Читать книгу Головы моих возлюбленных - Ингрид Нолль - Страница 3

Когда Чезаре удается обнаружить парочку в нашем автобусе, он приходит в полный восторг и пытается подмигиванием либо улыбкой привлечь мое внимание к этой достопримечательности. Он человек сентиментальный, а потому многодетные семейства, седовласые бабульки и сморщенные младенцы вполне способны отвлечь его внимание от дороги и побудить к спонтанным изъявлениям симпатии.

Я устроена по-другому, и с парочками у меня затруднения. Не вижу ничего хорошего в дурацких знаках обожания, проявлениях безоговорочного единения и безвкусного тисканья. С другой стороны, всем хорошо известно: этот период никогда не затягивается, что меня утешает. Возможно, моя раздражительность объясняется завистью: причин гордиться своими любовными похождениями у меня нет никаких (ни одно из них нельзя назвать романом).

Недавно я видела одну шестнадцатилетку: со своим дружком того же возраста они, словно пожилая супружеская чета, предавались туризму с образовательными целями. Кошмар! Кошмар! Такой я, слава богу, никогда не была.

Когда мне минуло шестнадцать, у меня все еще не было любовника, зато я – наконец-то! – обзавелась подругой. И она стала главным человеком в моей жизни.

Корнелия пришла к нам в класс на правах новенькой. Она принадлежала к числу тех, на кого пялятся все подряд. И вовсе не потому, что отличалась безупречной красотой (хотя в ее внешности действительно не было ни малейшего изъяна), а потому, что она казалась олицетворением редкостной сосредоточенности и аутентичности. Целую неделю Корнелия приглядывалась к нашему классу, а класс, в свою очередь, приглядывался к ней. Она легко приступила к занятиям, часто городила всякую ерунду, но не менее часто высказывала гениальные идеи и никогда не стеснялась признать, что не имеет об этом вопросе ни малейшего представления. Она сумела очаровать всех, и одноклассники начали добиваться ее благосклонности.

Но Корнелия отвергла все предложения, решительно и однозначно обратив свой взор на меня. Я просто поверить не могла своему счастью. Небо ниспослало мне подружку, да не простую, а с перчиком, остроумием, фантазией, с рыжими волосами и манерой нагло себя держать. Отец у нее был профессор синологии и, как мне довелось убедиться позднее, служил олицетворением культуры. Чуть ли не после каждой фразы он с нажимом задавал вопрос: «Не так ли?» – а сам говорил как по учебнику. Дома Корнелию называли «Кора», а один китайский студент, обратясь к ней, даже назвал ее однажды «мисс Кола». Кора рассказала мне, что, по сути, ее просто выперли из предыдущей школы – она целовалась за кулисами с их учителем по искусству (причем кулисы она сама же и оформляла для какой-то школьной постановки). И целовалась не впервые. Но свидетелями того рокового поцелуя случайно оказались директор, секретарша и референдарий. Корнелия только расхохоталась, обнаружив их. Впрочем, учителю тоже пришлось подыскивать другое место работы.

Кора хотела стать художницей. Она показала мне гигантские картины на оберточной бумаге. Они были вполне оригинальные и написаны умелой рукой, однако мне понравилось далеко не все, потому что Кора питала откровенную слабость к объектам, вызывающим омерзение. Чтобы произвести на нее впечатление, я призналась в своей клептомании. Она пришла в восторг, но сказала, что очень нерентабельно после всех трудов выбрасывать свою добычу. Не мешкая подруга дала мне возможность посвятить ее в искусство воровства. Первый раз в одном торговом доме прямо у нее на глазах я присвоила тюбик ярко-красной губной помады. Но ей понадобился мужской галстук. И я прихватила из вертушки с образцами целых два галстука в изысканную полоску, после чего мы начали носить свою добычу прямо в школе. Матери я что-то там наплела про «брата Коры», а Кора сделала то же самое у себя дома. Таким манером мы начали мало-помалу одеваться более индивидуально. Прикиды для тинейджеров нас никак не привлекали, наша одежда должна была носить отпечаток чего-то необычного. Мы обзавелись подтяжками и длинными кальсонами, профессиональной одеждой мясника и траурными нарядами.

