Читать книгу Любовь Адмирала - Иман Кальби - Страница 9

Вот теперь я точно осознаю смысл выражения «не знаешь, куда себя деть». Не знала я… Ни куда деть глаза, приклеившиеся к белой фарфоровой супнице напротив, ни руки свои бетонные, сжимающие приборы с такой силой, что ими совершенно невозможно было орудовать. Да и зачем? Мне в рот сейчас точно ни кусочка не полезет. Такое волнение внутри клокочет, что, казалось, все слышат мое сердцебиение.

Трое зашли в нашу, до этого казавшуюся мне немаленькой, квартирку, и словно бы места не осталось. Вмиг все стало на их фоне таким маленьким, игрушечным… Словно бы вот-вот, и они проломят потолок… Высокие, статные, мужественные. Демид и Роман Алексеевич, его начальник, были в форме- на этот раз не в белой парадной, в какой Демид приходил на день ВМФ, а в черной, но, казалось, еще более подчеркивающей их важность и солидность. Отец Демида- Геннадий Викторович Пономарев, был в штатском, но очень элегантный- серые строгие брюки, темно-синий пуловер сверху рубашки. Теперь я понимаю, на кого так сильно похож Демид- те же улыбающиеся глаза с озорным блеском, стать, моложавость, вопреки почтенному возрасту- они с дедом были чуть ли не погодки. Оказывается, Демид- их младший сын, поздний ребенок. Старше есть дочь, которой давно за сорок и живет она в Санкт-Петербурге.

Это всё я узнала, сидя за столом. Если мне раньше казалось, что я молчаливая, то после сегодняшнего вечера я поняла, что всю жизнь была настоящей болтушкой… Потому что сейчас язык точно словно бы прирос к небу.

Мужчины поднимали уже третий тост. Со мной тоже с улыбкой чекались- и я протягивала дрожащей рукой хрустальный стакан с водой.

–Аврора,– какое красивое имя,– сказал Геннадий Викторович. Подняла на него глаза из вежливости с легкой улыбкой, преодолевая себя. Словно бы Демид смотрит- взгляд улыбающийся, даже потешающийся, изучающий.

Чуть из рук не выронила бокал. Потому что в этот момент пересеклась со вторым смотрящим на меня взглядом- того самого, Романа, вернее, Романа Алексеевича. Туманов его фамилия? Вот уж правда, говорящая… Как увидела в первый раз его глаза, аж голова закружилась. Знаете, там какая-то дымка, пелена холодно-голубая. Такая, как в завораживающих фильмах, когда оцепенение нападает, когда кажется, что мир замер. Волевой подбородок, слегка нахмуренные брови, поджатые губы… Сама бы в жизни с таким за один стол не села- потому что испугалась бы. Да, этот Туманов пугал… Слишком строгий, слишком серьезный, слишком проницательный что ли- эти его глаза-туманы, словно просачиваются через тебя, сканируют. И даже если не смотришь, чувствуешь этот взгляд. Вот и сейчас я его интуитивно почувствовала. Поэтому сама того не понимая, и посмотрела на него в ответ, как это обычно бывает.

Ни одной мускулы не дернулось на его лице, ни одной эмоции не проступило. Он так же спокойно перевел взгляд на свою тарелку, словно бы я тоже была неодушевленным предметом, явно дав понять, что проявил интерес только потому, что обо мне речь зашла, а если бы сейчас говорили о стуле или табуретке, то точно бы так же и на них посмотрел.

А я совершенно опять себя не понимала. И почему в этот момент я об этом думала. Почему вообще мне это было важно.

Под столом что-то коснулось моей руки, я дернулась и поняла, что это пальцы Демида. Нас, конечно же, совершенно случайно посадили вместе. Щеки вмиг ошпарило- от стыда, что кто-то мог увидеть. Чуть заметно отстранилась, поменяв положение тела и кашлянув. Как же сейчас хотелось сорваться с места и убежать отсюда.

–На втором курсе внучка учится, Ефим Петрович?– не унимался отец Демида, продолжая в открытую изучать меня своим насмешливым взглядом,– взрослая уже совсем, невеста.

Я хотела упасть под стол сейчас. Рассыпаться в пыль, раствориться в воздухе, смешаться с сапрофитами в ковре. Но мне приходилось сидеть и слушать все это…

Зато дед был непроницаем. Какой же он все-таки был у нас. Держался как. Правильно, неспешно. Без спеси, но с таким достоинством. Поэтому его так любили и уважали ученики. И никогда не забывали про него… Всегда-всегда навещали, даже спустя много-много лет выпуска.

–В моих глазах какой была она малышкой в коляске, такой и осталась. Так что могу только на слово тебе поверить, Викторович. Роман,– обратился дед к нашему молчаливому, мрачному и холодному гостю,– ты лучше расскажи, как забрел к нам, в наши края… Отец ушел, говоришь… Не знал… Жаль. Хороший был человек- Алексей Петрович. Настоящий моряк северных вод, душей и призванием…

Бабушка в этот момент как-то нелепо засуетилась, зачем-то поспешив поменять тарелки гостям. Получилось громко, неуклюже…

– Годы никого не щадят,– философски вставил отец Демида, поднимая рюмку,– за тех, кто с нами- был, есть и будет! На земле и на небесах! Помянем!

Пили, не чекаясь. Стоя. Стало грустно. Сразу про папу своего подумала. Он ведь мог вот так же с нами здесь сидеть…

–Так почему Балтика, Роман Алексеевич?-продолжал дед свой расспрос. Говорил с начальником Демида он очень почтительно, но все-равно, отеческая забота чувствовалась.

