Читать книгу Рейнеке-лис. Ренар-лис - Иоганн Вольфганг фон Гёте - Страница 4

Рейнеке-лис
I. Жалоба королю на Рейнеке-лиса

Оглавление

Вот и Троицын день – один из самых приятных праздников.

Лес и поле покрылись изумрудною зеленью и расцвели. В кустах и рощах, на холмах и возвышенностях – всюду раздается резвое пение оживившихся птиц. С лугов несется аромат только что распустившихся цветов. По-праздничному сияет небо, и нарядно украсилась земля.

Король Нобель созывает своих придворных, и подвластные ему вассалы стекаются отовсюду с большим шумом. Ко двору направляется много знаменитых особ со всех сторон и концов, как, например, Лютке-журавль, Маркиз-сойка и другие высшие особы. Король решил держать двор во всем великолепии и блеске, собрав, прежде всего, всех своих баронов. Поэтому и было приказано всем явиться – от мала до велика.

Всем следовало быть налицо, но один все же не явился. Это – плут Рейнеке-лис. Множество разных проделок и буйств заставляло его держаться в стороне от двора. Как нечистая совесть боится дневного света, так и Рейнеке-лис боялся собравшихся. Ведь кроме Гримбарта-барсука, своего племянника, сына брата, Рейнеке всех обидел – все шли с жалобами на него.

Первым выступил с жалобою Изегрим-волк. Окруженный своими родственниками, кумовьями и друзьями, он предстал перед королем и держал такую речь:

– Мудрый повелитель! Простите, что я утруждаю вас! Вы благородны, могущественны и славны, вы никого не лишаете права и милосердия. Так сжальтесь над моим несчастьем, которое я потерпел от Рейнeкe-лиса с большим срамом! Более же всего сжальтесь над тем, что он бесчестно и часто позорит мою жену и причинил вред моим детям… Ах, он облил моих детей едкою грязью, так что трое малюток мучатся дома тяжкой слепотою. Впрочем, об этих злодействах давно уже всем известно. Был даже и день назначен для разбора этих жалоб. Рейнеке выражал готовность идти к присяге, да вдруг раздумал и спрятался в своем замке. Это хорошо известно всем здесь присутствующим. О государь! Невозможно ни рассказать даже и в несколько недель о кознях, причиненных мне этим плутом, ни описать их – так они многочисленны. Но оскорбление жены раздирает мне сердце, и я отомщу ему за это во что бы то ни стало.

Изегрим-вoлк замолчал с печальным видом. Тогда выбежал трусливый песик Вакарлос и начал разъяснять королю по-французски, как он обеднел и у него не осталось ничего, кроме кусочка колбасы, запрятанного в каком-то кустарнике, – но и этот кусочек украл Рейнеке-лис.

Рассердившись, выпрыгнул Гинцe-кот и заговорил:

– Да кто же из присутствующих здесь может быть в большей претензии на этого разбойника, чем вы, могущественный наш государь? Я говорю: кто же из находящихся в этом собрании – все равно, стариков или молодых – не боится Рейнеке-лиса больше даже, чем вас, государь? Жалоба же Вакарлоса – просто вздор. Мне ведь принадлежала колбаса! Много лет уже прошло с тех пор, как это случилось, – и мне тогда же следовало бы жаловаться. Я на охоту пошел; на пути, ночью, попалась мне какая-то мельница, а мельничиха спала; и – сознаюсь в этом! – я украл колбаску… Если Вакарлос владел ею, он мне обязан этим.

Затем вышел барс.