Как-то раз в музее открылась выставка китайского фарфора. По этому поводу отец Коры произнес речь перед приглашенными, нам же предстояло изображать благовоспитанных девочек, разливать шампанское, обносить гостей рогаликами из слоеного теста, а также бутербродами с лососем.

Я вполуха внимала речам наполненного культурой и шерри отца Коры.

«Селадоновая зелень китайского фарфора» – вот те единственные слова, которые гудели у меня в голове. Что это за зелень такая? Кора продемонстрировала мне несколько квадратных и круглых блюд, покрытых молочно-белой и непривычной серо-зеленой глазурью с орнаментом, в эту глазурь я тотчас влюбилась очертя голову.

– Кора! Я ужасно хочу это блюдо.

Подружка кивнула в ответ. Без промедления, без колебаний:

– Подожди, пока народ разойдется. А мы поможем убрать со стола.

Вот каким путем в моей убогой комнатенке оказался предмет старинного фарфора с врезанным под глазурью изображением дракона (периода династии Сун). Мать не обратила на этот бесценный раритет никакого внимания, ибо он был столь благородным, таким изысканным, что непривычный глаз его просто не замечал.

Украсть блюдо оказалось нетрудно. Директор музея был другом отца Коры. К концу осмотра, когда в музее остались лишь сливки избранного общества, он отпер дверцы витрин и собственноручно извлек оттуда несколько прелестных вещиц, с тем чтобы обратить внимание заинтересованной публики на ряд экспонатов.

К тому времени, когда мы начали собирать пустые бокалы из-под шампанского, народ столпился вокруг профессора и директора.

Когда я вынимала блюдо из витрины, Кора заслонила меня. Мы поставили на блюдо четыре бокала из-под шампанского, и Кора, не таясь, мимо всех гостей вынесла этот миниатюрный поднос в подсобное помещение, где была раковина и хранились бутылки. Я заблаговременно подшила к изнанке своей «слоновой» накидки отстегивающийся карман, который легко принимал трофеи моих разбойных походов. Потом мы собрали оставшиеся бокалы, ополоснули их в соседней комнате и откланялись. Отец Коры с отсутствующим видом помахал нам. «Jeunesse dorée»[1], – промолвил директор музея. Сам же профессор щедро наградил нас за обслуживание, ибо предполагал, что сама по себе выставка нас ни капельки не интересует.

Кора рассказала мне, что отсутствие блюда было обнаружено ассистентом два дня спустя. Поднялся ужасный шум. Полиция и представители страховой компании принялись за неофициальное расследование, ибо, учитывая высокий статус гостей, никакие подробности не должны были просочиться в печать. Розыски велись на основе списка приглашенных, а про меня и Кору даже и не вспомнили. В конце концов подозрение пало на китайского атташе по вопросам культуры, в неподвижных чертах которого якобы можно было углядеть некое содрогание, когда он услышал, что все китайские сокровища были заимствованы из лондонских и берлинских музеев. Причем дело явно провернул профессионал, ибо речь шла о блюде под селадоновой глазурью, особенно изысканном и древнем экспонате, который не произвел бы на профана никакого впечатления.

– Ну и вкус у тебя, – заметила моя подружка, – я бы скорее взяла блюдо цвета бычьей крови. Впрочем, все это чисто теоретический разговор, ведь не могу же я водрузить подобное блюдо на подоконник, как ты!

Дело кончилось тем, что страховая компания отвалила изрядную сумму музею Виктории и Альберта, а жена китайского дипломата спустя два дня после моего проступка вылетела в Пекин, что и сочли подтверждением их вины.

Впрочем, это блюдо принесло мне беду.

Началось все к двадцатилетию Карло. День рождения пришелся на субботу, а матери как раз на выходные выпало дежурить в доме для престарелых. Она хотела было поменяться дежурством с одной сослуживицей, чтобы не работать в день рождения своего любимца, но этому воспротивился сам Карло. Он, мол, больше не ребенок, для которого мамочка печет пирожные, с него будет вполне довольно, если вечером они вместе выпьют по рюмочке вина.

