Читать книгу Зачем война? Просто так - Инна Фидянина-Зубкова - Страница 2

Глава 1. Против фашизма

Оглавление

Твои пустяки

Вот ты сегодня живая,

и дочь у тебя молодая,

несмышлёная, и пошла в институт,

а у тех, кто ни здесь и ни тут,

дочерей больше нет.


Ты плачешь по пустякам,

а те, кто не здесь, а там

(у кого всех убили),

они родню хоронили

и о пустяках не мечтали,

они, как никто, уже знали:

пустяков для них больше не будет.


Ты плачь по своим пустякам. Не забудет

серое, серое небо

твои пустяки, горе их, кусок хлеба

у твоей дочери, её институт:

пусть науку грызёт, пока она тут.


Эти новые молодые фашисты

Не было на моих страницах печали:

города спокойно скучали,

лишь милые, трезвые дети,

убивая зверьё на рассвете,

приносили добычу в дом.


В том доме мы и живём

в окружении постмодернизма.

Нет, не странные у нас лица,

а привычные ко всему.


Только я никак не пойму,

почему на моих страницах

дома, города… пылится

бесконечное количество слов:

из них понастроили кучу мостов

трезвые, умные дети,

они не верят в йети,

а готовятся к новой войне.


Эти дети сидят на мне

свесив ноги

и зовут на подмогу

всё новых, трезвых детей!


Я не пишу повестей

из-за их тяжёлого веса

и холодных, блестящих глаз.

Я не любила вас —

строем ходящих детей

по моим чистым страницам.

Я устала стирать ваши лица!


Пядь земли, будущее

(пройдёт ещё миллиард-другой лет)

Мы о боге кричали

и кидались страна страной!

Нет, мы не были в печали,

а ходили всё в тот же бой.


В бой с утра до рассвета:

со злом или против зла.

Пули – это конфеты,

хошь не хошь, принимай страна!


Страна на страже стояла,

страна сердца берегла.

«Мало (кричали) мало,

сердец мало, давай тела!»


И летели тела, летели

в какую-то тяжкую зыбь.

Такой вы войны хотели,

нет? Но уже не свернуть!


Зло с добром не устанет

биться до мира конца.

Летели Миры, менялись:

«Планета уже мертва?»


Да нет, хороша и пляшет,

(уж нет Вселенной) смотри,

как она из прошлого машет

каждой пядью своей земли!


Фашисты спрашивают, я отвечаю

«Откуда ты, девочка?»  Прямо из ада,

из самого страшного небытия,

где за каждое слово награда:

плётка «раз» и за грамотность «два».


«Откуда ты, девочка?»

Я оттуда, где никому не нужна,

где реки искусственной крови

и тролли – закон бытия.


«Девочка, ждать больше нечего,

сегодня НАС понесло!

Это МЫ с жестокой последовательностью

лепим, пилим своё ремесло.»


Выпиливая фигуры:

уродливые кресты,

«Мы самые, самые злые!» —

так говорили ВЫ.


Но делая снаряды

из слов, металла, дерьма,

МЫ больше вас уставали,

у нас каждая ночь без сна.


Кто кого? Я не знаю.

Перемирие есть всегда:

между войной и войною,

баба рожает дитя.


Я не спорю, и дети встанут

под пули да под ружьё.

С вашими ль, нашими стягами?

Но МЫ их родим всё равно.


Я откуда? Не спрашивай больше,

хочешь убить – убивай,

нет ничего жизни горше:

очень уж хочется в рай!


Время триптих

Время слагает легенды,

время – это триптих.

И никто никогда не узнает

кому какой стих.


Ты сегодня счастливый —

у тебя на носу Новый год

и «1 Мая» красивый,

и поезд зовёт вперёд.


Но приходят какие-то люди

и говорят: «Война!»

Там где-то война, и тем детям

не до здорового сна.


«Война, не война, я знаю, —

ты отмахнулся от них, —

Вот зарплату свою считаю,

не деньги это, а смех.

Люди, смешные люди,

не раздражайте меня,

на работу иду! Я знаю,

что там где-то идёт война.»


Мимо война прокатилась,

мимо и люди прошли.

Я в него не влюбилась.

Время выдохнуло: «Хорошо!»


Сургуч на наши души

Мы за дело брались смело

и рубили сгоряча,

мы на дело шли и пели:

«Мало, мало сургуча!»


