Читать книгу Вейн - Инна Живетьева - Страница 3

Часть I
Глава 2

Оглавление

Улица имела официальное название, старое, еще советских времен. То ли Краснокоммунская, то ли Краснокоммунарская. Местные говорили по-своему: Обводная. Она обхватывала город с запада, долго шла по краю промышленных районов и ближе к концу втягивалась в жилые кварталы. Там по одну ее сторону стояли панельные пятиэтажки, а по другую раскинулся частный сектор – Рабочий поселок.

В Рабочем поселке улицы были узкие, засыпанные щебнем. В палисадниках росла сирень, цвели у заборов жарки и одуванчики. По утрам и на закате проходило стадо коров, оставляя коричневые лепешки; в обед спешили на дойку старушки в аккуратных платочках. Паслись козы, скандально взмекивая на редкие машины. Шныряли по крышам коты. Ходили важные гуси и бестолковые куры. Бдительные хозяйки помечали птиц синькой: кто подкрасит грудки, кто – крылья, а кто проведет полосу на спине. Юрка как-то расписал своих акварельными красками. Курам процедура не понравилась, они истошно орали, и на шум прибежала бабушка. Пришлось тогда удирать через забор.

Днем улицы принадлежали мальчишкам, а к вечеру на лавочках у ворот собирались пенсионеры. Лузгали семечки, перекрикивались с соседями. Бабушка такие посиделки не жаловала. Но иногда калитку открывала старенькая Марья Ивановна и просила: «Маргарита Леонидовна, будь ласка». Бабушка снимала фартук, поправляла прическу – уложенные короной волосы – и выходила.

– Саммит на местном уровне, – говорил дед.

Бабушка отмахивалась:

– Иди в свою берлогу. Мне человека нетрудно уважить.

Берлогой назывался старый, еще прадедушкин кабинет, устроенный на чердаке. Подниматься к нему приходилось по узкой лестнице, то и дело задевая подвешенные к потолку березовые веники. В маленькой комнатке единственную прямую стену занимали некрашеные полки. На них – подшивки журналов и книги, некоторые с «ятями» в тексте. Широкий стол приткнулся под скошенной крышей. На его углу прочно утвердилась чернильница в виде колоколов, из самого большого торчали авторучки и карандаши. Кресло стояло древнее, рассохшееся, но дед не хотел его менять. На стенах висели пожелтевшие фотографии. На самой старой – студент в узкой тужурке, Юркин прадед. Был и сам Юрка: младенцем с пластмассовым зайцем, постарше – верхом на деревянной лошадке и первоклассником с портфелем и букетом астр.

Дед мог сидеть в берлоге часами. Читал, смотрел новости по крохотному черно-белому телевизору. Посмеивался: «Никак мозги на пенсию не уйдут». Когда-то он преподавал историю в Юркиной школе. Учиться у него внуку не довелось: деда торжественно проводили на заслуженный отдых, когда Юрка окончил второй класс. Но до сих пор иногда в калитку заглядывали верзилы и робко спрашивали: «А Георгий Константинович дома?»

Летом дед спускался с чердака дымить на крыльцо. Он устраивался под кухонным окном, переговаривался с бабушкой и командовал курами, если они пытались похозяйствовать на грядках. Грустно поглядывал на пустую будку. После смерти Дика другую собаку заводить не хотел, но и будку разбирать не разрешал.

Зимой жался к печи. Приоткрывал дверцу – в закопченной глубине ало светились угли. Усаживался на низкую скамеечку и неторопливо посасывал трубку. Сизый дым утягивало в печной зев, но запах – табака с ромовой отдушкой – оставался. Юрка пристраивался рядом. Пока был поменьше, притыкался деду под бок. Потом стал независимо садиться на подоконник.

Бабушка ворчала:

– Опять на ребенка дымишь! Смотри, приучишь.

Дед отвечал, щуря глаза на печной огонь:

– Начнет курить – выдеру.

Внук высокомерно хмыкал. А то он не пробовал! Забирались с пацанами в кусты на задах школы и торопливо затягивались, пока мальки стояли на стреме. Это так не походило на дедов курительный ритуал, что Юрка быстро разочаровался. Да и денег на папиросы не хватало, а «стрелять» у богатых одноклассников было противно.

