Читать книгу Вторая жена - Иман Кальби - Страница 8

– Хватит рыдать! Вся комната от тебя сырая! – грохочет он, хмуро смотря на меня. – Раньше надо было рыдать, когда вписывалась в эту лажу! Жопой своей думала, когда наркоту совала в сумку?!

Алихан вернулся в квартиру только на следующий день ближе к обеду. За все это время я даже не встала с постели, не было сил даже помыться. Из меня словно бы выкачали всю энергию, все эмоции. Одно чувство – испариться, расплавиться, больше не существовать… К еде, которую он оставил на столе в комнате, я даже не прикоснулась. В горло не полезло.

– Я не вписывалась никуда! – отвечаю, приподнимаясь на руках, все еще захлебываясь в своей истерике. Слезы в очередной раз обрушились на меня градом предательски в тот момент, как только я услышала, как в двери опять повернулся ключ. – Меня подставили! Я бы сама никогда… Я вообще… я… – поднимаю на него глаза. Вижу его нечетко, размыто от слез. – Может это вообще вы меня подставили! Специально всё это сделали, чтобы отомстить…

Не успеваю даже среагировать – он настолько быстро подлетает ко мне, хватает за шиворот, встряхивает, как котенка.

– Ты что сейчас заявила, сучка?! – выплевывает в лицо. – Ты вообще понимаешь, что за такие слова наказывают?!

– А вы меня разве уже не наказали? – парирую, понимая, что уже не просто играю с огнем. Я в него влезла. В самое пекло! Но на душе такая агония, что даже если он сейчас меня расчленит ножом, мне будет плевать…

Он придвигается близко-близко. Смотрит на меня, как зверь. Я даже своими расширенными от страха и рыданий глазами вижу, как раздуваются его ноздри. По-животному.

– Ты понятия не имеешь, как я могу наказать, малолетка гребанная! И запомни, овца, чести много, ради тебя влезать в такое говно! Я с дурью дела не имею, усекла?! Это грязь, не достойная уважающего себя человека! Еще раз посмеешь такое вякнуть, я тебя прямо так голой на улицу выкину!

Отшвыривает обратно на кровать, как тряпку. Между ног все еще горит. Сейчас, когда вынужденно пришлось шевелиться, я почувствовала это с лихвой.

Он только сейчас, видимо, замечает, что к еде, которую поставил накануне, я так и не притронулась.

Плюхается на кровать, сильно сопит.

– Ты решила мне еще голодовку объявить, что сейчас в тепле сидишь, а не по кругу херы сосешь за решеткой? Почему не поела?!

– Оставьте меня, – шепчу дрожащими от продолжающихся слез губами. Мне так жаль себя сейчас. Так жаль. Как я могла так налажать…

Я вздрагиваю, когда чувствую его руку у себя на бедре. Сжимаюсь, боюсь, что он опять начнет приставать, но он просто держит руку, словно… Словно бы это жест утешения, что ли…

– Идиотка… – шепчет он раздраженно, но уже более спокойно. Вздыхает глубоко. Встает и отходит, берет телефон.

– Что любишь? – слышу непонятный вопрос и поднимаю на него глаза. – Что ты хочешь сейчас поесть, Василиса? Хватит уже испытывать мое терпение. Жду от тебя нормального ответа, иначе закажу на свой вкус и затолкаю еду тебе в рот вместе со своим членом.

– Салат… – тихо отвечаю я, веря в его угрозу, – с курицей… Типа Цезаря… – всхлипываю, вытирая сопливый от слез нос.

Он хмыкает, делая онлайн-заказ.

– У тебя пятнадцать минут до того, как принесут еду. Сходи в душ, переоденься. Я принес тебе домашний костюм. И выходи в гостиную. Хватит уже страданий. Ими не поможешь, ни в чём…

Дверь за ним хлопает. Словно бы меня сейчас ударили по щеке. Но обострять сейчас и правда не хочется. Может быть, мы сейчас поговорим, и он отпустит…

Принимаю душ, сразу чувствуя облегчение. Папа всегда говорил – вода смывает половину проблем. В моем случае едва ли возможно отмыться… Но легче становится определенно. Нахожу на банкетке пакет с белым мягким спортивным костюмом, носки и даже тапочки – сапожки из пушистого флиса. Странно, словно бы женщина выбирала. Такое мужики купить неспособны, особенно такие, как Алихан…

Когда выхожу в зал, уже чувствую доносящийся с кухни запах еды. Прохожу дальше. Вижу Цезарь и еще море всего – мясо всех видов, несколько салатов…

Алихан повернут ко мне спиной и разговаривает по телефону. Моего появления он пока не заметил.

