Читать книгу Рыжее наследство - Инна Ромич - Страница 5

В замке Беверли, стены которого гордо высились над городком, раскинувшимся вокруг, уже третью неделю ждали смерти старого лорда Перси.

Все родственники и друзья, а их осталось у старого Генри Перси немного, съехались сюда, в твердыню баронов Олнвикских, наместников графства Нортумберленд. Хотя замок был полон людей, в нем стояла гнетущая тишина, лишь изредка нарушаемая приглушенным плачем или шарканьем ног. Иногда промелькнет черная юбка какой-нибудь дальней родственницы да испуганно шарахнется кухонный слуга, из любопытства забредший на господскую половину. Жизнь в Беверли замерла, словно боясь помешать своим назойливым шумом старому лорду, лежавшему в роскошно обставленной спальне наверху, со свистом вдыхать воздух в измученные легкие. Граф умирал тяжело. Он был еще не стар – Генри Перси исполнилось всего-то пятьдесят три года, – но проблемы со здоровьем, подорванным в бесконечных военных кампаниях, дали о себе знать. Граф подхватил горячку, искупавшись в ледяной реке, берущей начало в горах, когда возвращался с охоты. Крепкий старик упорно боролся за жизнь, но силы оставляли его, и всем было ясно, что он долго не протянет.

Лишь в одной из комнат, расположенной в левом крыле главной башни, жизнь текла своим чередом. Казалось, гнетущее настроение, нависшее над Беверли, не коснулось этой части старого замка. Здесь обитал сын старого Генри, Джеффри Перси, единственный наследник огромного состояния графа.

В его комнате, как и во всех остальных, окна были завешены темной тканью, отчего там царил приятный полумрак. Но в остальном не было никаких признаков траура. Заботливо растопленный камин, кубок, наполненный подогретым вином с пряностями, фрукты на столике, привезенном с далекого Востока, говорили о том, что хозяин, несмотря на царящий в доме траур, не чурается простых радостей жизни. Сам сэр Джеффри сидел на низенькой скамеечке, устланной расшитыми подушечками, и понемногу потягивал вино из чеканного кубка.

Протянув ноги к живительному теплу, шедшему от камина, он задумчиво глядел на блики красноватого пламени на уже почти прогоревших поленьях. Тусклый огонь освещал его резкое, но не лишенное приятности лицо. Это был мужчина в самом расцвете лет – когда юношеская угловатость черт уже ушла, уступив место спокойной уверенности взрослого человека, знающего цену себе и другим. Ровные густые брови, выступающий подбородок, резкий абрис скул выдавали в нем человека волевого и не склонного к компромиссам. Однако глубоко посаженные темные глаза смотрели настороженно, словно сомневаясь в истинности вещей, которые они видят перед собой.

С самого утра младший сын графа находился в напряжении. Сегодня все должно было решиться – вчера он разговаривал с врачами, пользовавшими его отца, и оба сказали, что пора приготовиться к худшему. Он с хрустом потянулся, разминая слегка затекшие конечности. И правда, ожидание слишком затянулось. Ну что ж – не сегодня, так завтра… Он меланхолично отхлебнул еще вина.

Вдруг сквозь плотно занавешенную тяжелым ковром дверь послышались знакомые легкие шаги. Джеффри, отличавшийся острым слухом, напряженно подобрался, прислушиваясь. Кто-то приближался к его покоям. Он встал, и в этот самый момент в дверь тихо постучали.

– Да, входи! – крикнул хозяин комнаты.

Его голос неожиданно сорвался на хрип. Несмотря на искусную маску спокойствия, будущий наследник волновался.

Дверь отворилась и, отодвинув тяжелый ковер, в покои уверенно вошел невысокий кряжистый мужчина. Одет посетитель был просто, в суконную безрукавку и короткие кожаные штаны, но впечатление, производимое им, заставляло забыть о его небогатой одежде. Он уже начинал лысеть, но казался неимоверно крепок и жилист, словно мощный дуб, выросший на бесплодной скале. Черты лица были грубы, как у простолюдина, но голубые глаза смотрели с тем крестьянским простодушием, за которым безошибочно угадывались природная смекалка и хитрость. Передвигался он для своей комплекции на удивление легко, ступая неслышно, как прирожденный охотник.