Как лукавыми руками

мы печати ставили,

ничего не забывая,

на тот свет отправили:

господа и господина,

человека серого,

мать, жену, своего сына,

пешехода смелого.


Ничего не говоря:

«Мало, мало сургуча!» —

думочку ковали,

но о том не знали,

что «омега» и «альфа» вздыхают,

сургучом небеса пытают:

– Печать на Землю, печать на Луну,

печать на Вселенную да не одну!


Печать за печатью… плачет Природа.

«Альфа» с «омегой» гуляя по броду:

– И зачем же ты с вечной душой

заглянула в «рай» наш земной?


– Родилась, – я вздохнула.


– Печать на тебе, ты дура,

пей свой чай и смотри,

как капают сургучи

на Вселенные и на планеты,

да пиши свои рифмы про это!


Дети войны

Ребёнок войны, не знающий мира,

плачет по нём рапира.

Сам ребёнок с рожденья не плакал,

а как подрос, так не жалко

стало ему умирающих лиц.

«Победу даёшь!» – кричит.


Ребёнок войны, он знает,

что в мире всё сложно

и что умрёт он возможно,

но род его должен выжить

и победить. Бесстыжий

смеётся кто-то на небе:

«Твой род – просто небыль,

и небыль – род твоего врага

(и так протяжно) ха-ха!»


Но ребёнку войны недосуг

глаза пялить в небо,

ребёнок войны привык

думать только о хлебе.

Но он хлеб

и у матери не попросит:

знает, если есть хлеб,

мать отломит ему. Не бросит.


Ребёнок войны

не хотел потерять отца, но теряет.

И у врага ребёнок войны

своего отца почти не узнает,

и так же хлеба не просит,

а лишь про победу спросит

у своей почерневшей матери,

та заплачет. Тратили

друг на друга снаряды враги:

«Беги, ребёнок войны, беги!»


И ребёнок войны наконец-то заплачет:

бежать то некуда, значит,

Родина – это ловушка.

«Игрушки взрослых, игрушки!» —

хохочет кто-то на небе.

Ребёнок шепчет: «Я небыль.»


В небе самолёты – это крылья наших детей

Дети ложились рядами,

детей складывали в ряды.


«Да кто о них будет помнить,

кому они на фиг нужны?» —

Вечность, громкая вечность

хохотала где-то вдали.


Детей складывали рядами —

земле они точно нужны.

И мы заведомо знали:

рожая, смертей уже жди.


Года за годами катились.

Дети гибли всегда.

Как-то так получилось:

о них лишь помнит вода.


Вода ведь всё перемелет,

вода, она всё перетрёт

посчитает потери,

миллиард-другой унесёт!


«Коие в коих веках,

не рожали бы вы детей,

дети павшие – это веки

их родных матерей!»


Но не слушали мы тех криков,

а рожали детей назло.

Глянь-ка в небо. Это не «МиГи»,

а сыновей крыло!


Если наша Русь тебя пугает

Даже если тебя пугает эта тёмная Русь.

Неважно! Есть сильная сила, я за неё держусь,

я за неё цепляюсь и шепчу: «Отомстим

за матерей, за убогих, за детей. Отстоим!»


Конечно, тебя пугает наша мрачная Русь.

Но есть неведома сила, я за неё берусь:

порубаю в капусту, пущу на ветер и дым,

твержу: «Мы ни пяди, ни пяди не отдадим!»


На грани, на грани терпения и сама несчастная Русь.

Но окидывая просторы: «Я тобой, мать, горжусь!»


Уходили воины света

Стоит ли воину Света

разговаривать с воином Тьмы?

Говорю, говорю. Нет ответа.

Да пропадом пропади!

Пропадала я и пропала.

Не пытайтесь меня искать.


Много ль прошло или мало,

но вот я пришла опять.

И снова я воин Света,

ищущий воинов Тьмы.

Говорю, говорю. Нет ответа.

Да пропадом пропади!


Пропадом пропадаю,

никто не ищет меня.

Стих за стихом слагаю,

как-будто душа ушла.

Радушные стрелы амура

колют суровую бровь.

Кипела злость, закипела

на уже новых врагов!


*

Если б не было воинов света,

не было б воинов тьмы,

просто хозяином где-то

ходил б господин Пурги.

