Читать книгу Перекрёсток цивилизаций. Книжное приложение #01 (139) - Ильяс Мукашов - Страница 3

Доктор исторических наук, Заслуженный деятель науки Республики Тыва, Почётный доктор буддийской философии Института буддизма Буддийской Традиционной Сангхи России

Феноменальный расцвет алтайского «бурханизма» в начале XX века удивительным образом совпал с реформаторским движением в буддизме в странах Востока (Китай, Шри-Ланка, Япония, Монголия, Бурятия и др.), которое привело к образованию «модернистских» форм современного мирового буддизма, играющих все более заметную роль в диалоге культур Востока и Запада. Однако это совпадение представляется совсем неслучайным, если учесть, что в недрах другой индоарийской религии, в глубокой древности породившей сам буддизм, – в индуизме тоже развиваются процессы реформации и «модернизации», которые, с одной стороны, породили так называемый неоиндуизм (в разных его формах), а с другой – стимулировали формирование и развитие «гандизма», как общественно-политического движения, весьма причудливо (и, вместе с тем, вполне органично) сочетающего традиционные для всей индийской цивилизации идеи «не-насилия», «не-причинения» зла насилием (ахимса) со вполне современными методами и формами политической борьбы в соответствии с принципами и идеалами западной демократии.

Ярким примером такого симбиоза стало «гражданское неповиновение» и другие «ненасильственные» акции, которые в конечном итоге и привели к обретению Индией независимости от Британской империи и в значительной мере обусловили то, что эта восточная страна до сих пор развивается в рамках и на основе западного парламентаризма и других демократических институтов, несмотря на постоянные ожесточенные попытки ультра – традиционалистов и фундаменталистов ввергнуть ее в пучину межконфессиональных и межэтнических конфликтов. В связи с этим следует отметить, что и алтайский «бурханизм», и «обновленческое» движение бурятских, калмыцких и тувинских буддистов должно было привести примерно к такому же результату (т.е. к более или менее бесконфликтному взаимодействию и соединению разных цивилизационных культур, правда, в весьма ограниченной сфере политической культуры), если бы не грубое, сугубо насильственное подавление этих движений.

Следует, таким образом, подчеркнуть, что важным уроком известных событий 1904 года на Алтае (что это за события?) является то, что традиционная религиозная культура в принципе может вполне самостоятельно выработать в себе более «правильный», т.е. более гибкий менее конфликтный ответ на цивилизационный «видов» современной западной культуры, чем, например мусульманская цивилизация. Но реакция на этот ответ тоже должна быть гибкой, демократичной и вполне цивилизованной (а не «варварской», как в случае с убийством М. Ганди исламским фанатиком, или в случае со сталинскими репрессиями против бурятских «обновленцев»). Кстати, эти репрессии в конечном итоге привели к тому, что в настоящее время бурятские ламы стали отходить от принципов «обновленчества» (в том числе и от вполне рациональных, с точки зрения современных реалий, например, таких, как призыв к разумному использованию новейших достижений европейской науки и техники, а также элементов демократической политической культуры), возвращаясь к более традиционным и иногда даже консервативным формам религиозной проповеди и практики, что само по себе закономерно, но в значительной степени затрудняет распространение тибетского буддизма Махаяны среди русскоязычного населения Федерации.

Поэтому актуальной остается проблема некоторой «модернизации», трансформации и реформации, как в буддизме, так и в «бурханизме», с учетом исторического опыта их взаимодействия с российско-евразийской цивилизацией, а также выработки единой (по крайней мере, в общих чертах) стратегии развития в резко изменившейся в последние годы геополитической и этнокультурной ситуации. При выработке такой стратегии необходимо учитывать то, что и буддизм, и «бурханизм» являются подлинно «евразийскими» религиями не только в геополитическом и цивилизационном смысле, но и, так сказать историко-генетически, поскольку обе религии были созданы родственными в этнокультурном (этноконфессиональном) отношении народами, создавшими евразийское кочевничество, которое, в сущности, и породило так называемую «кочевую» цивилизацию народов Центральной Азии, а затем и евразийскую цивилизацию как межкультурный и межэтнический феномен.

