Читать книгу Инночкины сказки - Инна Фидянина-Зубкова - Страница 2

Жил-был Жилец.

Все говорили:

«Какой Жилец молодец,

живёт долго,

гуляет по волге,

сеет и пашет,

хвастается кашей

да руками могучими.

Нет круче его

никого на свете,

это знают и дети.

Но вот однажды

(не один раз, а дважды)

его поборол Илья,

и молва богатыря

одарила велико,

а Жилец возьми б и сникни,

да нет же,

жив как прежде:

сеет да пашет,

на дуде играет, пляшет

и ждёт царской воли.

– Сидеть тебе, Жилец, в неволе! —

народ мирской судачит.

(Это что-нибудь значит?)

– А то! На воле скучно,

а в яме получше, —

отвечает царь Горох.

– Что б ты, батька, издох! —

говорит Жилец

и ведёт под венец

Настасью русскую красу.

Золоту её косу

по корень срезает

и строго так бает:

– Не ходи краше царицы,

а то будешь материться

из-за серых облаков! —

сказал Жилец и был таков,

увез семью в сибирску глушь.

– Ну уж? —

народ дивился

и отчаянно постился,

чтобы тоже долго жить,

и царю верней служить.

Время солнце подгоняет,

но лишь время злое знает,

как текут наши года.

Не увидим никогда,

где схоронил жену и внуков

наш Жилец. Но та порука

была замечена людьми.

Царской морде донесли:

– Царь Горох 32-ой,

говорят, в лесу есть свой

дядька маг и чародей,

ну, а лет ему… длинней

токо жизть богов на небе,

вот тебе бы, вот тебе бы

тожеть долго так прожить.

Царь намерен ворожить!

Он послал гонца к Жильцу.

Нашёл, откланялся отцу:

– Ты, Жилец, молодец!

– А ты гонец в один конец, —

и расправился с гонцом

очень острым топором.

/ Я, как писатель, не мудрю,

а всю правду говорю:

ежель есть в душе грехи,

ты их бережно храни,

и не думай о том,

что чужим большим грехом

перекроется твой грех.

Но то наука не для всех. /

Мы ж дичь усиленно жуём

да пушнину «на отъём»

решено не отдавать,

а подальше заховать

в резны дубовы сундуки.

Вот и сиди, крути мозги:

ведь долго жил наш Жилец,

ходил с Настасьей под венец,

пашню сеял да жал,

соболя убивал,

медведя валил

и гонца не пощадил.

Что же делать теперь,

куды бежать то? Ведь степей

и тех на всех не хватат.

– Жаль хозяйство кидат!

Жаль не жаль, а надо:

на Руси засада,

а за морем худо —

ходють там верблюды

да затаптыват людей.

А посему наш добродей

решил податься в Колыму.

/ Что-то я не пойму,

туда своими ножками? /

Пусто там, да бросьте вы!

До ГУЛАГа целый век,

а чукче дать оберег

не сбиралось даже небо:

«Трогать их тебе не треба!»

Но кака тут дружба?

Кушать тоже нужно.

Завалил мужичка и в ярангу,

а чукчину мамку

сделал своей.

Вот тебе и добродей!

А дальше скушно:

жил Жилец, но душно

ему жилось среди снегов!

Решил припомнить праотцов.

Пошёл к шаману.

Тот манит

на Кудыкину гору

(нету которой)

и говорит:

– На ней твой прадед и сидит,

колдует,

то снег, то ветер надует.

Твоя задача его усмирить,

потише дуть уговорить.

Дураку дорога в рай,

ну, а наш Жилец: «Встречай

меня, прадед!»

А тот: «Да я рад бы,

но нет меня на свете,

это знают твои дети.»

Но Жилец, он не дурак,

знает и так,

что на белом свете деда,

нет, но ветер, ветер, ветра

так безжалостно балует,

дует, дует, дует, дует.

– Дух дедка ворку-воркует,

изжить меня он хочет, хочет

вон как метелью хохочет!

И пошёл Жилец на Кудыкину гору.

Телепался он так до измору,

но залез и поставил флаг —

платок жены: «Пусть хоть так.»

И развел тот платок его страхи,

скинул шубу, остался в рубахе

да закричал: «О, боги,

заберите меня, я убогий!»

И боги его прибрали,

долго мудрить не стали,

ведь ЗА ДОЛГОСТЬЮ ЛЕТ

НИЧЕГОШЕНЬКИ НЕТ.

А метель по сопкам выла!

Не шучу, всё это было.

А коли не было, плюньте,

или на кол меня засуньте,

мне и так уже жизнь не мила,

потому как я долго жила

да жаль, никого не убила,

и от этого выла всё, выла…