Читать книгу Вечность во временное пользование - Инна Шульженко - Страница 17

Киношники, прикатившие по Лефакову душеньку из Лондона, заценили клуб и пригласили посредством местного бессменного неприветливого пиарщика и промоутера всех завсегдатаев, желавших поучаствовать в съёмках фильма о Лефаке, выпить и обсудить тему днём, то есть часов в семь вечера, а не в полночь.

Но сам виновник торжества, как обычно, восседал за вертушками, у микрофона, и, как всегда, две бутылки красного вина и две синие пачки сигарет с вместительной пепельницей расположились здесь же.

– Шершни вы мои, гудите чуток потише, башка раскалывается, – жалобно прохрипел он в микрофон и сделал аккуратный глоточек вина. – Ни у кого аспирина нету? Мой тюбик кончился…

Несколько капсюлей с растворимым аспирином, как микрофоны для интервью, потянулись к нему. Покопавшись в своём бывалом, сплошь покрытом наклейками с музыкальных баталий кофре с пластинками, Лефак нашарил пустую тару для лекарства.

– Мерсибо, мерсибо, не дадите дедушке помереть с похмелья! – растроганно поблагодарил он, открывая крышки и по одной вытряхивая шайбы таблеток: довольно быстро его собственный тюбик наполнился.

– Итак. Представляю вам продюсера нашего фильма, ле босс – Адаб!

– Как-как?

– По буквам скажи!

– А-Д-А-Б.

– Это типа как «Another Day – Another Business»?

– Точняк.

Чернокожий Адаб, подкачанный и высокий, с выбритым черепом, весь в узком и чёрном, как и положено в киноиндустрии, трущейся вокруг музыки и моды, харизматично улыбнулся и поднял к залу обе руки:

– Люди! – сказал он. – Приветствую вас! Тема такая: все знают, а кто не знает – мы расскажем, что Лефак – старейший европейский собиратель рок-н-ролла, блюза, фанка и прочей битломании и пинкфлойдо-паранойи всех ледзепеленутых, а на самом деле – чудом выживший кусок живой истории музыки 60-х – и далее везде – годов двадцатого века!

– Йооо! – одобрительно помычала публика, молодые музыканты и актёры.

– А как это ты из Лондона, а так зачётно по-французски говоришь? – выкрикнул из зала женский голос.

– Работаю просто в Лондоне, а так-то сам я с Монпелье! – показывая диапазон своих артистических способностей, нарочито простонародно ответил шикарный продюсер, и зал одобрил это признание.

– Лефака в президенты! – завопил какой-то круглолицый юноша в толстовке с надписью на спине «NOT GOOD ENOUGH» и сам смутился.

Довольный Лефак, прихлебывая винцо и покуривая сигаретку, покивал и ладонью показал ему: харэ, паря.

– Я, кстати, не против: вам с этим президентом жить, – согласился Адаб, и все заржали. Он продолжил: – При всём том, что Лефак – музейный экспонат, он у нас пассажир современный: все гаджеты юзает, если спьяну пальцем попадает, во всех трендах соображает, модные фишки сечёт. Какой у тебя парфюм, кстати, бро?

Лефак засмеялся, отмахиваясь.

– Да-да, самый что ни есть актуальный в сезоне: просто за перегаром не слышно. К чему я всё это говорю? К тому, что мы хотим сделать кино про музыку и её законного представителя, и музыка эта – живая, доэлектронный век, понимаете? А штырит всех так, как будто синтетику всю уже придумали, произвели и бросили вместо конфетти бесплатно на танцпол…

Тихонечко вступила и музыка, Лефак покрутил регулировки, и Адаб тут же стал притопывать стройной ногой в дорогущем ботинке в ритм «Sixteen tons» Фрэнка Заппы, публика, всегда готовая поскакать, тоже закивала и задвигалась в такт расслабленной гитаре.

– Короче, peeps, смысл в том, что, снимая наше кино, мы используем – не будем использовать, а уже используем! – все возможные сегодняшние приблуды и ништяки. Окэ?

– Как, например, что?

– Ну, как например, экшен-камеры для съёмки в движении, – отозвался ещё один киношник, подходя к Лефаку и быстро цепляя к его вязаной шапке чёрный невесомый кубик. Этот парень говорил неуверенно, с жутким акцентом и вперемешку с английскими словами. – Благодаря этой штуке зрители смогут увидеть происходящее как бы его глазами, это же ясно, да?