– И начну, – все равно говорил он. – Выйду на пенсию, заведу себе семь трубок. На каждый день недели.

Дед горестно вздыхал:

– Да, тогда уже не выдеру.

Юрка хихикал, представляя, как один пенсионер гоняется за другим с ремнем. Дед тогда казался вечным, таким же, как их дом…

Мотнул головой, отгоняя тоскливые мысли. Монотонная дорога усыпляла. Сколько уже едут, а все одно и то же – степь. Серо-зеленая гладь сливается на горизонте с серо-голубым небом, и нет им конца и края. Мелькнула тень. Птица. Кругами ходит. За ними следит или добычу высматривает?

– Тихо! – шикнул Дан. – Стоять.

Вейн подобрался и выглядел точь-в-точь как одичавший кот, принюхивающийся к ведерку с рыбой.

– Шагом.

Юрка осторожно сжал лошадиные бока. И чего всполошился, степь как степь. Тащатся не быстрее пожилой черепахи, так и межсезонье закончится. Сердито посмотрел на Дана. Нет, спорить – дороже выйдет. Даст по зубам и разбираться не станет, прав или нет. Ничего, главное – попасть в Бреславль. А там он с огромным наслаждением пошлет «хозяина» к черту.

Дохнуло горячим воздухом, и вдруг почудилось: из-под серой травы просвечивает песок, красноватый, смятый барханами. Бледные солончаки засветились янтарем. Сухо зашуршало под копытами. Ни фига себе сюрпризы!

– Ну, помоги, пресветлая Иша! – сказал Дан и положил руку на связку амулетов.

Степь истончалась, таяла. Юрка обернулся. За спиной раскинулись пески, и ветер торопливо зализывал отпечатки копыт.

– Воду без разрешения тронешь – пальцы переломаю.

Юрка дернул щекой и смолчал.

Теперь они двигались так, что тень падала наискось от левого плеча. Глаза быстро устали от монотонно повторяющихся барханов.

– Вейн, – нерешительно окликнул Юрка.

– Говори: «хозяин»!

Вот ведь… Юрка покатал желваки и с вызовом – на, подавись! – сказал:

– Хозяин, это уже другой мир?

– Да.

– А какой? Верхний или нижний?

– Понятия не имею.

Юрка опешил:

– А куда мы тогда едем?

– Вперед.

Наугад, что ли? По пустыне? Почти без воды, без фуража для коней?

– Да объясните же!

Дан раздраженно повернулся. Показалось, сейчас отрежет: «Ты мой слуга. Заткнись». Но вейн ткнул вперед и велел:

– Посмотри.

Юрка послушно глянул из-под ладони.

– Кого-нибудь видишь?

– Нет.

– И я не вижу. И никогда не видел. Кто мне скажет, что это за мир? Думать-то надо. – Дан постучал по лбу. – А если б и сказали: «Уважаемый, вы находитесь в пустыне Ибн-Шэт-его-побери-нах». Что с того?

– Тогда вы бы спросили у других вейнов, где эта пустыня. В каком мире, – упрямо возразил Юрка. Да, он мало знает, но он не дурак! – Или сравнили язык, ну, на котором вам ответили.

– В общем, правильно, – признал вейн. – Если не считать, что слова и географические названия в близких мирах схожи. Кстати, а ты что, получил новый язык?

– Н-нет, – с запинкой отозвался Юрка.

Странно. Тобиус же говорил…

– Вот именно.

– Получается, тут нет поблизости людей?

– Угадал. Это не мир – обрывок.

– Как это? – сердито спросил Юрка. Опять он ничего не понимает! – А проекция – это что, не кусок другого мира?

– Шэт… Да это тоже – проекция! Все проекции, ясно? Проекция – наслоение. А наслоиться может что угодно. Хоть нормальный мир, хоть это.

– А в чем разница?

Ну точно даст в зубы. Вейн рыкнул, однако сдержался.

– Нормальный мир как? Вошел в него, и все, обратно только через узел. А этот от края до края проехать можно. Ясно?

Юрка замороченно кивнул. Дан оглядел его с макушки до пяток и уронил с усмешкой:

– Сообразительный.

