Читать книгу Футуризм и всёчество. 1912–1914. Том 2. Статьи и письма - Илья Зданевич (Ильязд) - Страница 3

I

Интерес, возникший к футуризму, переносится ошибочно на многие вещи, не имеющие с ним не только ничего общего, но даже идущие вразрез и явно говорящие против него.

Есть люди, которые пристают решительно ко всякому направлению, оттого, что им выгодно и удобно в данный момент считаться новыми.

Очень маловыразительные в чём угодно, среднего дарования, отрицаемые теми, к кому пристают, но легко пробивающие себе дорогу в тупом и ограниченном представлении обывателя, ввиду сходной психологии, подобные люди вносят окончательную путаницу и ставят затруднения при оценке задач и достижений современного искусства.

Обыкновенно такие ретивые защитники нового искусства стараются быть левее самых основателей направления и коверкают их идеи по своему усмотрению, и счастье, если это усмотрение окажется не слишком ограниченным. Выдавая

себя, быть может, и искренне, за самых ярых поборников современного искусства, они проходят в свет и сердце буржуа за много годов раньше тех, кем они вдохновились и на чей счёт, опошляя их идеи, живут. Так было в своё время с Сезанном, живописные идеи которого в ложно понятом виде прошли в жизнь в картинах других художников, даже не в одной Франции, ранее того, чем произведения самого мастера стали известны более или менее широкому кругу людей.

Теперь же, когда эти идеи настолько опретили, что вызывают горячий протест со стороны художников, стремящихся вперёд и не желающих в замене старой академии создавать такую же новую, подобные протесты встречаются негодованием и чуть ли не обвинением в святотатстве.

То же самое произошло с идеями Ницше, Ибсена и друг.

К открывателям новых путей и выдвигающим новые задачи пристают масса ограниченных популяризаторов, желающих разделить с ними будущую славу. Подобные популяризаторы, не давая ничего своего, стараются утрировать новое учение и главным образом возможно скорее приобщать его к жизни, хотя бы даже в форме диаметрально противоположной самому учению.

И так как в таком случае единственный путь – это приближение нового к старому и в то же время нападки по адресу представителей старых же традиций, то приведённое в такой вид «новое» делается вполне приемлемым для буржуа. Бойкая ругань возбуждает внимание. Средняя новизна предлагаемого позволяет воспринять.

Всё это только отдаляет и задерживает, конечно, не самое движение нового искусства, но возможность в более чистом виде проходить ему в жизнь.

Теперь развился новый класс людей, раньше не существовавший, или существовавший только в лицах так называемой публики – это класс профессиональных популяризаторов и комиссионеров всевозможных художественных идей.

Я не отношусь к этой корпорации с осуждением, как и ко всему, что выдвигает наше живое и интересное время, когда это происходит откровенно под своим флагом, – как я не прихожу в ужас от развращённости детей и стремления к хулиганству. Торжествующий хам вовсе не кара нашего времени, а его знамение. Но я хочу отметить факт торгующих хамством в розницу и вовсе не под этим блестящим названием, а наоборот, позорящих и провоцирующих его отрицательное, но грандиозное значение.

Все эти пришепётывающие, беззубые остатки декадентства с театральным пафосом и жестами, выступающие в защиту – то кубизма, то футуризма, сообразно случаю, одинаково позорят и дают ложное представление о том, что они защищают и к чему себя пристёгивают.

Их настоящие симпатии выползают гораздо позднее, и если некоторые их распознают сразу, то другим приходится это увидать после более долгого наблюдения. Я имею в виду, как уже сказано, комиссионеров по вопросам нового искусства.

Такими являются большинство устроителей диспутов и докладов, предлагающих вместо нового искусства отжившую дребедень, набор слов из старых номеров «Мира искусства»⁸⁶ и «Золотого руна»⁸⁷, а иногда переложенный, по-своему истолкованный взгляд какого-нибудь современного критика.

Дело, конечно, начинается с Адама – с «барбизонцев» и «импрессионистов» в живописи, Бодлера в литературе, Ницше в философии и Вагнера в музыке.

Конечно, это весьма любопытно для гимназистов, студентов, курсисток – так называемого подрастающего поколения, но, к сожалению, для современных задач искусства, ввиду их замены идеями отжившими, не имеет никакого значения.

Они были бы своевременны лет 15–20 назад, но тогда были свои подобные же докладчики. Если поднять на такой лекции какой-нибудь действительно современный вопрос, сами лекторы глазами будут хлопать и злобно огрызаться – точно им личную обиду наносят.