– Какой нахер обыск? Они берега попутали?! – раздраженно ревет он в трубку. – Это мое дело, Бека! Я закрывал глаза в их интересах и на большее! Но этого не спущу! Это не только моя репутация, понятно?! Это вопрос справедливости!

В трубке доносится ответ, который я не могу расслышать.

– Нет, это не обсуждается! Я сам решу, кто виноват, а кто – нет. И про нее тема закрыта. Она теперь моя ответственность, – слушает монотонное журчание в трубку. – Да. Вечером буду. Поговорим с ним, но это ничего не изменит. Я своего решения не поменяю. И то, что этот пиздюк остался без яиц, его личная вина…

Алихан оборачивается. Осекается. При мне он говорить явно не настроен…. Почему-то мне параноидально кажется, что речь сейчас обо мне…

– Мне нужно идти. Короче, не е…и мозг. Вопрос плевый. Решишь сам. Не решишь – тебя вместо неё отправлю, усек?! Вот и хорошо! – добавляет, понизив голос и отвернувшись, но положив трубку, снова смотрит на меня.

– Так лучше, – оглядывает меня сверху вниз, явно замечая, что я не только помылась, но и расчесалась, скрутив волосы в жгут. Кивает в сторону стола, – тарелки над раковиной. Накрой на стол. Я не официант…

Я тоже, конечно…

Но молча делаю то, что он говорит. Потому что наверняка тот факт, что еда уже стоит на столе и открыта, говорит о невиданной со стороны Алихана галантности.

Даже стаканы нахожу и ставлю на стол. Он уже за ним сидит. Наклоняюсь, чтобы поставить и немного морщусь. Между ног саднит.

– Больно еще? – спрашивает он, видя мою реакцию.

– Да… – отвечаю, наполняясь страхом. Зачем он спрашивает? Снова я не переживу…

Он видит мои полные ужаса глаза. Поджимает челюсть.

– Извини. Я не хотел… так, – отводит взгляд, – я правда решил, что ты…

Его извинения почему-то режут больнее грубостей. К глазам подступают слезы, и я резко отворачиваюсь.

– Через пару дней заживет. Перестань переживать, Василиса. Даже если бы я всю ночь тебя готовил, все равно было бы больно. Такова физиология. Женская и мужская. Женщина отдает, мужчина берёт…

Этот разговор выводит меня из той крохотной зоны комфорта, в которую мне удалось попасть. Невольно сглатываю ком в горле. Кладу на тарелку мясо, чтобы уйти от его взгляда.

– С твоей стороны было глупо не сказать, что ты девственница, – говорит тихо, придвигая ко мне аппетитную тарелку, – бери побольше. Мясо только с мангала. Лучший шашлык в республике.

– А когда лучше было сказать? Когда вы положили меня животом на стол или когда заставили встать на колени? – в груди так жжет, что эти острые слова сами вырываются наружу, непроизвольно.

Алихан прищуривается. Чуть вскидывает бровь.

– Нормальная девочка изначально не могла оказаться в такой ситуации. Ты чем думала, когда сюда тащилась, Василиса? Когда поздно вечером шла в этот ресторан, к мужикам задиралась? Еще и с такими мразями в одной компании… То, что ты здесь, результат твоих действий, а не моих. Я просто взял, что плохо лежало… И то потому, что ты сама на это пошла. Пытаешься жить взрослой жизнью, неси ответственность по-взрослому.

– Кто ж знал, что у вас здесь… так… – продолжаю я, но понимаю, что морально не готова сейчас продолжать вести этот спор. Опускаю глаза.

– Как «так»? – зато Алихан, походу, к словесной баталии готов. Но потом вдруг сам отступает. – Ешь, остынет.

Только поднеся кусок ко рту, понимаю, как же зверски я голодна.

Лучше набью рот едой. Так хоть можно еще лишнего не сболтнуть. И правда, есть хотелось жутко.

Он одобрительно смотрит на то, что ем я с аппетитом, и это словно бы его примиряет. Мельком замечаю, что лицо сейчас не такое напряженное. Мы поглощаем еду. К слову, очень вкусную. Молчим.

– Так как у тебя оказался тот пакет? – спрашивает он. – Сейчас только правда, Василиса. Это ты таможенникам могла пи…ть. Здесь ты говоришь мне только правду. Обо всем, это ясно? – берет за подбородок – заставляет посмотреть в глаза. – Это первое правило. Я задаю вопросы. И ты честно на них отвечаешь. Какими бы они ни были. Неважно, нравятся они тебе, смущают ли тебя, злят или раздражают. Поняла?