Солнце поднималось, припекая все сильнее. Морщинистая от барханов пустыня расправлялась, ее затягивало серой коркой. Под копытами хрустело, с таким звуком ломается тонкий лед. Наст крошился под лошадьми, но вскоре затвердел и стал выдерживать их вес. Впереди заблестела ровная, словно выглаженная утюгом, поверхность. Воздух над ней подрагивал.

– Почему здесь… так? – спросил шепотом Юрка и поморщился: сейчас начнется с этим «хозяином».

– Не знаю.

Голос вейна показался слишком громким для здешней тишины. Цокот копыт, дыхание коней, позвякивание пряжки на ремне, которым перетянута поклажа, – только те звуки, что они привезли с собой, и ни одного постороннего.

Дан уверенно ехал вперед.

Обернуться хотелось до судорог в спине, и Юрка сдался, посмотрел назад. Пусто. Даже ветра нет. Ничего и никого – во всем мире, покрытом слюдяной коркой. Только он и Дан. Две букашки между двух плоскостей – пустым небом и мертвой землей.

«Никого», – беззвучно шевельнул Юрка губами. Это не помещалось в голове. Он лихорадочно обшарил взглядом небо – пусть не птицу увидеть, так тень ее. Пальцы стиснули повод: послать бы коня в галоп, оглушив себя стуком копыт.

– Тут никого нет, – процедил Юрка сквозь зубы. Он боялся сорваться и заорать.

– Естественно, – отозвался Дан.

Ладонь, сложенная ковшиком, прижалась к уху, пытаясь удержать чужой голос. Но звуки протекли сквозь пальцы и растаяли.

Тишина давила на барабанные перепонки.

Юрка не выдержал:

– Никого! Вообще!

Как истеричная девчонка. Заткнул кулаком рот, давясь страхом.

Гулко стучало сердце.

– Успокойся. Кое-что тут есть, – сказал Дан. – Иначе бы я сюда не поперся.

Главное – попасть в Бреславль, напомнил себе Юрка. Посмотрел на невозмутимого вейна. Тот спросил:

– Ты петь умеешь?

– Что?..

– Ля-ля-ля. Умеешь? Если невмоготу – пой.

– Перетерплю, – огрызнулся Юрка. Еще такого позорища не хватает.

Дан хмыкнул:

– Ну, терпи. Немного осталось. Вон.

На тонкой нитке горизонта возник крохотный узелок.

– Воевать случаем не приходилось? – поинтересовался вейн.

– Нет.

– Повезло. Завидую.

То ли шутки здешнего пространства, то ли Юрка, лишенный ориентиров, обманулся, но точка быстро превратилась в холм, потом его силуэт изменился, и стало понятно, что это остатки крепости. Слева высокая стена уцелела, справа обрушилась, открыв двор и перекошенную башню. Потянуло прохладой. Увалень, разомлевший на жаре, прибавил шагу.

Подъехав ближе, Юрка разглядел, что стена не обрушилась – она расплавилась. Башня оплыла, подобно свече; застывшие каменные бугры у основания надежно закупорили вход. Прочие строения были причудливыми и жуткими. Они перетекали одно в другое, щерились пиками, превращались в изогнутые арки с проплавленными дырами и расплывались кляксами. Казалось, кто-то слепил из пластилина макет и забыл под палящим солнцем. Но ведь крепость – настоящая.

Дан спешился и шагнул в густую тень. Положил ладонь на стену, гладкую, точно отлитую из черного стекла.

– Мир и покой вам.

Голос его прозвучал глухо.

– Тут что, атомная бомба взорвалась? – спросил Юрка.

Он не мог представить другую силу, сотворившую такое.

– Не думаю, – качнул головой Дан.

– А…

– Никто не знает. Даже что тут было раньше: город или так, отдельное укрепление. Мы говорим: «Цитадель».

Город? Так, значит, этот песок… эта серая корка… Юрку замутило, он судорожно сглотнул.

– Пошли, – скомандовал вейн и двинулся вдоль границы тени.

Юрка с трудом заставил себя ступить на спекшийся камень. Зашагал следом. Левое плечо, оставшееся на солнце, припекало. Правое мерзло.

Угловая башня, к которой привел вейн, просела на один бок. В полуметре над землей выплавилась дыра, похожая на открытый в яростном крике рот. Оттуда веяло холодом. Дан зажал в кулаке связку оберегов и шагнул внутрь. Кысь попытался отстать, всхрапнул, замотал башкой, но вейн потянул его за собой. Юрка вытер о штаны вспотевшие ладони, покрепче взял повод Увальня и перелез через оплывший край.