– Да продлит Господь годы вашей милости. – Вошедший склонился в легком полупоклоне, и Джеффри нетерпеливо кивнул ему.

– Ну? – вопросительно уставился он на вошедшего. – Что там?

Тот медленно поднял взгляд на господина.

– Ваш отец только что приказал привести к нему священника, – четко проговаривая каждое слово, промолвил он.

Молодой Перси вздрогнул и медленно прикрыл веки. У него внезапно сильно задрожали руки, так что он даже вынужден был убрать их за спину.

– Значит, все, Джон… – тихо проговорил он. – Все.

Он поднял взгляд на своего слугу, но, вопреки тону, в его глазах можно было прочесть не только горечь утраты. Там наряду с растерянностью светилась радость. Странно было наблюдать такие чувства на лице убитого горем сына, но вошедший слуга ничем не выразил своего изумления.

Неожиданно молодой Перси нахмурился и порывисто шагнул к Джону.

– Это точно? – подозрительно спросил он, вглядываясь в его лицо. – Ты наверняка знаешь?..

– Да что вы, ваша милость, – слуга прижал руки к груди, с едва заметной насмешкой глядя на своего господина, – разве ж я мог перепутать? С самого утра торчу перед покоями старого господина, будто верная сиделка. Дженни только что выскочила из дверей как ошпаренная, а глаза заплаканные. А оба лекаря за ней из покоев вышли мрачные, как сычи зимой, и молча убрались восвояси. Я к ней: что, мол, там такое? А она только заревела да руками на меня замахала: за священником посылает, говорит. Я сам видел, святой отец рысью побежал в покои его милости.

Джеффри удовлетворенно кивнул и отошел назад. На его суровое лицо вернулось прежнее выражение уверенности и силы. Молодой барон подошел к столику и, плеснув темного вина в кубок, протянул его Джону.

– За жизнь и смерть, мой верный Джон Ноллис! – провозгласил он тост. – Ты принес горестную весть, но что поделаешь – мне она сулит прекрасное будущее. Да и тебе тоже… Я знаю, что ты предпочитаешь эль, но выпей вина за мое здоровье!

Джон принял из рук хозяина тяжелый серебряный кубок, с удовольствием взвесив его в своей могучей ладони.

– Я с радостью выпью за ваше здоровье, сэр, – ответил он, усмехаясь своей простоватой усмешкой. – Тем более что такое вино и из такой посудины я согласен пить вместо эля хоть всю жизнь!

Он залпом осушил кубок и со стуком поставил его на столешницу.

– Эх, хорошо… Неплохо, наверное, жить там, где делают такое вино, – заметил Джон, крякая и утирая с губ терпкие капли.

– Да уж, – усмехаясь, подтвердил будущий граф Перси. – Ты это верно подметил, мой друг. Французам живется неплохо в соседстве с такими виноградниками, но, боюсь, наш король уже изрядно подпортил им эту радость[11].

Допив мелкими глотками вино, он прошелся по комнате. Радость, заглушившая на короткое время остальные чувства, уступила место озабоченности. Джон Ноллис, исподволь внимательно наблюдавший за своим господином, заметил, как тот опять нахмурился.

– И что же, отец не приказал позвать меня? – спросил он недовольным тоном.

Джон отрицательно покачал головой. Молодой Перси гневно взглянул на него, но на безмятежном лице слуги не отразилось ровным счетом ничего. Джеффри сердито поджал губы.

– Понятно, – с горькой усмешкой сказал он. – По-прежнему не хочет меня видеть… Даже на смертном одре он не может изменить ко мне отношение! Ну и черт с ним! Надеюсь, его душа будет гореть в аду!

Он неожиданно грохнул рукой по резному поставцу, и посуда, стоявшая там, жалобно задребезжала.

Эта вспышка ярости была единственным, что он себе позволил за последнее время. На что он, собственно, рассчитывал? Что отец помирится с ним перед смертью? Пожалуй, что да… Он ведь все-таки его сын! А теперь еще и единственный наследник. Но нет, напрасные ожидания. За все время болезни граф ни разу не позвал к себе сына, словно его и не существовало.

