Читать книгу Похищение Европы - Иосиф Гольман - Страница 11

Измайлово, Москва

Последним с войны вернулся капитан Агуреев.

Да и не с войны даже: после всех острых событий в прямых боестолкновениях артиллеристу-зенитчику Агурееву участвовать уже не пришлось. Он в достаточно спокойном режиме дослужил в охранении одной из авиабаз. Ушел из Афгана с последними российскими подразделениями, лично махал ручкой в многочисленные телекамеры, поджидавшие войска уже на том – нашем – берегу известной всем «афганцам» «речки».

За «речкой», как ни странно, напряжение не спадало: его глушили водкой и гашишем, а также девочками и драками. Поэтому капитану Агурееву приходилось работать с личным составом даже больше, чем в Афганистане. Тем более что многие его – и не только его – бойцы вывезли с собой кучу неучтенного оружия и боеприпасов. А также неутолимое желание их использовать.

Американцы столкнулись с подобным сразу после Вьетнама, назвав все многочисленные симптомы единой аббревиатурой – ПСС, постстрессовый синдром. Оно и понятно: если после Отечественной войны солдат возвращался в страну, этой войной жившую, то после Афгана и последующих локальных конфликтов бойцы приезжали с фронта как на чужую планету. Встречало же их – полное равнодушие. Иногда смешанное с презрением. Потому что когда эти придурки в форме корячились на никому не интересной войне, другие – более умные – интегрировались в новое нарождающееся сообщество. И именно они теперь катаются на «мерседесах», которых в Москве с одной точки можно увидеть больше, чем в афганском гарнизоне – боевых машин пехоты.

Да Бог с ним, не нужен был капитану Агурееву «мерседес»! Но лопалось все, заложенное еще покойным отцом – не выдержало-таки надорванное ишачьей работой сердце бати. Где пресловутое спокойное будущее российского офицера?

Мечтой каждого второго было осесть после пенсии в Прибалтике, российской Европе, и жить себе красиво и комфортно, в почти буржуйских условиях. И что теперь? Гонят оттуда всех, даже тех, кто двадцать – тридцать лет прожил на этой земле. Да что там – родившимся на ней не дают гражданства!

Как ни странно, бешеной злобы к прибалтам офицер Агуреев не испытывал. Правильно батя говорил – не тяни руку к чужому пирогу. Они, конечно, гады и очень зря унижают русских – годы-то идут, не все время Россия будет слабой, а главное – растерянной. Но это их земля, и если они делают какую-то хрень, то делают ее на своей земле.

Да ладно о пенсионерах! А что делать ему – боевому офицеру? На хорошем счету, между прочим. Его счетверенные «шилки» хоть сейчас пускай в бой. Да вот старые солдаты уйдут, а новые – только из рогатки умеют: бензина для транспорта – нет, снарядов для боевых стрельб – нет. Тут сам недавно в госпиталь попал – огромный фурункул на шее: многих «афганцев» еще долго после выхода мучил фурункулез, – так сказали, что вскрыть вскроют, а ампициллин пусть свой принесет. Слава Богу, бинты пока есть. В гражданских больницах и бинты с одеколоном с собой носят.

Ну и что делать дальше?

* * *

В смятении Агуреев пришел тогда к Равильке. А тот, как всегда, веселый и ушлый. Разговаривая, быстро машет руками и гримасничает смуглым выразительным лицом. Все как раньше. Но уже директор продуктового магазинчика. Неплохо для времени, когда на витринах в лучшем случае – килька в томатном соусе. А в худшем – ничего.

Но и это не все. В магазине у Равильки есть еще одна немаловажная особенность: наличие винного отдела. Оттого Вилька почти, по агуреевским меркам, миллионер, разве что без «мерседеса». Деньги-то есть, сам сказал, но пока – побаивается.

Третьим же на дружеской встрече был – Сашка! Уже сидел за столиком, костыли – в уголке. Агуреев так обрадовался, что сжал друга крепче, чем следовало: тот аж сморщился.

– Полегче, Огурец! – заорал Вилька. – Блоха только вторую неделю сам костыляет!

Николай смущенно разжал объятия. Встретились они в кафе «Эврика», что стояло тогда на углу 9-й Парковой и Измайловского бульвара. Пригласил, конечно, Вилька. Предупреждая протесты, сразу заявил, что платит только он. Агуреев сначала разозлился, а потом решил, что это справедливо: в Афгане у него своего продуктового магазина не было. Кроме того, он не знал нынешних ресторанных цен и сомневался, хватит ли ему для расчета оставшейся половины капитанской зарплаты.