Перекрытия в башне не сохранились. Стены – в каменных подтеках. Свисали острые, закрученные штопором сталактиты. Дан вел коня, лавируя в узких проходах.

– Не отставай, – бросил через плечо Юрке.

И кто-то заорал, перебивая:

– Назад!

…шепот, стоны, крики, размерные чеканные слова и торопливое бормотание…

– Та кень!

…топот множества ног, хриплое дыхание, треск рвущейся ткани…

– Майн гот! О, майн…

…выстрелы, лязг железа, сухой щелчок курка, писк рации, звон, с каким встречаются два клинка…

И никого не было.

Юрка зажал уши, но все равно слышал, как настаивал мужской голос:

– …успеешь, понял?

– Мэ тил дэ нот, но пэрен, – отчаянно просил женский.

Хрипло, сорванно:

– Огонь!

– …коэн, коэн, – повторял кто-то шепотом.

– Ро-о-о-ось!

…теньканье арбалетной тетивы, треск автомата, взрыв…

Юрка крикнул:

– Тут же никого нет!

Ответ Дана пробился сквозь мешанину звуков:

– …эхо. Цитадель хранит его.

– Но они говорят по-русски!

– Ну и что? Война везде была. Пошли.

Юрка шагнул в каменный лабиринт.

– …шить. И приготовьте с ампутацией.

– Ферли, толи шеверли!

– …но пэрен! – снова закричала девушка.

«Не умирай», – понял Юрка.


Мальчишка оказался упрямым. Вздрагивал, поглядывал за спину, но шел. Дан разозлился: а с чего сопляку бояться? На войне не был, про эхо не знает.

– Шевелись, не крути башкой!

Юрка дернулся на окрик и споткнулся о каменный наплыв. Рванул повод, напугав Увальня.

– Раззява, – презрительно бросил Дан, и мальчишка ответил ему сердитым взглядом.

Коня, впрочем, он успокоил быстро. Вот откуда у парня из верхнего мира такие навыки?

Выбрались из башни в северный коридор. Тут было светлее – крыша оплавилась и стекла по стенам. Перекосило пол, он собрался буграми справа. Слева чернели провалы, похожие на впадины между ребрами. Призрачные голоса стали глуше, зато чаще ахали взрывы, стучал пулемет. Казалось, пули чиркают рядом, хоть падай на брюхо.

Дан уцепился за амулеты: «Помоги, пресветлая Иша! Мне не захочешь, так мальчишке помоги. Ты же детишек любишь. Сама понимаешь, иначе – через степь, а там жузги и полоса прибоя. Он не пройдет».

– Под ноги смотри, – предупредил Юрку. – Провалишься, вытаскивать не стану. Мне тут задерживаться не резон.

Полуденное солнце, повисшее над ущельем северного коридора, слепило глаза и расчерчивало волнистый пол тенями. Звенели клинки. Кто-то орал, захлебываясь от боли, его заглушил радостный вой победителей.

А потом крикнул Вцеслав:

– Ложись, пацан!

…Лейтенант хлопнул Дана между лопаток, заставляя уткнуться в пожухлую листву. Пуля прошила ветки, посыпалось на спину крошево. Ух ты! Лейтенант насмешливо оскалился – блеснули белые зубы, яркие на загорелом лице. Глаза у него тоже яркие – голубые, девчачьи.

– Испугался?

Дан презрительно фыркнул. Было совсем не страшно, даже, пожалуй, весело, как бывает только в четырнадцать лет, когда дурак дураком.

– Ты откуда такой интересный нарисовался?

Лейтенант придавил к земле, не вывернуться. Сильно брыкаться Дан опасался, пули с той стороны ложились низко.

За кустами слева спросили:

– Лазутчика поймали?

Густой бас справа прокашлялся и обстоятельно посоветовал:

– Штаны снять и крапивой таких лазутчиков.

– Разговорчики! – прикрикнул лейтенант и стянул свою добычу поглубже в овраг. – Так откуда ты взялось, прекрасное дитя?

– Мимо шел! – ответил оскорбленный Дан.

– Ага. Гулял в районе боевых действий.

Внимательный взгляд обежал нарушителя, отметил странного покроя штаны и рубаху.

