Читать книгу Лечебные рассказы - Инерике Тёнери - Страница 5

К Алиночке меня пригласили уже после операции. Опухоль мозга. Та появилась внезапно, так же быстро её и прооперировали.

Меня попросили восстанавливать Алину. Разницы нет – после чего реабилитировать. Травма, операция – все одно. Возвращаешь человека в равновесие, к жизни! Всем необходимо пользоваться телом, быть в уме и успокоить душу. Последнее стало особо актуально в наше время…

Алина – женщина лет шестидесяти. У нее прекрасная семья – муж, две дочери, двухэтажная квартира в Москве…

Дочки – умницы, заботливые, внимательные, всегда меня встречали искренне и с улыбкой. Муж с достоинством здоровался и уходил наверх, чтоб не мешать. Алина мне доверилась. Это я почувствовала как-то сразу и мы стали работать.

После опухоли на мозге человек путает руки, ноги, слова… К тому же у Алины была длительная иллюзия того, что она упала и таким образом повредила себе голову…

Однако, через месяц занятий она уже вполне реально понимала, что с ней происходит. Восстановление, на радость, шло активно. Хоть и пошатываясь, но она ходила по комнате, читала газетные заголовки и я позволила себе задать, наконец, главные вопросы жизни.

Чего хочется? Что любила до болезни? Какие цели готова перед собой поставить?

Будучи сама армянкой по происхождению, Алина до пенсии преподавала русский язык. Конечно, я воспользовалась этим в восстановлении и мы стали писать. Список, например, – какие продукты купить. Вели дневник ощущений. Коротко: что болит, чему порадовалась в теле.

По горящим глазам я понимала, что женщина в душе молодая, и жизнь любит. А это очень веский повод к выздоровлению.

Еще через месяц мы, освоив ступеньки, уже выходили на улицу. Алина с мужем, по своему списку, покупала продукты в магазине. А с дочерьми гуляла в парке. Этот довольно стабильный период омрачался лишь одним. Ежемесячной химиотерапией, после которой Алина приходила в себя около недели.

Я понимала, что опухоль просто так не появляется. Этому, я предполагала, должна предшествовать серьезная причина. Как-то в разговоре я спросила про родителей, попросила рассказать о них. Лицо Алины вдруг окаменело. Такой я её видела впервые, очень непривычно. Несмотря на это, родители оказались живы. Правда, мама прикована к постели – восемьдесят восемь лет, а отцу – девяносто два.

– Кто же ухаживает за мамой? – спросила я.

– Папа, – ответила Алина, – он достаточно активен и справляется. Родители у Алины живут в Ереване, далеко от Москвы.

Я ей посочувствовала, ведь не наездишься… И Алина и девочки промолчали…

Что-то не так, подумала я тогда. Дело в том, что связь, хоть и невидимо, между родителями и детьми сохраняется до конца жизни. Работая с людьми, целую коллекцию таких «невидимых нитей» насобирала я. Между мамой и дочкой, отцом и сыном. Эти виртуальные пуповины, повторяющиеся психологические сценарии, алкогольные дуэты сигналили об узлах, завязанных временем и людьми… Но секрет состоит в том, что связь между родителями и детьми не явная и пощупать её нельзя, она как будто закодирована. В ней загадка, намек всем нам, живущим непосредственными событиями… Прикованная к постели мать, думала я, так или иначе как-то связана с Алиной, несмотря на далекое расстояние и почтенный возраст обеих.

В тот раз я промолчала, но позже предложила Алине поработать с психологом, тем более, что у нее однажды на улице случилась паническая атака.

Тело с каждой новой неделей становилось все свободнее, зажимы уходили и Алина оживала. Происшествие на улице определенно побуждало к работе психологической, и будучи реабилитологом, я этому обрадовалась в надежде на «стереоэффект». Однако мои подопечные медлили.

С начала восстановления прошло более полугода, осталось еще пару-тройку месяцев работы. После девятой химиотерапии мы должны будем расстаться.

Или…

Элла, старшая дочь, которая стала просто мамой для своей матери на время болезни, мне не звонила уже более месяца. Телесное восстановление было довольно приличным, поэтому и я не звонила. (Ну не вести же Алину за руку к психологу, если убеждения не действуют, а она не готова!)

Неловко признаваться, но я предчувствовала, что ближайший период будет невеселым, ведь восстановление приостановилось. Динамика любого процесса рано или поздно или вверх развивается или вниз скатывается, это я давно подметила…

Неясность тяготит. И ведет к неуверенности в намерениях… А это в свою очередь лишает энергии, радости в помощи людям. Оставалось лишь отстраниться и наблюдать…

Месяца через два я все же решилась на звонок. Элла мне сказала, что во время последней химиотерапии ее мама пережила клиническую смерть. Теперь семья, после происшедшего, приходила в себя…

Тем не менее, Элла обрадовалась моему звонку. И тут же поведала мне новость удручающую. Обнаружены метастазы по всему мозгу. Мама еще не знает.

Что (или кого?) убивает химиотерапия? Рак или пациента? Я не знаю этого, даже как врач. Современная, заужено специализированная медицина ответ на этот вопрос не дает…

И все-таки, не это меня беспокоило. Если человек пережил такие убийственные процедуры, значит, он силен. Почему же – метастазы?

Материалистическая концепция мира разрывает все связи.

Не только между матерью и ребенком, она разрывает связь тела и души. Связь видимого и невидимого.

Вот здесь крылась причина опухоли Алины, думала я.

Разговор с Эллой был открытый, да и длительное знакомство позволило мне спросить напрямик:

– Элла, был ли какой-нибудь стресс, обида, чувство вины у мамы за год-два до стремительно выросшей опухоли?

– Да, – ответила она сразу, – за полгода до потери памяти, до шатающейся походки, мама была в Ереване, где разразился страшный скандал.

Родной брат мамы, который все время помогал родителям, обвинил ее в том, что она в Москве, как «сыр в масле катается», а он едва выдерживает один за ними ухаживать. К тому же, денег катастрофически не хватает. Мама очень тяжело пережила это обвинение.

– А вы после этого общаетесь? – спросила я.