Читать книгу Не мой Ромео - Ильза Мэдден-Миллз - Страница 8

У меня ощущение, что мой рот плотно набит ватными шариками. Я со стоном сжимаю ладонями виски, чтобы хотя бы немного унять головную боль. Привет тебе, Армагеддон головных болей! Я скулю, чертыхаюсь. Вот что бывает, когда злоупотребляешь джин-тоником. Все, больше я не пью.

Я ворочаюсь, заслоняю ладонью глаза от света, льющегося в большое окно. Одно хорошо – шелковое белье, на котором я лежу. Не помню, когда я перестелила постель. Я ощупываю кровать. Куда подевался Ромео?

Черт! Я в чужой постели!

У меня саднит в самых интимных местечках, и я блаженно улыбаюсь. Грег. Грег. Грег. Настоящий кудесник! Знает, как сделать женщину счастливой и как поступать с ее «к-л-и»…

Я смотрю на часы. Семь часов. Я поворачиваюсь, ожидая увидеть мистера Синоптика, но огромная постель пуста, осталась только легкая вмятина в подушке от его затылка. И записка. Я щурюсь, пытаясь разобрать написанное, но этого мало, приходится поднести листок к самому носу.

Меня зовут Джек. Извини за путаницу, ты обозналась. 861‑555‑5144.

Я перечитываю это три раза подряд. Как-то сухо. Где восторги?

А насчет «обозналась» – это, наверное, шутка?

Я лежу и думаю, воспроизводя в памяти нашу встречу в «Милано». Разве он не назвался Грегом?

Я спросила, тот ли он самый, он ответил утвердительно.

Не зная, что подумать, я сажусь. Превозмогая головную боль, вспоминаю события ночи. Я не знала, как выглядит Грег. Увидела парня в синей рубашке и решила, что это он и есть. Я озадаченно прикусываю губу. Подошла, села, принялась болтать…

Ну и дела! Сердце бешено колотится. Нет! Неужели я могла подсесть не к тому человеку, а он ничем себя не выдал? Как же тогда весь этот треп по погоду, про МОКРЫЙ дождь?

Унижение подпитывает злость.

Кем надо быть, чтобы прицепиться к незнакомцу?

С кем же я переспала?

Я стягиваю с кровати белую простыню, обматываюсь ею, встаю. Опасливый взгляд в зеркало. Вид у меня такой, словно я пила всю ночь: волосы так всклокочены, что даже не верится, что так бывает. На подбородке засохшая слюна, вокруг глаз размазана тушь. Так выглядят душевнобольные. Теперь понятно, почему он дал деру.

Я ожесточенно тру лицо, пока тащусь на кухню за своей одеждой. Юбка, блузка, лифчик, подвязки – все валяется на полу. А трусиков нет.

Несколько минут уходит на то, чтобы обшарить кухню, гостиную, перевернуть все кресла, даже залезть под стол, заглянуть в мини-бар – только чтобы убедиться, что такой необходимой розовой тряпицы нигде нет. Джек, или как тебя там, эти трусики стоят больше, чем юбка и блузка, вместе взятые, если учесть стоимость материала и долгие часы, потраченные на пришивание к шелку крохотных блесток.

Нельзя же заявиться на важную встречу с профессионалами модной индустрии без трусов!

Неужели это он их унес?

Быть того не может! Зачем?

Я возобновляю поиски, действую медленнее и методичнее, рыщу по всему пентхаусу. Заглядываю под кровать, проползаю на коленках весь периметр кухни – все без толку.

Остается одно объяснение, думаю я, выпрямляясь и снова вчитываясь в его записку еще раз. Кулаки сжимаются сами собой.

Джек – лгун и воришка. Мудак, говоря по-простому.

Я уже предвкушаю, какую записку оставлю ему я, даже проговариваю ее разящий текст вслух. Пинаю ножку кресла и отшибаю себе ногу, издаю отчаянный вопль, из глаз брызжут слезы.

Аккуратный стук в дверь. Я бросаюсь туда, смотрю в глазок и вижу высокого парня с сострадательным выражением на лице. Черная водолазка, брюки тоже черные. Ко мне пожаловал сам Джеймс Бонд.

Я распахиваю дверь.

– Где Джек, черт возьми? – вопрошаю поставленным учительским голосом – так я обращаюсь к ребятне, грозящей библиотеке разгромом; особенно опасны в этом смысле старшеклассники. Публика такого рода забрела ко мне на прошлой неделе, искала что-то для выполнения заданного им проекта; ясное дело, одна парочка уединилась за стеллажом и давай целоваться там взасос – не нашла для этой цели лучшего места, чем Публичная библиотека Дейзи!