– Ну-ка, дай.

Лейтенант потянул за шнурок и выудил из-за пазухи у Дана связку амулетов. Покрутил перед глазами и вдруг сказал на всеобщем:

– Какие мелкие нынче вейны пошли. Неурожай, что ли?

У Дана рот приоткрылся. Какой-то лейтенантишка в каком-то занюханном мире…

– Верни! – сердито дернул шнурок.

– На, чужого добра не надо. Вот что, парень, узел, который здесь, близко, знаешь? Ну и сыпь отсюда.

Вжикнуло над головой, щепой брызнули ветки. Дан пригнулся, но вместо ковра из листьев уперся в оплавленный камень Цитадели. В спину ему дышал озадаченный Кысь. Шэтово эхо!

Дан оглянулся. Мальчишка стоял, выпучив глаза. Конечно, не каждый день увидишь, как стенку бодают.

– Чего застыл? – накинулся вейн. – Пинками тебя подгонять? А ну пошел!

Эхо накатывало волнами. С ощутимым толчком воздуха пролетел мимо виска арбалетный болт. Ага, переулок в Бросовых кварталах Сарема. Пальцы, удерживающие повод, сжали несуществующую рукоять ножа. Воняло помоями и дерьмом. За спиной хекнули, Дан мотнул головой, как и тогда, уходя от удара. Резануло плечо отголоском боли.

Пресветлая Иша!

Прошлое наплывало, заставляя вспомнить то стычку в предгорье одного из нижних миров, то драку в разрушенном городе. А вот и деревушка, возле которой заработал шрам на левое бедро. Дан выругался, заметив, что хромает, и пошел быстрее.

– Не отставай! – рыкнул на Юрку.

…Влажный, душный лес. Вейн продирался через густые заросли, и за ним гнались бойцы с автоматами, вылитые Шэтовы дети: рожи измазаны грязью, головы замотаны тряпками. Настигли возле самого узла, им не хватило доли секунды, и выстрелы…

Дан вытер мокрое от пота лицо.

…Рвало болью ногу, попавшую в капкан. Матерился Грин, пересчитывая оставшиеся автоматные рожки…

Патроны тогда не понадобились – успели уйти на берег до прилива. Дан вдохнул воздух, пахнущий гниющими водорослями, и увидел, как сквозь оплывшую кладку проступили стены Старой крепости.

Вейн сидел за столом напротив подполковника Вцеслава Натадинеля. Постукивало, будто ветками о стекло – то чаще, то реже. Иногда противно взвизгивало, бухало, и с потолка на карту сыпался мусор. Качался огонек в лампе, оставляя черный след на колбе.

Дан сказал:

– Я думал, при вашем вооружении бой – оглохнуть можно.

– А ты высунься, – посоветовал Вцеслав. Смахнул песчинки с типографского леса. – Они тоже не идиоты, по каменным укреплениям без толку палить.

– Это я вовремя зашел, – пробормотал Дан. Шэт, ну и выбрал он тихое местечко!

…Все-таки странно одновременно идти и сидеть. Главное, не сбиться с направления…

– Ты даже не представляешь насколько! У меня приказ: держать переправу до подхода основных сил. Только подкрепления не видно. Если не придет, я просто людей положу, и все. Это пока до нас у зейденцев руки не дошли. Технику гонят через соседей, там хороший мост. Потом, как смогут, перебросят сюда авиацию и раздолбают нас к чертовой матери.

– Так сматывайтесь, чего ждете?

– Без приказа не могу. И обстановку не знаю. Может, мы тут нужнее.

– Ау, какой приказ? – удивился Дан. – У тебя же связи нет!

– Это ничего не отменяет.

Опять взвизгнуло, дрогнул под руками стол. Дан с опаской глянул вверх.

– А это что? Не авиация?

– Миномет, – отмахнулся подполковник. Ткнул в карту: – Ты лучше сюда посмотри. Это – замаскированный командный пункт, под учения готовили. Твой узел вроде рядом?

Дан, разобравшись в изгибах реки, кивнул.

– По-вашему километров двадцать по прямой.

– Там мощная рация. Пароли, конечно, сменили, но можно передать со старым и от моего имени. Я уже пробовал посылать связных. Из-под земли только сунулись, напоролись на охранение. Пришлось отступать. Хорошо, перекрытия старые, за собой наглухо обрушили. Отправил другим ходом. Так сегодня утром их у нас под стеной расстреляли.

