Читать книгу Стихи - Иосиф Прекрасный - Страница 3

О Боже правый, не лишай меня

Желания, истраченного зря,

Ни летней тьмы, ни солнца января,

Ни роскоши безоблачного дня.

О Боже правый, у тебя в руке

Есть имя вечера, его я знаю сам —

Как сын земли, продлённый к небесам,

Как пепел, расцветающий в реке.

Мой друг, ты будешь мной, пообещай,

Пусть звери леса к нам с тобой придут

И принесут хрустальную звезду

Для нашего волшебного плаща.

Так в поцелуе пропадает слово,

Так погибает видимость любви

В объятии, которое готово,

Ломая кости, выдохнуть: живи,

Страшись, беги и возвращайся снова;

Так истина уходит между строк —

Два лёгких шага до последней двери;

Так замолкает неспособный верить,

Сам от себя отрекшийся пророк;

Так светоч мира разрезает масло

Июльской ночи, ибо под окно

Приходит время и стоит безгласно;

Так звонко замыкается звено,

Так размыкают маленькие руки

Чужие дети на большом холме,

Так гаснет день, так замолкают звуки,

Так новый день рождается во тьме;

Так музыка из той безмолвной бездны

Проходит путь и льётся через край;

Так тезис умирает антитезой,

Так беспричинно существует рай.

Так ты вернёшься, прошагав по лужам,

Ты – это я, сказавший сам себе:

Возрадуйся! ты никому не нужен,

Ты только и заметил, что судьбе

Самой себя избегнуть невозможно,

Что пить огонь – весьма неосторожно,

Что истина скитается под кожей

С царапиной на высохшей губе.

Дорогу, ветер, сад и солнце

Шутя, рисует божество.

И ничего не остаётся,

Не остаётся ничего.

Ты сам всего лишь, как ни странно —

Его рисунок на песке,

Лишь строчка из его романа,

Забытого на чердаке.

Он бросил на седьмой главе,

Поскольку наступает лето —

Он мальчик, он играет где-то

И ловит бабочек в траве.

Я шёл один в пустыне каменистой,

Под звёздами сверкающими. Тьма

Меня не поглотила; только мысли

Росли из неусыпного ума.

Я шёл один среди остывших скал.

Я пить хотел, но влаги не искал,

Боясь в своем увидеть отраженьи

Не мысли прихотливое движенье,

Не радость сна, не горечь пораженья,

А истины зияющий оскал.

В ночи я шёл, из ночи я бежал,

Бежал от вещи, что во тьме кричала,

Бежал от сил, которым нет начала,

От совершённых мной великих дел,

И от того, что совершить хотел,

От мыслей, прорастающих на дне,

От истины, пылающей во мне.

И вот я сел на камень, чтобы всё же

Ответить на вопросы, наконец.

Я в муках вопрошал себя: «О Боже,

За что мне этот горестный венец?»

Я вопрошал: «Где истина и путь?

Достигнет ли страдающий покоя?

Возможно ли ушедшее вернуть?

И в чём ответ? И что же я такое?»

…И, не дождавшись утреннего света,

Усталый, не услышавший ответа,

Я снова встал и продолжал дорогу.

Я – знание о том, что на пути

Удастся мне и истину, и Бога,

И дом, и самого себя найти.

Сухой цветок нам попадает в руки

И рассыпается; сады сжигает солнце;

Пески пустыни поглощают звуки,

Проходит всё, но что-то остается.

Не то, что застывает, холодея,

Там, на границе моря и песка,

Где Минотавр живет внутри Тесея,

Где увяданье спит в стебле цветка;

Не то, что разбивает или делит,

Не то, что чертит ось координат,

Не то, что разрушает ради цели,

Не то, что вопрошает, как Пилат.

Пал Лабиринт. К вернувшимся обратно

То, мимо пепла, выйдет, наконец,

Что в этот раз, назвавшись Ариадной,

Сплело клубок и возвело дворец.

Ветер стал видим в осеннем просторе, и

Время остановилось, как в сосуде вода.

Так опять заканчивается история,

Не начинавшаяся никогда.

Зачарованный путник слушает меццо

Под скрип перемалывающего Вселенную колеса,

Писатель напивается и вспоминает детство,

Потому что надо же о чём-то писать.

Сосчитав небеса, и круги, и луны,

Но не любивши ни холодно, ни горячо,

Усталый Данте уходит, сплюнув

Через какое-нибудь плечо.

И дивная мелодия играет рядом,

Нарушая законы и превращаясь в песню,

И любовь бывает – в скобках, за кадром,

Между строк, с другими, не в этой пьесе.

Но эта история – не о видах величий,

Не об истине, открывшейся Иоанну,

Не о том, что Беатриче остаётся желанной,

Пока не станет твоей Беатриче,

А о том, что через несколько

десятков вальсов

Нельзя будет вспомнить,

не приложивши сил,

Кого ты слушал и над чем смеялся,

О чём я писал и кого любил.

И память, столь бессмысленная прежде,

Проснётся и потопит корабли —

И я, смеясь, взгляну в лицо надежде

И растворюсь в безбрежности земли —

Как ласточка над дальней колокольней,

Как дивный свет сегодняшнего дня,

Как ночь любви, забытая невольно,

Как музыка, предавшая меня.

Но то, что избранно и верно,

Из камня вырастет травой,

Взойдёт над пропастью и скверной

Обломком истины живой.

Её одну не обезличат

Ни сотни вёрст, ни сотни дней;

Ей улыбнётся Беатриче

И от меня уйдёт за ней.