Короче, мать ушла на работу, а Карло решил воспользоваться ее отсутствием, чтобы устроить небольшой праздник. Это и вынудило его – как я тогда полагала – посвятить меня в свой замысел. Он, Карло, хотел устроить ужин для нескольких друзей, а я чтобы пригласила Корнелию. Лишь много позже я сообразила, что всю эту петрушку он и затеял ради Коры.

Утром Карло послал меня за покупками, дал список и деньги. Новые правила игры – Карло обращался со мной так приветливо – на первых порах мне понравились, хотя и ненадолго, и я послушно отправилась за покупками. Купила на его деньги испанское красное, белый хлеб, сыр, виноград, рыбу, потом по собственной инициативе украла паштет из гусиной печени, икру и шампанское. Совершить эту грубую ошибку меня побудили энтузиазм и уже укоренившаяся привычка. Подходя к дверям нашей квартиры, я сообразила, что разбирать покупки при Карло никак не следует. Потом можно будет сказать, что Корнелия позаимствовала кое-что из родительских припасов.

Но едва я открыла дверь, Карло с таинственным видом поманил меня на кухню, не обращая внимания на мои покупки. Он указал мне на стул. Я села, исполненная ожиданий. Карло достал из кармана конверт и с важным видом протянул письмо мне. «Кривляка», – подумала я, хотя меня и разобрало любопытство, от кого бы оно могло быть.

– От отца, – сказал Карло.

Тут уж я занервничала, выдернула бумагу из конверта и начала читать.

Дорогой мой сынок, если память мне не изменяет, у тебя сегодня день рождения.

Интересно, а почему он не вспомнил про мой день рождения?

Не думай, пожалуйста, что я вас забыл. Но, к стыду своему, должен признаться, что из моего замысла выстроить собственную судьбу так ничего и не вышло. Годами надеялся я, что рано или поздно мои картины найдут покупателей. Возможно, так и будет, но только после моей смерти, и тогда вы станете счастливыми наследниками. Карин меня покинула.

Черт подери, кто она такая, эта Карин?

Теперь я живу одиноко, с каждым годом число моих недугов множится, к тому же я страдаю от убогих обстоятельств своей жизни. Из нужды я был вынужден принять унизительную должность развозчика донорской крови. Ах, как бы я был рад сделать тебе достойный подарок, но поверь слову, выпадают такие вечера, когда я ложусь в постель без ужина. А пишу я тебе в твердом убеждении, что впереди у меня осталось очень немного лет. Желаю, чтобы вы с Майей сумели меня простить и могли вспоминать обо мне с любовью.

– Ну, что скажешь? – спросил Карло.

– А что такое «развозчик крови»?

Брат пожал плечами, и мы растерянно переглянулись.

– А где он живет? – спросила я, хотя и сама видела, что на конверте нет адреса отправителя.

Мы принялись разглядывать почтовый штемпель и расшифровали его так: Бремен.

– Бедный папа, – тихо сказала я.

Карло сморщил нос.

– Сказала бы лучше: бедная мама. Сперва он сматывается с какой-то девкой, денег на нас почти не высылает, а теперь извольте радоваться: присылает нам эдакую слезницу.

– Так ведь он и не говорит, что ему чего-то от нас надо. Мы даже не знаем, где он…

Карло подошел к письменному столу матери и достал оттуда банковские квитанции.

– Я случайно узнал, что в прошлом году он прислал ей небольшую сумму, – сказал он, – если найти квитанцию, там может оказаться его адрес.

Бумаги у матери были в полном порядке, а Карло, как банковский ученик, наловчился сортировать документы и потому нашел то, что искал. Адрес и впрямь был на бланке. Жил отец в Любеке, а не в Бремене. Мы вторично обменялись нерешительными взглядами. Говорить о сбежавшем отце с матерью было невозможно, она категорически отвергала все наши попытки хоть что-нибудь о нем разузнать.

– Мы должны побывать у него, – сказала я.