И вот такие докладчики, благодаря выгодности этого дела, в наше время развелись в большом количестве.

Их задача – ловить налету новые идеи и перекладывать их на обывательский язык. На этом они и стараются зарабатывать свой комиссионерский процент. И лезут они самым наглым образом, раз знают, что желающих слушать об искусстве много, и существует новое искусство, которое можно эксплуатировать.

Так дело обстоит с одной стороны; с другой же идёт замена настоящих задач нового искусства, всего открывающего или старающегося открыть новые пути, обновлённым декадентством. Неодекаденты устраивают также и диспуты, и доклады, и искренне или же не искренне, но мнят себя проповедниками нового искусства. Не понимая того, что в новом искусстве надо же действительно выдвигать что-нибудь не бывшее – новое, а не только быть проповедником существующих учений и выдвинутых проблем.

II

Возникшее лет 60 назад во Франции так наз<ываемое> декадентское движение перекинулось в Россию, где в восьмидесятых-девяностых годах в Москве и Петербурге расцвело великолепным цветком.

Отсюда как эхо раскатилось по русской провинции и, не найдя себе там отклик, хотя с запозданием, но зато со свежими силами вернулось назад и вступило в борьбу с теми, кто его создал, теперь литературными инвалидами.

Только теперь декадентство выступило под именем борцов с общественным вкусом, защитником свободного искусства, не понимая того, что такие названия выдают с головой, ввиду того, что имитируют подобные же названия, характеризовавшие французское декадентство, только с той разницей, что то не было признано за те же самые качества, до которых теперь, как раз наоборот, так падок буржуа.

Большинство современных литераторов, именующих себя футуристами, не примыкая к последним никакой стороной своего творчества (так как в них нет элементов, ранее не существовавших и совершенно новых, возникнувших сейчас и предназначенных для будущего), есть не что иное, как обновлённое декадентство.

Все эгофутуристы, борцы с общественным вкусом и т. д. во главе с Игорем Северяниным⁸⁸, Хлебниковым⁸⁹, Гнедовым⁹⁰, «Бубновый валет»⁹¹ и «Союз молодёжи»⁹² не что иное, как недожатое декадентство. Но какое отношение могут иметь они для утверждения новых форм искусства?

Вот это-то и они сами великолепно понимают, потому что в целом ряде диспутов и докладов не было выставлено ни одного своего положения. – Обыкновенно после перечня заслуг современных новаторов начинаются нападки на отжившие направления и отошедших художников, на чём уже и зиждутся все споры и разногласия. Явление весьма печальное, где сам лектор своими знаниями и достижениями не превышает уровня аудитории.

Дальше идут – брань по адресу старого искусства, заверение, что мы де самые левые, просьба у общества поддержки новому искусству и т. д.

Нелепее всего эта «поддержка общества». Какое там общество, когда идёшь, действительно, вразрез с его вкусами?

Это происходит одинаково и в живописи и в литературе.

В живописи, несмотря на бессвязную болтовню, они дальше поверхностного кубизма не идут, как в своё время не шли дальше «импрессионизма Бродского».

Первыми докладами, посвящёнными современной живописи, были доклады, прочитанные о творчестве Михаила Ларионова (Свободная эстетика в Литературно-художественном кружке) осенью 1911 года⁹³. Доклады, правда, довольно неудачные. – Затем доклад в Обществе Союз молодёжи в Петербурге, прочитанный г. Бобровым⁹⁴, также неудачный и мало разъясняющий то, что носит название нового искусства. Но так или иначе эти доклады положили начало всем диспутам и лекциям на тему о новом искусстве. – Первые два доклада были опытом, показавшим, что сейчас в широкой публике есть интерес к новому искусству, и уже после этого пошло настоящее торжество посредственности, примкнувшей к новому искусству, ничего не сказавшей о нём и заменявшей все доклады несколькими фразами из Мутера⁹⁵ и Мейер-Грефе⁹⁶, относящимися больше к барбизонцам, Еженю Делякруа, немножко Мане и ещё более отдалённым эпохам. Понятно, всё переплеталось руганью по адресу так наз<ываемых> врагов, т. е. художников и писателей, имеющих громкую известность, – это уже для возбуждения негодования тупых буржуа и для эффекта.

Таковы были диспуты «Бубнового валета» в Москве⁹⁷ и «Союза молодёжи» в Петербурге⁹⁸.

Докладчиками не было выставлено, так же как и в литературных диспутах, в живописных, ни одного положения, не только своего, но даже толково понятого чужого. Кроме слов «мы первые открываем путь»⁹⁹