– Поняла, – тихо отвечаю ему. – Я невиновна, Алихан.

Произношу его имя и сглатывая нервно. Может, мне кажется, но когда я говорю «Алихан», он глубоко вдыхает, а его ноздри расширяются. Словно бы принюхивается, как зверь, который знакомится с чем-то новым. Я и сама словно пробую это неизвестное, экзотическое для меня имя на язык. Он демиург моей жизни последние сутки, а я впервые произнесла его имя вслух…

Не хочу сейчас фиксироваться на этом моменте. Он просил правды – я взахлеб хочу ею поделиться. Мне отчаянно хочется, чтобы он поверил. И не только потому, что отчаянно рвусь к свободе. Я уже возненавидела это презрение в глазах всех тех, кто поймал меня с этим проклятым грузом.

Алихан внимательно меня слушает, не перебивая и продолжая есть. Его брови нахмурены.

– Если все это правда, а это правда, потому что ты вроде понятливая и усекла, что врать мне нельзя, то очевидно, подставили тебя твои друганы, Василиса… Потому и говорю, как можно было довериться таким мразям…

Я задумчиво качаю головой. Думала ли я о таком? Конечно, думала. Но только не верю я в это. Не могло так произойти… Они мои друзья, да и как я сама, такие же неместные туристы, ничего и никого не знающие в республике… Я же их не вчера встретила. Мы вместе в универе учимся, какие у нас могут быть криминальные дела… Где мы, студенты, и весь этот мир…

– Был еще таксист… Он закрывал багажник с нашими вещами, когда мы уже погрузились… У Киры должен быть его номер. Она ему звонила.

– Твоя Кира не выходит на связь, – обрубает он меня страшной информацией, от которой по душе холодок.

– В смысле?

– В прямом…

– Не может быть. Кира москвичка, она из хорошей семьи. Не может взять и пропасть просто так… Не думаю, что это из-за этой ерунды… Она вряд ли причастна…

– За эту ерунду, как ты говоришь, можно получить до двадцатки грина на черном рынке. А еще срок от шести до пятнадцати лет.

Это я уже знала… Благодаря таможенникам на страже безопасности родины…

– Кирилл?

– Кирилл тоже пропал. Мобильный отключен, – произносит Алихан, не сводя с меня острого взгляда. – Странная история, не находишь?

Я молчу, пытаясь понять, что делать.

– Можно позвонить на домашний… Они оба московские. В моем телефоне их стационарные номера.

– Василиса, я не лошпед, чтобы ты меня учила, как искать людей. В розыске они. Пропали. И самое странное, непонятно, когда… Зону таможни они прошли, посадочные тоже пробили. После посадки контроля уже нет. За исключением подсчета пассажиров экипажем. На борту все было штатно. Но в Москве на таможне они уже не появились…

Чем больше слушаю его, тем более страшно мне становится. Куда я вляпалась? И что теперь делать?

Алихан считывает мое смятение.

– В коридоре твои вещи. Те, что конфисковали на границе. Кроме дури, разумеется. Там же твой телефон. Я тебе его не верну. Не потому, что прессую. Тебе, как ты должна была понять, во всех смыслах сейчас небезопасно набирать кому-либо или появляться в соцсетях. Не забывай, что тебя поймали с наркотой федералы.

– Федералы? – не понимаю, о чем он.

– Таможенная зона – это не сфера моей ответственности. Это уже органы. А я только владею зданием аэропорта и имею на них… относительное влияние…

– То есть я пока не смогу вернуться домой? – —опасливо спрашиваю его.

Алихан хмыкает.

– Василиса Орлова в розыске, если ты до сих пор не поняла. Я не могу взять и удалить эту информацию, пойми. Пытаюсь организовать так, чтобы ты так же числилась пропавшей, как и твои друзья. Это лучше, чем пойманная с наркотиками и совершившая побег. Потому что если к этому прибавить еще и пропажу твоих друзей, то тебя точно закроют. Чувствуешь разницу?

Я молчу, судорожно анализируя глубину задницы, в которой оказалась. Тело знобит.

– И что мне делать?

Алихан снова хмыкает и снова оглядывает меня. Теперь уже по-мужски. Его взгляд темнеет, зависая на моей шее и стекая к груди. Время любезных разговоров, видимо, прошло.

– Пойдем в спальню, Василиса.