– Ну что, снова вместе? – радостно спросил Вилька. Ему чертовски нравилось его нынешнее положение: Нисаметдинов явно повысил свой «социальный статус» в этой компании.

– Вроде как, – неопределенно ответил Агуреев. Впервые за многие годы ему было неудобно за свою старую, пропыленную и многократно стиранную полевую форму: выдачу новой снова задержали. В казарме она еще не казалась непригодной, а здесь, в ресторане, капитан явно чувствовал себя не в своей тарелке. Особенно когда заиграла музыка и молодые девчонки пошли к маленькой эстраде, танцевать.

Блоха держался в кабаке спокойно, хотя Николай знал, что за Сашкиной спиной осталось три с лишним года госпиталей и более десяти операций – дорого ему дался тот последний бой. А не подоспей «шилки» Огурца – там бы и остался лежать, на выжженных желтых камнях низинки, в которой его разведвзвод так ловко зажали «духи».

«Молодец все-таки Вилька», – тепло подумал Агуреев о друге. Он знал, что и лекарства, и лучшие доктора, и даже перевод в московский ЦИТО – Центральный институт травматологии и ортопедии – все это дело рук, а точнее, кошелька, Равиля Нисаметдинова. Зарплаты Сашкиной мамы на эти мероприятия никак бы не хватило, даже если бы она вовсе отказалась от еды, а на работу ходила в бабушкином халате.

– Итак, господа (Николай вздрогнул: он еще не привык к подобному обращению), – начал Равиль, – приступим ко второму этапу наших совместных действий.

– Какие у нас могут быть совместные действия? – заулыбался Николай. – Разве что раздолбать из «шилки» твоего конкурента?

– Неплохая идея, – отметил Вилька. – Но конкурента всегда лучше просто купить. И шуму меньше, и риска никакого. Короче. Я хочу, чтобы вы работали у меня в продуктовом. Вошли, так сказать, в бизнес.

– Я вообще-то служу, – усмехнулся Агуреев. – А Санек, может, и войдет. Но – очень медленно.

Блоха показал Агурееву кулак и улыбнулся. Сидя напротив, он потягивал через соломинку принесенный официантом аперитив. Был, как всегда, спокоен, только чересчур бледный.

– Невелика проблема. Погоны – не кожа, можно и срезать, – объяснил Нисаметдинов. У Агуреева неприятно защемило сердце: для него, повоевавшего, погоны не были просто клочком ткани с картонкой.

– Вилька, – спокойно, без какой-либо аффектации, произнес Болховитинов, – следи за речью. А то получишь костылем.

– А чего я такого сказал? – ушел в защиту Равиль. – Если армия своих офицеров не то что не ценит, а даже не кормит, зачем ей служить? И мы же с тобой говорили раньше. Я хочу палатки ставить у магазина, вы мне нужны. Оба. За один день заработаете больше, чем за месяц. Ты что, на пенсию собираешься жить? – Нисаметдинов даже обиделся: разве он не хочет сделать своих друзей обеспеченными?

– Вильчик, не обижайся, – мягко сказал Болховитинов, отставив в сторону почти не тронутое питье. – Ты молодец, и я не забыл, с чьей помощью встал на ноги.

Нисаметдинов скромно потупил взор:

– Да ладно! Можно подумать, ты бы мне не помог.

– Ну, реверансы закончены, – улыбнулся Александр. – Теперь к делу. Огурец, из армии тебе и в самом деле лучше уйти.

– Я думал об этом, – признался Николай. – Но страшно! Я же все разом потеряю!

– Сейчас такое время, – сказал Блоха, – что не нужно бояться терять. Сейчас время смелых, понимаешь?

– Ну, уйду. И что делать? Вилькины палатки сторожить?

– Не будет никаких палаток, – спокойно произнес Болховитинов.

– Как это – не будет? – возмутился Равиль. – С чего ты взял?

– Мы не будем ставить палатки, – мягко, как ребенку, повторил Блоха. – Это мелочь, копейки. На это не стоит тратить время, которое уже не повторится.

– А ты что предлагаешь? – взъерошился Равиль. – Пароход купить?

– В точку, – улыбнулся Александр. – Но это – позже. Гораздо позже. А сейчас мы должны заняться кредитно-финансовым бизнесом.

– А это что такое? – спросил Огурец. – Посадят же! – Из финансистов он знал только начпрода их полка, и тот уже дважды был под следствием.