И не думая, что он варвар,

его ласково звали бы Зверь

и не было б крови напрасной:

что ни сдыхала б – то тварь!


Эх, не было б воинов Света,

любили бы воинов Тьмы:

и рождались б на свете

лишь господа Пурги!


*

Быть воином – тяжкое бремя,

тебе каждый плюнет в лицо:

«Это дурное дело —

слыть на живца ловцом!»


Да пущай стоят ваши церкви!

Во дворцах пусть элита гудит.

Не первая я, не последняя,

кому «Уходя уходи!»

скажут, поклон отвесят,

скажут, камнём побьют.

Кого-то с толпы повесят.

Да что же я делаю тут?


Какая радость жить

Какое счастье жить на свете,

какая радость – песни петь!


Нет, не плясали наши дети,

им очень тягостно терпеть

все эти пушки и снаряды

да золотые ордена:

с боёв вернувшихся – награды.

А впрочем, всё слова, слова.


Не станет поле огородом,

а выйдет поле голяком

и закружится хороводом:

от мелких пулек сквозняком.


Ну вот, теперь поём мы песни:

«Какое счастье – не сгореть,

какая радость жить на свете

и войны наши все терпеть!»


Партизаны, осень, небо

Умирали партизаны

и кивали головой:

«Что-то будет, но не с нами,

а с тобой, с тобой, с тобой!»


Уходила осень в небо.

Наконец-то я сдалась

и как высохшая верба,

вслед за ними погналась:

«Молодые партизаны,

подождите вы меня!

Что-то будет, но не с нами,

я ведь тоже умерла.»


Уходила осень в небо.

Что-то было на земле:

нет, не расцветала верба,

люди жили, как во сне.


Зачем мальчикам войны

Зачем вам, мальчики, море;

зачем вам, мальчики, лес?

Зачем к вам, мальчики, в души

чёрт мохнатый полез,

как залез, так толкает

на дурно бытиё:

видишь, с неба моргает

демон – чёрно крыло.


Зачем вам, мальчики, море;

зачем вам, мальчики, лес?

В море тонут, там горе,

в лесу пожары. Небес

вам, мальчики, что ли мало,

неужто мало дождя?


Где б я ни была, встречала:

везде хоронят меня.


Маленькие девочки смерти не боятся

Маленькие девочки —

папины и мамины белочки,

вырастая, уже не плачут,

не плачут, а это значит,

что смерти они не боятся,

бравадой своей кичатся.


Кичатся, а может, знают,

что навсегда умирают

лишь животные души;

а те, которые лучше

на небеса улетают,

но мамы об этом не знают.


Эх, маленькой, маленькой девочке

на колготки б по стрелочке

и бегом на свидание

(мамино разочарование)!


А смерти б тому не боятся,

кому не с кем обняться,

кому уже не рожать —

старым бабам, как ять!


Дед планетный, за всех людей повинный

На планете сидит дед,

во сто шуб одет,

а этому деду

и сто лет нету.


Сидит дед больной

и трясёт своей клюкой:

– Где ты, смертушка моя,

позабыла про меня?


А Смерти было недосуг:

она ходила всё вокруг

да около меня:

«Где тут девка? Я пришла!»


Я в печали стих пишу,

а на Смерть и не гляжу:

– Уходи отсюда,

дед тя ждёт, паскуда!


Уходила Смерть от меня,

но к деду нашему не шла,

лишь кричала ему:

«Не отдам тебе Землю,

корабли пущу ко дну!»


А у деда вина;

во все стороны пошла:

он за всех людей вину

взвалил на голову свою.


Вот потонет корабля.

Дед: – Опять вина моя!

Революция, пожар…

У деда боль и в горле жар.


Ах, дед, дедок,

как ты жил без порток,

умирай теперь за так,

коли сам не дурак.


*

Как по красной даль-дали

не плывут уж корабли,

ни пожаров, ни бунтов.


Дед сидит к всему готов,

он сидит и смотрит вдаль:

ни живёт ли где печаль,

ни плескаются ль где воды,

и ни ходят пароходы?


Старик не выдержал и встал,

скинул шубы да сказал:

– Ах ты, подлая Смертя,

видно смерть пришла твоя!


И пошёл напролом,

а вслед да за ём

встаёт армия ребят:

павших без вести солдат.


Зачем война? Просто так

Подняться наверх