Да, он признал его как наследника, Джеффри определенно знал это, но даже во время болезни отношения между ними не улучшились. Конечно, между ними давно наблюдалось охлаждение, особенно после той истории…

Джеффри недовольно поморщился, словно съел что-то кислое. Почувствовав боль в руке, он с некоторым изумлением посмотрел на нее и перевел взгляд на Джона.

Слуга по-прежнему был невозмутим. Ноллис хорошо изучил своего хозяина и не считал нужным вмешиваться в его личные дела: молодой барон не любил любопытных, зато за молчание и преданность платил хорошо. И несмотря на то что Джон отлично знал, в чем дело, он не стал ничего говорить своему господину. Зачем? Утешать своего сеньора не дело для хорошего слуги. Господская печаль быстро развеется, а вот то, что ты вмешался в семейные дрязги, тебе обязательно вспомнят.

Он с невольной грустью вспомнил былые дни. Эх, хорошее было времечко! Джон незаметно вздохнул. Оно, конечно, немного жаль, что так все сложилось. Но, с другой стороны, ему-то как раз и неплохо от этого!

…У нынешнего главы рода Перси, графа Нортумберлендского, было трое детей. Первый ребенок Генри Перси и Идонеи, в девичестве Клиффорд, умер во младенчестве, а двое других сыновей избрали разную судьбу. Жена лорда оказалась женщиной не очень крепкого здоровья и умерла почти двадцать лет назад, сразу после рождения Джеффри. Может, поэтому отец и не любил своего младшего отпрыска?

Зато старший, Родерик, был любимцем графа. Да и правду сказать, было за что: лучший рыцарь в округе, доблестный, смелый, с характером прямым и твердым, точь-в-точь как отец… Генри видел в нем отражение себя и прочил в наследники. Младший же, замкнутый и тихий ребенок, всегда казался на фоне своего старшего брата лишь бледным отражением. Да, отец относился к нему с должным вниманием, но все понимали, что любимцем его был веселый Родди. Сколько девушек заглядывалось на этого молодца! Никому и в голову не могло прийти, что он выкинет такой фокус, как женитьба на этой шотландской дворяночке, приемной дочери Дугласов. Спору нет, девица была безумно хороша, но идти против воли отца… Ну, попортил девку, так зачем же сразу жениться? Старый Генри готов был дать откупной за сына, идти войной на Дугласов, перевернуть вверх тормашками всю Англию и Шотландию, но молодой остолоп уперся и ничто его не остановило. Даже угроза лишиться наследства.

Сам-то Джон считал, что Родерик проявил верх неразумности, но держал свое мнение при себе. И сейчас, благодаря этому давнему скандалу, произошедшему в гордом семействе, младший Перси становится полноправным хозяином, считай, всего Нортумберленда. А это значит, что и ему, верному слуге сэра Джеффри, кое-что перепадет с барского стола… Бароны еще при первом Эдуарде[12] были наместниками Севера, самых опасных территорий в королевстве, и владели огромными землями. При нынешнем короле род Перси уже носил графский титул. Господи, как подумаешь, что упустил этот дурак Родерик…

Джон Ноллис завистливо вздохнул. Спору нет, он был честолюбив и не собирался всю жизнь оставаться простым слугой. Больше всего на свете он мечтал сам когда-нибудь взобраться наверх. Несмотря на внешнюю простоватость, он имел гибкий и быстрый ум, который не торопился демонстрировать, предпочитая наблюдать и делать выводы. Его маленькие голубые глаза, в которых светилось искреннее крестьянское простодушие, умели подмечать такие детали, которые ускользали от внимания важных господ. За это качество – молчать и давать дельные советы, когда об этом спрашивают, и держал его при себе Джеффри Перси.

– Ну, что замолчал? – раздался в тишине недовольный голос наследника барона.

Ноллис невольно вздрогнул, оторвавшись от своих воспоминаний.

– Я думаю, ваша милость, надо ли мне подниматься вместе с вами в покои вашего батюшки или остаться внизу, чтобы встретить вашего тестя, – невозмутимо отозвался слуга.

– Ах ты, хитрец, – погрозил ему пальцем Джеффри. Его лицо вновь разгладилось и стало казаться даже довольным. – Ты способен предугадывать мои мысли! Значит, Генри Ланкастер тоже будет здесь?

– Надо полагать, прибудет вскорости, – поклонившись, почтительно ответил Ноллис. – Господин барон посылал за ним еще в прошлое воскресенье.