– Что помогут жалобы и слова! – начал он. – Мало в них пользы. Но довольно уже и того, что зло наконец доказано. Я смею утверждать, что Рейнеке-лис – убийца и вор. Никто более не сомневается здесь, что он способен на всякую низость. Для него безразлично, если бы даже сам уважаемый король, а с ним и все дворянство, вдруг лишились своего имущества и чести. Он, наверное, был бы даже рад этому, если б только ему пришлось попользоваться при этом… ну, хоть кусочком жирной индейки. Позвольте рассказать вам, как гнусно поступил он вчера с зайцем Лампе. Вот перед вами стоит сам заяц, никому не сделавший никакого вреда. Рейнеке-лис вдруг прикинулся благочестивым и стал поучать косого разным обрядам и всему, что нужно знать обыкновенному католическому священнику. Вот они уселись друг против друга и начали «Верую». Но, конечно же, Рейнеке не отказался от прежних проказ. Несмотря на объявленный нам королем мир и беспрепятственный пропуск всюду, Рейнеке вдруг схватил косого в острые когти и начал таскать его, ни в чем не повинного. В этот именно момент я проходил по улице. Меня очень удивило, что пение, едва начавшись, моментально оборвалось. Подойдя ближе, я тотчас узнал Рейнеке-лиса: он за горло душил зайца и непременно умертвил бы его, если бы, к счастью, я не подоспел вовремя. Вот сам косой. Посмотрите, какие язвы на этом богобоязненном муже, который никогда даже и в мыслях не имел кого-нибудь обидеть. Так неужели же, государь и все вы, присутствующее здесь, можете допустить, чтобы разбойник Рейнеке так дерзко издевался над миром и свободой, дарованными нам? О государь, тогда вам и вашему потомству придется выслушивать упреки от всех, кто ценит право и справедливость!

– Все это совершенно справедливо, – добавил волк Изегрим. – Нам не дождаться ничего путного от Рейнеке. Ах, зачем он до сих пор не умер! Это было бы самое лучшее для всех мирных граждан. Если и на этот раз простят ему, то в самом непродолжительном времени он будет так дерзок, как этого теперь даже и представить себе нельзя.


Рейнеке вдруг схватил косого в острые когти


Мужественным защитником Рейнеке-лиса выступил племянник его, Гримбарт-барсук, слывший за зверя фальшивого.

– Да, господин Изегрим, – начал Гримбарт, – старая и справедливая поговорка подтверждается: «Вражий язык на погибель». Конечно, бранные ваши слова не порадовали бы моего дядю. Но это пустяки. Будь он теперь здесь, при дворе, пользуйся он такою же милостью короля, как и вы, – вам, наверно, пришлось бы раскаяться за бранные речи и устарелые сказки. Лучше бы вы рассказали нам, сколько вы сами причинили вреда дяде! Многим из присутствующих небезызвестно, как вы вошли в союз друг с другом и поклялись жить вместе, по-товарищески. Это я должен рассказать, потому что однажды он подвергся из-за вас большой опасности. По улице ехал крестьянин с возом, наполненным рыбою. Вы, Изегрим, выследили его, и вам страшно захотелось отведать рыбки, а денег при вас не было. Вот вы и начали уговаривать дядю, чтобы он схитрил и лег на дорогу, словно мертвый. Как перед Богом, – это была смелая шутка! Ему ведь могло быть и не до рыбы!.. Подъехал крестьянин; видит в рытвине дядю и сейчас же решает ударить его. Но умник Pейнeкe не двигается, не шевелится, словно действительно мертвый. Крестьянин швырнул его на воз с рыбой, заранее радуясь такой находке. Так вот на что отважился мой дядя для Изегрима! Человек продолжал путь, а Рейнеке-лис сбрасывал рыбу. Волк же, прокрадываясь поодаль за ними, пожирал эту рыбу. Наскучило, наконец, дяде ехать, он поднялся, спрыгнул с воза и хотел также поесть рыбки. Но вся рыба была уже подобрана Изегримом, наевшимся до такой степени, что ему в самую пору было лопнуть. Он оставил только кости, которые и предложил Рейнеке.


А вот и другая проделка, которую также расскажу правдиво. Рейнеке-лис пронюхал, что у одного крестьянина имеется жирная туша свиньи, только что убитой. Он сообщил об этом волку. Они отправились туда, условившись честно разделить между собою и добычу, и опасность. Но опять-таки труды и опасность выпали на долю одного дяди: он и в окошко пролез, он же и добычу сбросил волку с огромными усилиями. К несчастью, собаки были недалеко, почуяли присутствие дяди в доме и страшно изуродовали ему шкуру. Израненный, он убежал от них, поспешно разыскал волка, пожаловался ему на свои страдания и потребовал своей доли. А тот и отвечает: «Я оставил тебе отличный кусочек. Ты будешь благодарен мне за него. Гляди же хорошенько: какой там вкусный жир!» И он принес «кусочек» – деревянную распорку, на которой туша висела в избе у крестьянина… Вся же туша была пожрана жадным, несправедливым волком. Разгневанный Рейнеке и слов не нашел; но не трудно понять, что он должен был чувствовать…


Да, государь, я мог бы перечислить более сотни подобных проделок волка с моим дядей, но считаю это излишним. Если потребуют дядю, он сам защитит себя лучше, чем я. Но смею заметить лишь одно. Вы, государь, и вы, господа, слышали, что волк говорил здесь о своей жене. Правда, семь лет уже, как мой дядя очень дружен с прекрасной Гиремундой, супругой волка. Она всегда обходилась с ним ласково и вежливо. Что же в этом дурного? Почему так расходился волк?..