– Ты всерьез хочешь открыть банк? – спросил ошарашенный Равиль.

– И брокерскую контору, – добавил Болховитинов. – Сейчас время посредников. Капитал нарабатывается быстро, и он должен крутиться в собственном банке. А дальше будем лезть в производство. Два года – на начальное строительство, еще три – базовый холдинг. И следующие пять – эпоха расцвета. Вот тогда и корабль купим. Назовем его «Океанская звезда».

– Ты спятил? – спросил некоторое время молчавший Равиль. – Ты хоть представляешь, что такое – банк? И какие это деньги? И где ты их возьмешь?

– Отвечаю по порядку, – улыбнулся Блоха. – Первое. Знаю ли я, что такое банк? Да, знаю. Я три года, думаешь, просто так лежал? Мне надо было чем-то отвлечься, и я читал умные книжки. Так что в практической банковской деятельности для меня тайн нет. Равно как и в российском законодательстве, касающемся этой тематики.

Второе. Какие это деньги? Для Огурца – очень-очень большие. Он стольких в жизни не видел. Для тебя – просто большие. Видел, наверное, но не имел. А вот для исторического момента – мизерные, понимаешь? Ни в одной стране мира нельзя войти в банковский бизнес с такими мизерными деньгами, как в России. Кроме того, во всем мире банки могут заниматься только банковской работой. А у нас можно делать почти все, что хочешь, если не зарываться.

И наконец, третье. Где эти исторически малые деньги взять? Ответ: у Равиля Нисаметдинова.

– Ты точно спятил! – возмутился Вилька. – Что я, голым должен остаться?

– Ты – в тупике, Вилька. Ты так и остался с советским мышлением. Все твои доходы строятся на дефиците. Ты ведь даже не хозяин своего магазина, ты – наемный работник. Сейчас, конечно, – царь и бог, в масштабах продуктового. Но пройдет совсем немного времени, и с дефицитом будет покончено. Наоборот, будет избыток предложения. А в хозяева тебя никто не пустит, ты сам рассказывал, какие там у вас наверху сидят ребята… Вот поэтому мы с тобой будем делать банк.

* * *

И – Вилька сник! Сначала даже расстроился: что за черт, считаешь себя почти буржуем, все устраиваешь, всем помогаешь, а потом госпитальный страдалец Блоха открывает свой рот, и оказывается, что ты, в исторической перспективе, – никто. А с другой стороны, на душе полегчало. Получалось как в детстве. Командует, конечно, Блоха, но, во-первых, он не обманет и не подставит, а во-вторых, у него всегда все получается.

– Тоже мне, Илья Муромец, – для порядка поворчал Равиль. – Но ведь не хватит денег-то! Даже если бы я все отдал! А все не отдам – вы же знаете, сколько у меня родичей!

– Никто у тебя все и не забирает, – успокоил его Болховитинов. – Деньги нужны только на открытие брокерской конторы и офис. Дальше пойдет цепная реакция.

– А банк? – спросил Агуреев. Капитана почему-то ужасно радовало это слово. Надо же – банкир-артиллерист! Или лучше – артиллерист-банкир? – Ты чего, Блоха, раздумал насчет банка?

– Нет, конечно, – ответил тот. – Это уже мои дела.

Он объяснил друзьям, что имеет на примете несколько кредитно-финансовых учреждений, по разным причинам существующих практически только на бумаге. Он проверит их – каналы имеются – и постарается договориться о покупке контрольного пакета акций. Конечно, устойчивый прибыльный банк им не купить. Но если анализ покажет, что финансовое обременение устранимо, то почему бы и нет?

А связи у Блохи, как выяснилось, были что надо: в ЦИТО раненые бойцы попадали редко. Гораздо чаще – покалеченные или подстреленные «новые русские». А палатные вечера у скованных гипсом людей долгие…

* * *

Ознаменовать открытие нового предприятия друзья решили прогулкой на пароходике. Блоха к пристани тащился медленно, но помогать себе не позволял. Доехали до бухты Радости, разлеглись на уже пожухлой травке, открыли «белоголовую».

– За успех нашего безнадежного предприятия! – предложил Блоха.

– Вот именно – безнадежного, – проворчал Равилька, но бумажный стаканчик поднял. Огурцу стаканчиков не хватило, и он отхлебнул изрядный глоток прямо из горлышка.

Водка приятно легла на ранее принятое, и капитана слегка развезло. Он лег на спину, закрыл лицо фуражкой, чтоб солнышко не слепило, и с чувством произнес:

– Эх, хорошо быть миллионером!

