Читать книгу Психология темной стороны силы - Иоганн Сваммердам - Страница 5

Леденящий душу, липкий, вымораживающий… Сколько эпитетов находится для страха – и все отрицательные. Просто даже невозможно сказать «благородный страх» или «возвышенный страх». Трусость всегда считалась недостатком. А трусливый мужчина – это же вообще недочеловек!

Меж тем страх – оборотная сторона стремления жить. Опасностей надо избегать, иначе умрёшь. Корова, не ведающая страха, будет легко съедена первым же волком. Бесстрашная мышь станет добычей кошки.

Страх – это чувство, благодаря которому всё живое всё ещё живёт.

Страх – основной инстинкт. Без него всё остальное теряет смысл. Если особь погибла, никакие её высокие таланты не играют роли. Нет жизни – нет ничего.

Понятно, что страх относится не только к смерти, но и к увечью, и вообще ко всему, что мешает особи выжить и размножиться. Не сразу, разумеется, страх занял такую мощную позицию регулятора. По идее он занимается только важными вещами и распространяется на какие-либо действия или события только после того, как эволюция покажет, что они важны.

Технически это выглядит так же, как и всякий механизм отбора. В разных особей природой внедряется разный уровень страха и разные пусковые механизмы, а благоприятные сочетания оставляют больше потомства. Природа, напоминаю, не обладает разумом и орудует вслепую. Например, животное делает запасы. Достаточно ли это важно, чтобы регулировать эту работу страхом? Отсутствие запасов совмещается со страхом, и смотрим, лучше ли выживают такие особи или нет. Опять же, никто специально не ведёт счёт. Если они выживают хорошо, то дают много потомства и оставляют эту связку в генофонде популяции и вида, – и только. А если они имеют внушительное преимущество, то и вытесняют тех, у кого такой связки нет.

А вот здесь начинается интересное.

Мало ли что может помешать выжить или размножиться! На каждый такой фактор может наложиться регулятор страха, и вовсе не обязательно это будет касаться физического выживания.

Иерархическая позиция замечательно влияет на плодовитость и на качество потомства, поэтому страх унижения (снижения статуса) – вполне себе действующая сила.

Про запасы я тоже не зря сказал: страх и опасность материальных потерь тоже вполне реальны.

Или же вы сделали что-то не то на работе. Начальник (вожак) может наказать. Больно покусать, например. Нет, допустим, кусать он не станет, но инстинкту-то об этом откуда знать?

Вам понравилась девушка, вы хотите её… нет, всего лишь пригласить в кафе. Для инстинкта это – старт брачного танца. Если девушка откажется, вам не удастся завести с ней потомство. Инстинкт не в курсе контрацепции, поэтому для него секс и размножение – одно и то же. И поэтому страшно. И ходит юноша со взором горящим вокруг девушки, и боится подойти.

Собственно, дальше проще написать список страхов, обусловленных заботой инстинкта о том, чтобы нам не было плохо.

Смерть. Увечье, болезнь.

Отсюда опасность вообще: ядовитые твари (пауки и змеи), крупные хищники (хоть бы и собаки), темнота (мало ли, кто в ней прячется), высота (свалиться-то легко), жёсткий конфликт и вообще нападение (зарежут, как пить дать).

Человек – существо легко обучаемое. Поэтому к взрослому возрасту он научается остерегаться электрического тока, острых предметов, кипятка и горячей сковородки, и тому подобное.

Страшно вообще всё новое, так как оно может оказаться опасным.

Далее:

• Голод, недостаток ресурсов. Материальные и финансовые потери.

• Спрятать получше, запереть дверь, а то украдут, сделать запас.

• Внутривидовая агрессия – неодобрение соплеменников.

• Самый страшный её вид – осуждение альфы, начальства. Накажут. Лишат премии. Отругают. Уволят!

Кстати, об увольнении:

Остракизм – изгнание из стаи, из референтной группы.

Общественное неодобрение. Боязнь ответственности, а как же.

Оскорбление. Клевета, унижение, потеря репутации, презрение окружающих.

Невозможность заниматься любимым делом.