– Это чтобы сразу транслировать в сеть? – догадалась девушка в шортах короче выглядывавших из-под них карманов и с повязанной вокруг талии клетчатой мужской рубахой. Длинные обесцвеченные волосы, свалянные в толстые колючие дреды, делали её похожей на подростка, светлоглазое лицо было подвижным и любопытным.

– Нет, хотя мысль интересная! – Англичанин рассмеялся. – Это для практически постоянной записи материала в папочку «глазами Лефака». Потом мы сможем монтировать всё со всем, и будет весело!

Она покивала: ну понятно, да, ну отлично.

Адаб продолжил:

– Теперь о вас.

Преимущественно страшно творческая и хронически безработная толпа загудела и заинтересованно придвинулась на шаг к сцене.

– Для начала надо выяснить две позиции, а: кто из вас хорошо двигается и будет изображать круто танцующую публику на вечеринках…

Волна прошла по артистам и танцовщикам, и – кто всерьёз, кто прикалываясь, – практически каждый изобразил телом некий ответ на заданный вопрос.

– И второе: кто подпишется на такие же штуки для записи, как у Лефака? Для фильма нам нужна жизнь – среда! творчество! тусовки! секс! ссоры, еда, курево…

– …трава?!

– …если не в затяжку!

– …родители. Машины. Трэш-еда!

– Оплатите мне «Макдо»?

– Дети, – скептически вставила полная девушка в тесных легинсах.

– Дети – отлично, – дипломатично закрыл тему Адаб. – И – па-па-па-ба! – вечеринки Лефака! Чем больше вас будет, тем лучше: может быть, из тонн этого цифрового мусора мы выроем кино-жемчужину – и именно вы окажетесь курицей, которая снесёт золотое яйцо! Красная ковровая дорожка, мировые знаменитости и всякое такое – короче, давайте, думайте!

Уже отступая от края сцены, он вспомнил и оглянулся:

– Если решите прославиться и получить предложение от Мартина Скорсезе, подойдите к Рону. – Он указал на третьего парня из своей команды, который всё это время возился со звукозаписывающими устройствами, не отрываясь от монитора. Тот поднял руку со знаком «V».

Фрагментированная толпа разделилась на кружки, как жир на бульоне, и теперь сосредоточенно принимала решение, прикидывая минусы заманчивого предложения – плюсы были очевидны.

Лефак фончиком поставил трек на никому непонятном немецком языке:

– Это чтобы вы не отвлекались! Вот вам лучшая песня 60-х, сочинение англичанина Шела Шапиро из итальянской группы The Rokes, в отличном исполнении коллектива Five Tops из ФРГ, основал который грек Лео Леандрос, отец певицы Вики Леандрос. Так что никто никому ничего не должен, ведь живём только раз! Вуаля: Five Tops – «Heute Ist Heut» из альбома «Let's Live For Today». Просто ведь музыкальный эскиз Евросоюза, хе-хе.

К сцене подошли девицы, руки в боки или руки в брюки, все, как и первая, в ультракоротких шортах, но бедра так же целомудренно прикрыты рубахами, повязанными рукавами на талиях, открытые майки, выглядывавшие из-под них спортивные лифы, цветные татуировки, проколотые по контуру уши, безумные прически и гривы.

Адаб наклонился к ним:

– Красотки, самые смелые? Интересное у нас видео получится, чувствую!

– Не, мы по танцам! Кому чего станцевать?

Лефак приветствовал их:

– Привет, четвёрка! Парни, это отличные девочки. Всегда вместе: как будто у них один на всех парашют.

– Привет, старикашка! – одна из них двумя ногами легко вспрыгнула на почти метровую высоту сцены и наклонилась поцеловать Лефака.

– Привет, Фло, – ласково потрепал он её по гладкой ноге. – Как оно?

– Нормал! А у тебя?

– Да пердю потихоньку.

– Молодец! Верю в тебя.

– Чем заняты сейчас?

– Ну, работаем в «XXI», ещё на курсы ходили – научились стричь!

– Надеюсь, мужские стрижки?

– Ха-ха-ха! Ну конечно! Все парни и все лесбы наши, сам понимаешь. И тебе можем наискосок проборчик выбрить, только скажи.

– Хе-хе, спасибо, милая. Я подумаю, где.

– Ф-ф-фу! Ну а так – от работы, как всегда, не отказываемся, имей нас в виду.

– Всегда, детка.

– Пока, старый Лимончелло.

– Любимый старый Лимончелло! – поправил он её.

– Любимый, старый, крепкий Лимончелло, – согласилась она, спрыгивая со сцены обратно в зал.

