Читать книгу Цирк с конями в казённом доме - Илья Стальнов - Страница 2

Вражеский десант высадился в Московской области весной 1992 года, быстро присмотрел место для временной базы – обустроился в Ногинском районе – и стал совершать вылазки, поставившие на уши всю столицу.

Ну а если проще – в столичный регион из глубин Закарпатья прибыл цыганский табор больше сотни человек. И теперь каждым ранним утром цыгане садились в электричку и ехали потрошить Москву – заниматься кражами, гаданием, нищенствованием. Но самая коронка – наглые принародные грабежи с участием детей от семи до десяти лет. Работали в основном по иностранцам – то есть тем, у кого в убогой постперестроечной Москве был самый крутой прикид и самые крутые тачки. Выходит гламурная фифа из «Мерседеса». Пройдет два шага, и тут на нее налетает толпа малолетних чумазых негодяев. Облепляют ее, как тараканы. Дама, ничего не понимая, пытается стряхнуть их, а они уже врассыпную – с ее деньгами и драгоценностями. Пару женщин раздели чуть ли не догола в самом центре столицы.

Поскольку работали цыгане по самым солидным клиентам, очень быстро список их жертв стал напоминать перечень гостей дипломатического раута. Там и жена английского посла, и масса шишек рангом помельче, но все равно крупных. За пару месяцев табор, особо не напрягаясь, принес России семь дипломатических нот.

Поскольку исполнители преступлений были малолетними, то по закону уголовной ответственности не подлежали, и ничего сделать с ними было невозможно. Тогда мэр Москвы Юрий Лужков и глава областной администрации Анатолий Тяжлов издали совместное постановление о разгроме незаконного поселения в Ногинском районе и выселении оккупантов за пределы региона, лучше в их родные края.

Было где-то четыре часа утра, когда в актовом зале на Петровке, 38, планировалась атака на вражеские укрепления. Михаил Денисов, начальник «цыганского» отделения МУРа, к задаче подошел с размахом и скрупулезностью. На стене висели исполненные в лучших традициях военной топографии карты с изображениями лагеря противника, расстановки наших сил и средств, направлений основных ударов. Миша самозабвенно разъясняет порядок действий: откуда заходит штурмовая группа, где резерв, приданные силы, по какому сигналу выдвигаемся.

Ну, а потом апофеоз – выдвижение на цель и атака подлого врага.

Громим мы цыганский лагерь рано утром, пока его обитатели еще не сорвались на работу в Москву. Мы вылезаем из оперативных машин на стылое подмосковное шоссе. Рядом останавливается автобус с ОМОНом. Холодрыга собачья, в легкой куртке меня пробирает мелкий озноб, карман оттягивает баллончик со слезоточивым газом, из которого надлежит обильно опылять зловредных правонарушителей.

– Начинаем движение, – приказывает старший группы.

Мы растягиваемся в цепочку. Утренний туман, хруст веток, густая лесополоса. Массивные фигуры омоновцев в серой форме, с автоматами сильно напоминают егерей вермахта, вышедших на охоту за партизанами.

Впереди маячит просвет. По рации проходит сигнал:

– Захват!

Мы припускаем вперед бегом и выскакиваем на просеку.

Картинка предстает перед нами архаично-идиллическая, из времен раннего Средневековья. На просеке расставлены палатки, шалаши, ветхие временные строения. В лужах возятся босые пацаны – это в такой-то холод. Морозоустойчивые, гаденыши, прямо как белые медведи. Босые цыганки варят на костре еду в чугунных котелках, другие прихорашиваются, готовясь к отъезду на работу. Мужчины-цыгане, как всегда, что-то жрут или кем-то понукают. Размеренная жизнь табора. И тут картина маслом: «Явление милиции цыганскому народу». Вы нас не ждали, ну а мы уже пришли.

Со всех сторон на табор накатывают бравые сотрудники ГУВД Москвы. И начинается знатная баталия.

Дальше все помню обрывками. Стук резинового «демократизатора» – это цыгану, решившему изобразить что-то крутое и непокорное, прилетает от омоновца, да так, что злодей валится на землю и особых признаков жизни не подает. Мерный стук дубинок – это омоновцы загоняют цыганских теток и детей в круг. С кряканьем удары омоновскими башмаками по ребрам – это цыган-мужчин раскладывают на влажной утренней почве. Звук защелкивающихся наручников.

Визг стоит такой, что уши глохнут – это орут цыганки. Их фирменный стиль – при задержаниях или разборках они моментально переходят на оглушительный вопль, оказывающий на неподготовленных людей парализующее действие. А могут и грудным ребенком в милиционера кинуть – такое тоже бывало. Но ОМОН к этим выкрутасам привычный. Бах, хрясь по ребрам, по ногам «демократизатором»: «В круг, сестрички, в круг, стоять и не вякать!»

Ругань, проклятия рушатся на наши головы Ниагарским водопадом. А мат стоит такой витиеватый, которого я раньше и не слышал.

