Читать книгу Жизнь и смерть русского рока. Время колокольчиков - Илья Смирнов - Страница 12

Человек-консерватория: «серьезный» композитор, пианист, гитарист, оперный вокалист (исполнял в Большом театре сложнейшую партию Звездочета в «Золотом петушке») – он являет собою живое доказательство того, насколько плохо творческая личность вписывается в социологическую схему. С самого начала он не был музыкантом определенной группы: в 1960-е выступал и с польскими ТАРАКАНАМИ, и с англоязычными СЛАВЯНАМИ, с инструментальными СКИФАМИ, с исконно мексиканскими ЛОС-ПАНЧОС, наконец – с исконно русской группой СКОМОРОХИ. Это тот случай, когда имя команде дано со смыслом, а не просто ради красного словца. (Хотя, кто знает, может быть, и слово ТАРАКАНЫ многое значило для тех, кто жил в общежитии МГУ). Градский в СКОМОРОХАХ умудрился еще на рубеже 1960–1970-х годов каким-то образом предвосхитить основные творческие достижения 1980-х: русскую национальную модель рок-музыки, «фольклоризацию», синтез роковой и бардовской традиций. Его «Птицеферма» написана за 12 лет до того, как Рыженко, Богаев и Панов поняли, что рок может быть еще и таким:

Впрочем, баллада Градского еще имела оптимистический конец: «а наутро люди видали – председатель колхоза построил новую птицеферму» (взамен той, которую с горя спалил Ваня). Финал, исполняемый на пределе уникальных возможностей вокалиста, возвещает, что «и Любовь воскреснет из пепла, как Птица ФЕ…РМА!».

Автор и исполнитель песен Александр Градский выступает на сцене

«Мы были более веселыми, – объясняет сам Градский. – Может быть, больше портвейна выпили»[14].

Но в отличие от своих младших коллег, Градский сумел – несмотря на портвейн – стать единственным у нас настоящим (в западном понимании) профессионалом.

Когда в 1989 году на презентацию альбома «Гринпис» в Москву съедутся именитые рокеры из метрополий, в кооперативном кабаке будет устроено угощение и маленький «джем». Ничуть не смущаясь качеством советской ресторанной аппаратуры и плясками в зале, звезды заиграют классические рок-н-роллы. И окажется, что ни один из наших соотечественников просто не в состоянии выдержать элементарного теста – участвовать в этом «джеме» вместе с братьями по ремеслу. Ни один – кроме Градского.

Но все-таки самое удивительное в этом человеке другое. Несомненные дарования в «серьезной» музыке достаточно рано, еще в 1970-е годы, открыли ему двери «официальной» культуры: фильмы, пластинки, официальные гастроли. Тем не менее, вопреки всем законам природы, Градский остался собой – не деградировал ни в творческом, ни в человеческом отношении, как подавляющее большинство рокеров, перешедших на заработки в филармонии. Может быть, про «Яростный стройотряд» ему петь и не следовало бы – но уже «Незнакомый прохожий», формально соответствующий критериям «советской эстрады» – это все-таки не «советская эстрада», а искусство. Видимо, Градского (в отличие от малообразованных коллег) поддерживала классическая культурная традиция: Бернс и Саша Черный, старинные русские песни и Бетховен. И независимый характер, который в полной мере проявится во время андроповских репрессий. Но об этом разговор впереди. А пока – в 1970-е – опередивший время «отец русского рока» оставался одиноким ковбоем среди шумного карнавала хиппистской культуры: его уважали, но направление движения определял не он.