– А он нас искал? – спросил в ответ Карло. – А он нам раньше писал? Когда я окончил школу или на Рождество? А он вообще-то когда-нибудь интересовался, живы мы еще или нет?

Я промолчала. Карло ненавидел отца, но он получал какое-никакое жалованье и мог помочь скорее, чем я. Денег я до сих пор не воровала, но, может быть, сейчас настало время этим заняться? Или посылать папе благотворительные пакеты с краденой провизией? Я задумалась.

Карло вырвал меня из задумчивости:

– Для начала: матери ничего рассказывать не станем. А через час придут гости. Пора готовить.

Я молча припрятала краденые деликатесы у себя под одеялом, нарезала сыр, вынула косточки из виноградин и вообще с отсутствующим видом делала все, чего он ни потребует.

Когда начали собираться друзья Карло, я все еще витала мыслями далеко. Вообще-то я была бы рада познакомиться с новым другом Карло, тоже из банка, умом которого Карло не уставал восторгаться. Но сейчас я глядела на этого Детлефа вполглаза. Я думала только об отце. Собственно, я уже давно опасалась, что он беден, не то он, возможно, посылал бы мне какие-нибудь подарки. Художник часто становится известным лишь после смерти, тут отец был прав. И если он до сих пор не давал о себе знать, причиной тому был стыд. Но почему он адресовал свое письмо именно Карло? Ведь это я была его принцессой!

Он больше не художник, он развозчик крови. Ужасное слово, сразу вспоминается Дракула. Ну что мне делать с этим словом?

Потом пришли два друга Карло со своими девушками, и мы наконец сели за стол: Карло возле Коры, я рядом с Детлефом. Я с удовольствием рассказала бы Коре про письмо отца, но в этой развеселой компании просто не могла говорить об этом. Мы пили красное вино, ели, много рассказывали и смеялись. Наконец мне удалось затолкать Кору в свою комнату. Я подняла одеяло, Кора увидела шампанское и в своем неизменно практичном стиле приказала:

– Немедленно на холод.

Когда я пришла в кухню, она уже успела выложить икру на мое селадоново-зеленое блюдо.

– Да что это с тобой? – спросила она, увидев мою растерянность. – Ты, видно, решила, что полиция напала на след?

Я коротенько передала ей содержимое отцовского письма.

– Давай съездим к нему, – сказала она, – завтра разработаем план.

Корнелии явно пришелся по душе мой заносчивый брат, она весело смеялась, слушая его остроты второй свежести, которые сама знала наизусть. У меня даже возникли сомнения: а не больше ли за всем этим скрывается, чем ее испробованный метод влюбить в себя мужчину, чтобы потом его заполучить? А вдруг он и в самом деле ей нравится?

Все, решительно все ополчилось сегодня против меня. Когда я внесла красную икру, которая очень благородно, будто золотая рыбка, возлежала на зеленоватом фарфоре, Детлеф спросил у меня, не китайское ли это блюдо.

– Может, и китайское, – ответила я.

Все как по команде стихли и уставились на блюдо.

– А откуда оно у нас? – спросил Карло.

– С блошиного рынка, – с полным присутствием духа сказала Кора, и снова возобновился общий разговор.

Детлеф самым бессовестным образом глядел на меня в упор.

– Мой дядя – охранник в музее, – многозначительно сказал он.

К сожалению, я не такая закаленная, как Кора. Я покраснела и спросила робким голосом:

– А в чем дело?

– Ты знаешь, в чем дело, я знаю, в чем дело, а про династию Сун поговорим в другой раз.

После этих слов он умял почти всю икру. Кора вынесла блюдо на кухню, ополоснула и поставила в мой платяной шкаф. Со своим безошибочным инстинктом она услышала самое важное, не переставая при этом умело кокетничать с Карло. Я просто восхищалась ею. Не будь здесь Коры, я, наверное, убежала бы к себе в комнату.

Наконец Кора внесла охлажденное шампанское, заставила моего брата открыть бутылку и протянула мне первый бокал. Я выпила, рыгнула, все засмеялись, и в полном отчаянии я тотчас выпила второй бокал.