Само собой, это не исчерпывающий список. Это ключевые направления и наиболее частые проявления.

Есть эмоциональные структуры, которые обыкновенно со страхом не связаны: дружба, альтруизм, любопытство, творчество… Во-первых, потому что они принципиально позитивны, и приклеить к ним опасения довольно непросто. Во-вторых, потому что они не так важны для массовой личности. Другое дело, что в невротической форме страх можно проассоциировать с чем угодно. Скажем, дружба вполне может быть отягощена опасением предательства, равно как и такое глубоко положительное явление, как секс. Альтруистические интенции могут ассоциироваться с боязнью унижения, а любопытство – с опасностью. Но это не базовое, а поверхностное, наученное, невротическое. О невротических страхах чуть ниже.

Теперь вернёмся к началу. Страх оценивается как плохое, негативное, дурное, осуждаемое, скверное чувство. Он неприятен. Есть исключение: дети часто любят страшилки, любят пугаться (об этом я написал статью «Радость детского ужаса»), но этот период здорового отношения к страху быстро проходит. Страх вызывает протест, а работа со страхом сводится к попытке его преодолеть. Это иногда получается. Скажем, прыгать в первый раз с трамплина (или с парашютом) страшно. Субличность, в которую заложена инструкция держаться подальше от высоких обрывов, пытается запретить это безрассудство. Поначалу даже иногда удачно.

После борьбы воля может пересилить страх, и субличность, обнаружив, что выжить всё же удалось, и даже без потерь, отказывается от своего запрета иногда немедленно, иногда постепенно. Делает исключение для этого конкретного действия.

А вот, скажем, в случае с выговором начальства этот механизм не работает. Начальство поругалось, настроение испортилось, репутация в глазах начальства очевидно упала – ущерб налицо. Продолжаем бояться.

Страх – обучаемая субличность. Если ребёнка в детстве покусал хорёк, то ребёнок будет бояться хорьков ещё долго. Возможно, всю жизнь. «Кошка, однажды севшая на горячую плиту, больше никогда не сядет на горячую плиту, и на холодную тоже».

Положительный стимул в сочетании с отрицательным подкреплением даёт нам классический невроз. Если мы боимся чего-то хорошего, потому что когда-то раз или два (а хоть бы и больше: частота подкреплений и их сила – взаимозаменяемые вещи) от этого случились неприятности, то мы вряд ли будем чувствовать себя счастливыми.

Невротическую связку в принципе может расцепить любой психолог, но мы сейчас не об этом.

Мы уже подошли к телу вопроса.

Субличность страха не очень в курсе, насколько мы с вами разумны, и насколько способны не делать глупостей. Всё, чего он от нас хочет – чтобы мы были живы, здоровы, благополучны. Мы же тоже хотим именно этого? Надо понимать, что страх – не антагонистический противник наших свершений, он свой, наш, он заботится о нас. А то, что он иначе понимает, что необходимо, а что ни в коем случае нельзя – ну а чего вы хотели? Ему кто-нибудь объяснял?

С самого детства субличность, ведающую страхом, гоняли поганой метлой по закоулкам подсознания. Ругали, осуждали, порицали. А она всё равно продолжает выполнять свои благородные функции – заботиться о нас. Ну, правда, и о себе тоже не в последнюю очередь. Потому что все наши субличности – это тоже мы.

Ну и что вы хотите от бедной субличности страха, если с ней никто никогда не общался, никто никогда не строил отношений, никто не объяснял, что такое хорошо или плохо, никто не благодарил за заботу, а только ненавидели и отворачивались? У вас слеза на глаза не наворачивается от этой картины? У вас вообще хватает совести так относиться к части себя же самих, которая о вас заботится?

Вы могли бы сказать, что вы – большой и умный и не нуждаетесь в такой жёсткой узде, а сами можете понять, что опасно, а что нет. И были бы неправы.