– Дальше! – продолжал Гримбарт-барсук. – Теперь следует сказочка о зайце. Пустая история! Разве учитель не властен наказать ученика, когда тот непонятлив и ленив? Да если не наказывать мальчишек, не взыскивать с них за шалости, лень, непонимание и пороки – как же тогда и воспитывать… Песик Вакарлос тут же кричит, что у него, мол, за забором пропала колбаска. Уж лучше бы молчал! Как все слышали здесь, колбаска ведь была краденая! Значит, «как пришло, так и ушло», – и нечего тут пенять на моего дядю, что он отнял у вора добычу. Люди высшего круга непременно должны быть строги и суровы с ворами. Да если бы Рейнеке гораздо строже наказал Вакарлоса, то даже тогда был бы прав. Но он пощадил ему жизнь – пусть славит имя короля, потому что право лишать жизни принадлежит только королю. И как Рейнеке-лис ни старался, какие ни оказывал заслуги, – ни от кого не получил никакой благодарности.

С тех пор как нам объявлен королевский мир, никто не держит себя так, как Рейнеке. Он даже изменил образ жизни: ест только раз в день, живет отшельником, постится, носит власяницу[1] и давно уже совершенно отказался от дичи и вообще мясной пищи, – как об этом не далее вчерашнего дня передавал мне знакомый, бывший у Рейнеке. Он покинул свой замок Малепартус и строит себе для жилища пещеру. А как он похудел, как побледнел от голода, жажды и прочих строгих воздержаний, добровольно наложенных им на себя, – это вы сами увидите. И какой вред могут причинить ему разные обвинения! Явись он сюда, он не замедлил бы доказать свою невинность, посрамив противников.


Вдруг появился петух Курогон со всем своим родом


Едва Гримбарт-барсук замолчал, вдруг – к общему удивлению – появился петух Курогон со всем своим родом. Следом за ним на траурных носилках несли наседку Скороножку без головы и без шеи – лучшую из наседок… Струилась кровь ее, пролитая Рейнеке-лисом! Король должен был теперь все узнать! Когда храбрый петух Курогон подступил к нему с омраченным печалью видом, за ним последовали два других петуха, так же опечаленные. Оралом звали одного – и лучше его не было петуха между Голландией и Францией; другой из них – Запевало – сильный и храбрый молодец. Оба они несли по зажженной свече – они были братьями умерщвленной наседки и призывали проклятия неба на голову убийцы Рейнеке. Носилки же несли двое петухов помоложе, и еще издали можно было слышать их вопли.

– Мы жалуемся на неисправимое зло, милостивейший государь и король! – говорил Курогон. – Сжальтесь над нами! Взгляните, как я и мои дети поруганы! Все от Рейнеке-лиса мы терпим. Вот миновала зима; рощи, лужайки, цветы – все поманило нас к веселью, и я радовался за свое потомство, так весело проводившее со мною прекрасные дни. Десять молодых сыновей с четырнадцатью дочерьми так хотели жить!.. Все были здоровы и сыты, находя пищу в безопасных местах. Мы жили в богатом монастырском дворе, защищенном стеной. Там же было шестеро громадных собак; храбрые дворовые псы любили моих детей и стерегли их. Рейнеке же, вору, было досадно, что мы мирно и счастливо живем и избегаем его козней. Всегда ночью бродил он, бывало, около стен да в ворота подсматривал. Но собаки заметили это: они схватили его, наконец, однажды и попортили ему шкуру. Тем не менее он спасся, оставив ненадолго нас в покое.