Минут через десять на меня нашел разговорный стих, я даже собиралась запеть, но Карло меня притормозил. Когда гости начали собираться домой, потому что с минуты на минуту должна была прийти моя мать, Карло тоже встал, чтобы проводить Кору. Я почувствовала себя уязвленной, я твердо рассчитывала, что Кора останется у нас, и мы втроем убрали бы со стола. А теперь вся уборка досталась мне…

У дверей Детлеф сказал:

– До скорого.

Это прозвучало угрожающе.

А потом я осталась одна-одинешенька со своими страхами и грязной посудой.

Вернувшись домой, мать настежь распахнула окна, заподозрив меня в том, что это я так накурила. При этом она даже не заметила, что на ковре валяются икринки, а вся комната пропитана запахами воды для бритья и вина. Я сослалась на головную боль, уползла к себе. И хотя я ловила каждый звук, мне так и не удалось услышать, когда вернулся домой Карло.

В воскресенье, даже не позавтракав, я отправилась к Коре. Мать уже покатила на велосипеде в свою богадельню. Брат еще спал. В ярости я засыпала в его пакетик с какао две столовые ложки соли, потому что, едва проснувшись, он доставал из шкафа именно какао.

Кора была еще в ночной сорочке (бабушкино наследство, из тонкого полотна и старинных кружев) и пила крепкий кофе прямо в постели. Она приняла меня, как княгиня, за утренним туалетом. Родители ее собирались погулять и на выходе буквально вручили мне дверную ручку.

– Наша дочь еще в постели, – сказал господин профессор, – сурок, да и только.

Кора знала, что я непременно заведу речь о своем отце.

– Нам нужны деньги, – сказала она, – тогда сразу поедем к нему и разберемся во всем на месте.

Мне это показалось совершенно невероятным.

– Во-первых, я никуда не могу уехать, не сказав матери, а во-вторых, я не могу ограбить банк.

Кора хмыкнула:

– Ах, Майя, все это можно уладить. Вы куда собирались в этом году на каникулы?

На глаза мои навернулись слезы.

Вот уже много лет мы никуда не ездили, потому что не было денег. Когда мы с Карло еще были маленькими, нас порой возили в Бонн к брату матери. От нашего дедушки дядя Пауль унаследовал лавку писчебумажных товаров и превратил ее в процветающий магазин компьютеров. Без его регулярных переводов на одно жалованье матери мы вообще не могли бы прожить. Но туда я больше не хотела, все это выливалось в сплошное унижение. Кузина навевала на меня смертную скуку. Тетка пыталась всякий раз купить для меня что-нибудь практичное, такое, чего я совсем не желала носить.

Кора внимательно все выслушала.

– Ну и роскошно, – заключила она, – я, правда, должна на две недели уехать с родителями в Тоскану, но это перед самым началом занятий. А до того у нас еще куча времени. К счастью, у меня есть родня в Гамбурге. Думаю, мать не станет возражать, чтобы я пригласила тебя. А вообще-то оба они работают, и дядя, и тетя, так что им совершенно наплевать, где мы будем проводить свои дни, в музее или в постели.

– Любек оттуда недалеко. Можно будет сразу же поехать дальше.

– Ну нет, – возразила Корнелия, – это было бы очень неосторожно. Поживешь со мной в Гамбурге, а потом мы вместе отправимся к твоему царственному папа́.

Кору весьма интересовал мой таинственный отец, я же предпочла бы для начала встретиться с ним один на один. Вот почему я промолчала.

– Проблема вторая – капуста. И тут у меня есть план, – продолжала Кора. – Поездку оплатят мои родители, за тебя, разумеется, тоже. Но нам требуется сверх того какая-то сумма для голодающего живописца.

Ирония Коры мне не понравилась, но я промолчала, дожидаясь дальнейших предложений с ее стороны.

