей бочке, с очередной бутылкой пива.
Она сидит и ждет меня.
Моя несчастная бедная заблудшая душа.
– Лея…
Как и сейчас, каждую ночь она видит меня, встает и идет обнимать. Из глаз текут слезы.
Я чувствую прикосновение ее холодных дрожащих рук, запах немытых сухих волос и горячее дыхание на коже.
Душа обнимает меня и плачет, а я говорю ей без слез:
– Здравствуй, мама.
Ее зовут Изабелла.
Отец умер четыре года назад от раковой опухоли пищевода.
С того дня мать не выпускает бутылку из рук. От нее всегда несет перегаром. И я… ничего не могу с этим поделать.
Она тоже.
– Я ждала тебя, я так рада, что ты пришла.
– Ты же знаешь, что я прихожу каждый день, Изабелла.
– Называй меня мама.
– Я сделаю это, когда ты выполнишь свое обещание. Ты его не выполнила, Изабелла.
Она виновата смотрит на меня.
Я смотрю на ее опухшее лицо, на ее мешки под глазами, на ее водянистые глаза и двойной подбородок. Она ниже меня ростом, а потому я опускаю голову.
Я забираю у нее бутылку и разбиваю на осколки.
Снова…
Еще раз.
Сегодня все так же, как и всегда.
– Прости, Лея… прости меня!
– Не сегодня, Изабелла.
Она не может мне ответить.
Я беру ее под руку, и мы идем к ее валуну, ближе к огню, чтобы она не замерзала. Мне же холод совсем не страшен. Ночь меня закалила.
– Каждый день я жду тебя и всегда боюсь за тебя, когда ты не приходишь.
– Ты же знаешь, что у моего отсутствия есть только одна причина.
– И это пугает меня. Задания, на которые ты отправляешься со своими друзьями, очень опасные.
– Это моя работа.
– Знаю, милая, знаю… я так за тебя волнуюсь.
Снова все те же слова.
Ничего не меняется изо дня в день.
– Когда ты придешь в Церковь?
Она смотрит на меня так, будто слышит это впервые.
– Прости, Лея.
– Мне не нужны твои извинения, Изабелла. Как же ты не понимаешь?!
– Во имя Создателя, называй меня «мама»!
– Ты этого пока не заслужила! Не заставляй меня снова ругать тебя. Когда ты будешь послушной, Изабелла? Когда ты уйдешь отсюда? Я хочу вытащить тебя! Понимаешь?! Каждую ночь я прихожу сюда в надежде забрать тебя отсюда, а ты не уходишь! Почему? Почему ты не идешь со мной, Изабелла? Я готова связать тебя, оглушить чем-нибудь и увезти в багажнике нашего фургончика! Вот увидишь! Придет та ночь, когда я не приду, а приеду сюда на фургончике Призраков и украду тебя! Ты этого ждешь, Изабелла? А я это сделаю! Я сделаю это, если ты сама не вернешь себе нормальную жизнь!
Она всегда плачет, когда я кричу. Ей больше ничего не остается.
– Ты же сама знаешь, почему я не иду с тобой, Лея…
– Совесть грызет, да?!
Мы обе знаем, что я права.
– Совесть – вещь жестокая, Изабелла! Если ты провинилась однажды, так возьми свою волю в кулак и исправь ошибки! Тебе еще грехи замаливать и замаливать…
– Опять ты за свое, Лея! Опять ты считаешь меня грязной грешницей, достойной самых жестоких мук Огненной Геенны!
– Ты сама делаешь все, чтобы я так о тебе думала. Когда же ты поймешь, что это не может продолжаться вечно! Я всегда забываю, что у тебя, Изабелла, нет… воли…
– Доченька, милая… Лея… я люблю тебя…
– Не любовь мне от тебя нужна, Изабелла.
Снова ревет.
И так всегда.
Старый сценарий.
Она ничего не может с собой поделать. А я ничего не могу поделать с ней. Она сама выбрала для себя такую жизнь. Как бы я ни старалась, что бы я ни делала… она остается здесь или возвращается обратно.
Изабелла лезет в карман и достает пачку сигарет. Я отнимаю это у нее из рук.
Опять…
– Эй…
И бросаю в огонь.
Жар вспыхивает, и сигарет уже нет.
– Ты хоть знаешь, чего они мне стоили?! – Изабелла толкает меня в плечи.
– Мне плевать, чего они тебе стоили, Изабелла, – твержу я снова, – они не помогут тебе.
– Я не могу…
И снова плачь.
– Я не могу сделать то, о чем ты просишь.
– А что я прошу, Изабелла? Скажи мне! Что я у тебя прошу?
Мы обе знаем это, хотя…
Она могла забыть.
Стоит мне не появится хоть один раз, на следующую ночь все намного хуже. Она снова начинает пить, и ее уже не разбудить. Если не спит, то выглядит совсем плохо. Она становится существом, с которым невозможно разговаривать, как с человеком.
По этой причине я прихожу каждую ночь – контролирую ее.