Слушайте, однако, дальше. Проходит немного времени, – он является в образе монаха и вручает мне письмо с печатью. Я сразу узнал вашу печать на письме, а в нем значилось, что вы объявили прочный мир и зверям, и птицам. Рейнеке начал мне рассказывать, будто он стал монахом, дал обет отмаливать все свои грехи и раскаивается в них. Значит, больше нечего уж кому бы то ни было бояться его, поклявшегося никогда не есть мяса. Он дал мне рассмотреть свою рясу и показал нарамник[2], предъявил мне даже и свидетельство, выданное ему одним из начальников католических монастырей; наконец, чтобы окончательно убедить меня, показал мне под рясой свою власяницу. Потом он пошел и сказал: «Да сохранит вас Господь Бог! Мне же сегодня предстоит еще много дела, да, кроме того, надо прочитать еще молитвы», – и он даже назвал, какие именно молитвы нужно ему читать. Уходя, он, действительно, читал молитву, но думал в это время о том, как погубить нас. Я с восторженным сердцем поторопился рассказать своим детям о радостной вести в вашем письме, и все были обрадованы этим. Рейнеке-лис стал монахом – значит, нам нечего было более бояться за свою жизнь.


Он предъявил мне даже и свидетельство, выданное ему одним из начальников католических монастыре


Со всем своим семейством я вышел за монастырские стены – и мы были так рады свободе. Но… пришлось раскаяться: Рейнекe притаился в кустарнике. Выпрыгнув оттуда и заградив собою проход в ворота, схватил он лучшего моего сына, да и был таков… И не взвидели мы света! Отведав нашего мяса, он принялся охотиться за нами. Ни собаки, ни люди не в состоянии были оградить нас ни днем, ни ночью от его козней. Так, каким-то образом он перетаскал у меня почти всех детей: в живых осталось лишь пятеро, всех же остальных он передушил. О, сжальтесь над жестоким горем! Вчера он умертвил мою дочь… Собакам удалось отбить у него только труп. Вот он теперь перед вами! Это дело Рейнеке. Будьте же к нам милосердны!

– Ну, что же вы, Гримбарт, скажете нам? – промолвил король, обращаясь к барсуку. – Так-то постится ваш монах? Так-то он доказывает раскаяние? Если я проживу хотя бы один год, то Рейнеке-лис, конечно, должен будет раскаяться в своих поступках! Впрочем, к чему тут слова! Слушайте, глубоко несчастный Курогон! Бедной дочери вашей будут отданы все почести, какие только могут приличествовать ей, как умершей. Я прикажу петь песни по ней из поэта Вергилия. Тело ее мы с большим почетом предадим земле – и затем мы с присутствующими здесь подумаем о наказании убийцы.

По приказанию короля запели песни по усопшей. Долго было бы рассказывать, как, кто и что пели там. Тело зарыли в могилу, и на ней воздвигли прекрасный мраморный камень, отполированный, как стекло. Он был обтесан в виде большой толстой четырехугольной плиты, на верхней стороне которой отчетливо красовалась следующая надпись:

«Скороножка – наседка, лучшая из наседок, дочь петуха Курогона, убитая Рейнеке-лисом, покоится под этим камнем. Она была прекрасной хозяйкой. Свет да узнает, как злодейски и вероломно поступил Рeйнeкe-лис, и да оплачет Скороножку!»

Затем король созвал совет мудрейших для решения вопроса: как наказать за преступление, о котором только что стало всем известно. Советом решено было: отправить посла к лукавому злодею Рейнеке с требованием, чтобы он непременно предстал перед королем в первый же день заседания, когда соберутся все члены. Послом был избран Браун-медведь. Король Нобель сказал ему:

– Обращаюсь к вам как ваш повелитель, желая, чтобы вы успешно исполнили поручение. Предостерегаю вас, потому что Рейнеке коварен и зол; он будет опутывать вас разными хитростями, будет всячески льстить вам, обманывать вас…

– Положитесь на меня! – самонадеянно ответил Браун-медведь. – Будьте спокойны! Если он осмелится хоть в пустяках поднять меня на смех, то вот – как перед Богом: провалиться мне сквозь землю! – так лихо отплачу ему, что он не будет знать, куда деваться!..


1

Власяница – длинная мешковатая рубашка из грубой ткани, которую надевали иноки для уязвления плоти при принятии монашеского пострига.

2

Нарамник – одна из принадлежностей церковной одежды, плащ или накидка.

Рейнеке-лис. Ренар-лис

Подняться наверх