…больно колени, саднит ладонь. Кажется, упал. «Всего лишь эхо!» – яростно напомнил себе вейн. Встать. Нужно встать. Он уцепился за повод…

Подполковник смотрел на Дана в упор. Глаза у него остались ярко-голубыми, как в бытность лейтенантом.

– Сделаешь?

Вейн тщательно разгладил карту. Два десятка километров – не так уж много, конечно. Если идти по мирному лесу, а не наперерез чужим войскам.

– Дан?

Впрочем, тут своих нет. Долго разбираться с пришлым никто не станет. Пристрелят, и все дела.

– Сам не понимаешь? – чужим, неприятным голосом спросил Дан. Так затевают свару склочные тетки на базаре. – Как я пойду?

– Я дам тебе оружие.

Угу, пистолетик. С вероятностью, что сработает после Середины, – ноль целых, хрен десятых.

В дверь стукнули. Вцеслав кивнул на каменный закуток, и вейн торопливо шагнул в тень.

…за спиной – шершавая кладка, совсем не похожая на оплывшие стены Цитадели. Захлестнула паника. Шэт побери! Где он?!.

Вошел мальчишка лет пятнадцати. В грязных камуфляжных штанах и большой, не по росту, куртке. Подполковник не шевельнулся, но Дану показалось – обмякли под кителем плечи.

– Дворик, который у западной башни, тоже обстреливают, – сипло доложил мальчишка. – Из миномета достали. Лейтенант Миддель говорит, пока своих запасов хватит. Только у него пулеметный расчет положили, просит хотя бы одного человека.

Связной взъерошил короткие волосы, из-под пальцев посыпалась каменная крошка. Дан разглядел запекшуюся ссадину на подбородке и темные круги под голубыми, как у подполковника, глазами. Мальчишка судорожно сжал губы, борясь с зевком.

– Хорошо. Пусть Дорош из своих отправит. Передашь, и отдыхай. Поспи хоть часок.

Мальчишка спорить не стал, кивнул устало.

Вцеслав пару мгновений смотрел на закрывшуюся дверь, потом повернулся к вейну.

– Сын? – спросил Дан, снова усаживаясь за стол.

– Да.

– Надо же, здоровый какой. Был сопляк сопляком.

Снова взвизгнуло и бухнуло, но подполковник не торопился освобождать карту от песка.

– Если бы я мог… Даже узел не чую.

«Сам выбрал», – хотел сказать Дан, но промолчал.

Вцеслав потер переносицу, щуря воспаленные глаза.

– А у тебя точно не получится? – спросил он. – Хотя бы пацана.

– Ты же знаешь, какой из меня поводырь. А через этот узел даже курицу не протащишь. Сам щемился, как кот под забором.

Вцеслав тем же движением, что и сын, взъерошил волосы.

– Я, конечно, пошлю еще связных, но шансов у них мало. Роту сюда перед учениями перебросили, местность не знают. Думал, сам пойду, на лейтенанта крепость оставлю. А потом глянул: совсем зеленый, не справится. Так что ты для нас – чудо. Если не будет приказа, все ляжем.

Шэт! Нашли дар пресветлой!

Вейн встал, оттолкнувшись от стола кулаками.

– Прости, Вцеслав, но это не моя война, чтоб я на ней погибал. Работает рация, нет – хрен его знает. А мне голову подставлять. Чудо ему! Да от ваших минометов ни одно чудо… Я не сумасшедший! Я жить хочу. И вы не ждите, сматывайтесь. Ну что за дурь? Какой, на хрен, приказ?!

Взвизгнуло совсем рядом, дрогнула стена – и та, Старой крепости, и еле заметная Цитадели. Дан понял, что сидит, навалившись плечом. Поднял руку, тяжело, медленно. Было страшно: если под пальцами окажется шершавый камень, значит – все. Он там, в Старой крепости, и не успел уйти до бомбежки…

– Вцеслав!

Подполковник смотрел на карту.

– Ты сам говорил – военная судьба. А я погоны не надевал, тем более – ваши!

Нарисованный лес занесло песком. Колыхался язычок пламени, ставя на стекло траурные отметины.

