Читать книгу На дне колодца лежала любовь - Инна Фидянина-Зубкова - Страница 2

Горемычная я

Оглавление

Песня плакательная про Любашу

Как играла на дудочке

наша девочка Любочка,

наша девочка Любочка

играла на дудочке,

а за девочкой Любочкой

журавли да цапли,

и росинки капали.


«День, день, дребедень, —

пела, пела дудочка

в руках, губах у Людочки. —

Дзень, дзень!»

Через пень,

через пень и кочку.


– Ах ты, наша дочка,

куда ж ты побежала,

куда, куда позвала

журавлей да цапель?


– Я, отец, на паперть,

я, маманька, в монастырь,

мне бел свет уже не мил!


Пойдёт Люба умирать, умирать,

позабыв отца и мать,

а за нею журавли, журавли

всё: «Курлы, курлы, курлы.»


А за нею цапли:

«Не хотим на паперть,

не хотим в монастырь,

Люба, Люба, не ходи!»


Люба, Люба, Любушка

девушка голубушка,

брось проклятую дуду,

а то я с тобой пойду

в монастырь, на паперть.


Будет папа плакать,

начнёт мать по мне рыдать,

завалившись на кровать.


Не ходите вы туды,

куды богу нет пути,

куда нету ходу

даже пешеходу,

пешеходу смелому,

судьбу который делает

само-само-самостоятельно!


Какая у нас плакательная

песня получается.

Терпение кончается

у нашего народа:

«Иди за пешехода

ты, Любаша, замуж —

тридцать лет, пора уж!»


Плач девы красной

«Что ты, дева красная, плачешь?»


– Злые недруги надругались.

Злые недруги надругались,

они со мной целовались,

они со мной миловались,

но я была безучастная,

у меня ведь горе ненастное,

горе такое большое,

всеобщее горе, людское:

то мор, то голод, то дети

не слушаются. И плети

даже не помогают.

Уж которые розги ломают

об граждан приставы эти!

А мы всё бродим, как йети,

и песни поём дурные.


«А недруги то холостые,

те, которые целовались?»


– Я с ними больше не знаюсь,

я им и вовсе не верю.

Я открываю двери,

а там писем целая куча.

Как рассказать получше?

Каждый в тех письмах хочет

в ответ получить мой почерк

с коротким ответом «да».

Но говорю я себе: никогда

не пойду за недругов замуж!

Потому как в пропасти канут

все земные народы —

таков вердикт у природы!

И не надо меня жалеть,

на Луну хочу улететь.

Ходят слухи, там дети послушны

и приставы бродят ненужны.

А природа, так та – королева,

лунных жителей пожалела

и ни топит, ни мочит, ни жжёт,

а лелеет и бережёт!


«Эх, ты б замуж пошла за меня?»


– А ты кто таков? Ну да.


«Беги тогда, девка, за мамкой,

пусть та приготовит санки.

Увезу я тебя на Чукотку.

А родителям вышлем фотку:

ваша дочь, куча внуков, хибара.

А что ж ты хотела, родная?»


– Ой, ничего не хотела,

ведь внутри всё кричит: «перезрела!»

Увези меня, милый, отсюда,

клянусь, про Луну я забуду.

А приставы есть там?


«А как же!

У каждого галстук наглажен,

и ждут от тебя письма

с коротким ответом «да»!»


Хоронить или любить

Не спешите меня хоронить!

Положите на скатерть белую,

и не надо по мне скулить —

я для вас ничего не сделала.


Плачь не плачь – не вырастут розы,

от рыданий завянет цвет.

Некрасиво мёртвую спрашивать:

«Любила кого или нет?»


Не люблю, не люблю, не любила,

только косами травы косила,

косищами травы косила,

никого о том не спросила.


Петлю скрутила, лежу,

никем из людей неспрошенная,

не встану теперь, не пойду —

я трава зелёная, скошенная.


Я бы так век лежала,

но собака мимо бежала,

мимо бежала да разбудила.

И во мне невиданна сила

(не снаружи) внутри раскрылась.

Люди добрые, я влюбилась!


А в кого и сама не знаю,

но по нему скучаю.

Встану, пойду с косою

по деревне, все двери открою

и найду его, хоть за печкой!


Сяду с ним на крылечко,

ни о чем он меня не спросит,

лишь косу стальную забросит

подальше куда-то, куда-то,

а заодно и лопату.


Не спешите меня хоронить,

я для вас ничего не сделала.

Мне б на свадьбе своей побыть

да платье примерить белое!


Десять тысяч некрасавцев

Ой да на нашу раскрасавицу

10 тысяч некрасавцев найдется:

«Мы тебя не сделаем счастливой,

мы тебя не сделаем любимой,

а ежели чего, с тебя же спросим:

почему таки мы нехороши,

почему живем мы небогато,

и пошто у нас кривые хаты,

в рукомойниках вода зачем застыла?

Как же так, царя ты не побила,

и весь мир не превратила в остров,

на котором жить было бы просто!»


Я думала, гадала, сомневалась,

с некрасавцами своими соглашалась,

ну а согласившись, заболела,

заболев, плохую песню спела:

как жила я вовсе небогато,

не имея ни двора, ни хаты.

Кошка воду выпила с корыта.

Вот, сижу больная, неумыта,

а до царской доли не допрыгнуть,

остаётся лишь к забору липнуть

у себя на острове дремучем

да кивать лишь ивушке плакучей.


Отвернулись 10 тысяч некрасавцев:

«Ладно, мы пошли, одна справляйся,

тебе ж не привыкать. Ну, поправляйся!»


Мне не привыкать, я поправляюсь

и на острове своем одна справляюсь:

я медведям плакаться устала.

Села, встала, села, встала, села, встала

и пошла по замкнутому кругу —

ни невеста, ни жена и ни подруга.


Я одна с кошкой и чаем

А дома одной

хоть волком вой!

Кабы не дела,

сошла б с ума.


Вот день прошёл, другой проходит,

ко мне никто не приходит,

щи, СМИ и кошка.

Повышиваю немножко:

в паутине всемирной запутаюсь,

от своих думок намучаюсь.


Вот и третий день прошёл,


На дне колодца лежала любовь

Подняться наверх