– Хорошо, – решительно сказал Джеффри, набрасывая плащ, – я все-таки поднимусь наверх, что бы там ни приказывал этот старый упрямец. Почтительному сыну, будущему графу Перси, надо присутствовать при последних минутах отца.

Он скривил губы в горькой усмешке и быстрым шагом вышел из комнаты. Джон Ноллис, пропустив господина вперед, последовал за ним.

* * *

Спустя два часа все они стояли рядом с пышным ложем графа: Джеффри; его молодая жена Мария; двое кузенов по материнской линии; еще несколько родственников, жмущихся по углам, которых Джеффри не помнил; заплаканная экономка Дженни, то и дело вытиравшая рукавом слезы; духовник барона… Стоявший возле ложа священник тихо читал молитву, и его невнятные слова действовали угнетающе на окружающих.

Генри Перси умирал. Стоило бросить взгляд на этого исхудавшего человека, и становилось ясно, что жить ему оставалось едва ли пару часов. Пожелтевшая, словно пергаментная кожа обтягивала его угловатый череп, делая похожим на живую мумию. Джеффри заставил себя взглянуть на это знакомое и в то же время уже чужое, далекое лицо отца и тут же в смятении отвел глаза. Ему всегда было не по себе от зрелища близкой смерти.

Он пытался разобраться, какие же чувства испытывает. Горечь утраты? Да, пожалуй… Все же он любил его, хотя отец никогда особенно не выказывал ему приязни. Радость? Нет, только не радость. Странно, но, несмотря на такие близкие перспективы получения вожделенного титула и наследства, радости он не испытывал. Скорее глухое раздражение. Ему противны были все эти родственники, слуги, толпящиеся у одра умирающего, несносны их стоны и горестные вздохи. Он, только он должен был находиться в этой комнате! И только ему должна была предназначаться последняя улыбка отца и его воля. Но нет, слетелись, как стервятники на добычу. Ждут… Джеффри раздраженно обвел взглядом окружающих и презрительно поджал губы.

Дверь в покои барона тихо отворилась, и на пороге показался еще один человек. Все невольно повернулись к вошедшему. Пожилой рыцарь в мокром дорожном плаще, с золотой цепью на шее, кряжистый, с красным обветренным лицом, неуверенно шагнул в комнату.

Присутствующие, видимо, узнав этого человека, почтительно отступили. И то, по правде сказать, в английском королевстве мало кто не знал сына знаменитого графа Ланкастера по прозвищу Кривая Шея, двоюродного брата короля и одного из самых доблестных рыцарей Англии. После того как его отец почти тридцать лет назад помог юному Эдуарду III взойти на престол, король осыпал милостями всю его семью[13]. Генри Ланкастер по праву считался влиятельнейшим человеком в стране.

Молодой Перси выругался про себя. Граф Ланкастер был известен не только своими родственными связями с королем, но и чрезмерной прямолинейностью. Рыцарская честь и долг ценились им превыше всего, что частенько служило причиной неприятностей как для окружающих, так и для самого графа. Сэр Генри был слишком принципиален… Сэр Джеффри едва заметно поморщился, но немедленно придал своему лицу подобающее случаю выражение почтительности и скорби. Джеффри считал большой удачей свою женитьбу на дочери могущественного графа Ланкастера. Хотя он не испытывал к Марии никаких особенно нежных чувств, тесть, к которому так благоволит король, дорогого стоит.

Поэтому он, сохраняя скорбное выражение, медленно двинулся навстречу графу, приветствуя его. Граф был лучшим другом его отца, и следовало убедить сэра Генри в том, что сын искренне огорчен состоянием родителя.

Торопливо поцеловав свою дочь в лоб, старый рыцарь шагнул к Джеффри.

– Как он? – с искренней тревогой спросил граф Ланкастер.

Он вытер капли дождя, не успевшие еще высохнуть на его обветренных щеках, и озабоченно посмотрел на него. У сэра Генри было умное и чуть наивное лицо честного человека, и Джеффри в который раз подумал, как ему удается сохранять положение при королевском дворе так долго.

– Отец очень плох, – с горечью произнес Джеффри. – Проклятые лекари ничего не смогли сделать. Боюсь, что…

Он скорбно умолк. Граф быстро отвернулся, и младший Перси успел заметить, что на глазах Генри Ланкастера блеснули слезы.