Пока она знает, что я приду, она будет держать себя в руках. Но на долго ее не хватит. Каждый раз, выходя на задание Восьми Призраков Йорма, я работаю с мыслями только о ней…
Меня нет рядом, и мне остается только рисовать в голове жуткие сцены того, что с ней здесь происходит.
– Ты хочешь, чтобы я ушла отсюда.
– Так.
– Хочешь, чтобы я пошла в Церковь.
– Дальше.
– Хочешь, чтобы я начала помогать тебе и нашла работу.
– Продолжай.
– Хочешь, чтобы я перестала пить и вернулась к нормальной жизни… с тобой.
– И что в этом сложного… мама?
Изабелла обнимает меня и плачет снова, вытирая опухшими пальцами опухшее лицо. Мы совершенно не похожи друг на друга. Не внешне, не внутри…
Вернее… были когда-то похожи.
То время давно ушло.
– Лея… я обещаю, что справлюсь… я все сделаю, миленькая… я все исправлю…
– Ты знаешь, насколько я сыта по горло твоими обещаниями?
– Не серчай… прошу… только не серчай, Лея…
– А я не остановлюсь, Изабелла. Я не прекращу это, пока ты не выполнишь все свои обещания!
Она испуганно смотрит на меня и моргает.
– Все до одного, – процедила я.
Изабелла в судороге сглотнула комок.
– Я стараюсь, Лея… правда, стараюсь…
– Мало стараешься, Изабелла. Мало стараешься…
Она кладет свою голову мне на плечо. Мне ничего не остается, кроме как обнять ее и прижать к себе.
Что бы там ни было между нами, Изабелла – моя родная мать.
И я с ней живу.
Отношения сложные, непростые… не просто так я стала душепопечителем – одним из лучших, способных предотвратить самоубийство.
Ничего не делается просто так.
И несмотря ни на что, она – моя мама.
– Что ты сегодня ела?
– Мы жарили рыбу.
– Я же говорила тебе, что в эту реку смывают все отходы! Мне не хватало, чтобы у тебя развилась язва, аппендицит или что еще хуже!
– Прости… я не говорила тебе, Лея… язва у меня уже есть…
– Что?
– Лея…
– И ты мне говоришь об это только сейчас? Когда это случилось?
– Два…
– Изабелла!
– Два месяца назад…
У меня нет слов.
Черт!
Я вскакиваю на ноги и начинаю тяжело дышать.
– В голове не укладывается! Проклятье! У тебя уже два месяца язва, а ты говоришь мне это только… только…
– Лея… не надо… успокойся…
– Успокоиться?! Изабелла! Как я могу тут с тобой успокоится? Ты подыхаешь на помойке у меня на глазах и не даешь мне спасти тебя! Ты хоть представляешь какого мне жить каждый день, зная, что моя родная мать пропивает свою жизнь днями и ночами напролет на этом засранном пустыре?!
Сколько я раз я обещала себе не лить слезы при Изабелле?
Много раз.
Но сдержаться получается не всегда…
Она встает и пытается меня успокоить. Изабелла обнимает меня и гладит по спине.
Меня всю трясет!
– Ты же понимаешь, что мои силы тоже не безграничны? – говорю я ей.
– Прости меня, Лея… прости…
Я наконец достаю из пакета хорошее приготовленное мясо, завернутое в фольгу и свежие фрукты. Еще я приношу ей свежий мягкий хлеб и чистую воду.
– Держи, поешь нормально сегодня.
– Спасибо…
– И вот еще.
Даю ей деньги.
Опять совершаю ту же ошибку.
– Если ты снова купишь на них сигареты или бутылку – больше не получишь. Так и знай, Изабелла!
– Хорошо, Лея… я обещаю!
Она берет сверток бумажных денег и убирает во внутренний карман своей куртки.
– И никому не показывай. Лучше купи на них новую одежду. Там хватит. Завтра будет еще. Но ты должна понимать, что я не могу отдавать тебе все свои деньги, Изабелла. Платят нам в Церкви немного, и мне тоже надо как-то жить.
– Я все понимаю, Лея…
– Да ничего ты не понимаешь!
Устала злится на нее.
– Ладно, хватит на сегодня. Мне пора, Изабелла.
– Уже?
– Обратный путь неблизкий. Еще поспать надо. Опять ведь утром поднимут. Ничего там без меня не могут нормально сделать.
Настроение при воспоминании своих друзей у меня поднимается, и я начинаю легко улыбаться.
– Я буду завтра ждать тебя, Лея.
Изабелла снова обнимает меня.
– Я приду.
Я всегда прихожу.
– Я люблю тебя, мама.
И поцелуй в лоб.
Мы прощаемся, и я ухожу.
Я покидаю эту свалку и возвращаюсь в большой город, в красивый и настоящий Йорм.
Ночь радуется мне.
Нас с ней ждет еще несколько километров пути, которым я смогу вдоволь насладиться, шагая налегке.
Взглянув мельком на чистое звездное небо, я придумала свою новую картину. Сегодня же ею займусь.
Мне понадобятся все краски: черный, оранжевый, красный, желтый и конечно же белый.