При этом следует прежде всего учитывать то, что древний «Ак-дзян» (произносится «Ак-jан», «Ак-дян», «Ак-Чаяан»; бур.-монг. «Бурхан Заяа [н]») предшественник современного «бурханизма», и бурят-монгольское тэнгрианство были не только добудийскими религиями, но и единой саяно-алтайской пред-буддийской религией, в которой уже содержались в более или менее явной форме основные, фундаментальные положения буддийской философии – теория «пустотности» (ср. концепцию «Вечного Синего Неба», «пустотного» по своей природе, но, вместе с тем, всеобъемлющего и всемогущего), идея Универсального Круга («хор» – «кур» – на каком языке?) и диалектического монизма, концепция «перерождения» и т. д. С точки зрения этнополитики и практики межконфессионального взаимодействия особый интерес представляет, конечно, этический императив «Белой Веры», требующий безоговорочного соблюдения принципов «ненасилия», любви и сострадания ко всем «живым существам», лежащий в основе экологической культуры «кочевой» Центрально-евразийской цивилизации. Представляется, что давно уже назрела необходимость обобщения и утвержденитя этих духовно-культурных и цивилизационных принципов в «Евразийской Хартии», которая наряду с правами человека (как в «Атлантической Хартии») должна отстаивать приоритет нравственных, духовных и экологических ценностей, а также равные права и интересы как «больших» так и относительно «малых» этносов и этноконфессиональных групп. Это становится все более актуальным так же и в виду массированного наступления исламского фундаментализма не только на Западную (христианскую) цивилизацию, но и на Российско-Евразийскую.

Буддисты и последователи «Ак дзян» в Туве, Хакасии и Бурятии разработали следующий вариант «Евразийской Хартии»:

1. Право этносов на выбор традиционных для них форм самоуправления и культурно-национальной автономии в рамках существующих государств.

2. Правосубъектность этноса во всех сферах международных отношений, касающихся его интересов, независимо от его государственно-территориального статуса.

3. Право на этнокультурную, экономическую и экологическую безопасность, в том числе на безъядерные зоны.

4. «Ненасилие», не причинение зла насилием, как метод решения всех этнополитических проблем.

5. Неприкосновенность этнической территории, священных мест.

6. Право на разнообразие форм коллективной безопасности, на присоединение (или неприсоединение) к разным «блокам», «союзам» и т. д.

7. Право исповедовать (или не исповедовать) любую религию; право на защиту традиционных конфессий от иноэтнических конфессиональных новообразований (сект).

8. Уважение прав на коллективную собственность на землю и на коллективные формы природопользования в традиционных местах обитания.

Думается, что эти принципы могут быть положены и в основу общей стратегии развития буддизяма и бурханизма); а также тенгрианства, в современной этнокультурной и геополитической ситуации в российско-евразийском пространстве. Можно надеется, что именно такой подход позволит предотвратить предрекаемую С. Хантингтоном «войну цивилизаций» и другие межэтнические и межконфессиональные конфликты.

Примечания

1. О бурятском «обновленчестве» подробнее см.: К. М. Герасимова. Обновленческое движение бурятского ламаистского духовенства. Улан-Удэ, 1956.

2. См.: Н. В. Абаев. Архаические истоки понятия «хор» в этнокультурной традиции народов Саяно – Алтая. «Социальные процессы в современной Западной Сибири». Горно-Алтайск: ГАГУ, 2003; см. также: Н. В. Абаев, В. Р. Фельдман «Тэнгрианство» и «Ак Чаяан» как духовно-культурная основа кочевнической цивилизации тюрко-монгольских народов Саяно-Алтая и Центральной Азии. Горно-Алтайск: ГАГУ, 2002.

Сумэру. Фотографика Юрия Извекова