Во-первых, страх – подсознательный механизм. Это означает, что он имеет более свободный доступ к поступающей информации. Сознание может быть невнимательным, может ошибиться в логике, а подсознательные механизмы работают несколько иначе. Страх может вовремя дать вам сигнал об опасности, которую вы сами не заметите. Пренебрегать этой возможностью неразумно. Бойцы могли бы поделиться с вами рассказами о случаях, когда беспричинный страх непонятно чего («чуйка») заставлял человека спрятаться или удрать, а то и вообще не пойти куда не надо, и тем спасал человеку жизнь. Один из примеров, более забавный, чем показательный:

Например, Юра. Тихий, молчаливый парень, умеющий ездить не спеша и соблюдая все правила, что, собственно, от него и требовалось. Единственным ограничением Юры была невозможность вести при нем переговоры с партнёрами из Чечни, в которой он много лет служил – при таких беседах он резко напрягался, лицо наливалось кровью, и мне было его жаль.

Главной особенностью Юры было особое чувство дороги. Юра НИ РАЗУ за свою жизнь не попадал в аварии. Вообще. Как я понял, там, «за речкой», как говорят у нас про зону боевых действий, Юру очень ценили за такую чуйку. Тут она была особо не нужна – повторюсь, что правил мы не нарушали и никуда никогда не спешили, всё чинно – размеренно.

И вот однажды мы приехали к парковке рядом с главным зданием МГУ. Парковка полупустая, зима, снега много, и я прошу Юру заехать и встать на парковочное место поближе к входу – не хочется засыпать ботинки, а в общежитии уже ждёт любимая аспирантка.

И вдруг Юра встаёт в жёсткую позицию «отказника». То есть в категорической форме отказывается заезжать на парковку.

Ситуация откровенно бредовая. Парковка полупустая. Льда нет. Водит Юра на 5 с плюсом.

Спорили минуты 3, после чего Юра сдался и, напрягшись, заехал на парковку.

Я стал готовиться к выходу – брать портфель и застёгиваться (мы уже заняли парковочное место, справа и слева другие машины), как вдруг – ТРАХ-ТИБИДОХ!!! Именно тебя, дорогуша, мы ждали всю свою жизнь! Некая фифа на «Ауди ТТ» на скорости залетает на парковку и сходу влетает в зад нашей припаркованной на противоположном конце парковки машине.

Юра молча на меня смотрит. Я сижу на месте. Мне реально стыдно. Очень стыдно.

Позволил аспирантке, отменил встречу и сам пошёл разбираться.

P.S. Больше я с Юрой не спорил – благо 2 раза он спас отцовскую машину от двигавшихся задом грузовиков, и один раз ушёл от ехавшего без света в ночное время самоходного орудия.

©тырено с тырнетов

Но и это не всё. Страх имеет некоторую власть над физиологией.

Он умеет выбрасывать в кровь адреналин, «гормон кролика». Следствием этого является дополнительная защита от опасности: увеличивается частота пульса и дыхания, кровь отливает от кожи и желудка к мышцам, увеличивается её свёртываемость, в серьёзных случаях случается «медвежья болезнь» – для уменьшения массы тела, снижения риска заражения при ранениях, и чтобы сбить с толку противника. Организм приводится в состояние готовности к одной из трёх стандартных реакций: бежать, драться или прятаться.

В книге Владимира Савченко «Открытие себя» есть замечательная вставка-лекция «Почему студент потеет на экзамене», как раз об этом. Не удержусь, приведу полностью, уж больно хорошо:

– Темой сегодняшней лекции будет: почему студент потеет на экзамене? Тихо, товарищи! Рекомендую конспектировать – материал по программе… Итак, рассмотрим физиологические аспекты ситуации, которую всем присутствующим приходилось переживать. Идёт экзамен. Студент посредством разнообразных сокращений лёгких, гортани, языка и губ производит колебания воздуха – отвечает по билету. Зрительные анализаторы его контролируют правильность ответа по записям на листке и по кивкам экзаменатора. Наметим рефлекторную цепь: исполнительный аппарат Второй Сигнальной Системы произносит фразу – зрительные органы воспринимают подкрепляющий раздражитель, кивок – сигнал передаётся в мозг и поддерживает возбуждение нервных клеток в нужном участке коры. Новая фраза – кивок… и так далее. Этому нередко сопутствует вторичная рефлекторная реакция: студент жестикулирует, что делает его ответ особенно убедительным. Одновременно сами собой безотказно и не напряжённо действуют безусловно-рефлекторные цепи. Трапециевидная и широкие мышцы спины поддерживают корпус студента в положении прямосидения – столь же свойственном нам, как нашим предкам положение прямохождения. Грудные и межрёберные мышцы обеспечивают ритмичное дыхание. Прочие мышцы напряжены ровно настолько, чтобы противодействовать всемирному тяготению. Мерно сокращается сердце, вегетативные нервы притормозили пищеварительные процессы, чтобы не отвлекать студента… всё в порядке. Но вот через барабанные перепонки и основные мембраны ушей студент воспринимает новый звуковой раздражитель: экзаменатор задал вопрос. Мне никогда не надоедает любоваться всем дальнейшим – и, уверяю вас, в этом любовании нет никакого садизма. Просто приятно видеть, как быстро, чётко, учитывая весь миллионно-летний опыт жизни предков, откликается нервная система на малейший сигнал опасности. Смотрите: новые колебания воздуха вызывают перво-наперво торможение прежней условно-рефлекторной деятельности – студент замолкает, часто на полуслове. Тем временем сигналы от слуховых клеток проникают в продолговатый мозг, возбуждают нервные клетки задних буеров четверохолмия, которые командуют безусловным рефлексом настороженности: студент поворачивает голову к зазвучавшему экзаменатору! Одновременно сигналы звукового раздражителя ответвляются в промежуточный мозг, а оттуда – в височные доли коры больших полушарий, где начинается поспешный смысловой анализ данных сотрясений воздуха. Хочу обратить ваше внимание на высокую целесообразность такого расположения участков анализа звуков в коре мозга – рядом с ушами. Эволюция естественным образом учла, что звук в воздухе распространяется очень медленно: какие-то триста метров в секунду, почти соизмеримо с движением сигналов по нервным волокнам. А ведь звук может быть шорохом подкрадывающегося тигра, шипением змеи или – в наше время – шумом выскочившей из-за угла машины. Нельзя терять даже доли секунды на передачу сигналов в мозгу! Но в данном случае студент осознал не шорох тигра, а заданный спокойным вежливым голосом вопрос. Цхэ, некоторые, возможно, предпочли бы тигра! Полагаю, вам не надо объяснять, что вопрос на экзамене воспринимается как сигнал опасности. Ведь опасность в широком смысле слова-это препятствие на пути к поставленной цели. В наше благоустроенное время сравнительно редки опасности, которые препятствуют основным целям живого: сохранению жизни и здоровья, продолжению рода, утолению голода и жажды. Поэтому на первое место выступают опасности второго порядка: сохранение достоинства, уважения к себе, стипендии, возможности учиться и впоследствии заняться интересной работой и прочее… Итак, безусловно-рефлекторная реакция на опасность студенту удалась блестяще. Посмотрим, как он отразит её.

На лекциях по биохимии вас знакомили с замечательным свойством рибонуклеиновой кислоты, которая содержится во всех клетках мозга – перестраивать под воздействием электрических нервных сигналов последовательное расположение своих радикалов: тимина, урацила, цитозина и гуанина. Эти радикалы – буквы нашей памяти: их сочетаниями мы записываем в коре мозга любую информацию… Стало быть, картина такая.: осмысленный в височных участках коры вопрос вызывает возбуждение нервных клеток, которые ведают в мозгу студента отвлечёнными знаниями. В коре возникают слабые ответные импульсы в окрестных участках: «Ага, что-то об этом читал!» Вот возбуждение концентрируется в самом обнадёживающем участке коры, захватывает его, и-о ужас! – там с помощью тимина, урацила, цитозина и гуанина в длинных молекулах рибонуклеиновой кислоты записано бог знает что: «Леша, бросай конспекты, нам четвёртого не хватает!» Тихо, товарищи, не отвлекайтесь. И тогда в мозгу начинается тихая паника – или, выражаясь менее образно, тотальная иррадиация возбуждения. Нервные импульсы будоражат участки логического анализа (может быть, удастся сообразить!), клетки зрительной памяти (может быть, видел такое!). Обостряются зрение, слух, обоняние. Студент с необычайной чёткостью видит чернильное пятно на краю стола, кипу зачёток, слышит шелест листьев за окном, чьи-то шаги в коридоре и даже приглушённый шёпот: «Братцы, Алешка горит…» Но всё это не то. И возбуждение охватывает всё новые и новые участки коры – опасность, опасность! – разливается на двигательные центры в передней извилине, проникает в средний мозг, в продолговатый мозг, наконец, в спинной мозг… И здесь я хочу отвлечься от драматической ситуации, чтобы воспеть этот мягкий серо-белый вырост длиной в полметра, пронизывающий наши позвонки до самой поясницы, – спинной мозг.