Он бледнеет при виде тоги, в которой я его встречаю. Не успела одеться, слишком занята была поиском трусиков.

– Доброе утро, мэм… Вы… Все в порядке? Я услышал шум и решил проверить, в чем дело.

Он не может отвести взгляд от розового лифчика, висящего на моем пальце, и медленно заливается краской.

Я прячу лифчик за спину.

– Я в полном порядке. Тут нечего проверять.

Он сглатывает и смотрит куда-то у меня за спиной.

– Простите, что потревожил. Однажды сюда вломился репортер и все перевернул вверх дном. Одна девица стащила всю одежду Джека.

– Рада за нее.

Он моргает.

– Я просто хотел удостовериться, что с вами все хорошо, мэм. Джек дал мне эту работу по доброте сердечной, было бы нехорошо его подвести. – Он выдерживает паузу. – Он просил передать вам извинения.

– Извинения? Господи! А он хорош – прислал вас извиниться вместо него!

Юный Джеймс Бонд смущен.

– Обычно девушки, с которыми Джек встречается, рады, когда…

Я уже не могу сдержать гнев.

– Вы только ухудшаете ситуацию.

Он опускает голову, прячет глаза.

– Простите, мэм. Напрасно я упомянул… других девушек. Здесь их давно не бывало.

Неожиданно!.. Мне хочется лучше его рассмотреть, прочесть все, что написано у него на лице. Я тянусь за сумочкой, достаю очки, надеваю их и разглядываю парня. Результат положительный: ему сильно не по себе.

Он откашливается, принимает солдатскую стойку.

– Вы охраняете Джека?

Он по-уставному кивает:

– Так точно, мэм.

– Хватит так ко мне обращаться. Вы ненамного моложе меня.

– Да, мэм, простите… Я южанин, это сильнее меня. Может, сбегать купить вам что-нибудь на завтрак? Или заказать внизу, они мигом принесут. Тут кормят так, что пальчики оближешь. – Он отводит глаза, чтобы мне не было неловко.

У меня сразу начинает урчать в животе. Я огорченно вздыхаю. Жаль, сейчас не время чревоугодничать.

– Простите, не расслышала: как вас зовут?

Он сует мне ладонь.

– Куинн. Всегда к вашим услугам.

Я крепко пожимаю ему руку.

– А Джек? Куда он убежал?

Он странно на меня смотрит, как будто я должна знать ответ.

– Он на стадионе. Сегодня большая пресс-конференция.

– Понятно. – Я вспоминаю его могучее телосложение, гору мышц. Стадион в Нэшвилле – это либо хоккей, либо американский футбол. Джек сказал, что его девушка предпочла ему хоккеиста, следовательно… – Футбол не дает выспаться.

Он широко улыбается.

– Он тренируется больше, чем любой другой квотербек во всей Лиге. Он – живая легенда. Благодаря ему Нэшвилл четыре раза выигрывал чемпионат Американской конфедерации футбола. Средний результат его сезона – четыре тысячи сто четыре ярда пасов, пятьсот пятьдесят один ярд бросков и тридцать один тачдаун. Да, мы еще не выиграли Суперкубок, но это не его вина. В следующем сезоне все получится, я чувствую. – От воодушевления он краснеет.

– Ух ты! – Для меня все это сплошная абракадабра. – Продолжайте, люблю футбольную статистику. Какие еще подвиги у Джека на счету?

Он странно на меня смотрит, но видно, что ему нравится рассказывать про Джека.

– Нас все еще корят за проигрыш Питтсбургу в этом году, но выигрыш – это общекомандный результат. Нам нужно укреплять защиту. Его репутация страдает из-за его прошлого.

– Знаю. Его прошлое. Оно всюду его преследует. Очень жаль! – Я выжидающе смотрю на Куинна, он согласно кивает:

– Так и есть. Один раз его оштрафовали за нетрезвое вождение и отправили на скамейку запасных – что с того? С тех пор прошел не один год. В двадцать два года ему заплатили двадцать четыре миллиона, на четырнадцать миллионов больше, чем квотербеку, игравшему до него. Иногда он зарывался. У парня, который даже не мечтал о таких деньжищах, не могла не закружиться голова. – Он делает большие глаза – спохватывается, что наболтал лишнего.

Я с ним согласна.

– Понимаю. Когда был матч за Суперкубок?

Он еще сильнее округляет глаза.

– В прошлом месяце, мэм. Вы не смотрели?

– Как-то не сложилось.

Он смотрит на меня разочарованно: я низко пала в его глазах.