Внезапно с высокого ложа, заваленного перинами и медвежьими шкурами, донесся слабый прерывающийся голос:

– Кто там?..

Все вздрогнули. Голос графа Перси был скорее похож на глас с того света, до того он был слаб и невнятен. Джеффри также невольно дернулся от этого страшного звука. Лоб его покрылся испариной. Отец пришел в себя! Как не вовремя…

– Прибыл граф Ланкастер, ваша светлость, – едва нашел он в себе силы ответить.

Из груды подушек раздался смешок, больше похожий на кашель.

– Хе-хе. Значит, мой… сын… тоже здесь? Тем лучше…

Генри Ланкастер шагнул к краю ложа и склонился над умирающим.

– Генри, это я, твой друг.

– Это ты, Генри? Явился… Не думал, что… увижу тебя… перед… смертью! – Речь его была затруднена, но, похоже, барон находился в полном сознании. – Рад… видеть тебя. Это очень… кстати, что ты… приехал. Будешь… свидетелем. Священник… здесь?

Джеффри занервничал. Ему совсем не нравилось то, что говорил отец. Похоже, он решил устроить ему напоследок кучу неприятностей! Джеффри хорошо знал его неугомонную и решительную натуру и умел чувствовать перемены в его настроении. Даже сейчас в слабом голосе умирающего чувствовалась непреклонная воля и какое-то странное торжество.

– Выйдите все! – резко приказал он, обращаясь к присутствующим. – Граф хочет исповедаться.

Родственники и слуги, неуверенно оглядываясь, поспешили к выходу. Кто-то зарыдал. Мария испуганно взглянула на него, но он едва заметным кивком указал ей на дверь. Его жена совсем молода и умом не блещет, а женские слезы и причитания ему уже порядком поднадоели за эти два месяца. Он с раздражением подумал, что она очень похожа на своего папашу – те же выцветшие серые глаза, белесые брови… Он нахмурился. Нечего ей здесь делать.

В комнате остались лишь он, сэр Генри Ланкастер, священник и умирающий лорд Перси.

– Молодец, сынок… – прошелестел со своего ложа граф. – Ловко…

– Отец, что вы такое говорите? – Джеффри, изображая обиду, склонился над ложем. Тяжелый запах болезни ударил ему в нос. Лицо барона уже приобрело желтовато-синюшный оттенок, глаза были закрыты. На секунду Джеффри почувствовал, как противный ком подкатывает к горлу, но справился с собой.

– Простите меня, если я чем-то провинился перед вами, – быстро сказал он и, сделав над собой усилие, поцеловал влажный лоб старика.

Тот открыл глаза, и Джеффри увидел в них безмерную усталость и горечь.

– Недолго… уже… – старик закашлялся. – И я… прощаю… Какой же… я был… дурак… – новый приступ кашля сотряс его тело. – Генри…

Граф быстро подошел к нему. Лорд Перси что-то зашептал своему другу на ухо – что именно, Джеффри так и не услышал. Похоже, что старого рыцаря огорчило то, что он услышал.

– Священник! – раздался прерывающийся голос отца.

Носатый святой отец в коричневой сутане склонился над ложем умирающего, слушая еле слышную исповедь. Джеффри вместе с Генри Ланкастером зашли за занавес, делящий опочивальню на две половины. Они молча стояли, каждый погруженный в свои мысли. Из-за плотной ткани до них доносился монотонный гнусавый голос священника. Это продолжалось долго…

Спустя некоторое время в комнате все стихло.

– Можете подойти к нему. – Духовник графа неслышно зашел за занавес и печально посмотрел на них.

Джеффри вопросительно уставился на священника.

– Он… умер? – его голос сорвался на хрип.

Тот скорбно кивнул.

– Да, дети мои. Граф Генри Перси только что скончался. Я исповедал его и могу сказать, что его душа теперь чиста перед Господом. Перед смертью он передал мне вот это, – монах извлек из широкого рукава сутаны пергамент, запечатанный красной восковой печатью. – Его светлость просил, чтобы я передал его вам. Это его последние распоряжения, записанные с его слов и подтвержденные королевскими атторнеями[14] и шерифами[15].