Спинной мозг… О, мы глубоко заблуждаемся, когда считаем, что он является лишь промежуточной инстанцией между головным мозгом и нервами тела, что он находится в подчинении головного мозга и сам способен управлять лишь несложными рефлексами естественных отправлений! Это ещё как сказать: кто кому подчиняется, кто кем управляет! Спинной мозг является более почтенным, древним образованием, чем головной. Он выручал человека ещё в те времена, когда у него не было достаточно развитой головы, когда он, собственно, не был ещё человеком. Наш спинной мозг хранит память о палеозое, когда наши отдалённые предки – ящеры – бродили, ползали и летали среди гигантских папоротников; о кайнозое, времени возникновения первых обезьян. В нем отобраны и сохранены проверенные миллионами лет борьбы за существование нервные связи и рефлексы. Спинной мозг, если хотите, наш внутренний очаг разумного консерватизма.

Что говорить, в наше время этот старик, который умеет реагировать на сложные раздражения современной действительности лишь с двух позиций: сохранения жизни и продолжения рода, – не может выручать нас повсеместно, как в мезозойскую эру. Но он ещё влияет, на многое влияет! Берусь, например, показать, что часто именно он определяет наши литературные и кинематографические вкусы. Что?

Нет, спинной мозг не знает письменности и не располагает специальными рефлексами для просмотра фильмов. Но скажите мне: почему мы часто отдаём предпочтение детективным картинам и романам, как бы скверно они ни были поставлены или написаны? Почему весьма многие уважают любовные истории: от анекдотов и сплетен до «Декамерона», читаемого выборочно? Интересно? А почему интересно? Да потому что накрепко записанные в спинном мозгу инстинкты самосохранения и продолжения рода заставляют нас накапливать знания – отчего помереть можно? – чтобы при случае спастись. Как и почему получается счастливая, завершающаяся в наследниках любовь? Как и отчего она разрушается? – чтобы самому не оплошать. И неважно, что такого опасного случая в вашей благоустроенной жизни никогда не будет; и неважно, что любовь состоялась и наследников хоть отбавляй! – спинной мозг знай гнёт свою линию… Я не пытаюсь, подобно литературным критикам, зашельмовать такие устремления читателей и зрителей, как низменные. Нет, почему же? Это здоровые устремления, естественные устремления, полнокровные устремления. Если коровы когда-нибудь в процессе своей естественной эволюции научатся читать, они тоже начнут именно с детективов и любовных историй.

Но вернёмся к студенту, головной мозг которого спасовал перед вопросом экзаменатора. «Эх, молодо-зелено», – как бы говорит спинной мозг своему коллеге, восприняв панический сигнал возбуждения, и начинает действовать. Прежде всего он направляет сигналы по мотонейронам всего тела: мышцы напрягаются в состоянии готовности. Первичные источники мышечной энергии: аденозинтрифосфорная кислота и креатинфосфат разлагаются в волокнах соответственно на аденозиндифосфорную кислоту и креатин с отщеплением фосфорной кислоты и выделением первых порций тепла… И снова хочу обратить ваше внимание на биологическую целесообразность повышения мышечного тонуса. Ведь опасность в древнем смысле требовала быстрых, энергичных движений: отпрыгнуть, ударить, пригнуться, влезть на дерево. А поскольку пока неясно, в какую сторону надо отпрыгнуть или нанести удар, то в готовность приводятся все мышцы.