– Чтоб тебе конь в глотку насрал! – это самое безобидное.

Ветер сегодня почти ураганный. Оперативники из наркоотдела вспарывают подушки, в которых цыгане любят прятать наркотики. Воздушный порыв поднимает пух, и кажется, что весной на землю обрушился густой новогодний снегопад. И в этом пуху задорно прыгает и катается, повизгивая от удовольствия, крупная, как теленок, немецкая овчарка, натасканная на поиск наркотиков.

Оперативник отводит в сторону пацана лет десяти – белобрысого, с голубыми глазами, странно выглядевшего на фоне своих черноволосых смугленьких собратьев.

– Ты кто? – с подозрением спрашивает опер.

Пацаненок гордо приосанивается:

– Я цыган.

– А волосы чего такие белые?

– Покрасились!

В этот момент главная паханка-цыганка поднимает дикий вопль:

– Чего, ирод, к ребенку пристал?! Цыган он! Мы что, только с цыганами трахаемся? Мы и с русскими трахаемся! Интернационализм! Дружба народов!

Это не легенда, а реальность – есть у цыган такой грешок, иногда подворовывают детей, когда своих не хватает. Ведь правильно воспитанный ребенок – это не только расходы на одежду и кормежку, но и добытчик, грозная боевая сила, что наглядно продемонстрировано в боях с иностранными дипломатами в Москве.

Когда весь этот безумный балаган немножко стихает, начинается обыск. Добычу мы кладем на брезент. Доллары, марки, золотые кредитки – чего только тут нет. Первый раз в жизни вижу китайские юани – целую пачку, стыренную у дипломатов из КНР. Задача у милиции простая: набрать денег для того, чтобы оплатить уже забронированный вагон до Молдавии. Денег на брезенте уже достаточно, даже с перебором. Хватит и на поезд, и на самолет, и еще на автобус.

Паханка не унимается:

– Вам что, деньги нужны?! Так вы сказали бы! Мы бы вам на Петровку их привезли! И ходить не надо!

Уже ближе к обеду мы доставляем табор в ГУВД Москвы. Там цыган фиксируют в соответствующих книгах и документах, фоткают. А вечером оккупантов запихают в вагон.

Я думал, что больше эту компашку не увижу. И сильно ошибся.

Где-то через год был в командировке в Питере, а оперативники с Литейного мне и говорят:

– Тут к нам табор приполз родом из Закарпатья. Сначала жили в палатках у железной дороги. С холодами оккупировали дачный поселок, позахватывали домики, живут там. А в Питер ездят грабить иностранцев и попрошайничать. Одна дипломатическая нота за другой. Вон, на днях президента крупнейшего французского банка «Лионский кредит» обули. Одного из руководителей правительства Словакии. Ужас какой-то.

У меня закралось подозрение, и я осторожно спрашиваю:

– Откуда они такие взялись?

– Так из Москвы. Оттуда их выселили. А у нас Собчак видный демократ. Говорит, выселять их негуманно. Вот мы к ним наезжаем временами в гости. Недавно двести кило анаши изъяли. Да поехали, сам посмотришь.

И вот приехали. Садоводческое товарищество, дома-курятники. Все дорожки засыпаны, как просом, пятидесятирублевыми монетами.

– Это они попрошайничают, в мешки монеты собирают, мешки по дороге лопаются, монеты высыпаются, – поясняет опер. – Думаю, тут на земле на строительство нового дачного поселка можно мелочи насобирать.

Дальше анекдот накаляется. На наших глазах скрюченная бабка приходит проведать свой любимый дачный домик, открывает дверь. А в доме в позе Доцента из «Джентльменов удачи» сидит на лавке полуголый цыган, перед ним на столе целое корыто с макаронами, вокруг дети и жены мечутся, ублажают его.

Бабка хватается за сердце:

– Ироды окаянные! Бандеровцы! Чего вы в моем доме делаете?

– Не боись, бабка, – важно отвечает цыган. – Скоро весна, посеем тебе все, потом уберем.

И ошарашенная бабка понимает, что они останутся здесь навсегда.

В другом домике цыганская семья сидит за столом, перед ними чуть ли не до потолка возвышается гора пятидесятирублевых монет – они их в столбики складывают.

Ну а дальше вообще начинается фантасмагория. Опер цепляет пробегающего белобрысого мелкого пацана с вопросом:

– Ты откуда тут взялся такой белобрысый?!

И тут же появляется скандальная цыганка и начинает орать, кто с кем трахается, про интернационализм и дружбу народов. И пацана, и тетку я узнаю. Глядя на нее, говорю:

– Чего ты разоряешься? Я тебя, выдру, еще по Ногинскому району помню.

Она затыкается и смотрит на меня с опаской – мол, что за хрен, который за ними везде ездит.

Вот так я начал погружаться в сказочный мир цыганской преступности.