Все дружно заржали.

– Стоп, парни! – вдруг серьезно сказал Блоха. – Еще несколько протокольных вопросов.

– Ты чего это по-ментовски залепил? – не понял сначала Агуреев.

– Сейчас поймешь, – не стал вдаваться в детали Болховитинов. – Давайте договоримся: если с кем-то из нас что-то происходит, акции на сторону не улетают. Делятся только среди оставшихся. Родственникам – компенсация. Причем такая, чтоб не стыдно было потом приходить к другу на могилу.

– Ну, ты все испортил!.. – аж застонал разомлевший капитан. – Какая, на хрен, могила? Тебя ж вылечили!

– Это важный вопрос, и я хочу, чтобы он был решен, – жестко сказал Блоха. – Пока мы живы, наше предприятие должно оставаться только нашим.

– О’кей, – по-американски согласился капитан. Вопрос о смерти после возвращения из Афгана отодвинулся в такой далекий отдел сознания, что почти вовсе не занимал его.

– Хорошо, – согласился и Равиль. – Если что-то случится, то родичей не оставим. Но лучше, чтоб не случалось, – добавил он и суеверно сплюнул через левое плечо.

– Дальше. Распределение обязанностей, – и в самом деле как на собрании завел Блоха. – Мои: идеи, юристы, клиенты, милиция.

– У меня в ОБХСС тоже связи, – похвастал Равиль.

– Объединим, – принял Болховитинов и продолжил: – Равилька, ты займешься финансами. «Плешку» кончил, деньги считать умеешь.

– Хорошо, – кивнул Равиль.

– И твои, Огурец. Физическая защита, – загибал пальцы Блоха, – транспорт, хозяйство, кадры, общее администрирование.

– Ага, – кивнул капитан, дохлебывая из бутылки последнее. – Ребят, вечереет! Может, уже поедем, еще купим? – Он даже привстал, так вдруг захотелось служивому продолжения банкета.

– Сейчас поедем. У нас осталось только два вопроса.

– Валяй, – благодушно разрешил Огурец и снова залег в траву.

– Я хочу, чтобы нашим бухгалтером был Мойша, – сказал Болховитинов.

– А ты его видел после Афгана? – оживился капитан.

– Он ко мне постоянно ходил, – сказал Блоха. – Но дело не в том. Мойша – хороший бухгалтер. Уже второй институт оканчивает. Параллельно. И отец его тоже бухгалтер, в случае чего – налоговая когда придет – выкрутятся.

– Я не против Мойши! – заржал Огурец. – А в случае чего он налоговому инспектору печень вырежет!

– Кончай. – Блоха сказал тихо, но капитан аж подавился смехом. Ничего не понимающий Равиль смотрел то на одного, то на другого.

– Ладно, ладно, – быстро сказал Агуреев. – Я действительно не против! А почему ему не дать акций?

– Я предлагал, он категорически отказался. А бухгалтером – согласен.

Равиль при этих словах облегченно вздохнул: ему уже не хотелось делиться таким замечательным банком с новыми акционерами, тем более – совершенно незнакомыми.

– Но одного миноритарного акционера я все-таки хочу ввести, – сказал Болховитинов…

– Это еще что такое? – спросил уставший от умственного напряжения Огурец.

– Семь процентов. Из моей доли, – добавил Блоха, заметив гримасу на лице Равиля. – Это мои личные дела. Я имею в виду Лерку Сергееву.

– Тогда это и мои личные дела! – заржал Агуреев. – И Мойши. И еще половины гарнизона! Режь из моей доли тоже.

– Она вместе с моей мамой ухаживала за мной все три года, – тихо сказал Блоха.

– Извини, – перестал смеяться капитан. – Но из твоей доли – это как-то не по-людски. Делаем так: у нас троих – по тридцати одному проценту, у Лерки – остальные. Как раз – семь.

– Ладно. А Равильке взамен чего-нибудь заплатим, – закончил, тяжело поднимаясь, Блоха. – Скажем, его начальные деньги вернем втрое.

– Вы хоть раз их верните, – пробурчал Нисаметдинов. Но – беззлобно: его тоже увлекла идея серьезного предприятия. Да еще с ребятами, которые давно стали родными.

* * *

Парни встали и медленно пошли к речному причалу, около которого томилась с уже включенным двигателем последняя в этот день «Ракета». А на горизонте отечественной экономики замаячила будущая финансово-промышленная группа «Четверка».