Одновременно с мышцами возбуждается вегетативная нервная система, начинает командовать всей кухней обмена веществ в организме. Её сигналы достигают надпочечника, он выбрасывает в кровь адреналин, который возбуждает всё и вся. Печень и селезёнка, подобно губкам, выжимают в сосуды несколько литров запасной крови. Расширяются сосуды мышц, лёгких, мозга. Чаще стучит сердце, перекачивая во все органы тела кровь и вместе с ней – кислород и глюкозу… Спинной мозг и вегетативные нервы готовят организм студента к тяжёлой, свирепой, длительной борьбе не на жизнь, а на смерть!

Но экзаменатора нельзя оглушить дубиной или хоть мраморной чернильницей. Убежать от него тоже нельзя. Не удовлетворит экзаменатора, даже если преисполненный мышечной энергией студент вместо ответа выжмет на краю стола стойку на кистях… Поэтому вся скрытая бурная деятельность организма студента завершается бесполезным сгоранием глюкозы в мышцах и выделением тепла. Терморецепторы различных участков тела посылают в спинной и головной мозг тревожные сигналы о перегреве – и мозг отвечает на них единственно возможной командой: расширить сосуды кожи! Теплоноситель – кровь устремляется к кожным покровам (побочно это вызывает у студента рефлекс покраснения ланит), начинает прогревать воздух между телом и одеждой. Открываются потовые железы, чтобы хоть испарением влаги помочь студенту. Рефлекторная цепь, возбуждённая вопросом экзаменатора, наконец, замкнулась!

Я полагаю, что выводы из рассказанного как относительно роли знаний в правильной регуляции человеческого организма в нашей сложной современной среде, так и о роли их в регуляции студенческого организма на предстоящей сессии вы сделаете сами…

Из лекции проф. В. А. Андросиашвили по курсу «Физиология человека»

Вы точно готовы отказаться от такой полезной способности ради дополнительного спокойствия? Ну, я не о «медвежьей болезни».

А ведь надо добавить, что психологически при этом повышается внимательность, отключаются некоторые фильтры восприятия (люди, пережившие сильный страх, рассказывают, что всё как будто замедлилось, что они видели каждую чёрточку, каждую царапинку на источнике опасности, а иногда даже выжили только благодаря этому).

Страх заставляет ответственнее отнестись к своим действиям, лучше думать, точнее действовать.

Да, я знаю, не у всех такая реакция, некоторые просто теряются и замирают (ватные ноги-руки) – это проявление третьего типа реакции – спрятаться. А вы обсуждали с субличностью страха предпочтительную реакцию? А чего вы тогда хотите?

В общем, читатель! Отвергая свою субличность, – любую, – вы поступаете неразумно. А отвергая субличность такую доброжелательную, такую влиятельную, с такими возможностями, как страх, вы лишаете себя мощного и удобного инструмента.

Теперь о том, как этим инструментом пользоваться.

В идеале следует обучаться лично у подходящего человека. Но я понимаю, что не всем это доступно, поэтому кратко объясню словами.

Во-первых, надо помириться.

Страх не обидчив, и, если вы поворачиваетесь к нему лицом и протягиваете руку, он легко идёт на сотрудничество, не вспоминая старое. Да, он достаточно странный, со своими тараканами, но у кого их нет? И вы никуда от него не денетесь, вам всю жизнь жить с ним, и лучше делать это в дружбе, а не во вражде, нервотрепке и недоразумениях.

Да, он несколько параноик. И правильно. Это его роль, его функция. Пользуйтесь ей. Если он начинает беспокоиться о чем-то, значит имеет основания. Рассмотрите его подозрения тщательно, примите решение, стоит ли эти опасения учитывать, и нужно ли подстраховаться, и если да, то как. Или же, хоть и страшно, но надо. Гораздо проще, чем бодаться со страхом, объяснить ему, что да, опасно, да, рискованно, но – надо.