– В честь Фло, Од, Уны и Рошель, четверых парашютисток, первыми подтанцевавших к нашему фильмецу, заведём-ка старый добрый Jimmy Ricks & The Ravens – «Daddy Rollin' Stone».

Удивительно, как девицы мгновенно собрались и будто сделали сразу большой глоток бархатистого ритм-н-ролла, низкий голос Джимми Рикса ласкал и укачивал их, но вовсе не для сна, и если попытаться представить себе медленный линди-хоп, с подволакиваемыми напряженными ногами и выставленными вперёд бёдрами, быстрый танец, но как бы показываемый в замедленной съёмке, они танцевали именно его, сольно и попарно, в заключение вчетвером по очереди, не глядя, в полный рост упав спиной на подставленные руки подруг и пружинисто вернувшись на ноги.

Когда они закончили, кто-то восторженно засвистел, все захлопали, Адаб наклонил голову:

– Браво. Вы нам подходите.

Девицы повели плечами – мол, ну ещё бы мы не – и смешались с толпой. Девушка со светлыми дредами оглянулась на сцену. Киношник, с которым она перекрикивалась насчёт видеокамер, поймал её взгляд и показал на себя большим пальцем:

– Я – Кристоф!

Она ткнула себя в грудь и показала пальцами «О», как в «окей» и сделала ещё какой-то неуловимый жест:

– Я – Од. – Но Кристоф озадаченно улыбнулся.

– Я – ОД! – начертила она в воздухе. Он кивнул.

Из полусотни человек, пришедших на кастинг, больше половины сразу согласились на практически круглосуточную запись своих перемещений и действий, и почти все были готовы изображать массовку на танцевальных вечеринках Лефака. В режиме съёмок планировался весь август и первая половина сентября. А значит, ещё четверть уедет на каникулы и в проекте останутся компактные двадцать-тридцать персонажей.

Адаб удовлетворённо оглядел свою команду. В пустом зале они теперь сидели вчетвером: подтянутые модные парни из Лондона, ещё полные надежд на красную дорожку, и старый, обсыпанный пеплом и табаком музыкальный реликт, чей главный приз – его возраст. На стойке стояли Лефаковы бутылки, парни потягивали пиво.

– А почему Лимончелло-то? – спросил Кристоф.

– Да была у меня с этими девчонками одна история, – туманно ответил тот.

Адаб, Рон и Кристоф без устали гоняли по городу, вникая во все подробности жизни своих цифровых бытописателей. Они взяли напрокат глянцевую открытую машинку и теперь в образе иностранцев-плейбоев сутки напролёт носились по адресам, сколько-нибудь интересным с точки зрения их будущего фильма. Адаб за рулём, звукооператор и режиссёр с компами на коленях – на пассажирских местах: Рон и Кристоф отбирали не только интересные сцены из круглосуточных видеозаписей артистов, но и архивную съёмку, оригинальную и в обработке, с музыкой периода раннего Лефака.

Отдельно установили камеры в клубе и подробно отсняли его, тёмный и пустой, до начала работы. Это было старое место, исправно работающее не первое десятилетие, иногда сюда могли прийти вместе и родители, и дети: музыкальный ангар «HELLo» работал пять ночей в неделю по крайней мере последние двадцать лет, и вполне могло статься, что кое-кто из сегодняшних меломанов был просто-таки зачат в безумные 90-е прямо здесь.

Тёмные стены и единственная фишка клуба «HELLo»: глубокомысленные надписи на них, выложенные из люминесцентного шнура. Разные по формату, они служили так же и освещением, и это бело-голубое бледное свечение придавало инфернальный оттенок здешней ночи, десятилетиями напоминая фосфоресцирующим в их свете посетителям подумать вот о чём: «STAY WILD», «Less is More», «LOVE ME BACK», «HOTEL CALIFORNIA», «FOLLOW YOUR DREAMS», «I KNOW YOU KNOW», «BE NICE OR GO AWAY», «RELAX».

Вместо слова «выход» горело подчеркнутое указательной стрелкой слово «PARIS».

Над баром, расчерченным по углам стойки и краям полок для бутылок тем же люминесцентным шнуром, мудрость гласила: «Alcohol may not solve your problems but neither will water or milk». И там же красным горячим шнуром светилось важное: «PIZZA TILL 3 AM».

Над входом в туалеты тускло указывала путь надпись «SMELL LIKE ART».

В курительной комнате у надписи «NO SMOKING» горели только последние четыре буквы.

Самая огромная надпись была выполнена из шнуров трёх разных цветов (синий, белый, красный) и гласила психотерапевтическое: «DON'T THINK U'VE FORGOTTEN».