Тот пожал плечами.

–Приказ есть приказ,– лаконичный ответ. Голос у него был жесткий, но не грубый. -Сказали, что Балтика. Значит, Балтика…

–Всё тот же Север, благо, что не Черноморский флот, на Юге… Роман Алексеевич у нас не любит жару…– хмыкнул Демид.

Он относился к Роману с почтением, но было видно- отношения у них теплые, дружеские.

Бабушка снова засуетилась, на этот раз наяривая оливье так, что вилка все время стукалась о фарфор тарелки.

– А мир-то как тесен, Петрович! Ты вот отца Романа знал. А мой Демид с Романом тоже раньше пересекались, представляешь? Дёма учился в академии в Санкт-Петербурге, а Роман приехал на повышение квалификации. Рядом в общежитии жили. Лет пять назад это было, да?

–Да, нам тогда Романа Алексеевича в пример ставили как образцового выпускника- говорили, и в военно-морском деле он первым был, и языки иностранные лучше нас знал…-добавил Демид, с восторгом смотря на старшего товарища.

–А наша Аврора как раз иностранные языки учит,– зачем-то вмешалась бабушка. Кстати, друзья, чай, кофе? У нас изумительная Шарлотка на десерт. Аврора, кстати, готовила.

Я снова захотела стать пылью от этой плохо продуманной, несуразной рекламной кампании меня, которой сейчас занималась бабушка. Мне кажется, я даже поперхнулась. Или мне только показалось. Правда, когда подняла глаза, снова увидела на себе взгляд Романа… Алексеевича. И мне даже померещилось, что он какой-то сочувственный…

–Аврор, ты мне как раз обещала свою библиотеку на английском языке показать, -деловито обратился ко мне Демид с непроницаемым выражением лица,– может сейчас покажешь? А то потом забудем…

–Э-э-э…-растерялась я, зачем-то опять посмотрев на Романа.

Послышался знающий смех отца Демида.

–Идите, детки. Покажи ему свои книжки, Аврора. Дело молодое…

Я замерла, боясь даже посмотреть на деда. Стыдно было через край. Буквально захлебывалась в этом стыду. Ужасно…

Демид встал первым, протягивая мне руку. Я машинально ее взяла. Удалились мы из гостиной все так же за руку.

Не помню, как на ватных шагах преодолели эти крошечные метров пять-шесть коридора до моей двери.

Когда за нами захлопнулась дверь, вернее, Демид ее захлопнул, почувствовала, как он резко прижал меня к стене, заключая в крепкие объятия.

В висок ударило горячее дыхание, хмельной запах которого я не могла не уловить. От тела мужчины исходил жар, а в живот мне упиралось что-то твердое. Я догадывалась, что это, но почему-то уверяла себя, что скорее всего, это кортик или бляшка ремня на форме…

–Аврора,– его шепот обжег мой лоб, щеки, а потом и губы цепочкой пылающих на коже поцелуев,– знаешь, как я скучал по тебе? Думал…

–Демид…– пропищала я, делая нелепую и бесполезную попытку отстраниться.

–Даа…-снова горячий шепот, который теперь спускается его влажно-горячими губами по моей шее,– скажи еще раз так же… Демид…

Я пискнула, сильно закусив губы. Сердце клокотало в горле. Я была не готова к этому напору. Снова стало страшно…

– Отец о нас знает… Захотел прийти- на тебя посмотреть.

Снова внутри все заклокотало. Что это означало? Зачем он это говорит?

–Обними меня, а?-прижимает к себе еще сильнее, до боли в ребрах.

Наши губы встречаются. Я пытаюсь быть взрослой. Отвечаю на его поцелуй. Как могу. Стесняюсь, но преодолеваю себя.

Его руки опять на моем теле. Он подхватывает меня под бедра и заставляет обвить его ногами. Снова вжимается в меня. Внутри все замирает и скручивается в жгут.

Его вторая рука протискивается через ткань сарафана и поднимается к груди, сминая его к талии.

Я замираю, когда его пальцы касаются чашки лифчика, поддевая ее и царапая от нетерпения сосок.

–Можно посмотреть?-слышу его хриплый голос.

Жмурюсь и отчаянно кручу головой. Нет, я не готова. Не здесь. Не когда в соседней комнате бабушка с дедушкой. И Роман… Алексеевич…

Усмехается возбужденно, но не напирает.

–Недотрога моя,– чувствую, как его нос трется о мою щеку.

Сглатываю ком в горле.

–Завтра гулять пойдем. У меня семь дней на суше. Зайду за тобой вечером.

Отпускает, бережно ставя на пол. Как дорогую ношу.

Разворачивается к двери.

–А как же библиотека?-спрашиваю нерешительно.

Поворот головы через плечо. Идеальная белоснежная улыбка. И такая же-глазами.

– Надо нам с тобой попрактиковаться, Аврора. Ты меня английскому учить будешь. А я тебя-целоваться…

К щекам теперь не краска прилила, нет. Они словно ошпарены были кипятком.

–Я ужасно целуюсь, да?-голос дрогнул. Какой позор… Больше всего боялась, что он будет смеяться над тем, какая я неумеха.

Он делает шаг ко мне. Быстро притягивает к себе. Целует в губы.

–Ты так целуешься, как должна целоваться «та самая», Русалка…

Эти его слова я пойму много позже. Как и многое в наших отношениях. Как и многое в тот судьбоносный год моей жизни…