Вцеслав поднял голову.

– Ты бы поторопился, – сказал спокойно. – А то и вправду прилетят.

Вейн долго застегивал куртку, путаясь в шнурках и петлях.

– Презираешь? Твое право. Только никто из наших не согласился бы. Никто!

Крикнул – и осекся. Грин.

– Ладно, признаю, есть один ненормальный. Здешние ориентиры Алекс знает? Ну вот и отлично. Поищу его. Встречу – передам. Записки, где могу, оставлю. Больше ничего не обещаю. Это не моя война.

Слова, сказанные когда-то, царапали губы острыми краями, и кровь бежала по подбородку. Дан облизнулся, но вместо солоноватого привкуса ощутил пресную воду. Открыл глаза. Над ним стоял перепуганный Юрка. В руке – фляга, перевернутая горлышком вниз.

– Я же предупреждал, тронешь воду – пальцы переломаю, – прохрипел Дан. – Наклонись.

Пацан растерянно послушался.

Ударил вейн расчетливо – для науки, чтобы нос не сломать, а только расквасить. Мальчишка плюхнулся на задницу. Фляжка загремела, гулко ударяясь боками.

– Меня не волнует, что ты теперь будешь пить. Ясно?

Юрка промокнул рукавом нос и кивнул. Глаза спрятать не успел, и Дан усмехнулся его ненависти. Дурачок. Рано еще.

– Пошли.

Ближе к башне северный переход сохранил крышу. Пол выровнялся. Лучи, падая из бойниц, резали полумрак кусками. Кто-то надоедливо вызывал по рации Жука. Сорванный голос матом поднимал в атаку. Вейн шагнул через порог – и стало тихо.

Чудовищный жар, расплавивший все окрест и подтопивший каменные стены, почему-то не тронул небольшой зал. Сохранились на полу шершавые плиты с блестящими капельками слюды. Стены поднимались плавными арками, смыкаясь вокруг окошка в центре купола. Виделся кусочек неба, казавшегося недостижимо далеким отсюда. Столбом падал свет. Тут не было алтаря, не было креста, даже самого простого, высеченного на камне. Мощь укреплений наводила на мысли скорее о войне, нежели о молитве. Но войдя в башню впервые, Дан выдохнул: «Иша пресветлая!» И никогда более не думал об этом месте иначе, как о часовне. Он и сейчас нашел среди амулетов крестик: «Милосердная и всепрощающая, даруй благо детям твоим, грешным и неразумным».

Странно, но впереться сюда с конем не казалось святотатством. Зато на Юркины шаги Дан ревниво оглянулся и цыкнул, чтобы пацан не шумел.

Ну, помоги, пресветлая! Не отвернись, святой Христофор, покровитель путников!

Вейн вдохнул, ловя горькие полынные нотки. Щекотно прошло вдоль позвоночника, потрогало ледяными пальцами желудок.

– Что-нибудь чуешь? – спросил у мальчишки.

Юрка шмыгнул носом. Глаза у него стали удивленными и почему-то обиженными.

– Пахнет. Табаком с ромом.

Надо же.

– Здесь узел. Очень мощный. Нет, самый мощный из мне известных. Повезет – шагнем прямо к Бреславлю.

– В межсезонье? А разве можно?

– Тебя забыли спросить, можно или нет! За пояс держись. Уздечку на кулак намотай.

Мальчишка послушно уцепился. Нервно фыркнул Дану в шею Кысь.

Вейн шагнул в пятно света, и запах полыни стал гуще. Подернулись дымкой стены. Так, ориентир – площадка у Пастушьих ворот, устойчивый, даже пьяный в зюзю уцепится. Хрустнул позвоночник, точно Дан вскинул на плечи мешок с зерном. Заложило уши, и сквозь тугую воздушную подушку послышались голоса.

– …гусиные шкварки. У свиных – не тот вкус!

– Жрать хочу, – проскулили в ответ.

Показался столбик, один из десятка ограждающих узел. Близко – руку протяни. Дан и протянул, но вместо резного дерева схватил воздух.

Скрипели колеса.

– А ну, стой! – возмутился тот, что толковал про шкварки. – Деревенщина! Порядка не знаешь?

Из тумана выплыл задок телеги, за обрешеткой брыкался и повизгивал мешок.

– Дак это… утром уплочено было.