Он протянул пергамент Генри Ланкастеру. Тот, недоумевая, взял свиток в руки и, поглощенный скорбью, двинулся вслед за священником.

Джеффри едва не откусил себе язык. Он с трудом сдержался, чтобы не выхватить пергамент из рук своего тестя. Проклятье! Что в этом свитке? Но он сделал над собой усилие и мужественно выдержал весь ритуал прощания с телом отца. Бесконечной чередой потянулись родственники, которых он только что выставил за дверь. Все шли проститься со своим господином, искренне скорбя о его кончине… А его сын и наследник безмолвно ждал окончания этой процессии, и внутри у него все клокотало от ярости и страха.

Наконец пытка кончилась. Они покинули комнату с телом барона, оставив там женщин, которые должны были все подготовить к похоронам. Теперь, по традиции, следовало огласить волю покойного и объявить наследника.

Генри Ланкастер, выглядевший мрачнее тучи, сам предложил ему прочесть завещание, не откладывая в долгий ящик. Джеффри надеялся, что они вскроют пергамент наедине, но не тут-то было.

– Нам потребуются свидетели, – непреклонно заявил граф. – Дело слишком серьезное.

У Джеффри упало сердце.

– …Потому, считая себя в долгу перед старшим сыном своим, Родериком Перси, в неправедном решении, я винюсь перед ним в том и прошу прощения у него, стоя на краю могилы. И возвращаю ему владения, принадлежащие ему по праву, а именно замок Беверли и все поля, луга, поселения и бурги[16], прилегающие к нему, замок Саутвел и все владения и бурги, прилегающие к нему, замок Рипон и все владения… – Джеффри потрясенно молчал, слушая, как граф Ланкастер монотонно зачитывает завещание отца. Поначалу он просто ушам своим не поверил. Как такое возможно? Его попросту обокрали, наглым образом обокрали прямо в родовом замке. Замок Беверли, Саутвел, Рипон… Нортумберленд, который по праву должен был достаться ему, ускользал у него из рук по мере того, как глуховатый голос его тестя произносил все новые названия, отписанные отцом Родерику. Проклятье! Как же он теперь ненавидел его… Он с трудом сдерживался, чтобы не броситься с кулаками на всех, кто слушал это бредовое завещание. Господи, да если бы он знал, то сжег бы этот проклятый пергамент, едва увидев!

Нечеловеческим усилием воли Джеффри сдержал себя. В комнате находилось слишком много народу, и его тесть, с которым надо непременно сохранить теплые отношения, сам читал это чертово завещание. Если сейчас он выкажет негодование, это не принесет ему пользы. Жизнь научила его сдерживаться. Конечно, с таким братцем… Его мысли переключились на Родерика. Вот кто виновник всех его несчастий! Всю жизнь он только и слышал, что славословия в его адрес. Ах, какой у нас Родди славный! Какой мужественный, честный, просто образец рыцарства. Как он ловко держится в седле и управляется с копьем… А ты что, Джеффри, тут делаешь? Иди-ка, поиграй к себе.

Все детство было отравлено первенством его старшего брата. Род был первым в ратном деле, удачнее всех шутил за пиршественным столом, писал стихи, и внимание самых красивых девушек всегда принадлежало ему… Все любили старшего Перси, а к нему относились как к маленькому заморышу, который ничего не стоит. Но Родерик допустил ошибку, а он, Джеффри, доказал, что способен на что-то большее. Пока тот очаровывал девушек и гонял оленей в лесах, он учился управлять.

И вот теперь, в момент его торжества, когда графский титул и земли, которые должны были перейти к нему по праву, вдруг возникает призрак его старшего брата и опять выхватывает прямо у него изо рта лакомый кусок! Джеффри незаметно сжал кулаки, до боли впившись ногтями в ладони. Не бывать этому. Он не позволит себя так нагло обмануть! «Мы еще посмотрим, отец, удастся ли мне выполнить вашу волю», – злорадно подумал он. Наконец длинный список земель, которые старый барон отписывал своему старшему сыну, закончился.

Джеффри стоял бледный, но спокойный. По этому завещанию графство Нортумберленд доставалось Родерику. Ему оставались какие-то жалкие крохи – владения на самом юге, в гористой местности. Но самое страшное…

– Титул барона Олнвикского, графа Перси, передается по наследству моему старшему сыну, Родерику Перси… – растерянно прочел сэр Генри.