– Недавно я читала в газете, что один обманщик ежедневно искал объявления о смерти, – пояснила Кора. – Спустя недели две после смерти какого-нибудь дедушки он звонил в двери вдовы и сообщал, что покойный не оплатил изрядный счетец. А когда после этого бабуля интересовалась, что же это за счет такой, доставал из кармана квитанцию заказа и вполголоса сообщал, что покойник заказывал порнографические издания. Все бабушки бледнели при этом сообщении и немедля платили наличными, чтобы ничто и никогда не напоминало больше о скандале.

– Какая подлость, – рассмеялась я, – но ведь не думаешь же ты всерьез добывать деньги таким манером? Вдобавок мы хоть и могли бы накраситься, чтобы выглядеть постарше, но за распространительниц порножурналов нас все равно никто не примет.

Кора просто зашлась от смеха.

– Да об этом я даже и не думала, слоненочек мой. Просто эта история навела меня на отличную мысль. Ты только послушай: отец у меня неслыханно образованный, но в такой же мере рассеянный, как и положено человеку его уровня. Само собой, он как-то забыл прийти на похороны одного коллеги или на худой конец послать соболезнования. Мать напомнила ему о похоронах, когда было слишком поздно, а его черный костюм и вообще находился в чистке. Ну, короче говоря, всех просили не присылать венки, а присылать небольшие пожертвования. Представляешь себе – для Объединения любителей верховой езды и транспорта, как будто у них и без того денег не хватает! Отец запустил руку в бумажник, набросал несколько неискренних слов и отправил меня в дом усопшего. Поскольку в конверте были деньги, я должна была вручить его лично.

– А ты не вручила?

– Да ты что! Мне открыла какая-то старушка и даже предложила чаю. Все остальные были уже на кладбище, а я осталась наедине с письменным столом, а на столе – конверты с пожертвованиями, но как девочка из хорошей семьи я не стала их открывать.

Я пришла в восторг.

– А разве можно красть деньги у покойника?

– Это деньги не покойника, и толку ему от них никакого. Мы можем участвовать в похоронах, когда хоронят совершенно незнакомых людей, ну конечно, богатых. Когда в газетах пишут, что собирают деньги на Amnesty International[2]или SOS-деревню для детей, этих мы не тронем. Но на гольф или яхт-клуб – тут бы я и раздумывать не стала. Неужели ты не понимаешь, что твоему отцу эти деньги нужнее?

Я кивнула, хотя сама по себе идея не доставила мне никакой радости. Украсть губную помаду – это своего рода спорт. Если говорить о фарфоровом блюде, то я лишь задним числом осознала, что натворила. Я даже слегка в этом раскаивалась. С другой стороны, я полюбила это блюдо. А тысячи музейных посетителей обратили бы на него так же мало внимания, как и моя мать. В конце концов, я проявила себя истинным знатоком и тем самым, возможно, приобрела моральное право на владение этим блюдом. Но воровать деньги – это уже, на мой взгляд, отдавало уголовщиной, и даже мысль, что ты ведешь себя как истинный Робин Гуд, не могла смягчить укоры совести.

Вдруг Кора соскочила с кровати.

– Сегодня ночью шел дождь. Мне пора ловить улиток.

В немом удивлении я последовала за ней. Босиком, в ночной сорочке, она шагала между мокрыми рабатками, секатором разрезая на ходу жирных улиток. Я как зачарованная наблюдала за ее движениями, видела, как из улиток течет жирная слизь… Мне стало дурно.

Когда я наконец добралась до дому, Карло многозначительно сообщил:

– Тут был Детлеф, спрашивал, где ты.

При этом Карло не без любопытства глядел на меня.

– Что ему было надо? – буркнула я хмуро, хотя предвидела самое ужасное: шантаж.

– Ты его явно зацепила, – продолжал Карло. – А знаешь, что твоя Кора – девка на все сто?! Если ты поддержишь мои ухаживания, я пригоню умного Детлефа прямо в твои объятия.

– На кой он мне сдался, твой Детлеф? – выкрикнула я и захлопнула за собой дверь.

Приближались каникулы, и я всем сердцем ждала того времени, когда смогу хоть ненадолго расстаться с моим ужасным семейством и заодно выйти из пределов досягаемости Детлефа.

Господи, ну почему жизнь такая сложная?