Мужицкая спина в пропотевшей рубахе изогнулась, плечо возмущенно вздернулось.

– Вы же сами и стояли, господин.

Столбик не давался, выскальзывал, точно рыбий хвост. Пот заливал глаза, хрустели позвонки.

– А, глянь! Глянь! – заорали рядом.

Дан выругался. Ну, еще немного! Пальцы уже коснулись отполированной грани… и все растаяло.

– Да отцепись ты! – Вейн оттолкнул Юрку, еле удержав руку, чтобы не ударить. – И коня своего придурочного убери!

Лягнул воздух, всколыхнув волну полынного запаха. Ну за что, пресветлая Иша?! За что караешь, милосердная? Поманила и бросила? С Йориной сговорилась? Что же вы, бабы, стервы такие – что святая, что жрица!

Подумал – и ухватился за крестик, замаливая кощунственные слова. Сам тоже хорош. Поверил, что можно проскочить в межсезонье. Кому расскажи, засмеют. Умник нашелся! Наверняка ведь и другие пробовали, ну и где они? Нет, весной в Бреславль одна дорога – через степь.

– Значит, говоришь, сам пришел? – повернулся Дан к Юрке.

– Да!

Кажется, не врет. Или все-таки отлично притворяется?

– Вот тебе узел. Покажи свой мир.

– Но мне туда нельзя!

– Это еще почему?

– А как я обратно? У меня случайно получилось!

Дан ухватил сопляка за локоть.

– За кретина меня держишь? Я прошу только показать. Давай!

– Я не знаю как!

Вот щенок! Отвесил ему оплеуху, аж голова мотнулась.

– Скажи еще, ориентиры взять забыл.

– Какие ориентиры?

– Свои! На возврат!

– Я не брал!

Вейн от удивления ослабил хватку. Мальчишка отскочил и спрятался за Увальня. Крикнул оттуда:

– Я не умею!

Для вранья это было слишком наглым. Дан почесал щеку, разглядывая взъерошенного сопляка. Тот следил за ним настороженно.

– Ладно. Сделаем вид, что я поверил. Чтобы взять ориентиры, нужно запомнить конкретное место. Действуй.

Он вытолкнул Юрку в центр полынного запаха и приготовился смотреть. Уж сейчас-то новичка от опытного сразу отличит.

– А… как? – спросил мальчишка.

– Как можешь. Если ты, конечно, на самом деле вейн.

Юрка топтался растерянно.

– Давай-давай, глаза разуй посильнее. Ну?

Пацан вдруг вскрикнул и прижал ладони к лицу. Дан помянул про себя Шэта.

– Будто вспышка от фотика, – морщился Юрка. – У меня получилось, да?

– Откуда я знаю? Я тебе в черепушку не заглядывал.

Неужто вправду – новичок? Щурится беспомощно, моргает мокрыми ресницами.

– Давай дальше. Я тебя подержу, не вывалишься. – Положил руку мальчишке на плечо. – Вспомни то место, откуда ушел. Тут очень мощный узел, у него до хрена выходов. Начал! Звуки. Запахи. Что видел. Найди в себе.

Мышцы под ладонью закаменели. Дан старался говорить размеренно:

– Твой мир есть. Он существует. Ты часть его, ты его помнишь.

Свет – яркий, полуденный. Слева косой штакетник, за ним куст сирени с нежными весенними листьями. Гудение, яростный механический рев. По серой полосе асфальта мчатся железные туши, низко опустив брюхо между колес. Запах бензина и гари, забивающий полынь. По ту сторону дороги – светлые многоэтажки, в окнах отражается солнце. Блеснуло лобовое стекло автобуса, надвинулось…

Юрка вывернулся из-под руки, и видение пропало. Мальчишка отскочил к стене. В тишине часовни слышалось его неровное, как после долгого бега, дыхание.

– Я не могу домой! Мне в Бреславль! Обязательно!

Ух, вызверился! Откажи такому – в горло вцепится.

– Дорогу к выходу помнишь?

Юрка кивнул.

– Пойдешь первым.

Дан уцепился за седельную сумку Увальня и скомандовал:

– Ну, чего встал? Топай.

Эхо ожило, стоило шагнуть через порог. «Это не моя война», – напомнил себе Дан.

Вейн

Подняться наверх