Все присутствующие повернулись к нему. Джеффри задохнулся от дикой ярости, на мгновение заставившей мир перед глазами вспыхнуть и перевернуться. Ничего, он еще покажет им… Покажет… Он быстро взял себя в руки.

Ланкастер тоже смотрел на своего зятя, и в его глазах Джеффри со злостью прочитал лишь уважение и сочувствие. Сэр Генри всегда в первую очередь был рыцарем, а рыцарь должен быть честен и держать данное слово, чего бы это ни стоило. Его умирающий друг поручил ему проследить за исполнением его последней воли, и он во что бы то ни стало выполнит его просьбу. Сейчас он гордился зятем! Джеффри невыносимо захотелось свернуть его толстую кривую шею. Лучше бы отдал ему пергамент, Ланселот несчастный! Теперь он, видишь ли, раздулся от гордости за то, что своими руками лишил собственную дочь наследства. Безмозглый дурак!

– Что ты скажешь, сэр Перси? – торжественно обратился к нему тесть.

Джеффри мысленно выругался и, глубоко вздохнув, нахмурил брови. Теперь надо быть предельно острожным и ничем не выдать своих чувств.

– Конечно, если я скажу, что сердце мое исполнилось радости, это будет неправдой. Мне горько сознавать, что отец в который раз обошел меня своим доверием. Но я, как почтительный сын, чту его волю и с радостью исполню ее. Все же с радостью, ибо это решение отца позволит мне наконец-то увидеть своего горячо любимого старшего брата, которого я не видел уже много лет…

«И не видел бы еще столько же», – мысленно добавил он. Джеффри говорил горячо, с искренним чувством. Никто из тех, кто слушал сейчас молодого Перси, не догадывался, с каким именно чувством… В душе младшего Перси все переворачивалось от ненависти.

– Завтра же я велю своим людям отправиться в Тейндел и передать моему брату последнюю волю отца, – закончил он. – А пока он не прибыл, я беру на себя бремя похорон и управление замком.

Джеффри поклонился присутствующим. Генри Ланкастер, сурово сжав губы, слушал его речь.

– Так и будет, – отозвался он. – Все ли согласны? – громовым голосом спросил он свидетелей.

Несколько рыцарей, призванных подтвердить права наследника, дружно кивнули. У всех был торжественный и суровый вид.

– Не каждый день в наше время встретишь такое благородство, Джеффри, – взволнованно произнес сэр Генри. – Я рад, что выдал дочь за достойного рыцаря. Эх, жаль, что ты отказался отправиться со мной в крестовый поход[17], – с досадой хлопнул он себя ладонью по бедру. – Я бы с радостью сражался с таким благородным человеком, как ты, бок о бок. Может быть, передумаешь? Теперь, когда ты потерял Нортумберленд… ну, в общем, самое время.

Ланкастер смешался, осознав, что сморозил глупость. Его зятю и так несладко…

Джеффри поклонился, демонстрируя глубочайшее сожаление, мысленно посылая ужаснейшие проклятия своему тугодуму тестю. Нечего сказать, утешил! Ему сейчас только не хватает сражаться на краю света с толпами балтийских язычников. Когда здесь у него из-под самого носа уводят его наследство. «Мы еще посмотрим, потерял ли я свое графство», – мрачно подумал он.

Стоп. Его мысли бешено завертелись. Значит, сэр Генри отправляется в крестовый поход?

– С радостью отправился бы с вами, но не могу… – развел руками Джеффри. – Печальные обязанности… И надолго ли вы собираетесь в Балтию?

– Не знаю, сынок, – добродушно прогудел граф Ланкастер. Все эти проблемы с наследством уже выветрились у него из головы, и он явно был настроен отдохнуть, перекусить и поговорить о рыцарских доблестях. – Пока не обратим всех этих варваров в христианство.

Двое рыцарей-свидетелей переглянулись. Балтийский крестовый поход длился уже несколько лет, и было не похоже, чтобы дикие племена венедов собирались принимать христианство в ближайшие пару месяцев.