– Да, не повезло.

Я стараюсь не выдавать, что постепенно понимаю, кто такой Джек. Качок. Долбаный спортсмен! Знаменитость, заколачивающая миллионы!

Это настолько невероятно, что недоумение читается, наверное, у меня на лице. Куинн хмурится:

– Вам нехорошо, мисс?

– Пожалуйста, называйте меня Еленой, я настаиваю, – бормочу я рассеянно, лихорадочно соображая, как вытянуть из Куинна какие-нибудь еще сведения. – Вернемся к Джеку. Каким он вам показался сегодня утром, когда уходил?

Куинн колеблется.

– Может быть, немного усталым. Слишком много забот. Сами знаете, как непросто ему сейчас приходится. Пресса его возненавидела без всякой причины. Он – добрейший малый, других таких я не встречал. Он взял под опеку мальчугана, которого зацепил, оплатил все расходы на его лечение и никому об этом не сказал.

Добрейший? Наврал мне и утащил мои трусики, хорош добряк!

И что еще за мальчуган?

Я расправляю плечи. Не уйду отсюда, пока не узнаю толком, кто такой Джек и зачем он… почему он… Я прикусываю губу. Он подарил мне такое счастье!

И обманул, а это перевешивает все остальное.

Мне стыдно от предательского урчания в животе.

– Когда он вернется?

– Не уверен, что он вернется. Обычно он ночует в другой своей квартире. Но вы можете оставаться здесь, сколько захотите.

Понимаю, здесь дворец для секса. Я прилагаю титанические усилия, чтобы не взорваться.

– Скажите, Куинн, Джек заботится, чтобы здешний холодильник был полон? – спрашиваю я, подбегая к холодильнику во французском стиле, из нержавейки, и распахивая дверцу.

Он не отстает от меня ни на шаг.

– Это моя забота. Если вас все устраивает, я уйду.

Яйца, зеленые перцы, полный поддон первосортных сыров.

– Ах, Куинн… – Как легко я перехожу от негодования к блаженству! – О лучшем не приходится мечтать! Свежий шпинат… – Я издаю стон вожделения. После вчерашнего ужина минула, кажется, целая вечность. К тому же за плечами у меня изнурительный ночной марафон. – Хотите есть?

Он неуверенно смотрит на меня и отворачивается, как будто его больше занимает входная дверь.

– Не откажусь. Видите, тут еще есть грюйер…

– Вы отменный закупщик, Куинн. Пожалуй, я поручу вам набивать холодильник и для меня.

Он молча на меня смотрит. Я поставила беднягу в тупик, теперь он меня боится. Тем лучше.

Хлопая дверцами кухонных шкафов, я нахожу наконец миски и победно улыбаюсь ему через плечо. Знаю, я похожа на ненормальную: всклокоченная, замотанная в простыню; что ж, отчаянное положение требует отчаянных мер.

– Я все-таки пойду… – лепечет он, наблюдая, как я разбиваю яйца о край гранитной столешницы и выливаю в миску.

Приходится снова прибегнуть к учительским интонациям.

– Сядьте, Куинн. Никто не станет штурмовать входную дверь в такую рань. Лучше взбейте яйца и нарежьте шпинат, а я пока пойду приведу себя в порядок. Вернусь – сделаю нам омлет. Увидите, вам понравится.

А ты в благодарность выложишь мне все о Джеке.

– Лучше я…

Я сую ему в руки миску.

– Вы ведь голодны?

Он неохотно кивает:

– Типа того. Обычно я звоню в ресторан внизу, и мне приносят еду оттуда.

Я снисходительно улыбаюсь:

– Молодым крепким парням вроде вас нужна домашняя еда. Мне тоже, кстати. Сами видите, у нас уже появилось кое-что общее. Мы обязательно подружимся. Я мигом.

Я хватаю свою сумочку вместе с одеждой и шмыгаю в мраморную хозяйскую спальню с зеркалом во всю стену. При виде своего отражения в нем я испускаю жалобный стон. Похоже, меня здорово заездили. И кто? Лживый футболист! Не сказать, что у меня зуб на спортсменов, но я не принадлежу к их типажу. Я не из тех, с кем они развлекаются. Меня влечет скорее к людям интеллектуального склада: к юристам, преподавателям, программистам, на худой конец – к ведущим прогноза погоды.

Я умываю лицо, причесываюсь, кое-как завязываю на голове узел, поспешно одеваюсь (оставшись, ясное дело, без трусов). Уже покидая ванную, спохватываюсь и пишу на зеркале своей вишневой помадой:

Отдавай мои трусики, Джек!