Джеффри едва удалось спрятать радостную ухмылку. Значит, старый дурак покидает Англию и его еще долго не будет в Нортумберленде! Следовательно, некому будет помешать ему решить проблему с неожиданно вынырнувшим из забвения братцем. Только дайте немного времени… Ланкастер слишком авторитетен, чтобы его можно было не послушать. А уж остальным он рот заткнет, будьте покойны. Король сейчас на континенте, воюет за свое «французское наследство». Неплохо бы и ему отвоевать свое. Но надо действовать осторожно. Крайне осторожно! Зачем ему лишние проблемы?

– Позволю предложить вам пройти в трапезную и немного перекусить, – предложил Джеффри. – Все мы очень устали, а вы, мой дражайший тесть, прямо с дороги. Столько потрясений за этот день… Пожалуй, пора вам отдохнуть. Вечером мы все соберемся на молитву, а сейчас я распоряжусь приготовить вам лучшую комнату в… нашем замке.

Он едва не сказал «моем замке». Черт побери, еще утром он мог считать его своим!

Старый рыцарь с благодарностью кивнул, принимая приглашение, и неспешно направился к выходу. Остальные двинулись следом. Джеффри, стиснув зубы, едва дождался, пока прислуга сопроводит гостей в их комнаты. После этого он быстро поднялся к себе и вызвал Джона Ноллиса.

Расторопный малый появился еще до того, как хозяин успел сделать глоток уже остывшего вина.

– Ваша милость, я…

– Слушай меня, Джон, – сдавленным голосом перебил его Джеффри. – Слушай внимательно.

Ноллис умолк и подобрался, выразив на своем лице внимание и учтивость. Он недаром околачивался весь день подле господских покоев и успел услышать многое. Для него не было новостью то, что ему собирался сообщить хозяин.

– Ты уже знаешь, какой привет с того света отправил мне батюшка? – прямо спросил молодой барон.

Голос у него то и дело срывался на хрип, хотя он и старался держаться. Джон Ноллис лишь тяжко вздохнул. Джеффри удовлетворенно кивнул, как будто другого и не ожидал. Да, именно такой человек ему сейчас и нужен – верный, надежный, решительный… и зависимый от него. Решение он принял еще в той комнате, где сэр Генри читал завещание. Нет, он не отступит! Темные глаза Джеффри загорелись потаенным пламенем.

– Тогда нет смысла повторять все то, что ты уже знаешь, – резко произнес он. – Отец думал, что восстановил справедливость, но я не собираюсь ни с кем делиться тем, что принадлежит мне по праву. Особенно с Родериком. Я не позволю на радость шотландцам раздробить Нортумберленд, глядя, как мой брат-предатель восседает в родовом замке Перси. Ты согласен со мной, Ноллис?

Джон, не спуская глаз со своего господина, медленно кивнул. В его душе не было ни страха, ни сомнений. Да, по правде говоря, и никогда не было – за это его и держал при себе хозяин. Ноллис прекрасно понимал, к чему клонит молодой барон. Что ж, это не самый плохой способ продемонстрировать свою преданность и получить более весомую награду, чем просто мешочек с деньгами. Он давно подумывал о том, чтобы прикупить земли и породниться с каким-нибудь зажиточным сквайром. Ему до смерти надоело выполнять чужие поручения. Пора начать отдавать их самому.

– Да, ваша милость, – спокойно ответил Ноллис. Он не хотел торопить своего сиятельного господина. Пусть он сам скажет эти слова. Джеффри подошел вплотную к своему слуге и прошипел сквозь зубы:

– Тогда избавься от него, Джон. От него и всех его выродков, которых он наплодил с этой шотландской сучкой. Всех, чтобы не осталось никого, кто мог бы претендовать на мои владения… А уж я тебя не обижу. Но учти! – Он предупреждающе поднял вверх палец, на котором тускло блестело массивное золотое кольцо с рубином. – Ни намека на мое имя. Никто не должен знать о нашем с тобой разговоре, мой верный Джон. А если узнает, то… Ведь ты понимаешь, что простолюдина, предавшего своего господина, очень легко повесить, не так ли?

Джон Ноллис, не выказав ни тени страха, широко улыбнулся.

– Что вы, милорд! Я это дельце проверну так, что комар носу не подточит. Никто и не заподозрит ничего! Уж вы не сомневайтесь. Вот послушайте, какая у меня есть идея…